Научи меня любить

Одинокие дни в Аду тянулись медленно, словно сломанные часы, вновь и вновь отбивающие двенадцать часов своими длинными и витиеватыми стрелками, которые не успел починить умелый Творец, а забросил эту идею в долгий ящик, оставив их покрываться не только слоем пыли, но и слоем воспоминаний о былом. Каждый тяжелый удар моего сердца звучал в унисон с маятником часов, сливаясь в тягучий и ужасающе неспешный ритм. Каждый следующий день напоминал мне прошлый, такой же скучный и незначимый. Они сливались в какое-то единое целое, называющееся не жизнью, а простым бессмысленным существованием. Я никогда не могла вспомнить, что именно случалось в те дни, потому что ничего из этого не могло на несколько секунд заставить стремительнее стучать сердце или на миг появиться румянцу на щеках, ничего не вызывало захватывающих ярких эмоций, переполняющих через край мой внутренний мир. Мир, который я возвела вместе с моим Люцифером в Аду, мир, который создавался очень тщательно и осторожно, трепетно и чувственно. Мы собирали его по острым осколкам, и казалось, что их будто уже никогда не собрать, иначе порежешься, иначе разочаруешься, что не смог собрать новую фарфоровую фигуру, красиво украшающую комнату. Но мы собрали этот мир, возможно порой жестокий и опасный, но наш, такой родной и отдающий не адским огнем, сжигающим даже кости, а теплом — самым настоящим домом. Но все резко изменилось. Я перестала чувствовать тепло, уют. Я перестала чувствовать себя дома. Тепло, которое всегда заботливо обволакивало и согревало надеждой и неощутимой любовью, в один момент обернулось холодом. Сначала легкой прохладой, что усиливалась волнами, а затем и режущим оголенную кожу холодом. Каждый день я слышу от близкого человека одно только слово — работа. Мысленно держать обиду на когда-то придуманное слово, было очень несуразно и глупо с моей стороны, но я упорно обижалась на какие-то шесть букв, последнее время захватившие не только уста Люцифера плотным кольцом, но и мое сознание, в котором, казалось бы, я тонула вновь и вновь без возможности выплыть на поверхность. А осознание своей бесполезности в Аду было ещё больней. С недавних пор я чувствую себя ненужной абсолютно никому. Брошенная за ненадобностью, бывшая очаровательной кукла. Словно, от меня нет никакого прока и я просто очередной потребитель, живущий только для себя. Хотя жила ли я для себя? И вот опять, опять я слышу это до хруста костяшек на пальцах отвратительное слово. — Может съездим куда? — произношу неуверенно, боясь, что меня снова не услышат. Боясь, что мои слова снова разобьются о недавно возведенную стену из шести букв. Что ж, на сегодня эта стена на грани падения. На мое удивление Люцифер сразу же поворачивает голову в мою сторону, уже готовясь, что-то произнести, но я резко его перебиваю. — В Венецию, например, сейчас там тепло, — мечтательно закатываю глаза, представляя солнце, море и белый, теплый песок, приятно ласкающий ноги. Снова это грёбаное серьезное лицо. Последнее время мне кажется, что я совсем не помню, как он улыбается. Его улыбка больше не ослепляет мой взор каждый день, его приятный бархатный смех, больше не проходится приятной вибрацией по телу. Будто его положительные эмоции навсегда потухли, а вместе с ними потухла и я. Иронично, но чтобы потеряться в лабиринте собственной жизни, нужно было всего лишь перестать чувствовать живительный свет от порождения самой тьмы. — Милая, ты же понимаешь, что у меня сейчас очень много работы, — устало выдыхает Люцифер, и смиряет меня несвойственным для него виноватым взглядом. — Но… Всего один день, — тихо, — всего маленький, несчастный день. — Давай как-нибудь потом. На этот раз все же на грани падения была лишь моя надежда, а не его возведенная стена, ставшая только прочнее. Потом. Достаточно растяжимое понятие, особенно последнее время. Оно звучит способом отвязаться от надоедливого ребенка, давая ложную надежду на некоторое время. Его виноватое «потом» каждый день вычерчивает на моем сердце огромный шрам и кажется, что его уже ничем не залечить.А затем и его вина уже начинает казаться чем-то неискренним и наигранным, отвратительным как слово «потом». — Знаешь что, — с вызовом отвечаю я, — Какого черта ты решил, что можешь заставлять чувствовать меня ненужной тебе? — в ответ получаю обескураженный взгляд, — какого ты решил, что можешь так просто разрушить наш мир?! — О чем ты говоришь, — злится, горит огнем. Первая маленькая победа. Он показывает не только тягучую вину, но и что-то еще. — Действительно, о чем, — наигранно закатываю глаза, — Не делай из себя слепца, — и ударяю в такое больное, — Неужели больше не любишь? Фраза прозвучавшая быстро, как выстрел револьвера, только вот она убила не быстро, а постепенно, потому что эмоции на лице моего Демона сменялись одна за другой. От гнева с непониманием, до самого настоящего разочарования. Вот они, еще одни искренние эмоции, разрушающие возведенную стену. — Что за бред. Рывком поднимается с кожаного кресла и быстрыми шагами надвигается на меня. Гладкий паркет отзеркаливает каждый шаг мужчины, каждый его звук. На несколько секунд в нем даже отражается непонятный яркий огонь в алых глазах, готовый заставить пылать весь ад. Вот она, еще одна искренность. Я же продолжаю задумчиво сидеть в позе лотоса и немного прищуриваю глаза, следя за каждым действитем Демона. Он, даже не думая останавливаться, подхватывает меня на руки так, что мне приходится обвить ногами его торс, а руками окольцевать шею, чтобы не упасть. Такие родные раньше объятия сейчас кажутся глотком свежего воздуха среди духоты чувств. Его изящные руки с витиеватыми татуировками надежно ложатся на мою талию, придавая мне опору. Я невзначай ахаю, переводя взгляд прямо к зеницам Люцифера. Они пылают алым огнем преисподней, и даже на секунду кажется, что я вижу в них самых настоящих чертят, видимо танцующих на струнах моих нервов. — Куда ты там хотела? — сводит брови к переносице, а затем отвечает, будто вспомнив сам, — Точно, в Венецию. — Да, но… — Хочешь в Венецию, будет тебе Венеция, — молниеносно щелкает пальцами, даже не дав пискнуть и одного слова.

****

Мы словно перенеслись в самую настоящую сказку. Венеция — один из самых удивительных и загадочных городов мира, обладающий неповторимым обаянием. Ходили слухи, что этот город очаровывал туристов, однажды побывавших здесь настолько, что они не могли расстаться с ним почти навсегда. Венеция пленила своей атмосферой, ведь в ней сочеталось, казалось бы, несочетаемое. Искусство и изящество музеев и соборов вместе с экстравагантностью и яркостью фестивалей и праздников, вода, заполонившая почти каждый уголок Венеции, и огонь итальянского характера горожан. Ее холод и спокойствие контрастировали с их взбалмошностью и искренностью. Это место — место контрастов и чувств. Сюда приезжают для того, чтобы отбросить все свои сомнения и тревоги, позволяя течь жизнь так, как хочется. Приезжают для того, чтобы учиться чувствовать и по-настоящему жить. Этот город всегда притягивал мое внимание не только своей красотой, но еще и своей историей. Он обладает необычной мифологией, показывающей разные грани на протяжении уже многих лет. Венеция привлекает не только своей волшебной атмосферой и роскошью, но и своей темной стороной, зловещей, но не менее притягательной. Она очаровывает этим и манит, а в какой-то степени учит принимать себя таким, каким ты был создан. Как неудивительно, но Люцифер перенес нас на один из пляжей этого чудесного города. Я всегда обожала море, и стоящий рядом со мной Демон это прекрасно знал, как никто другой. Такая маленькая, незаметная деталь позволила сердцу немного оттаять от долгой обиды. Вновь чувствовалось привычное тепло, а шрам медленно, но надежно затягивался с каждой волной моря. Словно мы снова собираем тонкий китайский фарфор по осколкам воедино. На самом деле, я уже давно не обижалась на Люцифера. Я не умею долго обижаться и мне всегда проще простить или оправдать человека, нежели таить свою давнюю обиду, чтобы чуть позже отомстить. Такие действия казались мне глупой затеей, тем более по отношению к любимому тебе человеку. Но иногда мои женские капризы так и просятся наружу. Ну а с кем не бывает, да? И вот опять хочется съязвить и уколоть побольнее. — Разве ты не был занят работой минуту назад? –гордо вздергиваю подбородок и направляю убийственный взгляд на мужчину, — Передумал? — его реакция удивляет меня больше всего, на смену отрицательным эмоциям, приходит веселая ухмылка и поднятые вверх брови. Я в шоке, что с этим мужчиной не так… — Да вот, решил свою любимую женщину побалова́ть, — все также улыбается Люцифер, а мне уже совсем трудно скрывать изменившееся за несколько минут настроение. Сейчас сердце уже стучит не в унисон со сломанными часами, а начинает отбивать первые аккорды танго, разгоняя по венам и артериям горячее тепло. Такое адски родное тепло от чертят в глазах мужчины напротив. Решая не тешить его мужское эго, в ответ я лишь молча киваю и нелепо начинаю снимать босоножки. Пока песок жадно затягивает мои ноги, я всё также пытаюсь не терять отстатки своего самообладания, но ничего не выходит. Каждый раз когда я хотя бы на секунду перевожу взгляд в сторону Люцифера, мне хочется глупо улыбаться, а в животе начинается самый настоящий салют из разноцветных бабочек. И да, я действительно, совершенно действительно не замечаю, как наши с ним пальцы переплетаются между собой, а плечи нежно соприкасаются друг с другом, даря тепло. Я совершенно действительно не замечаю, как Демон горящими глазами посматривает на меня, пытаясь уловить мои эмоции. Нет, вы что, я совершенно этого не замечаю. — Долго будем играть в молчанку? — интересуется Люцифер, без какого-либо энтузиазма. — Да нет, — закатываю глаза, — Просто я решила повторить твое поведение последнюю неделю существования рядом со мной, — опять женская обида, видимо задел, сильно задел. — Ты же знаешь, — уже серьёзней, — Отец оставил пост Сатаны на меня, и я не должен никого подвести. Поэтому так много работаю, — устало вздыхает, — прости. — Я и не обижалась, — поворачиваю лицо и по-детски показываю язык, словно капризный, несносный ребенок. А в ответ слышу давно забытый бархатный смех Чеширского кота, так приятно ласкающий уши. Я поняла, что именно сейчас передо мной мой Люцифер, тот самый Люцифер, которого я полюбила и, кажется, уже никогда не разлюблю. — Тогда почему ты до сих пор не плескаешься в море? — немного наклоняется ко мне и снова натягивает родную мне улыбку. — Я не умею плавать, — вот так просто. Как бы я не любила бескрайние моря и океаны, никогда не умела плавать. Они всегда безумно манили и тянули в голубую бездну, но я боялась утонуть. И этот страх всегда был сильнее желания ощутить приятный холод воды, обволакивающей все тело. Меня много раз пытались научить, но я как-то не стремилась познать все прелести заплывов. Мне, казалось, хватало одного лишь вида и звука моря. Но на самом же деле мне всегда хотелось большего, но я боялась этого необъяснимого чувства, а поэтому внушала себе, что мне хватает лишь малого. Наверно это было еще и от того, что рядом не было человека, ставшего бы для меня крепкой и надежной опорой и поддержкой, который бы ни за что не стал ограничивать мои желания или осуждать за то, что я чего-то не умею. Мне просто всегда не хватало родного тепла в океане чужого холода. И не хватало того, кто не просто оградит от пропасти, но и при надобности шагнет в нее вместе со мной, крепко держа за руку. Мне всего лишь нужна была любовь. Когда-то ещё в земной жизни я почти каждый день приходила к морю, садилась на мягкий песок и, найдя огроменную ракушку, прикладывала ее к уху, закрывала глаза и слышала звуки волн, крики чаек и запах соли. Такие воспоминания всегда отдавались теплым следом на душе, именно поэтому я не пила сыворотку забвения. Зачем забывать то, что не хочется забывать, верно ведь? Люцифер всегда так говорит. Погрузившись в свои мысли, ко мне незаметно подкрался коварный Демон и резко подхватил на руки, после беспощадно кинув в воду.Помню только как беспомощно пыталась дергать руками и ногами, и сквозь зубы втягивать воздух, чтобы окончательно не задохнуться. Длилось такое представление не долго, потому что вскоре я почувствовала теплые руки на своей талии и как кто-то осторожно поднимает меня почти с самого дна, наконец даря такой нужный сейчас кислород. В этом и была наша с ним любовь. В резких, но оттого не менее чувственных поступках, в возможно немного непонятной для других заботе и в чистой уверенности в друг друге. Люцифер долго учил меня хоть как-то держаться на воде, и знаете что? У меня действительно получилось, но мой наставник сказал, что я нуждаюсь ещё в огромных количествах тренировок, и мы обязательно снова посетим этот волшебный пляж, чтобы сделать из меня настоящего профессионального пловца. Солнце уже спускалось за горизонт, окрашивая облака в палитру малиновых оттенков. Словно расплескавшееся по небу вино, медленно стекающее в море, по которому неспешно пробегали переливающееся волны. Оно было всё также красиво, как и всегда. Последние лучи аккуратно падают на спокойное море, а маленькие волны чуть отблескивают яркими бликами. Вся эта картина такая нереально реальная, что хочет кричать — не знаю почему. Я уже давно сижу на коленях у Люцифера, положа голову на его плечо и улавливая размерный стук его сердца, бьющегося с моим в унисон. Кажется, что прямо сейчас я усну, но нами ещё не всё сказано. — Люци, спасибо, что научил меня плавать, — приподнимаю голову и рукой очерчиваю скулы мужчины, немного задевая щетину. — Спасибо, что научила любить, mia amata. — Ты знаешь итальянский? — удивленно произношу я. — Я много чего знаю, — отвечает без какой-либо насмешки. — Научишь? — Научу.