***
Он получил всего десять ударов. Это было… как-то мало, словно они на самом деле не осмелились бить его. Может, потому что человек, отдавший ему тело, был душевнобольным? Но почему тогда он вообще в Облачных Глубинах? Когда-то давно он слышал, что в Гусу есть целители разума, мастерству которых нет равных. Но, кажется, это не тот случай – разве тогда эти малыши стали бы так о нём шептаться? Нет, в Гусу слишком строгие правила, их съела бы совесть, косточек не осталось бы, стоит им только слово сказать о больном человеке, находящемся здесь на лечении. В любом случае, его бросили в дом, окружённый горечавками, настолько далеко от основной территории Гусу, что был повод задуматься. Человек, отдавший ему тело, должен был загадать желание, длинный разрез на руке подтверждал это, и Вэй Усянь был твёрдо намерен узнать, чего он хотел. Вытаскивая вещи из цянькуня, выпрямляя смятые в спешке листы, он не мог не подумать, что, будь это уничтожение Гусу, он просто бросит это дело. Насладится последними деньками жизни, пока кровь вытекает из тела через порез, а после его душа вновь разорвётся на кусочки, будет стёрта в порошок. Так, как было в первый раз. Это явно не «полный конец», как учили заклинатели из поколения в поколение. С другой стороны, кто, кроме него, может доказать, что это так? Если и были другие случаи, то люди вряд ли желали признаваться другим в своей смерти, в том, что были уничтожены на всех уровнях существования, пока внезапно не очнулись вновь – в чужом теле, в чужой семье и с неизвестной пока миссией. Листы были исписаны его торопливым почерком, мелким, накладывающимся линиями одна на другую, трудночитаемым. Тогда он уже плохо осознавал себя, своё окружение, своё состояние. Описание ритуала было в лучшем случае размытым, лишь круг и символы начертаны максимально ясно, с той проработкой, какую Вэй Усянь только мог им дать. Ни слова о желании. Откинув это и без того гиблое дело, он открыл цянькунь и перевернул его, давая содержимому просто вывалиться на пол. Продолговатый футляр от флейты стукнулся с гулким звуком, алая лента кучкой застряла в слоях ткани. - Хо-хо-хо, не подношения ли это? – он нервно посмеивается. Мо Сюаньюй явно знал, кого призывал. Неужели он возненавидел клан Лань настолько, что решил спустить на них самого Старейшину Илин, способного уничтожить три тысячи солдат за одну ночь? В любом случае, давно пора было перевязать этот глупый низкий хвост, крысой хлещущийся у него за спиной. Вэй Ин фыркнул, потянув из волос перевязанную на косые слабые узлы ленту, и замер. Голубые облака, вышитые на белой ткани. Отличительный знак главной семьи Лань. Были ли родственники прошлого Главы Клана кроликами? Неужели у них столько же детей, сколько у Цзинь Гуаньшаня?! - Где-то по Гусу бегает ещё один Лань, - проворчал Вэй Усянь, глаз дёрнулся, когда он собрал волосы в высокий хвост и перехватил его белой лентой. Грубо? Возможно. Но, если так подумать, тогда он может использовать красную ленту, чтобы перетянуть разрез на руке. Всё складывается как никогда хорошо. Для него, конечно. Старик Цижэнь кровью подавится, если увидит, как он обращается с их жуть какой важной лентой. – Если только Мо Сюаньюй не женат на одном из тех парнишек. Бррр, неужели я попал в обрезанного рукава? Ещё и сумасшедший… Он поднял флейту, вынимая её из футляра и покрутив на пальцах. Мысли медленно перешли к плану побега. Ему нужно стащить у кого-нибудь нефритовый жетон, и тогда свобода у него в кармане. Неплохо было бы так же приобрести хоть немного деньжат, но последние годы за финансы отвечала Вэнь Цин, а он… он доживёт в этом теле счастливые дни и без единой монетки за душой. - Жетон, - промурлыкал он себе под нос, приблизив флейту к губам и сыграв пару нот. Превосходный звук оттолкнулся от стен, куда лучше, чем что-либо, что он мог бы сыграть на Чэньцин. До тех пор, пока та не стала настоящим духовным оружием, конечно. Тёмной энергии в самом Вэй Усяне было достаточно, чтобы заставить даже лист сандала, вырощенного в Гусу, стать мощнейшим тёмным орудием. Оставшись довольным, он сунул флейту за пояс и выскочил из дома, пинком вышибая створки окна. Даже не стал проверять дверь. Вряд ли они оставили бы сумасшедшего незапертым в доме, где закрыты все окна. Он перескакивает стену, делая глубокий вздох и широко улыбаясь. Руки в бока, ноги на ширине плеч, и он готов встретить новый вызов со всей самоотверженностью, что в нём была. Уроки зелени закончились, и он не удивился, замечая студентов, бродящих по тропинкам. Ориентируясь на них, он быстро выходит к знакомым территориям – библиотека, точно такая же, как в годы его ученичества, но он-то знает, что это разные здания. Ах, Лань Чжань, Лань Чжань! Как же он намучился, защищая это величественное здание, а итог? Рана на ноге и десятки, сотни, если не тысячи, потерянных навсегда текстов. - Эй! Что ты тут опять забыл? Этот мальчишка нравится ему всё больше! Особенно когда нефритовый жетон сверкает, подвешенный за его пояс, и глаза Вэй Усяня озорно прищуриваются. Он бросается к Ланю, разводя руки, и подхватывает тут же начавшее вырываться тело, крепко его обнимая и прижимая к себе. - Я спешил к тебе! Я так соскучился! – он смеётся, щекоча торс Ланя и уворачиваясь от рук второго юноши. Вертится, иногда выпуская крольчонка – да, ведь его родители – кролики! – из рук, но тут же вновь хватая. – Нууу, почему мне нельзя тебя обнять? Может, ты мне понравился? Как хороший джентльмен, ты должен начать за мной ухаживать! - Что-о-о! – лицо крольчонка вытягивается в шоке, и Вэй Усянь смеётся ещё громче, отбегая от них и отправляя воздушный поцелуй уже его другу – ах, ну что за очаровательная редиска? – А ну забери свои слова обратно! Ну, погоди! Вот узнает Ханьгуан-Цзюнь! Однако Вэй Усянь уже не слушает, убегая в сторону ворот. Кричит, отпугивая со своего пути молодёжь и стариков, которые от шока не могут ему помешать. Явно услышав поднявшийся гомон, стража у ворот напряжённо ждала его, но Вэй Усянь даже не замедлился. Чувствуя слабое, но довольно надёжное ядро в груди, он отталкивается от земли в шаге от заклинателей, перелетая их и закружившись в воздухе, падая у самого подножия лестницы, откуда, не долго думая, сиганул, позволяя гравитации ускорять его бег. Чувство свободы окутало его со всех сторон, дышать стало так легко-легко, смех рвался не просто из груди – из глубин души, соскучившейся по неприятностям, шалостям и глупостям. Он не сворачивает, не идёт по кругу лестницы. Нет, прыгает с края заворачивавшегося нефрита, прижимает ноги к груди и через вечные, свистящие ветром в ушах десяток секунд ныряет в реку, где когда-то учил Не Хуайсана ловить рыбу. Течение само несёт его дальше, вниз, и он лежит на спине, наблюдая за плывущими по небу облаками. Где-то далеко затихли крики стражи – как нехорошо, сколько же людей стали кричать в Гусу, когда он ушёл? Может, они избавились от того глупого правила? Это звучит невероятно. Он выплывает на берег, когда деревья, окружавшие реку, редеют до полного их отсутствия. Снимает одежду, смывает с лица белила и, кажется, тени, встряхивает волосы, проходясь лёгкими порывами ци, чтобы высушить их. Возможно, за ним отправят преследование. Может быть, уже отправили. Ему всё равно. Разложив верхние слои на солнышке, он закатывает штаны и ловит пару рыбёшек, разводит костёр и до вечера сидит у реки, обдумывая свою ситуацию. Ханьгуан-Цзюнь, да? Что бы он сделал, если бы узнал, что Мо Сюаньюй лез к малышу Ланю? Его, наверное, забьют ферулами досмерти, а после полсотни раз заставят переписывать раздел добродетели и ещё сотню – воздержания. Есть ли у них вообще такие правила? Наверное, есть. Вэй Усянь смог выучить те, что на стене, но всё остальное? К чёрту, да и зачем ему думать об этом сейчас? Встав, он отряхнул от травы белое ханьфу, фыркая на зелёные полосы, покрывавшие всю спину. Судьба ли это – перед своей второй смертью подпортить репутацию Ланей, даже не исполняя желания Мо Сюаньюя? Красные, жёлтые, оранжевые фонари загораются в Цайи. Ноги сами несут его к знакомой лавочке с лучшим вином во всей поднебесной. Народ, как всегда, торгуется, кричит и ругается, смеётся и веселится. Вэй Усянь наслаждается атмосферой, что окружала это место, когда навалился на стойку, привлекая внимание знакомого старичка. Ах, как он постарел за эти несколько лет войны! Для него словно прошло не одно десятилетие! Вэй Усянь с трудом может поверить, что люди без ядра могут так быстро состариться. - Ах, хозяин! Дай попробовать вина! Стану тебе лучшим дегустатором, - он довольно задирает нос, приложив руку к груди и весь раздуваясь, показывая, как хорошо он разбирается в том, о чём говорит. – Хочу знать, так ли хороша улыбка императора, как о ней говорят по всей поднебесной. - Уж точно скажу тебе, что тому, кто сделает вино вкуснее, я лично выражу почтение, - старик усмехается, осматривая говорившего и удивлённо вскинул брови. Неужто и в Цайи знают Ланьского сумасшедшего? Уж о чём Вэй усянь не подумал бы, так об этом. А как же запрет сплетничать? Или же его тоже отменили? Как много он упустил! - Вином тебя угостить? – в голосе старика тем временем чуется недоверие, когда он переспрашивает. – Бесплатно отдавать не стану. Если нечем платить, шёл бы ты отсюда, пока не поздно. - Не поздно для чего, хозяин? – Вэй Ин усмехается, не услышав ни нотки злобы в его голосе. И был прав – старик отмахнулся от него, кивая в сторону горы. - Не поздно возвращаться. Совсем скоро пускать не будут. Вэй Усянь понятливо глянул в ту же сторону, после чего состроил серьёзное, задумчивое лицо, надув губы, закрыв глаза и почёсывая подбородок, как Лань Цижэнь чесал бороду. - Не, так не пойдёт, хозяин. Как насчёт такого: я развлеку твоих клиентов, а ты угостишь меня? По рукам? – он протянул руку, не обращая внимания на сомнение старика, и скоро получил ответ, от которого заулыбался лишь ярче. - Ай, бог с тобой. Развлекай, если так хочешь. Больше не медля, Вэй Ин достал флейту, выразительно прокрутив её между пальцев, перекидывая из руки в руку и поднося к губам. Мир словно перестал существовать. Он заиграл мелодию, какой не знал никогда, какую слышал лишь во снах, ноты к которой подбирал на ходу. Пальцы порхали над флейтой, проносились едва касаясь, меняли направление и соскакивали к соседним или же находящимся далеко от первоначального места. Мелодия затихла, и он подождал пару мгновений, после чего открыл глаза, собираясь потребовать свою заслуженную плату, но смог лишь непонимающе склонить голову, смотря на шокированные – нет, испуганные лица своих слушателей. - Что такое? Неужели было так плохо? – он нервно смеётся, сжимая флейту и нервно потирая шею. – Не слишком ли вы строги ко мне? Обещаю, в следующий раз будет ещё лучше, хозяин! Так могу я… Он замолчал, когда сзади раздался шелест ткани. Большая рука легла на талию, и его потянули назад, прижимая к широкой груди. Горячее дыхание опалило висок, когда бархатный, глубокий голос отправил его сердце в беспощадный бег. - Если ты в чём-то нуждаешься, скажи об этом мне, - краснота смущения разлилась по лицу Вэй Ина, когда небольшой мешочек с монетами опустился на стойку перед ним, и этот же восхитительный голос попросил два бочонка вина. Не веря в то, что происходит, он резко развернулся, заглядывая в лицо наглеца, и тут же кровь ушла в пятки. - Лань Чжань! Кхе-кхе, кхе, - он закашлялся, подавившись воздухом, и всё та же рука, оказавшаяся рукой Лань Чжаня (Лань Чжаня!) похлопала его по спине, помогая. – То есть, э, Ханьгуан-Цзюнь! Что вы делаете? Восхитительные золотые глаза смотрели на него с безразличием и, кажется, злостью, тонкие брови сошлись на переносице. Боже, Лань Чжань ненавидит его, не так ли? Вэй Ин умудрился разозлить его, даже когда Лань Чжань не знал, кто он. - Лань Чжань. - А? - Муж может звать меня Лань Чжань. - А? А, да, да, конечно. Конечно, муж может… - он сделал шаг назад, размахивая руками, примирительно улыбаясь и уже ища пути отступления, когда слова ударили в него. Понимание сразу исказило его лицо, рот распахнулся, безмолвно повторяя «муж?», а брови стали едва видны за чёлкой, казалось, что они вот-вот сольются с его скальпом. – Да, конечно! Я совсем не забыл! Ну, я хотел погулять немного один, Лань Чжань, так что ты можешь возвращаться один. А то, говорят, скоро комендантский час, ты же не можешь нарушать правила, верно? - Мгм. Мы идём в Гусу. Вместе, - Вэй Ин видел, насколько серьёзен Лань Чжань сейчас, но и сам не мог отступить. Что с ним сделают в Гусу, когда узнают, кто он? Что с ним сделают? Если тогда, ещё во время войны, когда он был полезен, был союзником, его хотели исправить, излечить, то что будет теперь, когда он – враг? Нет, назад в Гусу ему никак нельзя. Он должен что-то придумать. - А? Но разве мой дорогой муж не сказал только что, что я могу лишь попросить, и ты это сделаешь? Я не хочу в Гусу. Неужели Ханьгуан-Цзюнь не держит своё слово~? – он ухмыльнулся, игриво прильнув к Лань Чжаню грудью, обхватывая его руку и вглядываясь в его лицо. Такой взрослый… Почему он выглядит таким? Неужели… Сколько лет прошло с тех пор, как он умер? - Хм. Чего муж тогда хочет? – Вэй Ин ухмыльнулся, поняв, что сейчас он явно победил. Отстранившись от Лань Чжаня и подхватив две бутылочки вина, что дал ему старик, Вэй Ин огляделся, после чего широкими шагами отправился к ближайшей лавочке. - Я хочу локву! О, и острые соевые палочки! И остро-сладкую курочку! – Он обернулся, слегка поиграв бровями, смотря на Лань Чжаня, всё так же хмуро смотрящего на него. – Мой дорогой муж угостит меня? Или всё же отправится в Гусу? Не волнуйся, я обязательно приду к утру, когда можно будет входить. Он подмигивает, отворачиваясь, уверенный в том, какой ответ может дать на это Лань Ванцзи, и уже пошёл было дальше, когда сбоку появилась фигура Лань Чжаня, идущего в ногу с ним, смотрящего строго вперёд. Лицо его разгладилось, и став отстранённым настолько, что это даже привычно. Как часто в своё время Вэй Ин старался вызвать в нём хоть какую-нибудь реакцию? И как ценились им даже самые малые изменения, вызывающие громкий смех и заряд энергии на следующие проказы. - Лань Чжань! Неужели ты правда идёшь со мной?! – он не сдержал небольшого визга, поняв это, и сглотнул. Открыв одну из бутылочек, он сделал большой глоток, выдыхая. Это слишком странно даже для него. - …локва продаётся утром. Мы сможем купить её завтра. - О? О-ох, ладно. Тогда, - он осмотрелся, выискивая хоть что-нибудь, и выдохнул от облегчения, увидев ларёк с едой недалеко. Там даже были столики, как у настоящего ресторанчика! – Тогда идём туда! Ты всё ещё должен мне курицу и палочки, Лань Чжань! - Мгм. Позже, ощущая, как курица тает на языке, опаляя несоблазнённые настоящей пищей рецепторы Мо Сюаньюя, Вэй Ин готов был заплакать от чувств, что приносила настоящая, вкусная еда, полная специй и приготовленная не из одной лишь редиски. Возможно, эти последние дни и правда будут счастливыми. По крайней мере, он может получать удовольствие от того, что происходит.***
- Это всё, чего ты хотел? Утром они отправились к реке, на берегах которой девушки продавали свежие локвы. Здесь были женщины, лица которых Вэй Усяню казались отдалённо знакомыми, а рядом с ними суетились совсем молоденькие девчушки, звонко зовущие женщин матерями. Понимание, что когда-то он во всю заигрывал с этими женщинами, не могло пробить себе место в сознании Вэй Усяня – мир словно бы не изменился, но вокруг было столько знакомых-незнакомых лиц, что приспособиться было тяжело. Он последний раз укусил локву в своих руках, оставляя от неё лишь небольшую веточку, и отбрасывает её, вытирая руки о ханьфу. Тянется, как довольный кот, смотря на пустые баночки вина, которые уже выторговали себе девчушки, дав взамен ещё одну локву. Теперь это были официальные ведёрки для красивых камушков и редких ракушек. - Ага. Большего и желать нельзя, Лань Чжань, - он улыбнулся, поворачиваясь к Лань Ванцзи, и замер. Чужие глаза были слишком близки к его собственным, губ коснулось чужое горячее дыхание, сильная рука легла на талию, прижимая его к себе так близко, что он мог почувствовать биение сердца Лань Чжаня. Он стоял, распахнув глаза и боясь лишний раз даже сглатывать. Чужие губы были слишком близко, хват на талии крепкий, казалось, что даже энергия Лань Чжаня затрепетала вокруг них. - Хорошо, - сказал Лань Чжань, и в следующее мгновение земля пропала из-под ног, Вэй Усянь взвизгнул, хватаясь за шею Лань Чжаня и смотря вниз. Бичень, чистый, словно лёд, светился, набирая скорость, неся их в сторону Гусу. – Что? Что ты делаешь, Лань Чжань?! Я не хочу в Гусу! Ему показалось, что хватка на талии стала ещё крепче, а настроение незаметно и в то же время слишком ощутимо испортилось, стало мрачнее, чем он мог себе представить. - Ты забрал Нефритовый жетон Лань Цзиньи, - Вэй Ин мог сказать, что Лань Чжань напряжён, определённо напряжён, но как он это понял – не понимал. Его голос не изменился, взгляд всё так же направлен в горы, к стремительно приближающимся воротам. - Конечно! Без пропуска я не мог выйти, Лань Чжань! Разве это не логично? – он панически смотрел на стражу, что уже была близка, на здания, что виднелись за стенами, на правила, выбитые на стене, мимо которой они стремительно пролетали. – Эй, эй, ты же можешь и без меня вернуть ему жетон! Серьёзно, Лань Чжань, я обязательно приду, просто попозже! Да, попозже. Может, когда крови станет совсем мало, он придёт попрощаться. Он жалел, что их многообещающее знакомство так разорвалось. Он считал Лань Чжаня другом, даже если тот не был с ним согласен. Он хотел бы провести последние минуты со знакомым, близким человеком. Пусть Лань Чжань ненавидит его, но… - Мы не останемся в Гусу. - Не останемся? Что ты имеешь ввиду, Лань Чжань? Однако ответа он не получил, когда они пошли на спуск, и уже у входа Вэй Усянь заметил ещё одну фигуру, неторопливым, спокойным шагом приближающуюся к воротам. - Брат. - Ванцзи. Вэй Ин не мог точно вспомнить, когда он в последний раз встречал Лань Сиченя, но казалось, что тот совершенно не изменился. Конечно, на его уровне самосовершенствования не будет ничего удивительного, если он на протяжении десятилетий будет сохранять молодой облик. Вэй Усянь помнил легенды прошлого, когда золотое ядро было создать сложнее, чем обрести бессмертие, и по истечению ста лет люди, выглядящие не старше молодых юношей и девушек, впервые открывали для себя настоящие силы ядра. Легенды, определённо, но он не удивился бы, если бы два нефрита получили бессмертие так рано, что навсегда останутся в нынешних обликах. Он готов поставить десять Улыбок Императора на то, что сейчас нет заклинателей, что были бы сильнее братьев Лань. - Я вижу, ты нашёл Господина Мо, - улыбка на лице Лань Сиченя была добрая, но снисходительная, когда его глаза с жалостью посмотрели на Вэй Усяня. – Как вы себя чувствуете? Стража сообщила, что вы упали с лестницы. Рука на талии Вэй Ина слегка напряглась, но он не обратил на это внимания, слезая с меча Ванцзи и улыбаясь, помахав Лань Сиченю рукой. - Как им не стыдно врать, Господин Глава? В Облачных Глубинах это запрещено, - он хитро прищуривает глаза, наслаждаясь своим положением сумасшедшего, когда наклонился корпусом к Лань Сиченю, доверительно шепча. – Я сам прыгнул. Они наверняка видели, что я сделал это специально. Ни один мускул на лице Лань Сиченя не дрогнул, но это не помешало Вэй Ину отстраниться, расхохотавшись с его лица, замершего в неуверенности, как следует поступать. Он схватился одной рукой за живот, другой цепляясь за Лань Чжаня, пытаясь отдышаться. - Лань Чжань, Лань Чжань, ты посмотри на него! Я сломал твоего брата, - он повернулся к Лань Чжаню, не замечая, как удивлённо раскрылись глаза Лань Сиченя, как тот вопросительно взглянул на брата. Однако, разглядев что-то, что мог видеть только он, Лань Сичень расслабился, чуть более широкая, искренняя улыбка растянула его губы. - Вы уже возвращаетесь? Лань Сычжуй беспокоился о тебе, Ванцзи. Думаю, он был бы рад, если бы ты встретился с ним. - Мгм. Хорошо. Вэй Ин всё ещё смеялся, пока его осторожно подхватили за плечо и потянули в сторону, и он послушно последовал за Лань Чжанем по каменным тропинкам. Они прошли мимо учебных корпусов и скоро были около общежитий. Дети расступались перед Ханьгуан-Цзюнем, выглядя так, словно его появление здесь – нечто обыденное, что смешит Вэй Ина ещё сильнее, и он оборачивается, показывая язык или дразня детей, просто чтобы посмотреть, как они недовольно надуются и отвернутся, перешёптываясь. - Перестань, - Лань Ванцзи даже не повернулся к нему, чтобы бросить предупреждающий или осуждающий взгляд, но Вэй Усянь не собирался ждать, когда он сделает это. Нет, он решил полностью теперь сконцентрироваться на Лань Чжане, это было даже веселее, чем дразнить этих детей. - Почему, Лань Чжань? Неужели мой муж ревнует? О, но нет никого, кто был бы привлекательнее Ханьгуан-Цзюня, как ты можешь ревновать меня? И вообще, - он обхватил руку Лань Чжаня, поиграв бровями и переплетая их пальцы, ища границы дозволенного и пока что, кажется, даже не оказываясь близко к ним. – Разве не я должен ревновать? Ты такой хороший, сильный, внимательный~, наверняка сотни женщин мечтают выйти за тебя. Я уже беспокоюсь, вдруг ты разлюбишь меня и влюбишься в какую-нибудь заклинательницу~ Он не обратил внимания на странный взгляд, который послал ему Лань Ванцзи, когда заметил знакомых мальчишек впереди. Оторвавшись от руки Лань Чжаня, намереваясь уже побежать к ним, он запнулся, услышав тихое «Никогда», и обернулся. Золотые глаза смотрели прямо на него, серьёзные, непреклонные. Сердце пропустило удар, он неловко улыбнулся, кашлянув, отворачиваясь. Внезапно вести себя так вызывающе перехотелось. Ведь Лань Чжань думает, что он – всё тот же Мо Сюаньюй, с которым он сделал три поклона и с которым поклялся разделить одну судьбу на двоих. - Конечно никогда, Лань Чжань, - он улыбнулся, совсем слегка, почти незаметно. – Идём. Мы же направлялись к ним, не так ли? Он кивает на юношей. Лань Ванцзи ещё несколько мгновений неотрывно смотрит на него, после чего слабо кивнул, поворачиваясь в сторону детей. Те уже увидели их и направлялись навстречу. Лицо крольчонка – Лань Цзиньи, как он понял – было кислым, хмурым, и Вэй Усянь тут же порылся по карманам, пока не нашёл нефритовый жетон. - Эй! – крикнул он, привлекая к себе внимание Цзиньи, и кинул жетон. Подросток едва слышно вскрикнул, потянувшись, и, трижды чуть не уронив его, прижал жетон к груди, хмуро смотря на сумасшедшего. – Спасибо, мне он очень помог! Извини, что пришлось вот так забрать его, но ты вряд ли дал бы мне его добровольно. - Вот ещё чего захотел! Да за такое, да тебя..! Ханьгуан-Цзюнь! Разве за это не должно быть наказания? - Цзиньи, - одёрнул друга Лань Сычжуй, время от времени странно посматривая на Вэй Ина. Ах, кажется, у него не очень хорошо получается дурачить других, не так ли? Но быть сумасшедшим так весело! Он может делать что хочет, а другие будут смотреть и либо ругаться, либо жалеть такого убогого. И даже осуждение будет не таким сильным, как может быть к здоровому! Нет, пока что ему слишком нравится это. Нормальным в Ордене Лань вести себя чудаковато мог только он, и то до войны, а сейчас? Такая власть в его руках! - А? Лань Чжань, ты накажешь меня? – он обернулся к мужу, напыщенно громко хныкая, бросаясь ему на грудь. Снёс бы Лань Чжаня с ног, если бы тот не обхватил его поперёк спины и слегка опёрся на ногу сзади. Рты зелени распахнулись, заставляя Вэй Ина внутренне хихикать. Лань Чжань так снисходителен к нему, разве Мо Сюаньюй никогда этим не пользовался? – Лань Чжань! Ты не можешь меня наказать! Я твой муж! - Потворствовать другим запрещено. Проявлять фаворитизм запрещено, - Лань Чжань смотрел на него, слегка нахмурившись, после чего кивнул, добивая. – Муж будет наказан. Позже. - Позже?! – о, он как-то забыл, что этот мальчик Лань тоже не самый послушный. Итак, надув губы, он решил тонуть не один, поворачиваясь к крольчонку и тыча в него пальцем. - Кричать тоже запрещено! Лань Чжань! - Мгм. Тоже будет наказан. Позже. - Мы куда-то направляемся, Ханьгуан-Цзюнь? – плавным движением выходя чуть вперёд Лань Цзиньи, незаметно подавляя его, намекая успокоиться, Лань Сычжуй улыбнулся с тем выражением, которое Вэй Ин буквально пару минут назад видел на лице Лань Сиченя. Минутку. Может ли быть… Это сын Лань Сиченя??? Лань Сичень тоже женился? А Лань Цзиньи? Брат? Но они так непохожи! Ах, какое упущение! Двойняшки, но не близнецы! А сколько шуток можно было учинить! - Мгм. Собери ещё несколько учеников. Мы идём на миссию. - Вы пойдёте с нами, Ханьгуан-Цзюнь? Разве вы не… - взгляд Лань Цзиньи метнулся к Вэй Ину и заметно нахмурился, но он оборвал себя, поклонившись. – Мы соберём учеников, Ханьгуан-Цзюнь. Лань Чжань кивнул с чем-то вроде одобрения, и повернулся, уходя. Пару раз повернувшись на мальчишек и на Лань Чжаня, Вэй Ин улыбнулся, строя подросткам рожицу, и побежал за Лань Чжанем, когда Лань Цзиньи в возмущении заругался так смешно, что Вэй Ин обязан был это записать. Ах. Новое поколение Лань такое смешное! Напоминает «нелепо» от Лань Чжаня. Ничего более грубого из его уст Вэй Усянь просто не может вспомнить. - Куда мы идём, Лань Чжань? – Вэй Усянь устроился сбоку от Ванцзи, осматриваясь. Ах, дорожка к дому с горечавками. Получается, Мо Сюаньюй живёт там с Лань Чжанем? - Домой. Переодеться. Вэй Усянь непонимающе хмурится, осматривая Лань Чжаня, но понимание приходит с видом его собственной одежды, покрытой грязью, зеленью и каплями от сока локвы. Да… Он, конечно, всегда предпочитал чёрную одежду, но никогда причиной этого не была его неспособность сохранять себя в чистоте. Хотя, в оправдание, он не виноват, что сбегать отсюда пришлось таким путём. Его вина только в пятнах от локвы! В цзинши Вэй Усянь сразу сбрасывает одежду, оставаясь в одних нижних одеяниях, вставая у шкафа и бесстыдно подмигивая Лань Чжаню, что-то ищущему в сундуке у отдалённой стены. Его уши очаровательно краснеют, брови слегка хмурятся, когда он отворачивается. - Ах, как мой муж думает, мне лучше надеть белое или белое? А может быть белое? – он хихикает, находя лишь один комплект голубого ханьфу с всё ещё белыми нижними одеждами. Ах, почему в Гусу так редко надевают голубое, если этот цвет тоже разрешён? - Нет. - Нет? О, но я не могу быть совсем без ничего. Хотя… - он прикладывает палец к губе, только в этот момент краем глаза замечая собранную у стены ширму, которой пренебрегал. Ну и ладно, Лань Чжань наверняка не раз уже видел это тело голым, что такого в нижних одеждах? – Если мой муж желает этого, боюсь, я никак не могу сопротивляться~ Лань Чжань не отвечает, но когда он поднимается, идя к нему, Вэй Ин чувствует внезапную дрожь, пробежавшую по его спине. А если..? Он не готов! Совсем не готов! - А, но мы торопимся! Ха-ха, да, муж может посмотреть и вечером, а сейчас уже надо надеть… - он тянется к первому же халату в стопке, когда Лань Чжань протягивает руки со сложенным на них ханьфу и нижними одеждами. Чёрный верхний халат и красная нижняя рубашка. Но откуда…? Собственно, он не против. Это нравится ему куда больше белых одежд. - Лань Чжань! Спасибо! Я и забыл об этом комплекте! – Лань Чжань посылает ему странный, трудно читаемый взгляд, но кивает, отдавая одежду и после покидая комнату, давая ему пространство. Такой внимательный, скромный, просто прекрасный! Ах, как же Мо Сюаньюю повезло! Хотя, если так задуматься, жаль Мяньмянь. Вэй Ин помнит, что она нравилась Лань Чжаню в их подростковые годы. Она была бы хорошей женой. Он быстро переодевается и перезаплетает хвост, белая лента в волосах теперь кажется ещё ярче. После, быстро глянув, нет ли Лань Чжаня поблизости, он разматывает руку, проверяя разрез. Лента уже пропиталась с внутренней стороны, став из алой бордовой, завязывать снова ей было бы не очень хорошо. Осмотревшись, он заметил Бичень, оставленный на специальном столе. Взяв самый нижний халат в стопке в шкафу, Вэй Ин подбежал к Биченю, осторожно вынимая его и парой ловких движений располосовав одежду. Убрав пару получившихся лент в рукав – на потом – он перевязывает руку и сразу убирает меч в ножны, закрывая следом шкаф. Он не думает, что Гусу обеднеют, потеряв один халат, но всё равно неудобно. Если будет возможность, он обязательно найдёт, как отплатить за него. - Лань Чжань, я готов! – он выбегает из спальни, улыбаясь и летя к своему муженьку, как застывает на месте. Длинные красные полосы, перекрывающие одна другую, ложащиеся накрест и поперёк, тянули кожу, даже на взгляд кажущиеся ужасно болезненными. Он не может не узнать следы от кнута для наказаний. Не после того, как видел их на Цзян Чэне. Но что должен был совершить человек, чтобы получить столько? Не милосерднее ли убить его? Ведь эти шрамы… - Муж? – он отмирает, услышав обращение от Лань Чжаня, и неловко, нервно хихикает, отворачиваясь. - П-прости, Лань Чжань. Переодевайся скорее, я не смотрю. Пару мгновений не раздаётся даже шороха. Потом, когда Вэй Усянь уже накрутил себя десять раз, шаги Лань Чжаня тихо стукают о деревянный пол. - Можно. Смотреть можно. Он икает, румянец заполняет лицо и шею, но он не может не повернуться, совсем слегка, едва-едва заметно, чтобы тут же отвернуться, увидев великолепную, крепкую, идеальную грудь. Да что же с ним происходит? Разве он не видел точно такого же у себя? И даже видел грудь у женщин! У трупов, правда. Их одежда не сильно хорошо сохраняется. Их грудь тоже не самая лучшая, он старался не смотреть на их тела. Но видел же! Разве не важен сам факт? - Идём, - наконец переодевшись, Лань Чжань берёт Бичень, закрепляет гуцинь на спине и направляется к двери. Вэй Ин тут же выдыхает, разворачиваясь и бегом спеша за Лань Чжанем. - Эй! А куда мы отправимся? – спрашивает он, смотря, куда они идут. Разве это не путь к учебным домикам? - К дяде. - К дяде? К ста-- к Лань Цижэню, то есть? - Мгм. - Мгм, - Вэй Усянь щурится, пародируя его ответ, смотря выжидающе, но больше Лань Чжань ничего не говорит, и он сдувается. – Мгм так мгм. Тогда, конечно, к дяде. Они заходят в кабинет, пустующий в это время. Возможно ли, что Лань Цзиньи и Лань Сычжуй забрали детей, которые должны были сейчас учиться у Лань Циженя? В своё время Вэй Усянь был бы счастлив, забери их кто-нибудь на интересное задание вместо уроков. Омут не в счёт – в то время старика не было в Гусу, так что и уроков не было. - Дядя. - Ванцзи, - Лань Цижень откладывает в сторону листы, с которыми работал, и поднял взгляд на племянника. Тут же его глаза зацепились за Вэй Усяня и плечи напряглись, брови сошлись на переносице, бородка забавно дёрнулась, словно от раздражения. Вэй Усянь тут же улыбнулся и помахал старику, видя, что так ещё сильнее злит его. – Ты чего-то хотел? - Я забираю детей на миссию. Я прошу одобрения. - Исключено. Ты знаешь, что не можешь оставлять Мо Сюаньюя… - Мой муж, - Вэй Усянь икает, удивлённо смотря на Лань Чжаня. Когда это тот начал нарушать правила? Ему же не показалось, верно? Лань Чжань только что перебил своего дядю! Ещё смотрит на него так… враждебно? Вэй Усянь совсем ничего не понимает. – Отправляется со мной. Он не останется в Гусу один. Лань Цижень потирает свою козлиную бородку, его глаза хмуро смотрят на племянника, после не менее враждебно оглядывая Вэй Усяня. Губы его сжимаются в тонкую линию, на лбу выступают венки. - Отлично. Ты получил моё одобрение. Вы можете идти. - Благодарю, дядя. Вэй Усянь первым сбегает из кабинета. Ему кажется, что взгляд старика Циженя способен прожечь в нём пару дыр и заставить истечь кровью раньше срока. Это было бы очень неприятно. - Ого, кажется, я не очень нравлюсь твоему дяде! – он посмеивается, смотря на Лань Чжаня, когда они идут к воротам из Облачных Глубин. Это так забавно! Неужели это его судьба – не нравиться Лань Циженю, кем бы он ни был? Или тот всё ещё злится за вчерашнее? Это было так весело! И он уже получил своё наказание! Его спина всё ещё болит, между прочим! Их уже ждёт очаровательная стайка из десяти или более детей Лань. Кажется, тут много учеников из других кланов, по крайней мере, если судить по разнообразию цветов одежд для выхода. Теперь, когда они не все одеты в белое, Вэй Усянь даже может их различать! - Что? Он тоже идёт с нами? – тихий крик возмущения очень насмешил Вэй Усяня, когда они приблизились достаточно, чтобы дети тоже обратили на них внимание. Лань Цзиньи, почему ты всё ещё одет в белое? И почему на тебе эта повязка? Юньмен с радостью принял бы такого чудесного ребёнка, если ты признаешься, что тебя здесь держат в заложниках! Вэй Усянь хихикает и, кажется, это активно поддерживает его вид сумасшедшего в глазах этой зелени. Как удобно быть самим собой и при этом поддерживать идеальную отмазку для всех его поступков! - Ханьгуан-Цзюнь, куда мы отправляемся? – выступил вперёд Лань Сычжуй, явно показывая, кто среди них ведущий. О, может быть, он таки сын Лань Сичэня? Всё-таки двойняшки! - Деревня Мо, - отвечает Лань Чжань, и Вэй Усянь тут же поворачивается к нему, узнав фамилию. Ох, конечно, Лань Чжань не вышел бы за кого-то низкого статуса! Естественно, что у семьи Мо Сюаньюя есть целая деревня! Хотя, если так подумать, маловато для Второго Нефрита Гусу Лань. Значит, всё из-за любви? Вэй Усянь очень надеется, что это так, и в то же время немного сожалеет, что занял тело так любимого Лань Чжанем человека. Наверняка он будет убит горем, когда Вэй Усянь умрёт. Что же, он не собирается рассказывать Лань Чжаню, что его муж умер гораздо раньше. Это заставило бы Лань Чжаня сомневаться в себе – ведь как он мог не заметить подмены своего любимого? Вэй Усянь не может повесить на Лань Чжаня груз собственной отличной актёрской игры! Дети покивали, вынимая свои мечи. Стоило только обнажиться Биченю, как Вэй Усянь первым запрыгнул на него, хихикая, когда едва-едва смог удержать равновесие. - Ну же, Лань Чжань! Давай поторопимся! Он улыбается, чувствуя, как тепло расплывается в груди, стоило крепким рукам обхватить его талию, а вес ещё одного человека не заставил меч даже пошатнуться. Какой сильный, могучий муж! Какие заботливые у него руки, прикрывающие его от сильных ветров гор! Он не может не зарокотать, прижимаясь лбом к плечу Лань Чжаня, пока они летят. Кажется, что проходят лишь минуты, но солнце уже высоко в небе, когда они наконец оказываются близки к месту назначения. Они опускаются у ворот в главную резиденцию, двое слуг встречают их, явно нервничая и обильно потея. - Лань Сычжуй, - Лань Чжань убрал Бичень и повернулся к ученику, который тут же повернулся к нему. - Да, Ханьгуан-Цзюнь? Вэй Усянь не обращал внимания на дальнейший разговор, когда заметил непонимающие взгляды слуг и поспешил к ним, издевательски ухмыляясь. Чутьё подсказывает ему, что они были совсем не добры к Мо Сюаньюю, если судить по тому, как кровь отхлынула от их лиц при виде него. Только что вышедшего из объятий Ханьгуан-Цзюня. У него есть власть, не так ли? Так почему бы немного не подразнить их… - Муж, - зовёт Лань Чжань, когда Вэй Усянь уже склонился над более пугливым мальчишкой со зловещим «Ну привет~». Он тут же оборачивается, светясь от счастья, бросаясь к нему. - Да? Мы уже идём? Я хочу участвовать в миссии! Прямо как мой супер-пупер потрясающий муж! - Мгм. Мы будем наблюдать. - Что?! Но я хотел сражаться с монстрами! Как заклинатель! - Не заклинатель. Ядро ещё слабое, - Лань Чжань слабо покачал головой, оборачиваясь и идя по какой-то тропинке. Не видя иного выбора, Вэй Ин последовал за ним, обернувшись лишь раз, чтобы убедиться, что те слуги повели утят к главному зданию. Они гуляли около часа, когда Вэй Усянь заскучал. Осмотревшись, он заметил недалеко от них привязанного к хлюпенькому заборчику осла. Озорные мысли как-то сами собой полезли в его голову. - Лань Чжань, Лань Чжань! Идём скорее! – он кинулся по тропинке вверх, даже не оборачиваясь на своего спутника, и совсем скоро оказался перед мордой осла. Присев на корточки, он заглянул в чужие глаза, ожидая увидеть в них хоть долю интереса, но тот лишь смотрел вдаль, без особого энтузиазма пережёвывая траву. – Ну разве не красавчик? Лань Чжань, смотри! Он похож на Лань Циженя, да? - Мгм. - Потому что у него здесь есть эти забавные волосё… о, подожди, ты согласился со мной? Лань Чжань! – он возмущённо повернулся к Лань Чжаню, указывая в него пальцем. – Ты не должен соглашаться со мной только потому, что я твой муж! Понимаешь? - Мгм. - Вот то-то же! Но ослик всё равно похож, - он улыбнулся, положив руку на макушку осла и слегка его потормошив. Он не сдержал смешка на очередное, более тихое «мгм», не став переубеждать Лань Чжаня и дальше. – Он такой хорошенький. Лань Чжань, давай – он обрывает себя, желая предложить украсть ослика, но внезапно понимая, что, возможно, Лань Чжань сейчас согласился бы и на это. – Давай заведём себе такого же? Хочу этого ослика! - Мгм, - он вздыхает, но улыбка всё равно не торопится уйти с его губ. Лань Чжань так легко на всё соглашается. Это было странно, но от чего-то приятно, даже если он осознавал, что Лань Чжань вряд ли так соглашался бы, если бы знал, кто перед ним на самом деле. - Ладно! Посидели тут, можно и идти! Может, детям нужна помощь их великого Ханьгуан-Цзюня! Лань Чжань опять совсем не сопротивляется, и Вэй Ин мог бы сказать, что это немного тревожно, если бы он так не наслаждался этим. Они движутся в сторону резиденции, он уже издалека может заметить, как на стенах кто-то из Ланей устанавливает… его флаги? Неужели ими пользуются заклинатели? Почему он чувствует себя обманутым? - Лань Чжань! Это что, флаги для… - он оборачивается, замолкая, когда понял, что Лань Чжаня поблизости нет. Он шагах в двадцати вдали, разговаривает с каким-то нервным слугой. Вэй Усянь непонимающе хмыкает, но пожимает плечами и отправляется в резиденцию сам, понимая, что Лань Чжань точно сможет его догнать. То, что происходит дальше, забавляет и одновременно как никогда интригует Вэй Усяня. Он помогает детям, его с чего-то вдруг обвиняют в убийстве, ведь он «всегда завидовал моему малышу!». Лань Сычжуй в тот момент заставил женщину закашляться, когда с лёгкой улыбкой спросил, точно ли она хочет выдвинуть подобные обвинения в сторону законного мужа Ханьгуан-Цзюня. Этот юноша поразил Вэй Усяня и он готов был признать, что что-то в новом поколении всё-таки есть, что-то такое, чего он не может не полюбить. Этот мир в надёжных руках, если таких детей, как Лань Сычжуй, в этом поколении немало. Он заставляет трупы сражаться друг против друга, пинает Лань Цзиньи в спину, а после старается скрыться в кустах, когда появляется Лань Чжань. И истерично смеётся, когда его находит Оуян Цзычжень, перепугавшись этого до женского визга. Это хороший день, на самом деле интересный. И когда они собираются, взяв с собой проклятую руку, всё заканчивается так, как Вэй Усянь никогда не мог ожидать – и вот уже один из слуг приводит им ослика, которого Ханьгуан-Цзюнь, оказывается, купил у семьи Мо, пока Вэй Усянь раздражал детей, проверяя их флаги. Это было слишком мило. Осёл был упрям, отказываясь идти за его поводком, но легко слушался Лань Чжаня, так что, сев на его спину, Вэй Усянь подал поводок своему мужу. - Ты же не заставишь меня теперь тащить его, верно? Ты его купил, - он улыбается, дразнясь, но Лань Чжань принимает поводок, и Вэй Усянь наслаждается прогулкой на ослике. Голова немного кружится. Тем не менее, ему кажется, что это был хороший день.***
Они не сразу возвращаются в Гусу Лань. Возможно, не будь у них ослика, которого Вэй Усянь по пути назвал Яблочком, они бы уже к следующему утру были в горах, но… По пути они услышали о каком-то существе в пятках Будды, и Вэй Усянь тут же потянул рукав Лань Чжаня, с нетерпением ожидая увидеть мир и, возможно, попутно спасти парочку людей. - Лань Чжань! Лань Чжань, разве это не идеальное время, чтобы малыши потренировались? Давай сходим и тоже посмотрим, что там? – он слегка наклоняется, сжимая бёдра, чтобы не скатиться с осла, на что тот максимально возмущённо заржал. Несколько секунд ему ничего не отвечали, и он уже было подумал, что Лань Чжань проигнорирует его, когда тот кивнул, посмотрев на Лань Сычжуя. - Сычжуй, найди гостиницу. Утром отправимся в путь. - Да, Ханьгуан-Цзюнь! Именно так они оказались в этой ситуации. Вдвоём, в одной спальне гостиницы. Вэй Усянь наблюдал, как слуги приходят с вёдрами воды, которой наполняли деревянную бочку. Хозяин пообещал подготовить вторую по первому их слову, взгляд его смущённо метался между Ханьгуан-Цзюнем и Мо Сюаньюем. Казалось, он не мог понять, почему двое мужчин берут одну спальню, когда свободных номеров ещё достаточно, но понимание было на его лице теперь, когда он лично следил за работой своих сотрудников. Видимо, кто-то из слуг уже сообщил ему, что это Ханьгуан-Цзюнь, а про его супруга, видимо, и так знали все в народе. Вэй Усянь почти не смущался. Почти. В прошлый раз, проводя вместе ночь, они так и не пошли в гостиницу, прогуляв по Цайи до самого утра и купив локву при первых лучах солнца. Да и не то, чтобы Вэй Ин видел в этом что-то смущающее: они оба парни! Разве есть что-то неправильное в том, чтобы видеть тела друг друга? Тем более не было поводов для смущения, когда он не планировал раздеваться. Не хотелось пугать Лань Чжаня видом перевязанной руки, повязку на которой, по хорошему, нужно будет сменить сразу после того, как он помоется. А какое же это хорошее слово – помоется! Кажется, он уже сто лет не был в воде целиком! Когда же был последний раз? Не считая раза, когда он упал в реку и Вэнь Нин доставал его, конечно. Это было после войны, когда Юньмен отстраивался. Несмотря на то, что бочки были настоящей роскошью, он, как приближённый Цзян Чэна, имел немножко больше, чем другие, даже если сначала спорил на этот счёт. Как он может иметь так много, когда десятки, едва ли пара сотен оставшихся под их крылом человек не имели даже тазика? - Я первый, я первый! Лань Чжань, уступи мне, пожалуйста~, - он накинулся на плечи Лань Чжаня со спины, мешая медитировать, отвлекая от мыслей, просто не давая отдохнуть – честно, он не был уверен, что из этого делал в тот момент достопочтенный Ханьгуан-Цзюнь. Тем не менее, его не скинули, что он посчитал хорошим знаком, и потому прижался теснее, обнимая его за шею. - Мгм. Иди первый. - Спасибо! Ты такой хороший муж, я сам себе завидую, - он хихикает, внезапно озарённый шальной мыслью, и наклоняется, оставляя звонкий, чувственный поцелуй на щеке Лань Чжаня. Последний оставшийся в комнате слуга пищит, его лицо краснеет, и он выбегает из комнаты, едва ли не сверкая пятками. Вэй Усянь смотрит ему вслед, после чего замечает красные кончики ушей, находящиеся прямо перед ним. Смех наполнил грудь, но он не поддался, вместо этого наклоняясь, чтобы легко чмокнуть его ухо, и тут же отскочил, запрыгивая за ширму. Нетерпеливо снимая чёрный комплект и закидывая его на эту же ширму, он окунул руку в воду, после чего снял размягчённую ткань, почти не шипя, когда она оторвалась от раны. Кожа по краям отмирала, вены синели около кисти, но кровь почти не шла – пропитала ленту и на время остановилась, чтобы потом, без сомнений, начаться очередным ручьём. Выглядит неприглядно, ощущается ещё хуже, но он не обращает на это внимания, когда погружается в горячую воду. Мышцы расслабились, руки ноги казались совсем ватными, в голове на мгновение стало пусто. Выходить не хотелось совсем, даже шевелиться, чтобы как следует помыться, сил не было. Возможно, было бы так же прекрасно умереть в воде. Прикрепить печать, чтобы она до последнего не остывала, и ждать своего конца. Это была бы мирная смерть. Не будь он проклят, то душа сразу бы перешла в круг реинкарнации. Но он не может вечно тут пролежать. Итак, взяв кусок мыла, он начал тереть ноги, осматривая ненакачанные, но упругие мышцы, поднялся выше, покачав головой с размеров, которые перешли к нему, и перешёл на живот. Закончил одной рукой, решая не жечь рану на второй, и заплескался, проливая значительную часть воды, когда смывал всё это добро. Однако стоило ему потянуться, чтобы намылить волосы, как пена по ручейкам воды затекла прямо за край пореза. Шипение вырвалось от неожиданности, он дёрнулся, позволив волосам разметаться, когда поднёс руку к губам, подув. - Муж? Голос Лань Чжаня, находящийся как никогда близко к стенке, заставил его замереть. Но молчание, кажется, только сильнее забеспокоило Лань Ванцзи, и, вежливо извинившись, он обошёл ширму, заглянув как раз в тот момент, когда Вэй Усянь рывком опустил руку в воду. Боль заставила его плечо дёрнуться, мышцы возмущённо взорвались волной иголок изнутри, но он проигнорировал это, улыбнувшись. - Что такое, Лань Чжань? Соскучился по мне? – он улыбается нервно, неуверенно. Не знает, как поступить в этой ситуации. - Муж выглядит бледным. Ему нехорошо? - Что? Нет-нет, что ты, Лань Чжань! Я всегда такой! И вообще, смотреть на жену без макияжа не вежливо! Отвернись скорее! Я хочу, чтобы ты всегда видел меня только красивым! - Муж, - настойчиво поправил его Лань Чжань, брови которого едва уловимо сошлись. Ай-яй, так много хмурится в последнее время. Вэй Усянь, как всегда, ужасно влияет на тех, кто его окружает. – Муж всегда красивый. Но не бледный. - Хорошо, хорошо! – Вэй Усянь краснеет, борясь с желанием прикрыть лицо, так что остаётся лишь отвести взгляд в сторону. – Не говори таких смущающих вещей! Я думал, что из нас двоих бесстыдник я! И вообще, я просто устал сегодня, вот и бледный! - Мгм. Могу я помочь? - Помочь? С чем? - … - Лань Чжань пронзает его взглядом, значения которого Вэй Усянь не понимает, пока тот не обходит его кругом, устраиваясь за спиной и осторожно собирая рассыпавшиеся волосы. - Ах, ты хочешь помыть мне голову, Лань Чжань? Хорошо, потому что я такой хороший муж, я не могу тебе запретить. Только будь нежен, хорошо? Он дразнит, слегка наклоняя голову, подставляясь под крепкие руки. Улыбается, прикрыв глаза, наслаждаясь поглаживаниями. Ему кажется, что он задремал, а может и полностью уснул, когда эти крепкие руки подхватывают его под спину и колени. Рывком он оказывается на холодном воздухе и пищит, раскрывая глаза и обхватив плечи руками. - Лань Чжань! Холодно! – он визжит, потянувшись к полотенцу, находящемуся совсем близко, и старательно вытирает участки кожи, до которых дотягивается. Не замечает, как одеревенел мужчина, когда извивается, пытаясь спуститься. – Ну же, можешь поставить меня, я уже не сплю. Лань Чжааань, тут даже холоднее, чем в холодном источнике! Он явно преувеличивал, но кто может его в этом винить? Золотое ядро в этом теле такое слабое, оно даже близко не мешает холоду пронзать его! Какой же кошмар, быть таким слабым тяжело! Наконец он поворачивается к Лань Чжаню, чтобы по-настоящему выразительно толкнуть его в грудь, как замечает лёд, застывший в его золотых глазах, направленных на его руку. Понимание пришло вместе с резким движением руками, которые он сунул под мышки, перекрывая длинный порез. Словно Лань Чжань сразу забудет о нём, когда его не будет видно. Несколько мгновений Лань Чжань стоит, молча. После, словно его подтолкнули, двинулся к кровати. Опустил Вэй Усяня, потянув простынь, которой укрыл его пах, и взял его руку, с напором потянув на себя, не давая и дальше скрывать её. Вэй Усянь молчал, напряжённо наблюдая за Лань Чжанем. Его руку крутят. Осматривают рану, слегка нажимая на края, пуская немного духовную энергию. Его взгляд потемнел, когда в ответ из тела вырвались усики тёмной энергии. Ничего не сказав, он достал из рукава цанькунь. Белый, чистый, настоящий бинт был повязан на его руке, парочка узлов закрепила его для надёжности. - Ты не собираешься спрашивать? – проталкивая слова сквозь плотно сжатые зубы, Вэй Усянь обдумывал способы побега. Знал, что Лань Чжань не оставит этого так просто. Никогда не оставлял. - Нет, - Лань Чжань буравит бинт взглядом, после чего поднимается. Смотрит в глаза Вэй Усяня, открыто и от чего-то очень пугающе. – Когда мы вернёмся в Гусу, целители осмотрят тебя. Мы узнаем, как это исправить, - Вэй Усянь открывает было рот, собираясь поспорить, может быть, подразнить, но Лань Чжань не закончил. – Ты будешь жить. Я не дам тебе умереть. Рот захлопнулся, Вэй Усянь смотрел на Лань Чжаня, замечая то, чего, казалось, никогда не видел. Его кулаки сжимались, дрожали. Плечи были напряжены. Даже брови слегка дрожали, а в глазах сверкала старая, застоявшаяся боль. - Лань Чжань, - он шепчет, прижимая руку к груди. Не знает, что сказать, не знает, как поддержать. – Лань Чжань, ты… Это… Целители вряд ли смогут… - Нет! – Вэй Усянь вздрагивает, чужой крик шокирует, почти пугает его. – Ты не умрёшь! Ты больше… не умрёшь… Слёзы блестят, скапливаются на чужих ресницах, готовые сорваться в любой момент. Сердце Вэй Усяня пропускает удар, и он встаёт, осторожно обхватывая его лицо, утирая большими пальцами солёные дорожки. - Нет, - шепчет он, ложные обещания срываются слишком легко, слишком привычно ложатся на язык. – Нет, конечно нет. Я не могу оставить тебя, Лань Чжань. Как же мой муж может быть здесь один? Он мурлычет, осторожно потянув его к себе. Вспоминает свою добрую, прекрасную шицзе, что успокаивала его тёмными ночами детства. И дарит то тепло, что когда-то принял у неё, отдаёт через объятия, нежные слова и гору сладких, тошнотворных обещаний, которые никогда не сможет выполнить. Обещает от чужого лица, от чужого имени, скрывает, что человек, которого Лань Чжань так боится потерять, уже мёртв, отдал своё тело злому духу, желая чего-то совсем недоброго и наверняка связанного с орденом Лань. Они стоят так долго, достаточно долго, чтобы простынь, едва держащаяся на его бёдрах, соскользнула. Выдохнув от холодка, Вэй Усянь отстранился, неловко хихикнув. - Кажется, нам пора ложиться, Лань Чжань. Попроси принести новую воду, а я пока оденусь, хорошо? - Мгм. - Вот и хорошо, - он гладит его по щеке, словно стараясь смыть следы покраснения. Лицо Лань Чжаня стремительно возвращает себе бледный, отстранённый вид, но то, как он до последнего цепляется, как не желает отвести взгляда, всё это достаточно говорит Вэй Усяню, насколько он желанен, насколько его любят. Он накинул простынь на плечи, подталкивая Лань Чжаня к двери, а сам переоделся в предложенные гостиницей спальные халаты. Всего по одному слою на каждого, достаточно, чтобы прикрыться, и недостаточно, чтобы вспотеть ночью. Он ждёт, пока слуги вынесут бочку и принесут другую. Смотрит, как они наполняют её, а после Лань Чжань скрывается за ширмой. Он ложиться на кровать, пока что не устраиваясь как следует. Думает, смотря в потолок, а после встаёт, делая небольшую перестройку. К моменту, когда Лань Чжань выходит из-за ширмы – совсем скоро, возможно, не прошло и половины палочки благовоний – подушка с другой кровати переложена на постель Вэй Ина, а одеяло надёжно спрятано. - Я подумал, что так будет удобнее, - Вэй Усянь улыбается широко, насмешливо, словно и не было всего пару минут назад всей этой эмоциональной сцены. И радуется, когда Лань Чжань без вопросов подыгрывает ему, потушив все свечи и ложась рядом. – Ах, уже время отбоя, да? Тебе давно пора спать, Лань Чжань, - он хихикает, укрываясь и смотря на Лань Чжаня. Тот лежит боком, лицом к нему, и это так странно. Вэй Усянь был уверен, что Лани все спят на спине, совершенно не шевелясь и выглядя как минимум мертвецами. Но раз даже Ханьгуан-Цзюнь, являющийся буквально воплощением всех идеалов Ланей, не лежит так, то разве могут остальные так спать? Ну, может быть, Лань Цижень. Нет, не так. Вэй Усянь готов поставить пять бутылочек Улыбки Императора, что старик Лань спит именно так. Эта мысль вызывает у него тихий смех, который обрывается, когда чужие руки оказываются у него на талии. - Лань Чжань? – он пищит, когда в следующую секунду его притягивают ближе, едва ли не заставляя уткнуться в чужую грудь носом. – Ха-ха, если ты так хотел объятий, стоило спросить, Лань Чжань! Ему не отвечают и кажется, что Лань Ванцзи уже уснул, а он не спорит, прикрывая глаза. Сознание быстро утекает, виски слегка пульсируют, и он с блаженством погружается в сон, где нет ни боли, ни усталости, ни сильных эмоций. А на следующее утро ему приходится бороться с Лань Чжанем за возможность продолжить путь к пяткам Будды, чтобы дети немного потренировались. Уже не впервые он жалеет о невероятном упрямстве Ланей. Почему нельзя просто согласиться с ним, как он делал все эти дни?! - Лань Чжань! Ты не можешь так просто отказаться от своего слова! – наконец всплеснул руками Вэй Усянь, упирая кулаки в бока. Бровь подёргивалась, вены на лбу вздулись, и он выдохнул, стараясь взять себя в руки. – Это не займёт много времени! Они же будут с тобой! Давай, разберёмся с этим и сразу вернёмся в Гусу. Обещаю больше не спорить, если сделаем так. Хмурый взгляд, которым его наградил Лань Чжань, почти заставил Вэй Усяня передумать, взять слова назад. Почти, да нет, и он так же упрямо смотрел в ответ, скрестив руки на груди и вскинув подбородок. С ним всё в порядке! Лань Чжань не должен так волноваться об этом! Честное слово, он же не умирает! Ну, умирает. Но это не дело Лань Чжаня! Долгое время они смотрят друг на друга. Вэй Усянь не моргает, всем своим видом стараясь показать, насколько серьёзно он настроен. Наконец, Лань Чжань сдаётся, отворачиваясь. - Лань Сычжуй, - зовёт он, и ребёнок тут же выступает вперёд, склоняясь в поклоне. Он, как и остальные дети, выглядит непонимающим ситуацию, но тем не менее ещё способен думать. – Вставайте на мечи. Веди всех к стопам Будды. Мы будем идти следом. - Да, Ханьгуан-Цзюнь! Сычжуй развернулся, позвав за собой остальных учеников, и скоро они, как стая умных птенчиков, отправились в путь. Смотря на это, Вэй Усянь не мог не задуматься, не решил ли Лань Чжань отправить их самостаятельно решать вопросы, а его увести в Гусу Лань, но эти мысли сразу отпали, когда Лань Ванцзи забрал у слуг их ослика и скоро уже вёз Вэй Усяня в направлении рисовых полей. К их приходу у горы были десятки заклинателей, но большая их часть просто спускалась, жалуясь, и Вэй Усянь мог расслышать их стенания на компас зла, что очень его насмешило. Конечно, он не идеален! У него просто не хватило времени, чтобы как следует закончить свою работу! - Орден Ланьлин Цзинь совсем обнаглел! Разве остаётся Ночная охота честной для всех, если они заполнили своими ловушками всю гору? – жаловался какой-то юноша, проходя мимо них, от своего разочарования даже не заметив Ханьгуан-Цзюня. Его товарищ, однако, отличился особой прозорливостью, так как тут же поспешил шикнуть на заклинателя. - Ты чего? Нельзя оскорблять великие ордена! Не боишься, что тебя услышат? – после этого лицо парня скривилось, словно он съел особо горькое семечко лотоса. – Тем более, что сплетни запрещены. - Что? О чём ты вообще..? О! – в этот момент первый заметил Ханьгуан-Цзюня и его лицо вытянулось в понимании. – Ну конечно. Идём-ка отсюда. Хватает на сегодня проблем. И всё же, как много власти в его руках! Ведь у него есть сам Ханьгуан-Цзюнь, который на всё-всё с ним соглашается! Он же может прямо сейчас заставить всех тут извиняться за шёпот за спиной, ха-ха! Вэй Усянь не мог не думать о том, как много ещё шалостей он может воплотить в жизнь, когда внезапно Яблочко взбрыкнул, вырываясь из слабой хватки Лань Чжаня, и понёсся вверх по тропинке. Вэй Усяню пришлось резко ухватиться за его шею, оборачиваясь, в шоке смотря на Лань Ванцзи. Тем не менее, испуга не было, когда он засмеялся. - Давай наперегонки до вершины, Ханьгуан-Цзюнь! Посмотри, на что способен твой муженёк! – он смеётся, наклоняясь ближе к шее Яблочка, уменьшая сопротивление ветра и подбадривая своего ослика. Что бы его так сильно ни испугало – или, может, привлекло? Там, на горе – но он явно не планировал пока что замедляться. К тому моменту, как они пришли, малыши Лани должны были быть на горе уже как минимум полсуток. Возможно, Яблочко запомнил их запахи, а может быть просто пошёл на крики, но скоро Вэй Ин наблюдал за тем, как горстка детей – и не только их с Лань Чжанем! – выбегали из пещеры в скале, а за ними неповоротливо тянулась статуя женщины в нарядах танцовщицы. - Что произошло? – Вэй Усянь перекрикивал ветер, взвизгнув, когда Яблочко развернулся на 180 градусов. Тем не менее, теперь они неслись в одном направлении с братцами Лань, и Вэй Ин воспользовался этой возможностью разведать обстановку. Статуя богини, как сказал Лань Цзиньи, просто внезапно ожила и начала поедать их товарищей. Непробиваемая, не поддающаяся их оружию, она так испугала этих крольчат, что те пустились в рассыпную, что не совсем глупо, но хвалить пока Вэй Усянь не стал. Вместо этого, вытягивая из детей ответы на интересующие его вопросы, он помог юношам самостоятельно дойти до правильных выводов. Момент, когда Лань Сычжуй посмотрел на него с удивлением, граничащим с благоговением, грел самолюбие. И душу. И, может быть, немного уши, но это больше привилегия Лань Чжаня. Но правда была в том, что эти дети ещё не были готовы ко встрече с лжебогиней, и Вэй Усянь планировал уже послать их за Лань Чжанем, понимая, что давно соскочил с тропы, как в голову статуи прилетела стрела. А потом ещё одна. И ещё. - Ты что, совсем идиот? – он не сдержал крика, увидев, что это были стрелы подростка, мальчика из Ланьлина. Тот возмущённо повернулся к нему, рот открылся, чтобы возмутиться, в глазах сквозило узнавание и презрение. Однако Вэй Усянь не стал ждать его ответа, выхватив меч у Лань Цзиньи и бросая в ветку, на которой стоял мальчишка. Повалившись с дерева, он едва-едва смог увернуться от руки лжебогини. – Убегайте! Приведите сюда Ханьгуан-Цзюня! - С чего мы вообще должны тебя слушать? – мальчик в золотом увернулся от следующей попытки схватить его и побежал рядом с ними. Лань Цзиньи уже призвал меч обратно и слегка ухмыльнулся. - А разве муж Ханьгуан-Цзюня не выше тебя по званию, Молодая Госпожа? И мы должны слушаться старших, - он посмеивается на возмущение своего друга, если Вэй Усянь правильно понял их отношения, и это немного отвлекает детей. До тех пор, пока сзади не раздаётся крик знакомого голоса одного из утят, и Вэй Усянь цыкает, потянув Яблочко за уши и разворачиваясь. Спрыгивая, он вынимает флейту из-за пояса, поднося её к губам. - Оуян! – малыши за ним тоже замерли, разворачиваясь, с ужасом смотря, как монстр подносит их друга к своей пасти. В этот момент они не могут обратить должное внимание на визг флейты, вызывающей резкие сгустки тьмы прямо из земли и далеко из пещеры, где пару минут назад умерло несколько юных заклинателей. Чёрные усики силы обхватывают руку богини, сжимают до трещин. В замещательстве богиня отпускает Оуян Цзычженя, и тот отбегает к ним, когда Вэй Усянь меняет мелодию. Тело Мо Сюаньюя слабо и не может выдержать слишком активного использования чистой демонической энергии. Итак, он взывает к самому свирепому чудовищу, какое только есть поблизости, напряжённо следя за лжебогиней, готовый в любой момент оттолкнуть детей подальше. Вдалеке разносится звон цепей. На мгновение словно бы сам воздух застывает, всё стихает. Даже голова каменной девушки оборачивается на звук. Любопытство, или же она почувствовала тёмную энергию, превосходящую её собственную? Вэй Усянь не отвлекается, даже когда эта мысль проскальзывает в голове. Перед глазами мир покрывается красной корочкой, и он смотрит, не отрываясь, пока на поляну не выпрыгивает призванное им существо. Флейта обрывается, десятки глаз в шоке смотрят на новую фигуру. Вэнь Нин стоит, низко опустив голову, цепи на его руках словно тянут всё тело к земле. Он стоит, одним лишь своим видом внушая в присутствующих ужас. Глубоко вздохнув, Вэй Усянь вновь подносит флейту к губам. Призывает атаковать, разбить до малейшей крошки. Отрубает руки, голову, разносит на камушки туловище. И убаюкивает энергию, вырвавшуюся из статуи, не позволяя ей надолго задерживаться в воздухе рядом со столькими юными или слабыми заклинаниями. А после к кому-то приходит великолепная идея атаковать Призрачного Генерала, победа над которым, без сомнений, принесёт больше славы, чем какая-то лжебогиня. - Кажется, мне пора, детки, - Вэй Усянь нервно смеётся, всучая поводья Яблочка Лань Цзиньи и сбегая через кусты, свистнув, чтобы Вэнь Нин торопился за ним. Стоило отвести его подальше отсюда, желательно настолько, насколько это вообще возможно. Он шипит, когда ветка какого-то дерева задевает его щёку, и отвлекается ровно на секунду, которой хватает яркому, сияющему кнуту, что ударил его по спине. - Уф! – он взвизгивает, покатившись с небольшого склона, и болезненно приземляется на раненную руку. Шипя проклятия себе под нос, он оборачивается и тут же проглатывает язык. Мужчина в богатых фиолетовых одеяниях, с пучком и духовным оружием – кнутом. Кто это мог быть, если не Цзян Чэн? Но это очень, очень не хорошо! Они не должны были встретиться, вообще! - А-ха-ха, Глава Ордена Цзян, - он нервно смеётся, отползая, за спиной щёлкая пальцами раз, два, три. Останавливает Вэнь Нина, приказывая скрыться где угодно, хоть в самых маленьких кустах, лишь бы не шёл сюда. – Зачем вы ударили меня? Это так больно, мне так больно! Вы ранили меня! За что? - Будто такие, как ты, достойны чего-то большего, - брови Цзян Чэна, словно приклеенные, сошлись на переносице с тех лет, когда они были подростками, но сейчас он, без сомнений, стал куда более устрашающим. – Отброс, прибегнувший к тёмному пути, не достоин жизни. Ох, неужели всё стало настолько плохо с той поры, как он умер? Охотились ли все кланы на тёмных заклинателей? Честно, вполне разумно. Это отогнало бы глупцов от критичной ошибки, что испортила бы им всю жизнь, свела бы с ума, не оставив после себя ни единой возможности вернуться к спокойной жизни. Тем не менее, Вэй Усянь не может не подумать, как это жестоко – бросаться такими угрозами. Это слишком напоминало ему Вэнь Чао, с той лишь разницей, что тот был псиной, умеющей только лаять, а кусаться направлял своего ручного Вэнь Чжулю. Цзян Чэн, без сомнений, и полает, и укусит. Он не хотел бы стать жертвой этого ужаса. Соскочив, он побежал в сторону, но не успел забежать за дерево, как ещё один удар попал по ногам, повалив его лицом в грязь. - Дядя! - Глава Цзян! Голоса трёх утят в этот момент были посланы к нему самими небесами. Вэй Усянь выдохнул, надеясь, что при подростках Цзян Чэн не станет устраивать здесь кровавую резню, как внезапное понимание прошибло его. - Дядя?! – он подскочил, смотря на мальчика в золотом. – Он твой дядя?! - А? А кем он может быть ещё?! – лицо Цзинь Лина вытянулось в непонимании и возмущении. – Тебе что, память отшибло? Сумасшедший! - Цзинь Лин, нельзя оскорблять старших, - Лань Сычжуй, его милая редисочка, всегда защищает его! Какой хороший мальчик! – Глава ордена Цзян, прошу, не стоит бить Господина Мо. Несмотря на то, что он использует неверный путь, он спас нам жизни. Не слушая дальнейшего спора, Вэй Усянь осторожно стал пробираться в сторону, подальше от них. Не сводя взгляда с Цзян Чэна, ругающегося с детьми в своём новом, высокомерном, уверенном тоне, он отступал назад, пока не упёрся во что-то. Уже знакомая рука легла на его талию, притягивая чуть ближе. - Этот Лань проиграл. Он появился на горе поздно, - горячее дыхание обожгло ухо, и он обернулся, краснея. - Лань Чжань! Не делай таких смущающих вещей! – Он ненамеренно скулит, голос слегка срывается от смущения, и нехотя привлекает к себе внимание спорящих. - Ханьгуан-Цзюнь, - голос Цзян Чэна становится холоднее, презрительнее. Вэй Усянь не может не подумать, что ожидал этого – Лань Чжань не очень нравился Цзян Чэну и в лучшие времена. С возрастом это, похоже, совсем не изменилось. - Глава ордена Цзян, - Лань Ванзци кивает в приветствии, настолько незаметно, что это почти грубо. Поразительно, как он научился вести себя подобным образом за те годы, что Вэй Усяня здесь не было. – Вы атаковали моего мужа. - Ваш муж использует тёмные техники. - Не важно, прав он или виноват, к вашему ордену он не имеет никакого отношения. Даже если придётся его судить, это дело не касается ордена Юньмэн Цзян. - Лань Чжань, - знакомая ситуация, знакомые слова, но кто бы мог подумать, что всё встанет таким образом? Ведь когда-то именно Цзян Чэн защищал его от Лань Чжаня, поддержал отказ следовать за ним в Гусу. Эти же слова, но то, как говорит их Лань Чжань… - Хм, - Цзян Чэн, определённо узнавший свои слова, слетевшие с чужих уст, нахмурился ещё сильнее, его зубы скрипнули, хлыст заискрился в руке. – Как смеешь ты говорить это мне? Насмехаешься? Так вот помни, что я пожалел о своих словах, и ты ещё не раз пожалеешь о них! - Никогда. Они стояли. Смотрели друг на друга, молнии искрились в воздухе от напряжения, казалось, что одно движение – и мечи будут обнажены, сойдутся в битве не на жизнь, а на смерть. Он не хотел этого. Ни обманывать Лань Чжаня, ни прятаться у него за спиной, ни разрушать дружбу между кланами одним лишь своим существованием. - Лань Чжань, - зовёт он, тихо и ненапористо, ощущая, как собственное бессилие охватывает слабостью тело. Голова пульсирует, язык не слушается. Он чувствует, как что-то горячее скользит по губам, и поднимает руку. Утирает кровь, пошедшую из носа, и смотрит на неё непонимающе. Перед глазами плывёт. – Лань Чжань, не надо… не ругайся… Он делает шаг, слабо сжимая его ханьфу, оставляя кровавые след грязными пальцами. И падает в чужие объятия, когда мир уходит из-под ног. Когда он просыпается в следующий раз, в стороне раздаются приглушённые голоса. - …очень слаб… потерял много крови… пару дней… Над головой деревянный потолок цзинши. Запах сандала окутывает всю комнату. Он приятный, такой близкий, безмерно дорогой. Голова слабо гудит, когда он садится, откинув тонкое одеяло. На нём белые одежды и снова сменённый бинт на руке. И, очевидно, он в Облачных Глубинах. На самом деле, ничего такого, чего он не ожидал. Это были весёлые дни, но с постоянно утекающей кровью долго не проживёшь. Совсем скоро ему придётся уйти снова, в этот раз – навсегда. Судя по звукам, лекарь уходит. Лань Чжаня не видно ещё около минуты, а после он появляется, осторожно обходя ширму, скрывающую спальню от лишних глаз. - Лань Чжань! Доброе утро! – он улыбается, даже видя, насколько сейчас хмурое лицо у Лань Чжаня. Затравленное, печальное, словно только что убили его любимого кролика и добавили в его тарелку супа. Вэй Усянь не может долго этого терпеть, поэтому подтягивает ноги к груди и хлопает по освободившемуся на кровати месту. – Ну же, не стой так! Ты выглядишь таким грустным, Лань Чжань, почему бы тебе не рассказать мне, что случилось? Он знает, что случилось, и, судя по выражению лица Лань Ванцзи, тот тоже знает, что он знает. Какая забавная череда слов. Вэй Усянь обязательно потом расскажет её Лань Чжаню. Возможно, даже сможет его запутать. - Целители не знают причин появления раны. И как её исцелить. Кровь уходит слишком быстро, - он замолчал, буравя взглядом свои колени. Кулаки сжались, побелели. И его трясло. Опять, опять, и всё из-за Вэй Усяня, из-за того, что он не смог убежать, не смог скрыть рану, избавить Лань Чжаня от лишних проблем. Он приносит одни несчастья. Рушит всё, к чему прикасается. - Всё хорошо, Лань Чжань. Я знал это, - он слегка улыбается, наклоняясь вперёд. Обхватывает кулак Лань Чжаня своим, мягко сжимая. – Не волнуйся, я справлюсь. Я был готов к этому. Лань Чжань молчит. Кажется, что у него есть ещё возражения по этому поводу, очень, очень много возражений, но он держит их в себе, не желая или не зная, как выразить их. Он лишь поджимает губы, после чего слабо качает головой. Встаёт, больше не смотря на мужа, и уходит, оставляя Вэй Усяня непонимающе хлопать глазами ему вслед. Однако когда Вэй Усянь пытается встать, чтобы догнать его, голова кружится, и он опускается, решая переждать минуту слабости. Лань Чжаню нужно время, думает Вэй Усянь. Тяжело смириться с мыслью, что твоему близкому человеку осталось совсем немного. Сам Вэй Усянь лишь отдалённо может представить себе что-то подобное. Когда-то давно – не больше пары недель назад – он оставил ребёнка в старом дереве, зная, что уже никто здесь не выживет, но так… так у А-Юаня ещё будет шанс. Головокружение проходит так же быстро, как пришло, и он медленно встаёт. Решает провести немного времени на улице, может быть, подразнит детей. Попрощается с ними как следует. Нельзя же позволить, чтобы они так просто забыли своего спасителя, не так ли? К счастью, ему даже не пришлось долго искать. Два Ланя, один Оуян и, о, неужели даже один Цзинь? - Что это я такое вижу? – он смеётся, подходя к детям, устало обхватив руки в рукавах, скрывая бинт от детей. – Не тот ли это малыш, что стрелял в лжебогиню? - Малыш?! – лицо мальчика краснеет, вытягивается в возмущении. – Я лишь немного младше тебя! - Эй! Даже один день был бы большим опытом! – он смеётся, вспоминая, как так же дразнил Цзян Чэна. Что-то в этом мальчике и правда есть от Цзян Чэна. Если так подумать… - Ты назвал Главу ордена Цзян дядей. Почему? - А? – откровенное непонимание искривило симпатичные черты лица подростка. Он перевёл вопросительный взгляд на двух Ланей, которые лишь беспомощно пожали плечами. – Тебе правда память отшибло? Я – Цзинь Жулань, наследник орденов Ланьлин Цзинь и Юньмэн Цзян. - Ой какой важный, - Вэй Усянь слегка прищурился, посмеиваясь. Глаза застилает туманная пелена. – Это ещё у главы Цзян нет детей, но не думай, что так будет всегда. Когда-нибудь его список требований к невесте кто-нибудь да исполнит. Он смеётся, смотря на Цзинь Жуланя – на А-Лина, с которым так и не смог познакомиться в своё время – и лицо его дорогой шицзе перекрывает его. Тот же очаровательный нос, те же глаза, изгиб губ. Жаль, что глазами пошёл в павлина. Цзян Яньли могла бы воспитать его куда лучше Цзян Чэна, но, без сомнений, это всё ещё её сын. - Да что с тобой не так?! Почему ты плачешь? – в голосе юноши звучит паника, когда он наклоняется, хватаясь за плечо Вэй Усяня и слабо его встряхивая. – Что это вообще должно значить? Ладно, ладно, я младше, ты доволен? А ну прекрати реветь! Смешок вырывается из Вэй Усяня, и он поднимает руки, обхватывая лицо Цзинь Лина. Его паника, кажется, усиливается. Возможно, он вспоминает репутацию Мо Сюаньюя, о которой Вэй Усянь ничего не знает. Тем не менее, его следующие слова заставляют Цзиня замереть, в шоке смотря на него. - Ты так похож на свою маму, - прошептал он, погладив его брови, тонкие и насупленные, павлиньи. – Она бы так гордилась тобой. Даже если ты маленький сопляк, - он щипает его за нос, отстраняясь, и смеётся, незаметно утирая лицо. Дети такие умнички, даже не говорят ничего, хотя для них слишком очевидны его движения. Вместо этого слово перехватывает нежный, сочувствующий голос Лань Сычжуя. - Господин Мо, как вы себя чувствуете? Вы поранились? – он указывает на руку, рукав скатился, пока он дразнил Цзинь Лина, и открылись бинты. - О? Да не, это так, - он неловко хохотнул, отмахиваясь, отводя взгляд. Было неловко, когда он выпрямил рукав, скрывая такую мелочь от детей. Им ещё рано сталкиваться с подобным лицом к лицу. У них должно быть хорошее детство, желательно как можно дольше. – Поцарапался о ветки, когда падал. А падал я немало раз, - он усмехнулся, ущипнув Цзинь Лина за щёку и потянув. – Чей-то дядя очень, очень злой. - Уй, да отстань ты! Сам виноват, нечего было ступать на тёмную дорожку. Я удивлён, что Лани всё ещё не отправили тебя в уединение, чтобы обдумать свои действия. - А они пытались! Но я сбежал! Вот, сейчас скрываюсь, - он усмехнулся, видя по озадаченным лицам детей, что они ему полностью поверили. Не желая, чтобы они так быстро поняли, что он их разыгрывает, Вэй Усянь отбежал в сторону, стоило только патрулирующему заклинателю в белых одеждах завернуть в их сторону. – Ну, рад был поболтать, но мне уже пора! Пока-пока! Он машет им рукой, улыбаясь так широко, как только позволяли щёки, и убежал, больше не оглядываясь. Это был хороший разговор. Возможно, он сможет уговорить Лань Чжаня, чтобы он наврал потом детям. Пусть они думают, что он в уединении, чем потом вспоминают эту встречу как последнюю перед его смертью.***
Лань Чжань возвращается в цзинши перед отбоем. Не проходит и одной палочки благовоний, как колокол оповещает о комендантском часе. Он медленно проходит внутрь, и Вэй Усянь, зевая, потягивается на кровати. Задремал в какой-то момент, проснулся лишь когда скрипнули дверцы шкафа. Стоит ли уже заменить его? Но он красивый. Утром Вэй Усянь обязательно осмотрит его. Лань Чжань сменяет одежды на спальные. Вэй Усянь ничего не говорит, наблюдая за изящной спиной и сильными мускулами, перекатывающимися под кожей. Такой красивый, такой сильный. И всё же эти шрамы… - Я согрел кровать, - он улыбается, дразнясь, но отодвигается, приглашая Лань Ванцзи лечь рядом. Тот смотрит на него мгновение, боль плещется в золотых радужках. Тем не менее слушается, подходя ближе и ложась. Больше не движется. Пару минут ничего не происходит. Свечи больше не горят, но всё ещё достаточно светло, чтобы Вэй Усянь мог разглядеть Лань Чжаня. Под его глазами залегли тёмные мешки, словно он уже долгое время не спал. Наверное, это очень тяжело для человека, привыкшего к распорядку дня Ланей, хотя такой сильный заклинатель, как Лань Ванцзи, вряд ли должен был почувствовать так скоро эффект от недосыпа. Помимо этого, у него прямой, красивый нос. Тонко очерченные брови. Пушистые ресницы, длинные, как и подобает таким красивым людям, как Лань Чжань. Его губы даже сейчас поджаты в тонкую линию, их едва-едва видно. Тонкие, по-своему привлекательные. С такими было бы приятно целоваться. Уж у Вэй Усяня есть большой опыт! Наверняка губы Лань Чжаня такие же приятные, как у той неизвестной заклинательницы, что поцеловала его тогда. Смущение заставляет его щёки пылать, когда он понимает, о чём думает. С другой стороны, Лань Чжань – его муж, даже если на самом деле это не так, и нормально так думать о том, на ком ты женат, верно? Может быть, это просто что-то, что перешло к нему от Мо Сюаньюя. Ведь он тоже очень любил Лань Чжаня, верно? Он приподнимается на локтях, вперив взгляд в прекрасное лицо, словно бы вырезанное из нефрита. - Лань Чжань, - зовёт он. Ответа не следует. Но даже искренне веря в то, что Лань Чжань может уснуть по щелчку, Вэй Усянь уверен, что сейчас не тот случай. Он хмурится, смотря на него, после чего подползает ближе. Перекидывает через его торс ногу, опирается руками по две стороны от его лица, и нависает. – Лань Чжань, - повторяет он, тихо-тихо. Выдыхает почти в самые губы, смущение почти заставляет его отступить, но тело не слушается. Желание горит глубоко под кожей, и он не может оторвать даже взгляда от Лань Чжаня. Сглотнув, он наклоняется, лёгкий рывок, от чего он стукается зубами о чужие зубы, но не отступает, двигая губами так, как написано в дешёвых романах, как нарисовано в книжках Не Хуайсана. Внезапно его талию хватают, а после мир кружится, и он с удивлением и дрожью в теле смотрит на Лань Чжаня, прижимая руки к груди. Думает, что перешёл черту, перегнул палку. И открывает было рот, чтобы извиниться, оправдаться, но вместо этого совершенно другие слова вырываются из груди. - Что такое? Я не могу поцеловать своего мужа? – улыбка выходит немного неловкой, но он уже не может отступить, не после таких храбрых слов. – Ну же, Лань Чжань~, ты такой красивый. Неужели не ответишь этому мужу? Неужели ты не любишь меня? Что-то неуловимо меняется, взгляд темнеет, руки, что теперь были по сторонам от его собственной головы, сжимают простыни. И следующее, что осознаёт Вэй Усянь – чужие губы, жадно прижимающиеся к его собственным, пожирающие, не дающие даже иллюзии контроля. Подчиняющие, обволакивающие, такие властные, что непроизвольный стон вырывается из груди, а Вэй Усянь тянется вперёд, обхватывая его шею и со всей пылкостью отвечая. Становится жарко, воздух стремительно заканчивается, но он не может оторваться, не первым. Хнычет, сжимая чужие плечи, и охает, когда чужой язык врывается в его рот. Изучает, гладит. Надавливает на нёбо, затрагивая нерв, от которого всё тело покрывается мурашками. Перед глазами плывёт, когда его отпускают, ниточка слюны висит между ними, медленно обрываясь и падая на подбородок Вэй Усяня. Тишину нарушает только их общее тяжёлое дыхание. Глаза в глаза, смотрят не отрываясь, пока Вэй Усянь не срывается первым. Сжимает волосы Лань Чжаня, притягивая его за затылок для нового обжигающего поцелуя, и стонет, в этот раз сам врываясь в его рот. Повторяет все движения Лань Чжаня, посасывает и надавливает, ласкает. Тело выгибается, когда крепкие руки скользят по его талии, цепляясь за пояс и нервными, торопливыми движениями срывают его, распахивая грудь. Поцелуй прерывается, и горячий язык скользит ниже, обласкивая его грудь. Губы обхватывают ореол соска, посасывая, пальцы проходят по второму, потирая, слегка надавливая и покручивая. Вэй Усянь не сдерживает громкого стона, запрокинув руки и сжимая в руках подушку. - Лань Чжань, Лань Чжань, этот муж так чувствителен, ты не можешь просто так съесть его. Лань Чжань, не будь таким злым, ах! Моя грудь совсем не такая хорошенькая, как у сестричек, не стоит так её мучить! – он не может замолчать, хихикает и стонет, удовольствие иглами скользит по позвоночнику, когда его кусают, удивление перемешивается с восторгом. Внизу становится совсем жарко, его член болит и пульсирует, живот скручивает в тугой узел. Он хнычет, извернувшись и скидывая с себя спальные штаны. Прохладный воздух слегка остужает его, становится полегче, но его яички в то же время слегка поджимаются. Взгляд Лань Чжаня, когда тот отрывается от его груди, покрытой десятком алых пятнышек, заставляет чувствовать себя желанным. Хочется покрасоваться, и Вэй Усянь не отказывает себе в этом, напрягая мускулы и играясь. - Что такое, муж? Неужели ты заставишь этого покорного слугу ждать? – спрашивает он, и кажется, что тормоза срываются. Губы скользят по его шее, тянут, кусают, посасывают. Руки блуждают по бокам, спине, талии, животу. Спускаются ниже, обхватывая его член, и несколькими быстрыми движениями заставляют его выпрямиться почти болезненно. Он хнычет, извиваясь, подставляя всё больше и больше себя, и громко ахает, когда чужие пальцы врываются в его тугую дырочку. Он почти готов поклясться, что девственен, но Лань Чжань никогда не изменил бы своему мужу, а он такой профессионал, что Вэй Усянь уже расплывается под ним поддатливой, жалкой лужицей, умоляющей ещё, ещё-ещё, ещё! Пальцы внутри затрагивают тот самый бугорок, о котором Вэй Усяню когда-то рассказали весенние книжки, и перед глазами замелькали сотни огней. Он выгнулся дугой, поражённый стон вырвался из его груди, голос сорвался, оргазм сокрушительной волной накрыл его тело. На секунду кажется, что он потерял сознание. Когда же глаза удаётся открыть, пальцы покидают его тело, и он чувствует что-то тупое и горячее у своего входа. - Лань Чжань? – бормочет он, и тут же глаза распахиваются, воздух вырывается из груди, когда чужой член входит, раскрывая его стенки, не замедлившись ни на секунду. Боль превращается в перевозбуждение, и он хнычет, лепеча что-то совсем неразборчивое, когда сжимает Лань Чжаня в себе, притягивая его и царапая плечи. Его слушаются, и больше Лань Чжань не движется, давая ему пару мгновений, чтобы привыкнуть к наполненности. Их недостаточно, но он не может противиться, когда Лань Чжань начинает двигаться, медленно, но сильно. Отводит назад на пару сантиметров, и тут же толкается назад, вырывая тихие «Ух, ой, эй!». И постепенно ускоряется, прижимаясь властным, голодным поцелуем к его губам, крадя последний кислород из лёгких, забирая всё себе, не оставляя ни капли здравомыслия. Он не может думать, грудь наполняется теплом, счастьем, когда он движет бёдрами навстречу, принимая Лань Чжаня, чувствуя все его чувства в себе, глубоко вбивающиеся в его дырочку. И кричит, кончая вновь, даже не прикоснувшись к себе. Кричит и расплывается влажным мессивом под чужими толчками, совершенно не замедляющимися. - Лань Чжань, Лань Чжань, люблю, Лань Чжань, люблю! Так люблю, Лань Чжань! Сердце радуется при виде тебя, люблю тебя, хочу тебя, не могу без тебя, все-что-угодно тебя! Лань Чжань! Он кричит, откинув голову назад, позволяя зубам особенно сильно впиться в его шею. И не может найти сил удивиться, когда слышит пылкий, полный предыхания и рычания ответ. - Люблю тебя, хочу тебя, не могу без тебя, - поцелуи на грани с безумными покрывают его подбородок, переходя на губы, пот течёт по лбу, глаза слезятся. – Сердце радуется при виде тебя. Вэй Ин, люблю тебя, хочу тебя, что угодно тебя! Вэй Ин! Они оба замирают в синхронном стоне, живот Вэй Усяня наполняется горячим семенем, и он дрожит, когда собственный член уже совсем скудными каплями окрашивает его в белый. Семя застывает на животе, несколько капель долетели до груди, но он не может об этом думать. Только Лань Чжань, только его Лань Чжань, и ничего другого словно не существовало на земле. Дыхание постепенно успокаивается, когда Вэй Усянь приходит в себя и ойкает, хватаясь за руку. - Что такое? – тревога слишком очевидна в голосе Лань Чжаня, и Вэй Усянь слегка улыбается, стараясь его успокоить, показать, что всё хорошо, даже если сам в этом не уверен. - Всё в порядке, правда, просто… ух, немного жжётся, - он скривил губы, потянув за концы бинта и стягивая его. И с удивлением смотрел на то, как наливается жизнью омертвевшая кожа краёв раны, как она срастается, не оставляя за собой даже шрама. Это… менее болезненно, чем Вэй Усянь предполагал, но всё равно больно. – Эм… я думаю, я больше не болен? Нервный смешок покидает его, когда Вэй Ин смотрит на Лань Чжаня с неловкостью, боясь, что его обвинят в обмане. В том, что он придумал всё это, чтобы переспать с Лань Чжанем, специально порезался, возможно, сам не давал ране зажить. Однако сколько он ни смотрит, в глазах напротив не появляется ничего, кроме первоначального удивления и тут же последовавшей радости. Ни с чем другим нельзя было перепутать едва заметный блеск, приподнявшиеся уголки губ и объятия, сжавшие его плечи и заставившие охнуть от неожиданности. - Я рад, что Вэй Ин здоров, - шёпот пришёлся ему в волосы, и Вэй Усянь расслабился, отвечая на объятия, прикрыв глаза. Они наслаждались тишиной, когда вместе обмылись, и лишь вновь оказавшись на постели – с новым бельём, так как прошлое отправилось ждать стирки – Вэй Усянь, обхватив руки Лань Чжаня и прижавшись губами к его костяшкам, решился задать несколько вопросов. - Как ты узнал, что я – это я? - Мо Сюаньюй не умеет играть на флейте, - Лань Чжань слегка прикрыл глаза, смотря на него, и Вэй Усяню становилось почти неловко от того, сколько любви было в этом взгляде. Тем не менее, в ответ его собственное сердце заходилось совсем уж нездоровым ритмом. – И не знает этой песни. - А? А если бы он научился, пока ты не видел? - Мкм. Никто не знает этой песни. Только я. Только Вэй Ин, - после, немного помолчав, он задумчиво добавил. – И А-Юань. - А-Юань? – он слегка улыбнулся, тоска и сожаления ощущались в этот момент даже сильнее, чем обычно. – Я скучаю по А-Юаню. Моей маленькой редиске. - Вэй Ин? - М? - Лань Сычжуй – А-Юань. - А?! Он не сын Лань Сиченя?! - Мкм. А-Юань сын Вэй Ина. Он его родил. - Лань Чжань!***
- Лань Чжань? - Мгм? - А Лань Цзиньи – сын Лань Сиченя? Ответа он так и не получил, но взгляд, которым его наградил Лань Чжань, показался ему слишком недоумённым. Возможно, Лань Цзиньи на самом деле крольчонок, который стал человеком. Когда-нибудь они узнают, чей он сын.***
- Подожди-ка! Получается, желание Мо Сюаньюя – чтобы я переспал с Лань Чжанем?! - Учитель Вэй! - Дядя! Как бы то ни было, он решил успокоить себя мыслью, что Мо Сюаньюй желал счастья Лань Чжаня. Да. Именно так. Не того, чтобы Старейшина Илин переспал с Ханьгуан-Цзюнем.***
- Дядя? - Да, Цзинь Лин? - Расскажи, каким был отец? - А? С чего тебе это стало интересно? - Дядя Вэй сказал, что он был павлином. И носил в волосах пионы. - Цзинь Лин? - Да? - Вэй Усянь прав.