Удар.
Как звонко он отдается в голове Майлза, пробирается молниеносно до самых кончиков пальцев, заставляя вздрогнуть, привязанное к боксерской груше, тело. Парень висит так уже около часа, проблеск надежды на спасение угас вместе со сломанными пальцами на руке, которой он пытался перегреть, да и расплавить цепь. Там гляди, раз-два и сможет победить… Самого себя. Правда будет двое на одного, ведь дядя Аарон на стороне своего племянника, что естественно.
— Хэ-э-эй, давай решим все мирно! Я уже совсем не буду сопротивляться, хочется вернуться в свою вселенную целым и невредимым, ха-ха! Майлз, то есть, Бродяга, сядем, поговорим и ты отпустишь меня восвояси. Делать здесь совсем ничего не буду! — юноша жестикулирует кистью, качает головой в такт своим словам и мечется взглядом между как-бы-собой и дядей Аароном, мерзлота взгляда которого откладывается на самые подкорки сознания.
— Как ты хочешь, Моралес, точно Не Выйдет, — последние слова выделяются особым тоном братом отца Майлза, который после короткого знака со стороны Бродяги, отходит от стола с инструментами. Его шаг размеренный, ведь здесь
он хозяин, авторитетом остаются исключительно дядя и матушка, хотя вторая постепенно сдает эту позицию на более вольготную и низкую. Буквально на ступень ниже дяди. Бродяга останавливается возле стола и опирается на него бедрами, усиленная перчатка разгерметизируется и падает на стол с грохотом, задевая пару плоскогубцев. Устал, просто устал. Голова гудит и без того. Отец, мать, дядя, ещё и этот вопрос нерешенный. Кто и какую роль он выполняет? Этот второй Майлз точно прислан той
группировкой, на которую совсем недавно делал облаву. Круги под глазами, морщины, седые пряди, заплетенные в дреды, — все становится заметнее в красном цвете комнаты. Развернутый к «оригинальному» Майлзу лицом, Бродяга усмехается и останавливает указательным пальцем лапку манэки-нэко. Предложение мальчишки он обдумывает, взвешивает свои за и против, сверяется с теми данными, которые получил от Аарона за этот «допрос», снова и снова усмехаясь с мыслей. Голосов «за» оказалось куда больше. Не часто можно встретить человека, как две капли воды на тебя похожего. Чуть моложе выглядящего, но это пара пустяков.
«агрессивный, с отсутствием баланса и ритма, размытый звук искажения пространства»
Не отведя взгляда от талисмана, Моралес глубоко вздыхает, отпускает лапку нэко, которая нетерпеливо начала ходить туда-сюда в привычном ритме, и надевает обратно перчатку костюма. Лицо так и не скрывает за технологичной маской, подходя тет-а-тет к «двойнику».
— Подобных обещаний было тысячи и в девятисот девяноста девяти случаях они не выполнялись. Слово срывалось и, ах! — Майлз бьёт заряженной перчаткой прямо возле головы паука. — Их глупая голова сразу разрывалась на части, окрашивая всю комнату в бордово-красный.
— Но… тут вся комната красная, ты прогадал чуток с цветом для угроз, — подмечает юноша, посмеиваясь со своей остроумности, он ведь такой умный, он ведь такой мозговитый. — Самую малость это бы выглядело лучше в каком-то обычном цвете типа желтого, холодного или теплого… Ай-яй-яй!
Кричит человек-паук, за чьи сломанные пальцы остановили качающуюся грушу, и смотрит на улыбающегося двойника. Довольный. На краях карих глаз собираются слезы, щиплют неприятно, да и негоже человеку-пауку плакать от такого. Он всего то привязан цепями к боксерской груше со сломанными пальцами и болью по всему телу, расходящуюся от солнечного сплетения.
— Пацан, ты не на своей территории, чтобы такие прибаутки шутить, понимаешь? — без грамма угрозы в голосе говорит Бродяга, отпуская пальцы мальчугана, и отходит подальше, смотря на картину «Висящий на груше». Вид беспомощного «самого себя» забавлял не на шутку, хотелось поиграть, поиздеваться, поломать полностью.
Ломать игрушки Майлз умел. Даже коллекционное издание в коробке не пережило потерю отца, развалившись от удара о землю с третьего этажа. «Ой, да и ладно, вырос ты к этому времени из коллекционных изданий», — утверждал Аарон, успокаивая племянника поглаживаниями по спине, пока тот плакал навзрыд и трясся, словно
осиновый лист. Но хватит предысторий, здесь каждый собрался не для смазливого прошлого Майлза-Бродяги.
— Да, я это прекрасно понимаю!.. Я просто хочу побыстрее выбраться из цепей и мирно разойтись по вселенным, бро. — честный ответ Майлза встречается с двумя скептическими взглядами и усмешками на устах. Ни один из них не верит правдивым словам Моралеса. Его карие глаза следили за «переговорами» родственников и уходом дяди куда-то за пределы комнаты и, вероятно, здания.
— Что ж, а теперь ты точно сможешь выложить всю подноготную про вселенные и других версиях людей-пауков, подобных тебе. — усмешка на губах превращается в оскал хищника, который нашел наконец добычу спустя долгое время ее отсутствия. Практически весь город прогнут под их группировку, ополченцев практически нет, либо они столь быстро угнетаются, что Майлз не замечает их. Как таковой «добычи» не было уже с допотопных времён, сейчас если раз в полгода образуется более или менее приличная группировка, Бродяга дает им время на «наращивание» сил и спустя несколько месяцев разбирался с ними. Очень и очень скучное времяпровождение. — Я надеюсь ты сможешь развлечь меня, Майлз. Оскал мгновенно сменяет доброжелательная улыбка во все тридцать два зуба, настолько доброжелательная, что мозолит глаза своей чрезмерностью. Бродяга, схватившись за сломанные пальцы, поворачивает кисть с ними три раза по часовой стрелке, два раза против и отпускает их, чтобы заняться цепями. Он показал, что причинить боль для него — дело пустяковое и не сложное.
Гулким звуком раздается по комнате падение цепей и Майлза-паука на пол. И минуты не прошло, а паучок стоит на квёлых ногах, озабоченно осматривая пальцы и их сломанные суставы.
Теперь оба Майлза стоят на собственных ногах. Один, к несчастью, держался за покрасневшую руку и шипит, от одного случайного прикосновения к ней, вместе с тем, второй — подошёл к столу, взял мягкую салфетку и начал протирать перчатку, хотя при красном освещении было сложно сделать что-либо по уму. В его голове были и мысли о неэтичности его последующих действий, но оставим это на потом. Пока есть интерес, нужно выжать из него по максимуму.
— А, черт, — кинув тряпку на стол, чертыхается Бродяга и подходит к дальней стене, выключая красный свет. Осталась только подсветка цвета фуксии от его техники. Секунда и Майлз щурит глаза от яркого и холодного белого света, озарившему всю комнату, пытаясь рассмотреть фиолетовую фигуру в отдалении. Он ее и так видел, но следить взглядом, анализируя действия лучше всего. Рука ноет и ноет, регенерация должна была уже давно восстановить ее, но черта с два, на земле 42 эти способности работают вполсилы.
