Когда же это всё началось?
***
Арина Шикина пребывала в этом злосчастном месте уже два месяца. Всё, благодаря своей бедной, испуганной матушке, которую никто не просил вмешиваться в ситуацию своей дочери. У девушки с самого рождения было обычное среднестатистическое телосложение. Она совсем не считала себя пухляшом или скелетом. Да и на деле это было не так. У неё была привлекательная наружность, добрый характер и светлые помыслы, а также отличные оценки. Ну и конечно же, огромную роль в её жизни играли друзья. Она с первого класса рвалась дружить со всеми, кого только видит. Кто-то был не против обзавестись новой подружкой, а кто-то подобным желанием не горел. Так-то у Ариши всё равно появилась компания из пяти друзей. Все такие разные, но по своему чудесные. С ними и душу отвести можно, и непонятый материал обсудить, и огромный спектр эмоций ощутить. Человеку ведь всегда важно общение. – Арин, давай пятьдесят тысяч шагов пройдём? – Отлично, давай! – В городе новая кофейня открылась, сходим? – Я только "за"! – Я могу помочь тебе с информатикой, если ты не поняла прошлую тему. – Буду очень благодарна! Им никогда не было скучно друг с другом на протяжении целых четырёх лет, а ведь им просто однажды по счастливой случайности выпало работать в группе над школьным проектом. Правда со временем подруги стали от Шикины отдаляться. Время уже стали проводить друг с другом меньше, кто-то из-за сильной занятости, кто-то с другими своими друзьями гулял, кто-то очень уставал. Арина на своих друзей не злилась, прекрасно понимая, что многое меняется и никто не обязан постоянно находиться подле неё. Ей и самой не мешало бы побольше внимания уделять и другим вещам. Она верила, что рано или поздно всё вновь встанет на свои места. Однако этого не происходило. Любые предложения отклоняли, а от аргументов "мы так давно не гуляли" отмахивались и говорили, что время у них ещё будет. Тем временем, одна из её подруг уехала в другой город и не пожелала продолжать общение, так как обоим на расстоянии будет трудно. Ариша не могла её винить, даже была согласна, а ещё уверенность появилась, что от этого их компания снова сблизиться. Только, как назло, через некоторое время одна девочка в другую компанию ушла, другая в школу новую перевелась и от компании остались только трое, включая Арину. Саму девушку эта ситуация изрядно подкосила, хоть она и изо всех сил старалась этого не показывать и сосредотачиваться на учёбе. Остальные не спешили идти на контакт, потому её начала всерьёз пугать вся ситуация. На фоне этого и, опять же, учёбы(ведь уже начались подготовки к экзаменам), появился сильный стресс. Шикина пыталась по-разному с ним бороться, в итоге способа лучше, как заедать его, не нашлось. Большой проблемы в этом не было, что плохого в том, чтобы накупить себе каких-нибудь шоколадок, тем более если они ещё и помогают отвлекаться? Но вникать в учебный материал становилось всё сложнее и сложнее, а некогда лучшие друзья чётко дали понять, что общаться больше не желают, поэтому ей было не с кем разделить свои чувства, не у кого попросить помощи. Она перестала контролировать, что и сколько ест. Матери о своих проблемах рассказывать не хотелось, ведь в её глазах девушка всегда должна была оставаться идеальной, умной и красивой девочкой. Уж так получилось, что еда единственный помощник на данный момент, поэтому никогда Арина не отказывала себе в покупке какой-нибудь пиццы или чего-то подобного. В конце концов она и из дома выходить перестала, до этого у неё были люди, с которыми отрадно выходить на свежий воздух, много много ходить, но теперь таковых не осталось. Ариша конечно и одна могла прогуляться, но теперь нужно уделять всё внимание будущим экзаменам, ни одной свободной минутки на отдых не оставалось. Только на поесть и поспать. Девушка набрала вес, но ничего критичного в этом не было. Она осталась всё такой же красавицей. Только вот одна противная учительница географии, которая с самого начала свою ученицу не возлюбила, не упустила шанс подметить это, пустив глупую шутку на манер "Ого, Шикина, как теперь тебя много", а потом прямо сказала, что девице бы не помешало в зал записаться. Много нашлось тех, кто с удовольствием посмеялся, а точнее даже сказать, поржал. Арина пыталась выдавить из себя смех и показать, что её это совсем не задело, но на глаза наворачивались самые настоящие слёзы. Этот урок был последним, поэтому как только он закончился, она очень быстро собралась и побежала к себе домой, благо тот был рядом. Первым, чем она занялась по приходу домой – стала рассматривать себя в зеркале, отмечая все изменения. Конечно же, в её глазах всё было искажено, щёки казались огромными, бока отвисшими, а ляжки похлеще сарделек. У девушки в голове были только два слова: "уродство" и "свинья". Добило только сравнение со своими старыми фотографиями. И как она только не смогла за собой уследить? Ничего ужасного с ней не произошло, но теперь она стала вспоминать каждую съеденную крошку и сильно корить себя за это. Просто так Ариша не хотела это оставлять, но в зал записываться тоже был не вариант, она не сможет не пропускать занятия, пыхтя над школой. На помощь пришёл интернет, там были всевозможные способы похудеть, которые когда-либо придумывало человечество. Девушка стала пробовать и правильное питание, и какое-то правильное засыпание, и интервальное голодание, и воду пить, и даже на гипноз решилась. Ничего из этого ей либо не помогло, либо Шикина срывалась и потом долго и жёстко корила себя за это. После такого стали и о наркотиках мысли появляться, потому что во время марафона вес снижается, но почитав про то, что потом вес так же резко набирается, отказалась от этой затеи и вообще выбросила подобные мысли куда подальше. Она всё ещё считала себя максимально страшной, но не есть было тяжело. И вот, в один день, её голову посещает***
Место наиотвратительнейшое, спасибо хоть за то, что более менее ухоженное, а не как в фильмах, прогнившие развалюхи доисторической эры из кошмарного сна. Зато лечили там почти также, как в кошмарных снах. Да даже лечили мягко сказано. Санитары не проявляют никакого уважения к больным, могут спокойно их ударить, при абсолютно любом действии, которое им казалось неадекватным, сразу пичкали таблетками и вкалывали непонятную хуету. Многих такими темпами и до состояния овоща довели. Не исключено, что скоро ещё удары током будут практиковать. Себя они защитили по максимуму, а вот на пациентов вполне себе в абсолютно случайный момент мог напасть какой-нибудь псих из соседней палатки, попробуй отцепи. Вонь часто стояла непереносимая, ведь многие личности ходили под себя или закладывали где-нибудь еду, которая на следующий же день превращалась в помои. Ни о какой гигиене и речи идти не могло. И в этом месте Арина Шикина, умница, отличница и красавица, пример для подражания, разлагалась изнутри. Медленно, но верно. Смысла о прошлом сожалеть не было, но если при ином раскладе, она бы не попала сюда, то с радостью сама бы изобрела машину времени. Девушка ела очень мало, а порой от вызывания рвоты её удерживала только перспектива спать рядом с облеваным полом. Такое ощущение, что уборщиц тут отродясь не было. Первые секунды пребывания в этом аду она думала лишь о самоубийстве. Иногда о том, какая же она дура. Только вот ни те, ни те мысли радостными назвать нельзя. У неё даже были попытки свести счёты с жизнью, но сволочи-доктора бдительные, не позволят, ещё и всяческими якобы успокоительными наколют. Поэтому больше Арина нарываться не стала. Ведёт она себя теперь крайне безучастно, пассивно, блеск в глазах исчез, но в такой ситуации по-другому и быть не могло. На данный момент Шикина выглядит, как насильно оживлённый мертвец, да и ощущает себя именно так. Самый максимум из её желаний – это сон. Но не тут то было, ведь в нынешней обстановке её мучают сонные параличи. Так что существование было невозможным. Единственное спасение это превосходные навыки общения с детства, благодаря которым можно было хотя бы парой слов перекинуться ещё с более менее вменяемыми людьми. Они были не такие, как конченные психические калеки, у которых вместо мозгов кашка. Скорее почти такие же жертвы, как сама Ариша. Это давало малюсенькое успокоение. Всё это время девушка располагалась в палате одна, обедала тоже одна, но тут вдруг неожиданно к ней подходит красавица с красными волосами и сияющей улыбкой. Выглядит слишком здоровой и хорошей для этого места, как она вообще могла тут оказаться? На вид незнакомка была её ровесницей, у Арины аж слабое сочувствие зародилось, совсем несвойственное ей в последнее время. Новенькая протягивает ей руку: – Ты у нас кто? – Голос звучал звонко и мелодично, что услышать его в таком месте было максимально странно и непривычно. Шикина сначала вопроса не поняла, поэтому растерянно моргнула пару раз, но потом протянула руку в ответ. – Рппшница. Другая девушка, как будто на пробу, сжала её руку достаточно сильно. – Оу, не сладко тебе тут приходится значит. А вот я у нас шизоид, можешь меня так и звать, шизоидной. – Она рассмеялась, но сразу же отпустила чужую руку. – Меня Ксю зовут, но зови как хочешь, мне, в общем-то, поебать. От неё исходила странная, но приятная энергетика. Помимо санитаров, она единственный человек, кто первый заинтересовался ей. – Я Арина. У Ксюши почему-то будто в отвращении искривились губы, но потом её лицо приняло расслабленное выражение. – Будешь синичкой. Её новоявленная знакомая не пожелала продолжить диалог, поэтому Кобан просто села рядом. Закончив "трапезу", Шикина порывалась побыстрее убежать в свою палату от дико неприятного ощущения, но вместо этого решила просто расчёсывать ладонь чуть ли не до крови. Позже две девушки направились в палату, которая, как Ариша узнала от этой новенькой, была у них теперь общая. – Ты не похожа на шизоида. Ну, в том смысле, что ты довольна эмоциональная и первая подошла ко мне познакомиться, а шизоидные люди, насколько я знаю, холодны и отстранённы, замкнуты в себе и своих фантазиях, а также избегают связей с людьми. – Когда-то давно, теперь уже Синичка, читала про различные расстройства личности и их симптомы, её просто интересовала эта тема, не более. Кто ж знал, что в итоге она попадёт в место, где кругом и сплошь обитают такие люди. – О, у меня шизоаффективное расстройство, если тебе хотелось знать. Я не акцентирую на этом внимание обычно, но жить оно мешает разве что окружающим меня людям. До пятнадцати лет думала, что так, как я, ведут себя все и это нормально. Оказалось хуяльно, но неважно. Она говорила это слегка весело, кажется, что её забавлял факт наличия своего заболевания. При этом, Ари только сейчас заметила, что Ксюша активно жестикулирует руками, наверное пытаясь что-то показать. Ну, может, это связано с её расстройством, девушка не знала, а до этого всматривались только в лицо собеседницы, не обращая внимания на руки. Ей стало странно-спокойно от того, что теперь она тут не одна. Конечно, привыкать придётся, а ещё не факт, что соседка не задушит её во сне, но Шикина о подобном только мечтать и могла, так что пусть та поступает, как хочет. – Ты как сюда попала-то? Видно по глазам, что зла никому не желаешь, но вряд ли сдалась сюда добровольно. Особенно с учётом того, как тут пытаются "лечить" людей с рпп. – "Шизоидная" устроилась на полу, осматривая всю палату. – Да мамка сдала, "для моего же блага", как она говорила. А у меня экзамены должны были быть. Считай, одна из причин, почему я себя запустила и теперь пришла к тому, что имею. – Очевидно, что эта тема была ей неприятна, но всё-таки ответила без уклона, думая, что соседка дальше развивать разговор по поводу этого не будет. Кобан лишь поморгала с растерянным видом лица несколько раз, потом кое-как вскарабкалась на кровать. – Ого у тебя мамаша. А тебе совсем неинтересно знать, как оказалась здесь я? Впрочем, я всё равно расскажу. – Она громко похлопала в ладони и продолжила. – Меня сюда тоже маман отправила, никогда она меня особо не любила, а тут наконец-то случай появился, чтоб сплавить до совершеннолетия. У меня оказывается дедуля ебанутый был, так мне от него симптомчики по наследству перешли, а мать это всё больше усугубила своим отношением ко мне, ну и вот, что из этого вышло. Было бы увлекательно послушать всю историю новой знакомой, но Ариша решила тактично не сыпать ей соль на рану, ибо навряд ли рассказ вышел бы жизнерадостным, она сама бы не хотела, чтобы её расспрашивали о собственном пути. Сама захочет – сама расскажет. Девушка, последовав чужому примеру, тоже забралась на кровать и улеглась, отвернувшись лицом к стене. – У нас режим, – тихо пояснила она собеседнице, комкая одеяло в руках от напряжения. – Не ляжем сами, так уложат силой, им же только дай скормить нам всякую дрянь. И учти, тёплых одеял тут и быть не может, так что всем по ночам холодно. Никто не стал удостаивать её ответом, Ксюша просто громко вздохнула, дав понять, что всё услышала. Синичка старалась дышать как можно более размеренно, не выдавать своего волнения насчёт соседки по палате. Кажется, её смущало чужое поведение. Она хотела дождаться, когда Ксю уснёт, дабы расслабиться хоть чуть-чуть. Арина то в любом случае спать не собиралась, много чести. Да и всё равно тревожные мысли и постоянные кошмары покоя не давали, зато благодаря им Шикина отточила своё мастерство – притворяться спящей, до совершенства. На самом деле врачи не были обеспокоены сном своих пациентов(чем они вообще обеспокоены?), чисто для галочки в каждую палату заходили, над бедными людьми две минутки постояли, никаких признаков бодрствования – значит, можно сделать вид, что все точно-точно спят, а у кого там тревога была/есть/будет, у кого там сонные параличи, вот вообще не касается. Поэтому, даже страх "лекарств" не смог бы её уложить. Спустя минут так пятнадцать залипания в стенку, девушка точно убедилась, что другая спит. Хотелось повернуться лицом к её койке, однако надобности в этом не было, лишь чистое любопытство. О новой знакомой она размышляла долго. По виду, та была её ровесницей, учиться определённо должна была как минимум потому, что по её же словам получалось, что до 15 лет Ксюша своих странностей не замечала, а если бы замечала её мать, то хоть намекнуть то должна. А этого скорее всего не произошло, значит не было никаких видимых причин отстранения от учёбы. Тогда, у неё тоже должны были скоро начаться экзамены, неужели ей на учёбу свою всё равно? Но, честно признаться, Кобан создавала образ человека, которого не заботило ничего***
Ксюше сны не снятся уже давно, лет с девяти. И ей это никак не мешает. Периодически она даже забывает, что любые другие люди могут видеть сновидения, будто такого понятия не существует. А ещё у неё всегда холодное тело, всегда. Выйдет после тёплой ванны – холодная, завернётся под тёплый, тяжёлый плед – холодная, наденет греющую одежду – всё так же холодная. Окружающих людей это пугало, но сама девушка на это внимание не обращала, как и её мать. Однако, после совместного сна с Ариной, она почувствовала, что тело у неё теплее, чем обычно. Странное явление, кто бы могу подумать, что люди так легко могут передавать друг другу тепло? Конечно, Кобан неоткуда было этого знать. Она всегда спала одна. Ей не к кому было ходить на ночёвке, а глубокое детство уж и забылось, мать с ней рядом не спала после двухлетия дочери точно. И такое светлое чувство внутри она никогда не чувствовала. В книгах это обычно описывают, как "разливающиеся по всем клеточкам тела тепло, исходящее от сердца". Приторно до жути, однако было в этом что-то правдивое, похожее на реальность ощущений. Ксю знакома с этой прекрасной рыжеволосой девицей дня два и с уверенностью могла сказать, что ещё не от кого не чувствовала такого участия, такой заинтересованности. В Синичке была своя тень усталости, меланхолии и похуизма на жизнь, при этом, казалось бы, с первых слов ей понравилось общаться с ненормальной соседкой. Здесь все были ненормальные, но Кобан уже другой уровень. Прикосновения всегда являлись чем-то странным и совершенно необязательным в жизни, но при этом, даже не спрашивая чужого разрешения, Ксюша хотела прикасаться к ней. И плевать, если это было бы навязчиво. Ари о таком бы не сообщила, а значит всё в порядке. Первый раз ей требуется тактильность и внимание и всё от одной конкретной дамы. Как мерзко, но в то же время до странности будоражит.***
Ксюше было четыре года, когда родители развелись. Отец не смог примириться с тревожностью матери и решил, что лучшим решением будет уйти. Он правда хотел забрать свою дочь и достойно воспитать её, однако его бывшая жена не позволила этого. Более того, она запретила ему как-либо контактировать с дочерью. С тех пор, когда девочка совсем немного подросла, она стала думать, что папа её всегда ненавидел и они расстались с мамой из-за неё. Мать была только рада подпитывать эти её злосчастные мысли своими словами, как бы "невзначай", называя её бедой всей семьи. Ксюше было семь лет, когда она пошла в школу, где все стали звать её странной. Девочке невдомёк было, почему же про неё так говорят. По её мнению, странными людьми считались другие, никак не она. Конечно, Ксюшенька не могла не замечать своих перепадов настроения, но тогда они были ещё незначительными. Матери рассказывать было страшно – та всегда предпочитала заниматься поиском нового состоятельного мужчины, надеясь, что тот на радостях и замуж её сразу позовёт. Она искала счастья. А что же её дочка? Её дочка уже стала задумываться о спокойствии. А ещё о том, какие раздражительные бывают громкие звуки. Ведь кричали на первоклассницу часто, как дома, так и в школе. И вот это уже можно было назвать странным, ведь маленькая Кобан ничего им не сделала, отчего такое отношение к ней? Но факт оставался фактом, чем больше Ксю старалась обезопасить себя, выстроить себе зону комфорта и не уделять повышенного внимания своему настроению, мыслям, жестикуляции, тем больше становилось криков и насмешек. Ксюше было девять лет, когда её мать всё-таки вышла замуж. Тот мужчина предпочитал делать вид, что у его теперешней жены нет дочери, лишь изредка интересовался её успехами в учёбе, чтобы хоть как-то сойти за хорошего человека, однако всё равно девочка рассказывала очень эмоционально. Можно было заметить, как чужие губы кривятся в отвращении. А если же она была без какого-либо настроения и не могла ничего делать, кроме как лежать, на неё срывались и наказывали, отбирая телефон. Но у его владелицы не было причин для переживаний, всё равно на него была скачана лишь одна игра, чтобы коротать время. В остальном она старалась отвлекаться и просто рисовала ручкой, которая вечно протекала, руки всегда оставались безнадёжно заляпанными после неё. Предпочитала она жёлтые чернила, иногда даже писала ими в школе, за что неоднократно получала выговор. В итоге очень уж они ярко выражались на рубашках, которые приходилось потом стирать вручную, а мать всё шутила, что её дочь ходит обоссаная. Эти пятна не были даже отдалённо похожи на какую-либо жидкость, но выпивающей матери главное было лишь задеть её, даже если такой высер был объективно не смешным. Ксюше было двенадцать лет, когда мать стала слишком ласкова с ней, стала называть Ксюшенькой и никак иначе. Она боялась. Боялась не из-за того, что это резко прекратится, а из-за того, как резко это началось. Само собой, это не являлось чистым желанием наладить отношения с дочерью и пересмотр своих взглядов на жизнь и окружающих, а просто создание видимости идеальной семьи. Ну и выпивка. Ведь, будучи трезвой, её маман язвительно шутила, да и только. А тут прям-таки проходу не даёт без "материнской ласки". И каждый раз после чужих трепетных прикосновений девочку страшно мутило, хотелось помыться целиком, а лучше содрать с себя всю кожу. В один момент она перестала прятать своё отвращение к такому поведению родителя. Тогда наступила зима. Всё произошло на кухне, её мать тогда пыталась допить очередной бокал коньяка и вовсю посмеивалась, даже непонятно над чем. Она попросила подойти свою дочь, чтобы "расцеловать", но в ответ получила лишь два слова, "не хочу". Тогда-то её это вывела из себя, она взяла свою дочь за волосы, не поленясь вместе с ней спуститься с подъездной лестницы и бросила её на улице, ясно обозначив, что в ближайшее время назад можно и не стараться проситься. На девочке в тот момент была лишь школьная форма. Ксюша растерялась и не нашла решения лучше, чем зарыдать и пинаться. В итоге силы настолько покинули её, что она стала жевать снег. Не обращая внимания на жгучую боль в руках и в зубах от такого пренебрежения. Потом долго-долго растапливала его в своих руках и принимала уже в жидком виде. Как ни странно, ей это кое-как помогло. Прошло достаточно времени, прежде чем она решилась позвонить в домофон и клясться маме всеми правдами и неправдами, что больше так не будет, что ей очень жаль и она действительно поступила крайне неуважительно, что готова на любое наказание, лишь бы дома. С тех пор, на протяжении всей зимы, мать каждый раз выгоняла её, как только что-то ей не нравилось в поведении собственной дочери. Это были одни из самых страшных и тяжёлых моментов для маленькой Кобан. Ксюше было пятнадцать лет, когда её мама нашла рисунки и прочитала личный дневник. За всю жизнь не было слышно столько криков, сколько пришлось перетерпеть в тот злосчастный день девчушке. Больше всего звучало слово "больная" и негодование от того, как её дочь вообще могла заниматься чем-то таким, в тайне от матери. На рисунках чаще всего были изображены люди без лиц или полностью обезображенные, записи в личном дневнике прямо-таки сочились ненавистью к одноклассникам и семье, к самой себе, а потом всё резко сменяли вдохновительные, но не менее жестокие стихи. Стало ясно, почему Ксю не смела перечить маме, почему не жаловалась на школьную жизнь и ходила с вечно приподнятым настроением. Всё было гораздо хуже. Позже к ругани присоединился и отчим, которому обычно дела не было даже на то, как у неё дела. Конечно, всё это переросло в поход к психиатрам и психотерапевтам. И вот, уже сама Ксюша узнаёт: у неё шизоаффективное расстройство. Наследственное, от деда. Это буквально открыло Кобан глаза на всю свою жизнь. Перекручивая в голове все свои пятнадцать лет жизни, она понимала, почему же её называют странной. Порой говорили, что она впадала в бред. Понятно, отчего она не знала, о чём ей говорят и какой бред она могла нести. В семнадцать лет Ксюшу уже упекли в психушку. Странно, почему не сделали этого раньше, ведь у её матери были все предпосылки сделать это, как можно скорее, но видимо та поджидала удобный момент. В любом случае, всё, что остаётся – влачить по-настоящему жалкое существование вместе с первой попавшийся личностью.***
И в больничке уже пошло всё, как по накатанной. Возможно ли привязаться к человеку за день? Арина считала, что нет, но её новая соседка это доказала. В их диалогах было много пиздострадальчества и бесед о ненормальности друг друга, однако это всегда перетекало в невероятно странную заботу и практически "нежные" слова. Этим они ещё больше убивали и себя и собеседницу, но никто недовольства не высказывал. Спустя месяц они обе так сильно привыкли к этому всему, что и не вспоминают о том, как было хорошо за стенами этого адского здания. Вместе, что ни говори, действительно было полегче переживать этот пиздец. Особенно с учётом того, как обе девушки разбились об эту реальность. Синичку мать ни разу не навестила, по крайней мере, за всё то время, как в психбольнице появилась Ксюша. Кобан матушка соизволила навестить один единственный раз, но ей и в радость, что больше эта страшная женщина к ней, скорее всего, не заглянет. Везде девушки ходили вместе. В столовую – вместе, на прогулке – держимся вместе, спать – после того, как зашли санитары, вместе. И, конечно, кое-что само собой разумеющиеся. Что Арина, что Ксюша, отношений ни разу не имели за все 17 лет жизни, но при этом привязанность была им не чужда. А потрёпанность со временем нахождения здесь вынуждала действовать ещё быстрее и заставляла их желать внимания. Короче говоря, они поцеловались. Вот так, просто. Их первый поцелуй произошёл без признания в каких-либо чувствах, им это было не нужно. Ими руководило нечто более широкое в смысле побуждений и нечто более узкое в смысле любви. Просто тянулись друг к другу. Поменялось ли после этого что-то между ними? Совсем нет, только приходилось тщательней скрываться от посторонних глаз. Заметив эти поцелуи их бы немедленно перевели в разные палаты. А им обеим этого не надо. Ариша узнала историю Ксюши. Узнала, как действует на неё талая вода и что этому предшествовало. Ей было по-человечески жаль. Но исправить события прошлого, особенно когда они даже не были знакомы, она не могла. Оставалось только молча выразить подобие поддержки и быть рядом. Это всё, что требуется для выражения любви в этих стенах. Ксю тоже узнала её историю. И ощутила в груди что-то похожее на боль. Не такую, как раньше. Она уже разучилась чувствовать боль за себя и никогда ей не суждено ощутить её вновь. Точно наказание. А вот за другого человека... Ранее было неизвестно, какого это. Оказывается, всё одно. Хочется плакать, но слёзы давно уж не смогут вытечь, Кобан свой лимит на них истратила. Поэтому, оставалось только крепко обхватывать Синичку своими потрёпанными руками, желая присоединить к себе. Впитать в себя так, чтобы стать одним целым. Никогда не разлучаться. Натянуть одну кожу, в конце концов. К сожалению, сколь велико не было бы их взаимное уважение(если это ещё можно было так назвать) и сострадание, их любовь априори нельзя было считать здоровой, невозможно физически. Их обеих этот факт устраивал.***
Возвращаясь к кое-чьим безжалостно разбитым костяшкам, нетрудно догадаться, вследствие чего это произошло. У Ксюши то проблемы. Огромные проблемы с агрессией. Понятно, из-за чего, но менее печальной ситуация от этого не становится. Несмотря на близкую душу в лице Кобан, Арина не могла себе отказывать в общении с другими. Иногда из необходимости, иногда просто хотелось поболтать. Те, кто ещё неокончательно ебанулся, отвечали взаимностью. Довольно неплохие девочки, на них не жалко потратить свои слова. А вот Ксю ни с кем, кроме Ари не общалась, соответственно, никто, кроме Ари, её не понимал и оттого не любил. Тут и слухи самые разные ходили, как будто в обычной школе застряли, ей богу. Все предполагали, что Ксюша намного неадекватнее, чем есть на самом деле. Сама Ксюша, честно, об этом не задумывалась. Ни разу не слышала, что о ней талдычат. Да и не до того как-то было. Поесть, попить талой водички, никаких снов не увидеть, Синичку держать под боком – и вот оно счастье. Так что до сего дня прямых конфликтов она ни с кем не имела. Но не тут то было. Всем больным была предоставлена отдельная комната, куда можно было пойти в "свободное" от графика время и скоротать его. Первоначально Ариша лишь к соседке своей прижималась, чуть ли лицом об её плечо не тёрлась, зато в безопасности себя чувствовала, так что ради такого можно было и потерпеть. В какой-то момент её дорогая знакомая ушла, пришлось идти разговаривать с другими. Сначала разговор, как обычно бывает, был обо всём и ни о чём одновременно. Перепрыгивали с темы на тему, вон и допрыгались как-то до обсуждения Ксении Кобан. – Я одного не понимаю, как с ней водиться можно? Ты-то девушка видная, с тобой хоть побеседовать можно, нехотя культурное общество, о котором давненько ни слухом, ни духом, вспоминаешь. А она свалилась, ни то, что снег на голову, а как говно птичье. Когда выпустишься отсюда, оборви с ней все связи! – Шикина никак не запомнит имя этой девицы, просто называет её "синеволосая с каре". Из маленькой компании каких-то безымянных левых людей, эта разговаривает с Ариной чаще всех. Её сначала дёргает в отвращении к чужим словам, но потом она задумывается, что взять с них? Кобан не горит желанием с ними общаться, да и они с ней тоже, а значит начхать обоим на мнение друг друга. Спустя небольшой паузы всё-таки вырывается: – А зачем мне это? Считай, единственный близкий человек, какой у меня остался. Матушка, уж извольте, точно меня не примет обратно. Или ещё чего хуже, из дома никогда не выпустит больше и окружит огромным контролем. Тут уже настала очередь синеволосой с каре дёргаться в отвращении. – Ты... Ладно, объясню доходчивей. Она выглядит, как самое настоящее зверьё, упаси боже с такой связаться, я уверенна, что её в детстве избивали нещадно, так что сто процентов такой же выросла. Ариша уже порывалась закончить диалог, но тут обе девушки заметили ещё одну. И как давно она тут стоит...? У кое-кого глаза по пол копеек стали, а ноги сами собой пытались отступить. И эта кое-кто была явно не Драгоценная Синичка. У Ксюши зрачки словно радужку залили, а вокруг неё стала сгущаться аура чего-то очень нехорошего. Такой вид кого угодно испугает. Пока синеволосая с каре собиралась как-то заговорить, почувствовав уверенность, ей не дали и рта раскрыть. Первый удар пришёлся точно в лицо, а за ним крик. Приглушённый, потому что Кобан снесла её с ног, села сверху, придавив всем телом, одной рукой схватила за волосы, другой прикрыла рот и начала вбивать несчастную головой в стену. Остальные предпочли держаться в стороне, никто даже не кричал и тревогу не забил, для них это было сродни представлению. Ари за всё своё пребывание в психушке ни разу не видела столь жестоких сцен между пациентами, предпочитая держаться в стороне, поэтому ей овладел сильный, очень сильный шок. Девушка пыталась отбиться, вцепиться в чужие руки, но бесполезно. Чудовище, сидящее сверху, продолжала превращать её лицо в кровавую кашу, бросаясь гневными оскорблениями. Иногда удары сменялись удушьем. Эти руки были стальными. Из-за сильной хватки у жертвы такой жестокости уже начинали закатываться глаза, тут же возобновлялись удары. Кровь густо текла с носа в широко раскрытый от боли рот, который, в свою очередь, тоже был наполнен этой жидкостью. Выбито два зуба. Она остервенело пыталась выбраться, сбросить с себя другое тело, но тщетно. Итак слаба физически, но все последние силы в буквальном смысле выбили. Никто не понимал, сколько это продолжалось. Секунд пятнадцать, может быть. Шикина, очнувшаяся от шока, побежала их разнимать, хватая Ксюшу за руки, за грудь, в попытке отстранить. И приговаривала: - Ксю, Ксю, не надо... Ты же убьёшь её, тебе покоя после этой сцены не найти будет! Оставь! Можешь потом на мне сорваться, если так хочешь, только прошу, не убивай никого, иначе тебя, блять, за решётку кинут! – Как ни странно, в этой ситуации действительно переживания были направлены на агрессивную соседку. Только бы не в тюрьму, только бы не в тюрьму, Арина не хочет допускать этого ни коем образом. Даже если придется подставиться самой. Пока Ари всеми силами оттаскивала Кобан, девушка, ещё непонятно как державшаяся в сознании, успевала наносить ответные удары. Они были слабее, но приходились ровно по лицу. – Тварь, за меня ты бы так не заступалась! Оставь меня в покое, сука! Я ещё не закончила! – Конечно, Ксю не верила, что эти слова были сказаны ради неё же, она вообще сейчас не могла верить ни во что, кроме как то, что ей нужно довершить начатое до конца: заставить наглую блядоту задыхаться в собственной крови, выцарапать ей глаза, вывернуть руки, а лучше сломать. Сделать так, чтобы смерть наступила мучительно. От многочисленных травм. Хоть зубами вцепиться, ногтями. Её некогда миловидное личико теперь ужасно. И хотелось превратить его во что-то нечто более ужасное. Перед тем, как на крики сбегаются санитары, безымянной девушке успевают вырвать клок волос, ещё два раза приложить о пол и чуть не свернуть шею. Благо, последнее действие осталось незавершённым. Разумеется, пострадавшую уводят подлатать, а вот на беспощадную агрессорку кое-как надевают смирительную рубашку и ведут в изолятор. Обкалывать всеми возможными успокоительными. Пережитое было страшным зрелищем, очень. Это должно было бы оставить очередной шрам на психике, однако Синичка переживала только за одно: Что будет с её***
После обеда должен быть тихий час. Всем, как обычно до звезды. Улеглись на кровать и начали свои разговоры по душам: – Я бы позволила сделать тебе со мной всё, что угодно. Если бы только не тюрьма... Не хочу для тебя такой жизни. Но и против не выступала бы, если ты решишь оторвать мне голову. Когда тебя выпустят отсюда, поставь её, пожалуйста, у своей кровати, на самое видное место. Не хочу, чтобы ты меня забывала. Ксюша поглаживает её по волосам и смотрит в потолок. – Если бы я оторвала тебе голову, меня как раз в тюрьму бы и посадили, Синичка. Думай, что говоришь. – Ответ девушки еле слышен и хоть само по себе предложение звучит довольно агрессивно, тон остаётся всего лишь чуточку настороженным. Оно и понятно, почему. – Точно, извини, не подумала. Могу записку написать, что согласилась на это по своей воле, хах. Жаль у нас всё равно в таком случае садят. Без этого я бы тебе всё позволила! Делай со мной, что хочешь, увези меня к себе домой, не выпускай никогда, вырежи на мне своё имя. Я хочу всецело принадлежать тебе. Мне нет пути назад, меня никто, кроме тебя не примет. Убей меня, но только труп сохрани. Оставь его рядом с собой. В аду будем гореть держась за руки. Всё это было произнесено таким будничным тоном, что по началу, казалось бы, такой разговор и не испугал никого. Однако, даже сама Кобан отнеслась к этому скептически, но спорить не стало. Чёрт знает, что происходит у Ари в голове, но их любовь всегда была больна. Они не боятся, что их могут застать в таком положении и переселить в разные палаты. Ебло будут бить любому, кто посмеет, уж Ксюша точно равнодушной к мордобою не останется. На следующий день в душевой на Аришу много кто стал обращать свой взгляд. Оно и не удивительно, на её груди виднелось чётко выцарапанное "Ксюша". Со стороны это выглядело так, как будто одни извращенки мыться собрались, но нет, им дела было не до этого. Даже та самая синеволосая девушка с каре, которая после вчерашнего происшествия совсем не хотела даже дышать рядом с Шикиной, и то таращилась. Буквы на чужом теле выглядят слишком болезненно. Для любопытных дам послышалось не очень дружелюбно настроенное: – Своих сисек у вас нет? Перестаньте смотреть. Её совершенно ничего не смущало? Почему Арина решила просто закрыть всем глаза на эту надпись? Самой-то хоть не больно было? Но на столь многочисленные вопросы отвечать не собирался никто. А дело в том, что вчера ночью произошла кое-какая интересная ситуация. Девушки не могли заснуть, насколько бы сильно они друг к другу не прижимались и не грелись. В первые минуты они всегда только делают вид, что спят, но при этом обе прекрасно понимают, что их соседка отнюдь не спит. Движений лишних никто старается не совершать. Только тут, слишком неожиданно, Кобан валит свою драгоценную Синичку на пол. К ним уже заходили санитары за "проверкой", бояться опять-таки, было нечего. В руках у Ксю было подобие зубочистки, но точно подлиннее. Она стала распахивать верхнюю одежду Ари, пока та пыталась оттолкнуть её от себя. – Ты чего? Я что-то не так для тебя сделала? На это другая девушка приблизило своё лицо к ней и зашептала: – Ты сама дала мне свободу, сама сказала, что позволила бы вырезать на себе своё имя. Но достаточно острых предметов у нас нет, поэтому будь, что будет. В этот же миг Арина прекратила трепыхаться. Просто замерла, как будто её резко озарило и расслабленно позволила делать соседке всё, что угодно. – Точно, я совсем забыла про это. Давай. Никаких вскриков боли не было. Только всепоглощающая покорность. Ари была довольна.***
Шикина сидит на своей кровати с раздвинутыми ногами. Душ, пусть и в психушке, приятно остужает. Особенно с учётом того, что он всегда ледяной. Санитарам наплевать, даже миф пошёл о том, что холодная вода помогает психическому состоянию, полный бред. Перед ней на коленях расположилась Ксюша, она гладит её голые ноги и смотрит прямо в глаза. До невозможности. Она трётся об её ногу, обхватывает их своими руками и сжимает. Это все прелюдии, которые она могла предложить перед главным действием. Шикина прижимает чужую голову к себе и стонет, как можно тише. Во всей этой обстановке, что бы с ней не происходило – она уже сдалась. Сдалась, когда увидела эту девушку в первый раз. Сдалась, когда они стали открываться друг другу. Сдалась, когда решила принадлежать ей. И душой, и телом. Гореть в аду они будут вместе.