Орехи аджиленах

Тигнари проснулся от оглушительного звука. Оглушительного — по меркам Тигнари, конечно, но он предпочитал думать, что это не у него чересчур чувствительный слух, а у остальных — недостаточно чувствительный. Он широко раскрыл глаза и завертел головой, оглядываясь. Взгляд упал на сундук в углу комнаты. Он был захлопнут. Деревянный столик был пуст. Тигнари резко подскочил с кровати, едва не навернулся, в панике ощупал свой хвост. Он был почти таким же сухим, как и вчера, после двух дней в пустыне, и Тигнари с самым настоящим ужасом понял, что уснул, забыв втереть в шерсть масло. Звук повторился. В этот раз Тигнари сориентировался и определил, что шёл он не из дворца, а с улицы. Он встал на столик босыми ногами и выглянул в высокое окно. Там, за толстым каменным забором, раскинулась самая оживлённая пешеходная дорога, которую он когда-либо видел. Бурные потоки людей, то сталкиваясь, то сливаясь воедино, струились между торговыми палатками: кто-то тащил за собой тележки с овощами, тканями и деревянными брусьями, кто-то вёл на привязи верблюдов и яков, кто-то ходил кругами, светя выглядывающим из ножен клинком. Тигнари не мог в это поверить. Прямо под его окном был настоящий базар. Ну, конечно. Конечно, Тигнари так не повезло. Он в отчаянии окинул улицу ещё одним взглядом и нашёл то, что искал. Правее по дороге толстый торговец, обливаясь потом и безостановочно обтирая безволосую голову куском ткани, держал в руках медную трещотку и каждые несколько минут с силой вертел ею, почти заглушая все прочие крики и шум базара. Рядом с палаткой торговца толпились люди. Их было так много, что Тигнари не мог разглядеть, что тот вообще продавал. Что же, надо было признать, что торговец пользовался успехом. Правда, для Тигнари было загадкой, почему владельцы соседних лавок ещё не набросились на изобретательного коллегу за его попытки перекричать, а точнее — перешуметь, весь остальной базар — их в том числе. Тигнари торговлей никогда не занимался, и радоваться за толстяка у него не получалось. Он зло повернулся лицом к комнате в поисках завалявшегося в углу камня или ещё какой-нибудь мелочи, что при достаточно сильном броске могла бы сойти за орудие убийства или хотя бы нанести тяжёлую травму, но не нашёл ничего, кроме металлического на вид кубка, но тот был слишком красив и, что ещё важнее, сразу выдал бы всем свидетелям несчастливого инцидента его, Тигнари, местоположение, если бы бросок был успешен и торговец не пережил знакомство с дворцовой утварью. Это было бы непростительно глупо — вот так попасться, да ещё и на следующий же день после прибытия во Дворец, когда никто его ещё не знал и не заступился бы. Вторым аргументом против было, конечно, то, что с такого расстояния докинуть до торговца даже финик было бы невыполнимой задачей, что уж говорить о кубке из цельного металла. И тогда, получается, Тигнари просто так выкинул бы свой единственный кубок в окно — и ему, конечно, пришлось бы просить принести ему другой, и тогда его бы спросили, куда он дел предыдущий, и он не смог бы объяснить свой преступный замысел, потому что это было бы глупо — вот так добровольно признаваться, что хотел кого-то убить, и тогда, не получив внятного объяснения, все непременно начали бы считать его идиотом, что кидается кубками в окна, и это было бы, пожалуй, ещё хуже, чем считаться хладнокровным убийцей шумных торговцев. Он вздохнул, помассировал виски, прогнав ноющую боль — его верную спутницу в последние дни, слез со стола, как мог заткнул уши краями одеяла, наугад выхватил одну из масляных склянок и, всё вздыхая, начал разбираться с хвостом. Масло пахло вишней. Тигнари не знал, откуда в пустыне взялось масло из вишнёвых косточек, и, честно говоря, даже не знал, что такое бывает. Он думал, что Мези просто снабдила его двойным запасом пальмового масла. Хотя этого можно было ожидать — раз пальм в местных оазисах и так предостаточно, пальмовое масло может позволить себе каждый пустынник, а значит привыкших к роскоши обитателей Дворца оно попросту не интересует. Скучно, предсказуемо, дёшево. Когда он закончил, за дверью уже минут десять как-то нарастал, то убывал тихий гул. Кто-то осторожно скрипел дверьми и переговаривался. Тигнари подумал, что это гарем стягивался на завтрак. Вчера от волнения перед встречей с гаремом его подташнивало, но сегодня он спросонья был полон решимости. Он встал с кровати и открыл сундук. Там стараниями Табии были аккуратно сложены его вещи и украшения. Он нашёл в складках ткани гребень для волос, причесался наспех, потом достал и надел шаровары, затянул на бёдрах тонкий вышитый бисером пояс, накинул что-то лёгкое на плечи и, не имея сегодня в целом никакого желания наряжаться, даже не взглянул на себя в зеркало и тихо вышел из комнаты. За дверью он столкнулся нос к носу с наложником. Не нос к носу, а грудь к носу, потому что наложник был выше Тигнари на голову. Он стоял прямо напротив его двери, сложив руки на этой самой наполовину оголённой груди, и смотрел на Тигнари выжидающе. — Ну что? — спросил наложник, подняв брови. Он качнул головой, тяжёлые золотые серёжки зазвенели. — Что? — спросил Тигнари. Наложник смотрел сверху вниз, и вид у него был такой наглый, что Тигнари почувствовал, как в груди комком собирается раздражение. Глупо было бы ожидать, что в таком закрытом сообществе все обрадуются пополнению, да ещё и такому… необычному. Они ведь должны были быть соперниками, и некоторые уж наверняка были готовы перегрызть каждому новому претенденту на царскую милость глотку, выдрать волосы, выдавить глазные яблоки, и так далее, и так далее… Но Тигнари всё равно не ожидал, что кто-то попытается наброситься на него и оттаскать за уши прямо с порога комнаты. — У тебя какие-то проблемы? — он отзеркалил движение наложника, сложив руки на груди, — Ты мне дашь пройти или как? Если так глаза мозолю, пойдём вниз, подольёшь мне яда в вино — так устроит? — он сказал с вызовом. Не так выразительно, как говорил обычно, потому что пусть и тонкий, но явно превосходящий его по массе наложник действительно мог сделать с Тигнари все те ужасы, что тот себе нафантазировал. Но пусть наглец знает, что Тигнари может за себя постоять — даже шерсть на хвосте предупреждающе вздыбилась. Наложник, увидев грозный настрой Тигнари, театрально вскинул руки. Его брови взлетели ещё выше: — Как грубо! Я, вообще-то, познакомиться хотел! — он выглядел обиженным. Тигнари опустил хвост, уже не так настроенный играть отбивающуюся от атаки жертву. Он боялся, по-настоящему боялся, что в гареме столкнётся с ужасным отношением, непрекращающимся соперничеством, сплетнями — обязательно извращёнными, и с физическими угрозами. Но, кажется, сейчас он сам вёл себя не лучше. С другой стороны — кто так с людьми знакомится? Оба чувства в нём смешались, и он сказал оскорблённо: — Извини. Но больше похоже было, что ты меня взглядом удавить хотел. — Ну, знаешь!.. — наложник поправил блондинистые волосы легким движением руки. Тигнари засмотрелся. Он думал до вчерашнего дня, что у него неплохие манеры, но встреча с Лизой спустила его с небес на землю. Она уверенно расхаживала по коридорам, хотя каблуки на её туфлях были никак не толще её же изящного мизинца, плавно покачивала бёдрами, улыбалась чуть сонно, смотрела хитро, сузив глаза, и смеялась, прикрывая рот как-то по-особому манерно, сгибая запястье, из-за чего оно казалось ещё тоньше и беззащитнее. Этот наложник, как и Лиза, обладал этой едва уловимой, возможно, врождённой, лёгкостью. Они, нежели на людей, больше были похожи на чьи-то видения или на покрытые мраком тайны, ходящие по Тейвату и дышащие одним с простыми смертными воздухом. Наверное, Великому царю, как и любому человеку, который предпочитал брать, а не отдавать, хотелось эти тайны постичь. И ведь наверняка уже постиг. — Я Кавех. А ты, я так понимаю, Тигнари, — он поднёс палец к губам, — Промахнулись они с размером, конечно. Ты же совсем миниатюрный. Вы, лисы, все такие? — Я не миниатюрный! — он был миниатюрный, и да, все пустынные лисы были такие, но Тигнари не любил, когда ему об этом напоминали. Хвост ударил по дверному косяку, — Это все пустынники, как вьючные яки. — Я не пустынник! — Кавех сжал руки в кулаки, но не с угрозой, а протестующе. Тигнари вообще не мог представить, чтобы тот бил кого-то кулаком в лицо. Это казалось слишком недостойным для него занятием. А ещё Кавех был довольно отходчивым — после секундного гнева он расслабил ладони и махнул одной в сторону пандуса, — Ладно, пойдём вниз. Лиза попросила проводить тебя в наш общий зал. А я ведь был рад помочь, но вот так всегда бывает — ты к людям со всей душой, а они тебя обзывают пустынником! — Что такого в пустынниках? — они начали спускаться, — Разве здесь не почти все пустынники? — В гареме — нет. Они тут своих в наложники не очень стремятся брать, от силы пара человек наберётся. А что в них такого — ты сам сказал. Они как вьючные яки, почти все. Огромные такие, мышцы есть, конечно, но что в них привлекательного в самих по себе? Они и с одеждой не заморачиваются — куском льна обмотался, и вперёд, — он загибал пальцы, будто перечисляя все исторические грехи пустынного народа, в своей, правда, редакции, — Бреются налысо… Ладно хоть это нас не заставляют. Ещё и хмурые такие… Кавех потянул за ручку огромной двери — у них тут все двери, как ворота в Селестию, что ли? — и они зашли в общий зал, он же трапезная. Кавех продолжал говорить: — Так что для меня это самое большое оскорбление! Тигнари оглядел зал. Ничего необычного, на первый взгляд — неизменные колонны по углам комнаты, высокие окна, длинные низкие столы, уставленные едой. В середине зала и возле колонн были свалены в кучу шёлковые подушки и одеяла. Мимо столов расхаживали рабы и рабыни. Но это всё было не так интересно. Не так интересно, как сидящие за столами. Сидело всего человек двадцать, хотя Тигнари слышал, что царские гаремы нередко содержат одновременно до нескольких сотен наложников и наложниц. Даже до тысячи, если Царь уж совсем ценитель. Как Кавех и сказал, почти никто из них, по крайней мере, на вид, не был местным, зато были люди, одетые не менее экзотично, чем Лиза. Одна из девушек носила длинные сиреневые одежды. Она прятала руки в объёмных рукавах платья и ела деревянными палочками, как будто барабанными. Тигнари подумал, что она с восточных земель, потому что однажды как раз оттуда в их деревню забрёл очень похоже одетый путешественник. — Если кто-то всерьёз подумает, что я местный, то я этого не выдержу, буквально… Тигнари, ты меня слушаешь? Тигнари повернулся на него. Улыбнулся виновато: — Прости. Я, эм… — он оглядел стол, — Может, мы присядем? Кавех моргнул: — Ах, ну да. Голодный? Я по утрам обычно почти не ем, — они присели на свободное место с края стола. Тигнари схватился за шаурму, а Кавех всё продолжал болтать. Тигнари был очень благодарен Лизе, что она послала к нему такого говорливого наложника. Теперь он знал, к кому можно обращаться с неловкими вопросами. Кавех создавал впечатление человека, которому можно, как труху в костёр, подкинуть тему разговора, и он пламенем разгорится и выдаст тебе всё, что думает и знает — только сиди да слушай. — Ну так вот, я это всё к чему… Из-за этой вдохновляющей мысли Тигнари смог себя пересилить и спросить: — А что насчёт Великого царя? Он тоже пустынник, так ведь? — Кавех замолк и посмотрел на Тигнари. Он добавил, — Ну, то есть, конечно, но я имею в виду, если в гаремы предпочитают не брать местных, то он, как минимум… — говорить про Пустынного царя «полукровка» казалось слишком неуважительным, и он перефразировал, — Как минимум, в нём течёт не только пустынная кровь. Он поднял взгляд на Кавеха. Тут сузил глаза и как-то странно смотрел на Тигнари. Смеётся он, что ли? — Не могу поверить, ты тут только первый день, а уже… — он покачал головой. Подхватил со стола кубок вина и отпил, — Я всё понять пытаюсь, что вы все в нём находите… Нет, не жалуюсь, конечно, мужчина он видный, но вот всё-таки — ты его и не знаешь толком, никто не знает, кроме Лизы, может, но всё равно уже вздыхаешь… Тигнари чуть не поперхнулся шаурмой: — Да нет, всё не так… Кавех хмыкнул: — Ну да, да… Тебя когда ему показать-то успели? Вчера, сразу же? — Я его ещё не видел. — Ну тогда тем более… Наслушался про него историй? Поэтому спрашиваешь? — Да ничего я не слушал! — Тигнари почему-то было очень важно убедить Кавеха, что его интерес к Пустынному царю был чисто практическим — нужно же ему иметь представление, чего ожидать? Он так и сказал Кавеху, — Потому и спрашиваю, что ничего не знаю. Хочу подготовиться как-то к… Ко всему. Сам понимаешь. — Понимаю, — неожиданно просто ответил Кавех. Он покрутил кубок, вино перелилось с одного края на другой. Кавех сделал ещё глоток и резко поставил кубок обратно на стол, сцепил пальцы и устроил на них подбородок, — Раз вчера ты его не видел, значит увидишь сегодня. — Когда? Он придёт в гарем? — Тигнари наклонился ближе. Уши свесились вперёд. — В гарем? Не-ет, такого я почти не помню, — Кавех понизил голос, — Царь почти не появляется тут. — Как это? — Вот так, — пожал плечами. — То есть, он… Не пользуется своим гаремом? По назначению, — Тигнари почему-то шептал, видимо, так на него влияло поведение Кавеха — тот взял Тигнари за локоть и наклонил ещё ближе к себе, будто рассказывал страшную тайну, за которую их обоих выведут на главную улицу столицы и накажут двадцатью ударами кнутом. Кавех помотал головой: — Нет… Точнее, смотря что считать назначением, — он бросил взгляд на остальных сидящих за столом, — Ты вот слышишь про царский гарем, думаешь — ну, наверное, Царь приходит по вечерам, сидит тут в окружении своих драгоценных камней, они ему танцуют, воркуют на ухо, развлекают, а потом он выбирает себе случайную — ну или любимую — из остальных, и уединяется с ней в её покоях? И так каждый день. Звучало, как риторический вопрос, но Кавех смотрел на Тигнари в упор и молчал, поэтому Тигнари ответил: — Наверное, — у него появилась догадка, и он сказал быстро, — Но это всё не так просто, да? Ты мне хочешь сказать, что развлекать Царя — это полноценная работа, и не всякий на это способен? Вам же приходится учиться, чтобы его заинтересовать, — Тигнари сказал осторожно, — учиться танцевать, петь… изучать науки. Я вижу за колоннами барабаны и флейту, и ещё какие-то инструменты. У вас ведь и не только это есть? Но ещё и библиотека, например… Кавех продолжал смотреть. Потом помотал головой: — Ты говоришь логичные вещи, но я сейчас не об этом, — он посмотрел на Тигнари ещё и продолжил, — Так вот. То, что я описал — рассадник это разврата или идеал свободной любви — тут уж как ты смотришь на ситуацию. Но у нас этого всего нет. Поэтому ты не удивляйся, если кто-то себя странно ведёт — некоторые без Его царского внимания от скуки помирают, — он усмехнулся, — И какой тогда прок от танцев и пения? К кому-то он ни разу даже не приходил. Тигнари вскинулся: — То есть, он всё-таки приходит? — Ну как сказать. Обычно — только один раз. Не знаю, что за манера странная такая. Это как, знаешь, ему бы корзину яблок принесли, а он их все пооткусывал и ни одно не доел. Примерно то же самое, — и всё же доступ к каким-то книгам в гареме был: иначе откуда Кавех брал свои искромётные сравнения? — Поэтому он тут для многих как легенда. Вроде есть, а вроде и нет. Его лицо даже не все видели, — Кавех улыбнулся ободряюще, — Так что ты если боишься, что придётся нашего Царя каждый вечер ублажать… — от этих слов Тигнари опять чуть не поперхнулся, — то не бойся. Ты его увидишь один раз в жизни. Увидишь — в своей спальне, имею в виду. Ну и исполнишь долг, так сказать. На этом всё, — Кавех опять поднял кубок, допил остатки, — А может и вообще не увидишь, — поднял плечи. Тигнари молчал. Он переваривал информацию. Если всё, что сейчас ему рассказал Кавех, — правда… То он вытащил счастливый билет. Он будет жить во Дворце, ходить в их библиотеку, учиться… Гулять по дворцовым садам, жить в роскоши, да и в неплохой — он опять посмотрел на Кавеха — компании. И всё это совершенно бесплатно. Точнее — ценой одной ночи. Но что стоит одна ночь в сравнении с этой жизнью? Ничего она не стоит. Он давно для себя всё решил. Кавех, наверное, заметил, что Тигнари увлёкся внутренним монологом, потому до этого момента молчал, но тут опять оживился: привстал, замахал ладонью и позвал кого-то: — Нилу! Нилу, смотри, кто у меня тут! На его голос от дверей обернулась юная девушка. Она улыбнулась, плавной походкой прошла через весь зал и остановилась рядом с их столом. Прямо и открыто посмотрела на Тигнари. Он хотел представиться, но Кавех представился за него: — Это Тигнари. Девушка присела на подушку напротив, чуть склонила голову: — Я Нилу, — когда она наклонилась, высоко забранные сзади в два длинных хвоста волосы чуть свесились вперёд. Медные, они были будто окрашены хной. — Мы тут разговаривали, и Тигнари спрашивал про то, чем мы себя занимаем, когда есть свободное время — всегда, то есть, — Кавех и Нилу обменялись улыбками, Нилу хихикнула, — И про наших знаменитых танцовщиц! На этих словах Нилу, продолжая улыбаться, покраснела и негромко спросила Тигнари: — Правда? Тигнари посмотрел на Кавеха и от удивления едва сам не задал ему тот же вопрос. Но Кавеха и не надо было ничего спрашивать, он уверенно продолжал вести диалог сам с собой: — Конечно, правда! О талантах обитателей царского гарема, особенно танцовщиц, слухов ходит не меньше, чем о самом Великом царе. Кавех улыбнулся, прищурил глаза. Теперь Нилу смутилась ещё сильнее, краска с её волос будто переползла на щёки. Тигнари смотрел на них обоих по очереди, пытаясь понять, что происходит. Когда Нилу, наконец, взяла себя в руки, её слова всё прояснили: — Если вы заинтересованы, Тигнари, то я танцую по вечерам здесь или во внутреннем дворике. Буду рада, если вы захотите посмотреть. Кавех с его двусмысленностью выбил Тигнари из колеи, так что ему ничего не оставалось, кроме как ответить: — С удовольствием, Нилу. Спасибо за приглашение, — и добавить, — И прошу, давай на «ты». Она кивнула, одарив их ещё одной улыбкой, потом слегка поклонилась, поднялась на ноги, всё ещё чуть красная, попрощалась, смотря в пол, и направилась к выходу. После эффектной Лизы и болтливого Кавеха такая скромная наложница вызвала у Тигнари когнитивный диссонанс. Она смущалась куда легче Тигнари и сбежала из зала, так и не притронувшись к еде. Он повернулся к Кавеху: — Что это с ней? И зачем ты начал про танцовщиц? Того смущение и побег Нилу только развеселили: — Ах, не обращай внимания, это просто Нилу. Она лучшая танцовщица в гареме, до этого выступала в театре. Ну и я немного приврал — точнее, приукрасил, ты ведь и правда про танцы говорил — чтобы её взбодрить. Она у нас очень скромная. Невозможно ей доказать, что она — талант! Вот и приходится немного придумывать… Но это во благо! Тигнари казалось, что он недоговаривает. Уж слишком сильно Нилу занервничала и поторопилась скрыться от их глаз. Но и на это у Кавеха было объяснение: — А вообще она — самая юная здесь, поэтому смущается из-за всего. Невинное дитя. Двери опять распахнулись. Цокая по каменному полу, в середину зала вышла Лиза. Разговоры в зале стихли. Тигнари вспомнил, что Лиза назвала себя главной в гареме вчера. Ещё и Кавех упомянул, что никто не знает Великого царя — возможно, кроме неё. Значило ли это, что?.. Тогда понятно, почему Царь не появлялся в гареме. Ведь бывает такое, что хозяин очень верен своей фаворитке? Хотя непонятно, почему он на ней тогда не женится. Он вздрогнул и дёрнул ушами, когда Лиза позвала его: — Тигнари. Все глаза в зале уставились на него. Он медленно встал с подушки. — Да? — Идёшь сейчас со мной, дорогуша. — Куда? — он нервно потеребил кончик хвоста. Кавех смотрел на него со своего места. Не улыбался, но качнул головой спокойно. — Ах, в объятья судьбы. Но сначала — к Мези, она говорит, что ещё с тобой не закончила. Точно. Вчера Мези обещала его побрить. Он мог лишь гадать, что именно она будет брить. Он не сильно переживал — спасибо Кавеху, который подчеркнул, что им повезло — обривать голову не заставляют… Хотя большинство пустынников за пределами гарема даже не думают, что им может быть какая-то польза от волос, тем более — на голове. Интересно, а Великий царь тоже лысый?.. — Ну а потом — поведу тебя показывать нашему Царю. Должен же он свою драгоценную лису хотя бы в лицо увидеть, согласен? …Сейчас Тигнари и узнает.

***

Мези сегодня не использовала масла. Она долго тёрла его кожу другим средством, жёстким, будто в него насыпали песка. Потом она мазала его каким-то кремом — он был настоявшийся на солнце и потому тёплый — сверху прикладывала ткань, немного ждала и резко её отрывала. В первый раз Тигнари от неожиданности зашипел по-звериному, хвост вздыбился. Мези с выпученными глазами отпрянула от его икр. После этого Тигнари старался сильнее сжимать зубы и больше её не пугать. Тигнари осматривал свои безволосые ноги. Всё же это было странно — избавляться от волос на теле. Особенно это было бы странно в лесу, где волосы могли спасти от простуды, если наступал сезон холодных дождей и становилось зябко. Имело ли это смысл в пустыне, Тигнари тоже был не уверен. Голая кожа ещё больше открыта прямым солнечным лучам, и можно легко заработать ожог. Он всё же не стал пытаться никому это объяснять. Им и так позволялось не рвать связи со своей культурой — никого не одевали насильно в пустынные одежды. Бритьё было ещё одной жертвой, на которую Тигнари мог пойти. Спасибо хоть, что Мези ему хвост не побрила. Только лишь настояла на том, чтобы самой ещё раз втереть в шерсть масло. Ему стало стыдно, что вчера он так упрямо отказывался от её помощи, чтобы в итоге попросту забыть привести хвост в порядок перед сном, так что он молча подчинился. Когда Тигнари был готов, Лиза отвела его в ту часть гарема, где он ещё не был. Это была противоположная от купальни сторона. Они прошли мимо места, где вчера встретились, по коридору прямо и направо. Потом — по переходу, и уткнулись в дверь. Эта была неприметная. Единственная неприметная дверь, которую Тигнари видел во Дворце. Лиза обернулась на него. На её бедрах был неплотно повязан полупрозрачный платок — она стянула его и сунула в руки Тигнари. — Смотри, дорогуша, — она показала на дверь, — Это вход в гарем. Ну, и выход, конечно. Ты вчера прошёл через парадный вход, он похож на вход в основное здание Дворца, через него входят и выходят все обитатели гарема. Но тот вход — не самый главный. Самый главный — вот этот. Тигнари спросил: — Почему он тогда такой невзрачный? Непохоже на местные… традиции. Где колонны или хотя бы золотая ручка? Лиза улыбнулась: — Потому что этот вход только для одного человека. Для Великого царя. Через эту дверь он посещает гарем. Другие тоже, конечно, могут здесь пройти… Но на это нужна веская причина и разрешение. Сейчас мы с тобой через неё пройдём — у нас особый случай, я вас знакомлю. Но старайся сюда не заглядывать без приглашения, хорошо, милашка? Тигнари кивнул. Помахал платком: — А это зачем? — Ах, да. Так как ты у нас действительно наложник, я имею в виду, что Царь тебя ещё… не намерился освободить, — туманно сказала Лиза, — Тебе лучше не появляться за пределами гарема в открытом виде. Неприлично. Так что покрой им голову… — она посмотрела на его уши задумчиво, — …насколько получится. Лицо можешь одним краем тоже прикрыть, если хочешь — строгих правил нет. У нас одно время мода была — закрывать лицо вуалями из бисера и таких маленьких медных звеньев, — она прикрыла лицо рукой, показывая. Тигнари кивнул — понял, — Красиво было, надо найти, тебе бы подошло… Тигнари осмотрел платок, опустил уши и неумело накрыл им голову. Лиза оценила подвижность его ушей, разгладила ткань на макушке: — Неплохо. С опущенными ушами — даже очень мило! Тебе бы дырки для них вырезать, и будет прелестно, дорогуша, — она не стала сама надевать платок, а сразу потянула ручку на себя и прошла через непримечательную дверь. Тигнари, чуть помедлив, последовал за ней.