Тяжёлые ботинки издавали приятный скрип, приземляясь на тротуар, а Попов, ритмично шагая, даже не смотрел по сторонам: хмурый взгляд упёрся под ноги, впиваясь в каждый отблеск солнечного света на снежинках, и не ясно о чём он размышлял, щурясь от искорок и надоевшего белого цвета. Мужчина остановился от ощущения лёгкого удара — в спину Арсения прилетел маленький, но достаточно твёрдый, чтобы его разозлить, снежок. Он недовольно обернулся, неуклюже пытаясь стряхнуть хлопья снега с пальто, но дотянуться до середины собственной спины казалось невозможным.
— Ну зачем... — нахмурившись, пробормотал он Антону, который и бросил в него этот комочек снега.
— А не надо так быстро ходить, — Шастун вприпрыжку подбежал к мужчине, и стал помогать ему отряхивать пальто.
— Я не вижу смысла туда спешить, — они продолжили идти небыстрым шагом. — Нас там ждут только тупые вопросы и сплетни за спинами.
Антон в ответ лишь с улыбкой цокнул и закатил глаза — он соскучился по театру. Действительно соскучился, хоть и не признавал. Ведь в этом месте собирались тысячи историй, людей и эмоций: хороших, плохих, нужных и не очень... И всё это для Антона было очень родным, будто мысли о театре пробуждали в нём новую личность: энергичную, творческую и осознанную.
Впервые в жизни Шастун стал задумываться о своём будущем. Не о том отвратительном будущем, где он будет без конца метаться по противным работам с низкой оплатой и одним лишь физическим трудом, а о том, где он сможет в чём-то преуспеть и по-настоящему полюбить это дело. А когда рядом находится человек — человек, который вдохновляется теми же вещами, — это становится таким лёгким и ясным, сразу понятно, что это именно то, что ему нужно.
— Но они ведь не со зла, — с улыбкой на лице произнёс парень, — им просто интересно, а кто-то даже беспокоится. Какая разница, что они говорят? Я тоже посплетничать люблю, и что с того?
— Антон, — всё так же строго начал Арсений. — Не идеализируй. Я знаю, что тебе это нравится. И мне когда-то нравилось. А сейчас я понял, какие они все...
— Какие? Ты такой же.
— Такой же, я просто боюсь, что ты в это... втянешься.
— А разве это плохой путь? — показалось, что былой огонь в глазах был намеренно потушен.
— Не плохой, просто не лучший, — равнодушно ответил Попов, — и не для всех.
— Но нужно искать себя в чём-то, — чуть обиженно вылетело из его уст, — не быть же мне под твоей опекой всю жизнь!
— У тебя ещё всё впереди, не следует торопиться, — он нервно сглотнул, но старался выглядеть невозмутимо.
Арсений намеренно смягчил голос, от чего младший подсознательно согласился со сказанным. А старший так и не понял, от чего ведёт себя так занудно, то ли ревность к работе, то ли боязнь излишней самостоятельности Антона. А может просто плохое настроение.
— У тебя морщины на лбу будут, если не перестанешь хмуриться, — сказал Шастун, после чего резко потянулся к чужому лицу и легонько укусил за нос.
— Что за выходки? — Арсений потёр пальцами кончик носа с демонстративным недовольством.
— Кусаться здорово! Похоже на поцелуй, только есть победитель, — эти слова всё же смогли вызвать улыбку старшего, но как только они подошли к зданию, она вновь пропала, и он жестом попросил его быть потише.
От знакомых колонн и сладковатого запаха старой мебели по спине пробежали мурашки — всё же, свою особую романтику театр не утратил. Деревянная лестница слегка скрипела под ногами, и пыль летела на свету, атмосфера не оставляла сомнений в том, что это именно то место, где хочет служить Антон. А все недопонимания с коллегами отходили на второй план, и режиссёр уже не такой суровый, каким казался, а вот и он — выглянувший из своего кабинета Стас шёл навстречу двоим, улыбаясь, наверное, впервые в жизни.
— Кого я вижу! — воскликнул он, раскидывая руки, чтобы обнять Арсения. — Неужели решил посетить репетицию? А что с рукой?
— Ничего особенного, это всего на месяц, — взволнованно ответил Попов, натягивая рукав на гипс ещё больше. — ДТП. Бывает. Играть могу.
— Ну... Можешь играть или нет — решаю я, — строго, но с ноткой иронии сказал Шеминов. — А Шастун посмотреть пришёл? Вот это я понимаю, трудоголизм! На работу не взяли, а всё равно ходит.
Антона подобная похвала рассмешила, а Арсений раздражённо закатил глаза.
— Вот если Арсу гипс снять не успеют, — продолжил Стас, — вместо него выступишь. Ты парень талантливый, в уборщиках тебе делать нечего.
От этих слов Шастун сразу засиял. Наконец-то у него появился шанс найти себя в мире, и существуют люди, которые ему в этом помогут. Даже непривычно, что оценили по достоинству.
Но Арсения, похоже, что-то в этих словах задело: он, не торопясь, отошёл от них, чтобы не слушать неприятных ему рассуждений. Сам не понимая, почему так нервничает, он направился в сторону кофемашины. Взбодриться будет не лишним, ведь от боли в руке сон стал очень беспокойным.
Сделав себе привычный эспрессо, мужчина встал под стеной, уже мысленно покупая себе второй стаканчик, ведь одного ему точно не будет достаточно. Взгляд уткнулся в никуда, сонливость стала накатывать огромной волной, заставляя прикрыть веки, стена за спиной стала ужасно удобной. Он сам не заметил, как спустился на пол, поджав ноги лишь одной рукой.
То, как кто-то подошёл к нему, он тоже не услышал, пока не ощутил лёгкий пинок. С недовольным прищуром он попытался разглядеть человека, прервавшего его отдых.
— Чего расселся? — пробормотал Матвиенко, делая себе кофе.
— Задремал, нельзя уже? — неразборчиво ответил Арсений, и стал подниматься с паркета, хватаясь за маленький столик, на котором и стояла кофемашина.
Серёжа не проявлял инициативы к общению, но внимательно наблюдал за поведением Попова. Гипс привлёк его внимание, да и присутствие в театре удивляло не меньше, чем трезвость.
— Тебе сделать? — равнодушно, но без какого-либо негатива предложил Матвиенко.
— Да, пожалуйста, — Арсений стыдливо опустил глаза, пытаясь вспомнить, что тогда наговорил другу. — Всё... нормально?
— Да забей, — он бросил понимающий взгляд, намекая, что это уже не имеет значения. — Лучше расскажи, что случилось.
Обстановка моментально стала комфортной, но от мрачного настроения Попова осталось лёгкое напряжение. Посиделки у кофемашины и возможность высказаться лучшему другу — вот, чего ему не хватало.
— А с чего начать, с руки или с моей личной жизни? — слабо улыбнувшись, уточнил Арсений.
— На твоё усмотрение, — ухмыльнувшись, Серёжа сел на пол и принял максимально увлечённый вид.
— Ну, сбила машина, — он медленно выдохнул, размышляя, чем готов поделиться прямо сейчас. — Череда удачных стечений обстоятельств, и Антон меня простил.
— Простил за что, позволь уточнить? — саркастично поднял брови мужчина.
— Ну... Выходит за то, что в своё время я его не простил, — неуверенно ответил Арсений, — сложно всё это.
— Вовсе не сложно, просто вы сами себе всё усложняете, и не смей отрицать. Хотя, мне гораздо легче объективно рассматривать эту... ситуацию, так сказать, — ухмыльнулся Матвиенко. — И всё у вас будет хорошо, как мне кажется, но ты какой-то хмурый сегодня.
Попов прикусил губу, задумавшись о чём-то. Не дождавшись ответа, Серёжа принялся рассматривать рисунки на гипсе, внаглую отодвигая чужой рукав.
— Это ещё что за художество?
— Антон баловался, — равнодушно ответил Арсений, небрежно пытаясь обратно спрятать гипс. — Художество... Звучит смешно для человека, который столько времени жил с действительно талантливым художником.
— Чего ты к слову придрался? — возмутился друг, но к его лицо тут же изменилось, когда он осознал, о ком идёт речь. — Арс? Ты чего?
Ответа снова не последовало, лишь надменный взгляд, говорящий что-то наподобие "не спрашивай ерунды".
Матвиенко подвинулся ещё ближе, кладя руку на плечо товарищу, и вопросительно поднял одну бровь. Его сильно насторожило такое поведение, словно очевидно, что что-то не так, но объяснить это невозможно. Соответственно, своё беспокойство тоже никак не объяснишь. И тогда оно кажется излишним, вполне оправданно раздражая Арсения.
— Убеди меня в том, что всё нормально, и тогда я отстану, — твёрдо сказал Серёжа, не спуская с друга встревоженного взгляда.
— А что должно быть не так? — недовольно процедил тот, с демонстративным отвращением снимая с себя чужую руку. — Ты о чём вообще?
— Да уж, — он разочаровано выдохнул.
Казалось, Матвиенко почти сформулировал правильный вопрос, и уже хотел задать его вслух, но его оборвал быстро приближающийся звук шагов Стаса, недовольно смотрящего в сторону мужчин.
— Посиделки? — с саркастичной строгостью прозвучало замечание.
Арсений моментально подорвался на ноги, от чего потемнело в глазах и пришлось одной рукой удерживаться за стену. Серёжа же торопиться не стал, лениво разгибая колени, без особого желания создавать иллюзию усердной работы.
— Спокойней, Арс, уже успел устать? — всё с такой же противной улыбкой спросил Шеминов, когда подошёл ближе.
— А что нам ещё делать? — недовольно пробубнел Серёжа, хмурясь. — Репетиция только через час, спектакль через три, и всё равно мы не участвуем, нельзя уже кофе попить?
— Пей на здоровье, только перескажи все новые сценарии и форматы, чтобы я мог быть уверен в том, что ты сыграешься с новыми актёрами.
— Понял, иду, — Матвиенко быстрым шагом направился в сторону зала, не желая слушать поучения режиссёра.
— И Попова захвати! — крикнул Стас ему вдогонку.
***
Антон, скучая, болтал ногами, которые свесил через спинку кресла, устроившись на нём вниз головой — только в таком положении его длинные конечности не упирались в пол.
Две молодые актрисы почти силой взяли его под руки и затащили в гримёрку, не давая сбежать или дождаться Арсения. И он так и не понял, с какой целью, ведь единственное, что они делали — хихикали без остановки и странно на него поглядывали.
Придётся смириться с такой участью. Гримёрка — не худшая тюрьма.
Они всё время перешёптывались, хотя в этом тоже смысла не было: парню не было никакого дела до того, что они обсуждали. Его взгляд уткнулся в пустоту, в узоры на стенах и мебели. Думал о чём-то своём, и почти полностью погрузился в бессмысленные размышления, однако резкий звук открытия двери заставил его подскочить на месте.
— Ёбан... — тихо выругался он, чуть не свалившись с кресла. — Бобан...
— Вы что тут делаете? — нежный женский голос прозвучал где-то сверху. — Антон? Привет!
Антон неуклюже перевернулся, кивнул и принял такую позу, словно это кресло ему принадлежит. Перед ним стояла Ира: с аккуратной причёской, что было ей несвойственно, розовой помадой на губах, и в красивом платье с мелким цветочным узором, что тоже для неё было необычно — Антону чаще приходилось видеть её в спортивках и худи.
— Как ты? — спросила она, мягко улыбаясь.
— Нормально, я... нормально, — тихо ответил Шастун, смущаясь от того, что девушка села рядом.
Антон неуклюже отодвинулся на пару сантиметров, насколько позволяли размеры кресла, но её рука приземлилась вновь непривычно близко. Актрисы снова противно захихикали, одна из них шепнула что-то на ухо другой и они синхронно попятились назад. Парень в то время теребил край своего свитера, совершенно не обращая внимания на то, что происходит вокруг.
— Вы чего? — тихо спросила Ира, обращаясь к подругам. — Девочки...
Девушки сорвались на бег, что всё-таки смогло привлечь внимание Антона, и они резко выскочили за дверь. Услышав хлопок, оба инстинктивно поднялись, и Кузнецова в полном недоумении медленно подошла к двери. Попытка открыть её не дала результата.
— Чего? — тихо спросила она, продолжая дёргать дверную ручку. — Эй!
— Они нас закрыли? — уточнил Шастун, и тут же кивнул, услышав смех за дверью.
Ира ещё несколько раз пнула дверь плечом, но её усилия не имели никакого смысла против двух опёршихся на дверь девушек. Она раздражённо заколотила в дверь, а потом обернулась на Антона, который лишь округлил глаза, глядя на всё это.
— Ну вот, — прошептала она, садясь на пол, — надеюсь, ты никуда не торопишься?
— Да нет... А они нас не выпустят?
Она глянула на него так, словно ничего глупее в жизни не слышала. И может, это было правдой, но ответила она совершенно спокойно:
— Понятия не имею. Хотя, какая разница? Может это и хороший шанс пообщаться и узнать друг друга получше, — уголки её губ чуть приподнялись.
Он упёр руки в боки, переминаясь с ноги на ногу, хмыкнул и улыбнулся в ответ.
— Не расстраивайся, сейчас открою! — и тут же со всей силы кинулся на дверь всем весом, резко отталкивая девушек.
Благо, ни одна из них не упала, но испугались они заметно. Ира неторопливо поднялась на ноги, закатила глаза и отряхнула платье.
— Пойдём? — спросила она Антона, и он кивнул, не спуская недовольный взгляд с молодых актрис.
Они пошли в зал, но Шастун постепенно ускорял шаг, от чего девушке пришлось чуть ли не бежать за ним, цокая каблуками.
— Так что насчёт... пообщаться? — громко спросила Ира, еле поспевая за парнем.
— А? — Антон невозмутимо на неё обернулся.
— Может кофе выпьем? — её дыхание стало сбиваться от такой пробежки и, к её счастью, Антон сбавил шаг, как только они вошли в зал.
— Ага, — тихо ответил он, бегая глазами по залу, словно кого-то искал.
Шеминов, как всегда активный и громкий, подлетел к Антону и сразу по-дружески приобнял.
— Шастун! Такими темпами станешь моим любимчиком, — звонко произнёс мужчина. — Пришёл посмотреть на репетицию? Похвально! Может и сам что попробуешь...
Словно слетевшись на звук, к ним тут же подошли и Попов, и Матвиенко. Арсений натянуто улыбнулся, а его взгляд упал на Кузнецову, которая взялась за руку Антона, чтобы привлечь его внимание.
— Так что насчёт кофе? Сегодня? — уточнила она, кокетливо улыбнувшись, а глаза её легко прищурились.
— Кхм, — с насмешкой глянул на неё Арсений. — А на курсах визажа обучают строить глазки актёрам? Почему все гримёрши этим занимаются?
Она обвела его взглядом, на секунду задержалась на гипсе, ухмыльнулась и ответила:
— А какие курсы закончил автор данного художества? Как называется стиль? — саркастично поинтересовалась девушка.
Мужчина нахмурился, поправил рукав и отошёл в сторону. Антон тут же побежал за ним.
***
Ещё даже не посветлело, а Попов уже успел приготовить завтрак, сварить кофе и даже опустошить две кружки, после чего заварил ещё две. Утро казалось не таким уж и плохим. В спальне послышалось шебуршание, а это значит, что самое время разбудить младшего, пожелать доброго утра и принести кофе. Так он и сделал; легонько постучав костяшкой мизинца, дабы не опрокинуть кружку, вошёл в комнату.
— Доброе утро, — мягко сказал Арсений, присаживаясь возле сонного Антона. — В театр лучше не ходи.
