холод твоих рук

      Шэнь Цзю сидел за низким столиком с занесенной над бумагой кистью. Его навык в каллиграфии заметно улучшился за эти два месяца. За окном начало холодать и в комнатах постоялого двора теплились жаровни. Юэ Циньюань уже не приходил каждый день для занятий, все больше углубляясь в свою собственную работу и оставляя Цзю в гордом одиночестве.       Когда они встречались чаще, чем сейчас, он пытался восстановить их отношения. Рассказывал о своей учебе, битве против Тяньлан-цзюня и своем мече Сюаньсю. Пытался извиниться, но младший брат лишь презрительно фыркал и продолжал заниматься. В ответ Юэ Ци не узнал никаких подробностей о тех пяти годах после его ухода. Цзю лишь огрызался или переводил тему.       Пока он думал, тушь уже засохла. Обмакнув ту снова, он начал писать четвертый канон из пяти.       Для экзамена требуется знать четыре книги и пять канонов, да Четыре Благородных Искусства. Из Четырех Искусств у него хуже даётся гуцинь. Руки болели от режущих струн, а при каждом промахе боль в ушах била до слез.       Бесясь, он хотел плюнуть на всю эту идею с заклинательством и пойти дальше бродяжничать. Зачем вообще он решил стать адептом Цанцюн? А, точно… Какой-то конкретной причины не было.       Он является беглым рабом, так еще и убийцей своего хозяина! Если поймают его или отправят в бордель, или на каторгу. В лучшем случае — казнят. Так еще есть все шансы сдохнуть из-за голода, холода, отклонения ци или от рук таких же бродяг. За полтора года он успел сделать себе репутацию как отбитого убийцы и мошенника, а после убийства У Яньцзы… У-у-у… Да, там вообще песня! Короче, для собственной безопасности лучше обнять бедро Цанцюн и не волноваться хотя бы за крышу над головой.       Если ему повезет, он сможет очистить свои даньтяни от грязи Темного пути. Хотя его волновало немного, как отреагируют на его познания Темного пути праведные заклинатели. Отправят в Диюй сразу или выслушают, а уже потом убьют?             Его еще удивило как легко его приняли. Даже оставили нянечку Юэ. Они там что, собирают всех сирых и убогих? Он довольно подозрительная личность!..       Дверь скрипнула. Появилась сначала тень, потом сам вошедший. Юэ Циньюань огляделся и кашлянул.       — Сяо… Шиди-Шэнь, я принес тебе обед, — на свет показалась коробка с ярким       запахом чего-то жареного. — Я знаю, ты опять забудешь поесть.       Шэнь лишь смерил его взглядом «ну-ну», но учуяв сочные шицзытоу, его рот наполнился слюной. Он не ел последние дня два и только сейчас понял, что голоден. Сглотнув слюну, он расчистил столик и ответил:       —Садись, — Юэ Циньюань лишь хмыкнул и достал лакомство из коробки, разложил, налил чаю и не успел оглянуться, а его тарелку уже поджирают! Вскинув брови, он молниеносным движением отбил захватчика. Тот лишь обиженно фыркнул и отпил чай.       —Не переедай, — объяснил свои действия старший, хотя в глубине души он чувствовал злость, что его еду отбирают.       Шэнь Цзю посмаковал чай и, посмотрев на чужую тарелку, почувствовал, что все еще голоден. Хотелось чего-то сладкого. Желательно танхулу. Почувствовав призрачную сладость на языке, ему оставалось лишь горько цокнуть и запить горе чаем.

***

      Его заход в тысячу ступеней во второй раз произошел в середине ноября. На вверху нос начал краснеть и влажнеть. Дрожа на пронизывающем ветру, он шел к пику Цинцзин.       В ноябре принимались экзамены на Цинцзине и Ваньцзянь. Первый обосновал это тем, что «романтика осени самая яркая», а второй потому, что в осень страсть не такая «горячая». Хотя и про горячесть, и про романтику он не уверен, но зато был уверен, что подниматься в ноябре гораздо легче чем в августе.       Дойдя до конца моста, он огляделся и выцепил из пейзажа дежурного.       — Где экзамен проводят?       Тот поклонился:       — Я вас проведу, — и, подняв с земли плащ на котором сидел, поплыл грациозной походкой на восток.       Мысленно благодаря богов за милость, что его как на Байчжань не оставили на произвол судьбы, пошёл следом. Его походка, в отличии от ученика Цинцзин, была не настолько грациозной, но прямой и уверенной. Он был как ствол, а не листья бамбука.       Доведя до одного из павильонов, дежурный поклонился мужчине в белоснежной лисьей шубе с серебряным орнаментом бамбука. Попрощавшись, ученик ушел, нет, убежал! Да… Его походу оставили с настоящим монстром. Хотя он не удивлен. Его никто не ждал и теперь, чтобы он точно завалил, его экзаменовать будет самый строгий человек на пике.       — Ты значит и есть Шэнь Цзю? — раздался мягкий голос.       Цзю был немного удивлен. Моргнул. Наваждение спало. Перед ним стоял не грозный и страшный гремлин, а уточненный молодой мужчина в самом рассвете лет с идеальной внешностью.       Отмерев, Цзю дал ответ склонив спину в поклоне:       — Да, этого Цзю направили сюда для сдачи экзамена.       Тот кивнул и, взмахнув полами своих бледно-зелёных одежд, ушёл вглубь здания. В помещении было тепло, хотя не было видно жаровен.       — Тебя будут экзаменовать отдельно из-за специфики твоей подготовки, — пояснил мужчина и сел за стол наставника из красного дерева. Шэнь Цзю сел за стол из более простого материала и поерзал. Хоть его лицо было приятным, но взгляд такой холодный и жёсткий, что хотелось спрятаться. — Сначала продемонстрируешь свои знания о четырёх книгах и пяти канонах, затем сыграешь на гуцине, сыграешь со мной в вэйци и покажешь свои успехи в живописи и каллиграфии.       Цзю кивнул.       Его спрашивали о Конфуцианстве и великих деятелях. Потом его попросили сыграть Шуйсяньцао и получилось без запинок и фальшивых нот, но его спина покрылась холодным потом.       Против этого типа играть в вэйци совершенно не интересно, я продержался не больше 20 минут. Живопись мне хорошо даётся, как и каллиграфия, поэтому я сдал их на ура. В конце дня на меня так смотрели будто я какая-то диковинная зверушка. На улице опустились сумерки и в небе зажигались звезды.       Мужчина встал и, обогнув стол, скользнул к ученическому месту. Цзю поднялся, в ожидании гадая чего тот хочет.       — Ты продержался против меня ровно кэ. Удивительно, — он сверкнул глазами. — Куан слеп, раз не разглядел гения, — хотя он стоял напротив него, он говорил будто сам себе. — А живопись. Он идеален для уровня старшего адепта.       Мужчина еще долго бубнил на счет его талантов, на что у Цзю краснели уши, но в полумраке это видно не было.       Спустя цзы, он все-таки соизволил обратить на Цзю внимание:       — Ты сдал и, что самое главное, с отличием! Сделаю тебя личным учеником, но не старшим, это позже, — хоть его лицо все так же было холодным, его тон звучал воодушевлённо. И бросил напоследок: — Собирай монатки. Завтра отправлю тебе ученика, поможет с перевозкой.       И уплыл за дверь.       Шэнь Цзю выпал в осадок.