******
Ночная горная прохлада дает о себе знать. Вэнь Нин вздрагивает от очередного шороха, кутаясь сильнее в одеяло. Теперь он начал понимать, почему в Гусу такие теплые одеяла. В дверь осторожно стучаться, и, затем следует мертвенная тишина. Цюнлинь встает с постели обжигая кожу прохладным воздухом и, подходит ко входу. Вэнь Нин вздыхает медленно и робко открывает дверные ставни, улавливая едва различимый алкогольный шлейф. За дверью величественной высокой тенью стоит Лань Сичэнь: такой же благопристойный и сдержанный, на губах благонравным жестом разливается улыбка, он открывает прикрытые глаза. В глазах мелькают замашки черной свирепой нечисти. Дьявольский взгляд, глаза были словно потемневшие. — А-Нин, почему ты не спишь? — Лань Сичэнь улыбается уголками губ, метким взглядом подчеркивая что сегодня его любимый выглядит не менее превосходно. Вэнь Нин не нашелся чего сказать. Он неловко потупился взглядом в пол, облизнул нижнюю губу и отошел от проема, чтобы его супруг вошел внутрь. — Я просто.. я п-просто решил подождать Гэгэ.. — начиная чувствовать себя комфортно в компании любимого человека, Цюнлинь отошел выпить пиалу воды, поняв как громко себя ведет его муж. — спать б-без Гэгэ тяжело. Лань Хуань сел на постель, медленно вдыхая сладкий запах масла которым пользовался Вэнь Нин: им пропахло постельное. Уклончиво посмотрев на поднимающуюся активность Цюнлиня, Первый Нефрит подозвал рукой его, улыбаясь почти милосердно. — А-Нин, подойди ко мне, пожалуйста. Вэнь Нин вздрагивает услышав голос, выпивает пиалу с водой и подходит к мужчине, смотря почти вопросительно. Лань Хуань нежным движением заставляет Цюнлиня сесть на собственные колени, медленно берет ладони и гладит по ней, с чувством зарываясь носом в чужую шею, глубоко вдыхая сладко-цветочный шлейф масла. Сладкий. — А-Нин, знаешь.. мне вот сказали, таких как ты можно только на коленочках держать, гладить и нежно целовать в лобик.. ты согласен? — голос звучит тихо, но звеняще-громко в сплошной тишине. Гусу славится строгим режимом. Вэнь Нин смущенно ерзает на коленках, совсем не ожидая что его так легко поднимут и посадят — словно он ничего не весил, — спрашивая подобные вопросы. До назойливого скрежета стыда в рассудке стыдно. Кто Лань Хуаню такое сказал вообще? Щеки предательски алеют, когда Глава Ордена проводит кончиками пальцев по обнаженному бедру — Вэнь Нин подумывал лечь спать, а не заниматься непотребствами, — и отпускает горячий выдох на тонкой коже, оставляя после себя бархатистый лист поцелуя. Лань Сичэнь смотрит блаженно, наслаждается дрожью в кончиках пальцев у Вэнь Нина, с удовольствием рассматривает стеснительно прикрытые подрагивающими ресницами глаза и расцветшие бутоны смущения. Дыхание у Цюнлиня сбивается словно стрелой: дышать то тяжело, то до смешного легко. Он стеснительно касается пальцами руки супруга — та все неизменно щекочет оголенное бедро, бесстыдно проезжается под одежды и возвращается обратно, заставляя вздрагивать. Лань Хуань облизывает губы и сгибает их в улыбке. Видеть его смущенного Вэнь Нина, пожалуй, было лучшим что он видел за свою короткую жизнь. Лань Хуань обжигает ухо горячим дыханием, шепчет так, словно его голос вот-вот сорвется с ниток голосовых связок, заперев в глотке последние слова: — А-Нин, разденешься? В комнате наверно.. так жарко, м? — властный низкий голос заставляет коленки подкоситься. Вэнь Цюнлинь кивает с задержкой, не осмеливается выдать и звука. Послушно встает с колен, робко поворачивается лицом и дрожащими пальцами принимается медленно развязывать свой пояс. Дышит тихо, дышит медленно, дышит невесомо. Взгляд упирается в носок сапог Первого Нефрита. Неправильно одеты? — Вэнь Нин. Посмотри на меня. — руки предательски вздрагивают. Под животом скручивает почти нервозно от горящего в жилах смущения. Лань Хуань впервые называет его по полному имени. Юноша сглатывает слюну и несмело смотрит в некогда светлые любимые глаза. Сейчас они отливают дьявольской темнотой. Эти глаза заставляют поддаться у себя на поводу, тяжело сглотнуть слюну и скинуть с себя последний слой одежды: нижнюю рубашку. Стоять нагим в прохладной комнате было холодно — но под горячим съедающим взглядом становилось почти жарко. Щеки налились теплом в сотый раз. Лань Сичэнь смотрит долго, вальяжно, по-хозяйски, словно каждый изгиб и каждый цунь этого тела принадлежал только ему. И, в общем-то, Вэнь Нин никогда не был против этого. В глубине души, пересмущавшись уже в тысячный раз, он признал: черт, ему это нравится. Глава Ордена взглядом дает понять, что надо подойти — и Цюнлинь делает пару шагов вперед, медленно вдыхая накаляющийся воздух. Хуань нескромно улыбается, поднимая взгляд из под ресниц на покрасневшее лицо. Вэнь Нин смотрит неотрывно: как Лань Хуань закрывает глаза а ресницы пушком падают, как приятная на ощупь белая лента с текучими облаками спадает со лба и Сичэнь держит её на ладони преподнося словно собственное сердце, как его сердце начинает биться быстро-быстро-быстро. Отстукивает ритм действий. А затем Лань Сичэнь, стянув с себя мантию с ханьфу и оставив только нижние одеяния, притянул Вэнь Цюнлиня ближе к себе, чтобы вновь усадить на свои колени лицом к себе. — Г-Гэгэ… — тихо выдыхает Цюнлинь, прежде чем налобная лента не легла черной-черной пеленой на зеленые нефритовые глаза. Рука ложится на бедро, вторая нежно поглаживает ровную спину, — на ней выступали очерченные позвонки, — а сам он ловит губами чужие, сладко облизывая и целуя. Неизвестность таит в себе для него столько прикосновений: одно теплее другого. Он словно утопает в касаниях. В темноте руки оставляют после себя тоскливый прохладный осадок и обжигают в другом месте: бока, бедра, плечи, шея. С губ сцеловываются вздохи, на глаза плотно прилегает лента. Сладкой цветочный шлейф мерещится под носом. Стыд заставляет жмурить глаза и так в кромешной темноте, заставляет прикусывать губу, заставляет поворачивать голову в сторону очередного касания — хотя в то же мгновение оно сразу исчезало. Казалось они были тут не одни: слишком много рук, слишком много касаний, слишком много ощущений. Вэнь Нин чувствует как в очередной раз краснеет, вздрагивая. Он может лишь промычать что-то отдаленно напоминающее "Гэгэ" в губы напротив, едва не млея от теплых-теплых-теплых, приятных-приятных-приятных, сладких-сладких-сладких касаний. Теплая ладонь касается напряженного члена, проезжается пальцами по головке, стирает едва появившиеся капельки, затем касается внутренней стороны бедра, проводит пальцами чуть ли не царапая, нежно поглаживает и рука вновь исчезает. Лань Сичэнь дышит тихо. Медленно. Так проходит секунд пять, сердце не стучит как бешеное: ему комфортно, поэтому он улыбается. Улыбается только для Вэнь Нина так, как никому другому, неощутимо касается кончиком носа тонкой хрупкой шеи, вдыхает глубоко и медленно. Вэнь Нин пахнет крышесносно. Пахнет любовью. — Я.. даже соскучился. За вечер соскучился по запаху, заставляющего сердце срываться с тормозов, соскучился по рукам, после стыдливо сжимающие его за плечи, по обрывистому дыханию в его губы. По его А-Нину. Вэнь Нин улыбается почти смело: он тоже соскучился. Соскучился по вкусу счастья, по теплым касаниям, по тихим вдохам, по тому чувству стыда который может вызвать только Лань Хуань. А затем Лань Сичэнь, — Цюнлинь чувствует каждым цунем своего тела и души, — дразняще улыбаясь, вдруг укладывает его на постель, ведет подушечками пальцев по впалому животу и едва касаясь члена, исчезает. Снова. Слышно скрип половиц, но Хуань ходит незаметно, — в любой момент касания вернутся, неизвестно когда, с каким желанием, будет ли что-то ещё. На постель возвращаются. Она прогибается под весом хозяином дома, а тот вдруг подаёт голос: — Выбери, масло магнолий или лаванды? — в руках зазвенели сосуды с маслом. Вэнь Нин без ума, почувствовав концентрат его любимого аромата. Аромата Лань Хуаня! — М-Магнолии?.. — говорить тяжело, словно, он разучился разговаривать. Голос звучал почти охрипшим. Вэнь Цюнлинь чувствует одно неловкое прохладное касание: масло скользит возле входа и, он послушно-робко разводит колени, мысленно догорая со смущения. Пожалуй, это было одно из самых бесстыдных вещей что он делал за всю свою жизнь. Лань Хуань растягивает медленно, приторно, нежно. Уделяет внимание чувствительной точке заставляя прикусывать губу в стоне и прогибаться в спине, сжимая пальцами простынь от сводящего с ума ощущения. — Не молчи, А-Нин — пальцы вновь касаются сладкого места. Голос Первого Нефрита в темноте звучит менее властно, нежно, просяще. Так, как звучит всегда. С губ лихорадочным выдохом срывается первый звонкий стон. Ему безумно стыдно, хочется заткнуться, хочется закусить губу и утонуть в чувствах, но он неспособен противиться очаровывающему голосу — приоткрывает рот, облизывает губы, заламывает брови, стонет от прикосновений. А когда все прикосновения разом исчезли, Вэнь Нин услышал как на пол упали последние вещи с Лань Хуаня. К губам прикасаются чужие, целуют с чувством и нежностью, сладко-сладко-сладко. — А-Нин, ты не против если..? — Н-не прот-тив.. — Вэнь Цюнлинь глотает тяжело, вздыхает глубоко, говорит запинаясь. Ему тяжело дышать. Говорить — тем более. Лань Хуань хмыкает, невесомо целует в уголок губ. Цюнлинь чувствует как ко входу прикасается что-то.. крупное? — Будет больно — скажи. Не молчи, хорошо? — в голосе сквозит нежность. Юноша кивает едва уверенно, в сотый раз облизывает пересохшие губы. Под животом скручивается тянущий клубок эмоций. Из головы разом выбило все мысли и сомнения. Больно было, да, но терпимо. Лань Сичэнь подготовил хорошо, очень хорошо, так что было почти приятно. — Больно? Вэнь Нин отрицательно качает головой не в силах что-то сказать. Ощущения распирали изнутри. Лань Хуань принимает это как ответ и начинает двигаться медленно, осторожно, совсем-совсем-совсем аккуратно, словно под ним не живой человек а чистый фарфор. Раздаётся развратный хлюп, Сичэнь попадает как надо, как нужно, как приятно — вырывается вольный-невольный стон, заставляет ещё раз покраснеть, ещё раз застонать. С каждым толчком становиться все приятнее-приятнее-приятнее, слаще-слаще-слаще, все невозможней, накаляя его нервы и чувства до самого далекого предела. Первый Нефрит завлекает в поцелуй глуша бесстыдные звуки, целует смазано и неловко, улыбается в поцелуй и двигается в темпе, подстраиваясь под желания партнера. После, ускоряя ритм, сбивая дыхание, не стыдясь стонов и вздохов, они оба кончают почти в одно время. Вэнь Нин кончает первый себе на живот, кончает ярко, прикусывая нижнюю губу — ощущение легкой эйфории после кружило голову. Лань Хуань следом за ним, выходит и кончает Вэнь Нину на живот, хрипло вздыхает, садясь на постель. Они переводят дыхание, дышат почти в один ритм, а затем Лань Хуань осторожно снимает с зеленых глаз ленту. Глаза слепит керосиновая лампа на столешнице, но после, он постепенно привыкает к свету. Смотреть в глаза Сичэню было неловко, но, словно было нужно. Вэнь Нин приподнимается на локтях и заглядывает в светлые глаза, любимые-любимые светлые глаза. — А-Нин, ты можешь ещё прилечь, я схожу наберу нам бочку с водой, помоемся. — он улыбается нежно, мягко, ласково. Первый Нефрит гладит ладонью колено Вэнь Нина и, блеснув глазами, накидывает на себя белую мантию чтобы набрать воды. Вэнь Нин со смущением и счастьем провожает взглядом уходящий силуэт, падая обратно на постель. Голова все ещё бежала ходуном от пережитых эмоций. Вэнь Нин медленно осознает: ему нравится свой стыд. Стыд, который может подарить только Лань Хуань за дверцей их ложа. А Лань Хуань, набирая бочку с водой, осознает: ему нравится видеть стыд этого стеснительного мальчика.Его мальчика.