we'll meet again

      Они сидят на обгоревшей траве, в эпицентре недавнего взрыва, и роса щекочет сапоги. Адреналин все ещё греет изнутри, сладко разливаясь по венам, и Тэтте немного откидывается назад, опираясь о плечо сидящего рядом напарника. Из-за липкой, тянущей усталости Дзёно даже не отталкивает его, позволяя. Миссия прошла успешно, есть полчаса на отдых. — Ты нормально? — негромко спрашивает Тэтте, ловя усталый вздох напарника, — взрыв был близко. Я знаю, ты использовал способность, но тебя все равно могло задеть.       Дзёно порылся в кармане формы, доставая пачку сигарет. — Дай зажигалку, — игнорировать вопрос показалось глупым, и он откликнулся без раздражения, — нормально. Эта тварь, которую мы задержали, просто насекомое под моим сапогом. — Насекомых жаль, — тихо хмыкнул Тэтте, доставая зажигалку и давая Дзёно прикурить, — давай посидим ещё немного здесь и поедем в штаб.       Дзёно нахмурился, но кивнул. Он курил красиво, обхватывая тонкими губами фильтр и затягивась резко и нервно. Пальцы немного подрагивали от усталости. — Можно мне сделать одну затяжку от твоей сигареты? Не хочу начинать новую, иначе сорвусь, — негромко попросил Тэтте, смотря на сигарету Дзёно с неопределённой грустью. Он пытался бросить курить, но напарник чертовски эффективно отвлекал. — Это непозволительная и необъяснимая щедрость с моей стороны, так что не привыкай, — слабо улыбнулся Дзёно, поднося к губам Тэтте сигарету, зажатую между указательным и средним пальцами.       Тэтте кивнул Дзёно с нежной благодарностью, с болезненным удовольствием затягиваясь и выпуская облачко табачного дыма. На сигаретном фильтре все ещё чувствовался тонкий вкус губ Дзёно. Было действительно необъяснимо то, что Саигику давал ему отдохнуть сейчас. Казалось, его сейчас вообще ничего не беспокоит — не смущало то, что он делит с Тэтте одну сигарету на двоих и они сидят, соприкасаясь плечами. — Благодарю. Это было мило с твоей стороны, так потакать моей зависимости, — усмехнулся Тэтте, наконец отстраняясь, и слегка облизнулся, — у тебя вишнёвый бальзам для губ или мне это кажется? На сигарете у фильтра привкус. — Могу себе позволить, — без излишнего смущения обронил Дзёно, закуривая снова.       Их двоих окутывал сигаретный дым и тяжёлый туман, нежная трава пробивалась под сапогами. Они сидели на земле и отдыхали, и некуда было больше спешить. Минутой владело меланхоличное и даже романтическое настроение, так редко объединяющее партнёров. Тэтте слегка вздохнул, касаясь пальцами холодной травы у ног. — Позволь мне вопрос, Дзёно. Как ты думаешь, что будет, если однажды на одной из миссий мы погибнем?       Губы Дзёно дрогнули в усмешке, и он слегка наклонил голову набок. — Решил задуматься об экзистенциальных вопросах бытия? Как непривычно для твоего мозга, наверное. Тэтте-сан, если мы умрём, то мы умрём. Вот и все, ничего больше. Просто, не так ли?       Тэтте привычно проигнорировал ядовитый тон, тихо хмыкая, и согласился со вздохом: — Ты прав. Просто умрём, — они сидели бок о бок и их плечи соприкасались, — И как тебе это? Не страшно? — Смерть — это просто. Мы наблюдаем ее каждый день на миссиях, — спокойно откликнулся Дзёно. Его тон был тривиальным и беззаботным, — Жизнедеятельность организма приостанавливается. Человек закрывает глаза навсегда. Вот и все. Почему я должен бояться? — Смерть может быть разной, — возразил Тэтте. — Но итог один. Ты просто гниешь в земле. Это люди придают смерти эмоциональную окраску. — Но ты не станешь отрицать. Смерть в бою — почётно, правильно. Мои моральные принципы были бы реализованы, умри я на миссии, — спокойно продолжил объяснения Тэтте. — смерть может быть позорной и гадкой, например убийство беглеца в тылу, или казнь детоубийцы. Таких не жаль. Смерть бывает естественной, чаще всего — от старости, болезней. Много родственников вокруг постели, много слез и сожалений, а может и облегчение близких, избавления от обузы. А ещё бывает другой, — его тон стал странно тихим. — другой, которой умру я.       Разговор становился более мрачным, чем рассчитывал Дзёно. Интерес противно и мутно всколыхнулся в груди, но выражение лица не изменилось. — Что за смерть? — вопрос был задан без любопытства в голосе, однако Дзёно ожидал ответа. — Я не могу назвать это самоубийством в полной мере, — негромко откликнулся Тэтте, касаясь пальцами своих искусанных губ в тревожном жесте, — Моя семья происходит из рода самураев. У них был древний обычай, называющийся «сэппуку». Ты знаешь, что это?       Дзёно надменно фыркнул, игнорируя дрожь, бегущую вниз по позвоночнику. — Разумеется. Харакири — ритуальное самоубийство, осуществляемое путем вспарывания живота катаной, с целью сохранить честь и достоинство воина. К чему ты это ведёшь? — Ты прав, все так и есть. Этот обычай древний и жестокий. Никто не практикует его сейчас, он был запрещён в середине прошлого века, — продолжил Тэтте, внимательно наблюдая за лицом Дзёно, — однако многие люди из моей семьи совершали что-то подобное символически. Разными методами. Тебе не понравится мой, и я не уверен, что имею право сказать. — Вперёд. — Хорошо. Ты помнишь, как именно мы стали Ищейками шесть лет назад. Мы проходим курс из совершенствующих тело и разум операций в некой правительственной лаборатории. Это влияет на наш ум, выносливость, силу, скорость реакции — те факторы, которые делают нас такими хорошими военными. Однако у всего есть своя цена. Однажды начав курс, мы обязаны до конца жизни проходить операции и обследования ежемесячно. Если мы пропускаем операции, несколько недель спустя наше тело начинает разлагаться изнутри, а потом Ищейка умирает. Поддерживающая терапия обязательна для нашей жизни. Для меня, очевидно, нет. Дзёно, тебе, как своему партнёру, я обязан это рассказать. Я перестал делать эти операции какое-то время назад. И не буду делать больше.       Тэтте говорил быстро и чётко, не давая ни себе, ни Дзёно даже секунды на осмысление и возражения. Дзено резко выдохнул и его пальцы судорожно сжались, вырывая с корнем пучок травы и тут же с отвращением выбрасывая. Тэтте почти слышит, как работает мозг партнёра, пусть он и не обладает таким же чувствительным слухом, как Саигику. — Ты блядский идиот, — проговорил Дзёно медленно, с тихой яростью, и на его скулах заиграли желваки, — что ты натворил?       Тэтте спокойно пожал плечами, уводя взгляд. Закат рдел у горизонта, такой тёплый и нежный этим июньским вечером. — Ты хочешь знать причину? Хорошо. Как я уже сказал, все имеет свою цену. Влияние операций на организм негативно в некоторых важных аспектах. Ты потерял зрение. А в моем случае операции влияли на мой разум. Я начал терять человечность, эмпатию, чувства. А мои моральные принципы и ориентиры для меня важнее жизни. И я должен выбрать, чем жертвовать, — пояснил Тэтте тихо.       Смотреть на взбешенного, расстроенного, непонимающего Саигику ощущалось сейчас так болезненно, жутко и неправильно. Тэтте заранее знал, что пожалеет о сказанном. — Я не собираюсь мешать тебе подыхать, — произнёс Дзёно через мгновение упавшим голосом, — но зачем? Почему ты жертвуешь своей никчемной жизнью ради какого-то «кодекса чести»? — Я самурай, Дзёно. Кодекс чести для самурая превыше жизни, — повторил Тэтте тихо, — я не хочу стать холодным и жестоким человеком из-за операций. Я не хочу терять себя.       В голове у Дзёно невыносимо шумело, он с трудом сдерживался, чтобы не закрыть уши ладонями. Голос Тэтте звучал так… Так спокойно и обыденно. От этого становилось ещё хуже. — Неужели оно стоит того? Стоит потери жизни? Мы и так не люди в некотором понимании. Почему ты так цепляешься за эту дурацкую человечность? — Дзёно добавил в голос побольше ядовитого отвращения, но его пальцы продолжали нервно сжимать траву, — это глупо до безумия. Я знал, что ты тупой, но не предполагал, что настолько. — Почему ты так встревожен, Дзёно? Я думал, тебе все равно на мою жизнь, — с удивлением произнёс Тэтте, смотря на Дзёно с неясной, необъяснимой нежностью во взгляде. Как хорошо, что тот не может увидеть этот блеск в глубине карих глаз.       Дзёно раздражённо сжал челюсти, и его опущенные светлые ресницы дрогнули. — Всё ещё все равно. Просто я не понимаю. И я разочарован твоим выбором. — Ты думаешь, это будет позорная смерть? — спросил Тэтте тихо, соприкасаясь своим плечом с плечом Дзёно. — Почему ты оцениваешь смерть только в аспекте позора? Я считаю эту смерть бессмысленной. — Я думаю, это правильно, — туман медленно окутывал поля вокруг них. Солнце постепенно садилось, становилось прохладнее. — А ты заплачешь, когда я умру? — голос Тэтте был негромким и серьёзным. Вопрос, заданный вслух, казался глупым, но его стоило задать. — Нет, — ответил Дзёно слишком торопливо для того, чтобы это было правдой. — Хорошо, — Тэтте наклонил голову, спокойно принимая и такой ответ. — Блять. Да, я заплачу, — губы Дзёно изогнулись в кривой усмешке. Признавать правду было просто отвратительно уязвимо. Тэтте рвано выдохнул, делая усилие, чтобы не вздрогнуть и не показать Дзёно свою слабость. Спустя мгновение тишины он медленно и сдержанно произнёс: — Я не знал. Прости. — За что ты извиняешься, идиот? — утомленно спросил Дзёно. — За то, что умираю.       Дзёно вздрогнул и медленно кивнул, расправляя плечи. — Ты прощён. — Могу я подержать тебя за руку несколько минут? Если это странно, то не соглашайся. Я просто… — Тэтте не закончил, отводя взгляд, — не важно. Дзёно быстро схватил его за руку, грубо и без лишних раздумий. Переплел их пальцы, не давая даже шанса вырвать кисть. И лишь потом решил поинтересоваться, прямо и без стеснения, не боясь задеть Тэтте: — Это что, очередной самурайский обычай перед смертью? Или тебе нужна моральная поддержка? Я не могу её оказать. — Я просто хочу попрощаться и побыть с любимым человеком перед смертью. Вот и все, — пожал плечами Тэтте. его хватка была куда бережнее и нежнее, — спасибо, что позволил мне это. Дзено кивнул и выражение его лица чуть смягчилось, а хватка на руке ослабла. — Есть ли ещё что-то, что ты хочешь сказать до того, как это произойдёт? — Только то, что люблю тебя. Это все, — спокойно откликнулся Тэтте. Осторожно держать Дзёно за руку сейчас было так невыносимо хорошо, что даже жаркая смертельная боль внутри немного утихла на мгновение. В голове Суэхиро мелькнула мысль, что так и умирать не страшно. — Занятно, — хмыкнул Дзёно, чувствуя, как его лёгкие сжимаются и как судорожно их сводит в груди, — ты второй раз за день застаёшь меня врасплох. — Странно, что ты удивлён. Я думал, это очевидно. — Нет. Как это должно было быть очевидно, если ты буквально не проявляешь эмоции? — с сарказмом ответил Дзёно, но на его губах появилась лёгкая улыбка. Тэтте действительно сдержан, и именно из-за этого его чувственная сторона так ценится Саигику. — Да, возможно мне стоило сказать раньше. Но я боялся испортить время перед тем, как уйду. И память о себе, — объяснил Тэтте, смотря вперёд опустевшим, уставшим взглядом. — Ты бы не испортил, — сказал Дзёно приглушенным голосом и опустил голову, — ты никогда ничего не портил, идиот. — Спасибо, — Тэтте слегка сжал ладонь Дзёно, которую все ещё держал, и аккуратно поднёс к губам, бережно целуя пальцы, — я рад, что ты был моим партнёром на протяжении этих шести лет.       Дзёно позволил поцеловать свою руку, даже не пытаясь вырвать, и слегка, почти невесомо погладил щеку Тэтте костяшками пальцев. Он тоже был рад, но не скажет. — Я не знаю, когда это случится. Думаю, сегодня. Даже если я передумаю умирать в последний момент, ничего уже не исправить. Организм истощен. И наверное, хорошо, что так. Но Саигику, думаю, единственное, ради чего я мог бы пренебречь своими моральными принципами, это ты, — тихо произнёс Тэтте, и отпустив руку Дзёно, отвернулся. — Ты всегда был такой ужасной занозой в заднице. Но это была моя задница и моя заноза. Так что… кажется, я буду скучать больше, чем хотелось бы, — неохотно откликнулся Дзёно, чувствуя холод на ладони, когда партнер отпустил его.       Тэтте на мгновение закрыл глаза и кивнул с лёгкой улыбкой. Он выглядел так, будто разговор с Дзёно установил в нем хрупкое душевное равновесие. — Спасибо, что выслушал и правильно понял. — Тебе нужно что-то? Не знаю, последняя просьба, на твой выбор, — небрежно бросил Дзёно. Его плечи были напряжены. — С моей стороны наглостью будет просить тебя о таком, но я хотел бы поцеловать тебя, — ответил Тэтте, вздохнув, — думаю, ты окажешь, так что не стану предлагать. — Очень большой наглостью, — подтвердил Дзёно с смешком, медленно поворачиваясь, — Целуй.       Тёмные глаза Тэтте блеснули лёгкой радостью. Он протянул руку, нежно касаясь щеки Дзёно пальцами, и немного наклонился. — Можно? — спросил он тихо.       Дзёно кивнул, слегка подаваясь вперед, и его светлые ресницы затрепетали, когда дыхание Тэтте сладко защекотало губы.       И Тэтте поцеловал, нежно и медленно, с трепетом, вкладывая в поцелуй всю свою больную любовь и тоску. Через несколько мгновений он отстранился, на его лице была лёгкая улыбка. — Спасибо. Теперь мне больше не о чем мечтать.       Дзёно на протяжении поцелуя оставался неподвижным, и когда Тэтте отстранился, Саигику почувствовал, как его губы покалывают от слабого чувства счастья, а щеки немного теплеют. — Доволен теперь? — Да, — Тэтте наклонил голову с неслышным вздохом и улыбнулся. Он выглядел успокоенно теперь, — Дзёно, ты поедешь в штаб один. — Я не оставлю тебя здесь, — сказал Дзёно до того, как понял, насколько жалко это звучит, и поморщился. — Придётся. Я останусь здесь. Не хочу прощаться с Ищейками. Пожалуйста, не говори командиру о том, что со мной случилось. Никому не говори лучше. Прошу. — Понял, какой позорный поступок совершаешь? — с хмыканьем бросил Дзёно, с силой сжимая челюсти. — Не хочу, чтоб они грустили, или осуждали меня за этот выбор, — спокойно пояснил Тэтте. Он выглядел сейчас так странно, тающе. Его лицо медленно приобретало умиротворенное, отдохнувшее выражение, и Дзёно понимал, что это значит. Поэтому он просто кивнул. — Дай мне полчаса, — попросил он сдержанно, — и молчи все это время. — Тебе действительно настолько неприятен мой голос? — поинтересовался Тэтте без обиды. — Нет. Именно поэтому… Молчи, — сдавленно проговорил Дзёно. — просто заткнись.       И Тэтте заткнулся. Уже темнело, туман стелился по ногам, окутывая сапоги и оставляя на коже влажную седую дымку. Они сидели так полчаса, спина к спине, ровно дыша. Наконец, Тэтте нарушил молчание хриплым: — Пора. — Да, — неожиданно легко согласился Дзёно, вставая. Спину неприятно тянуло, и он с досадой скривился, протягивая Тэтте руку. Тот пожал её неожиданно слабо, вцепляясь пальцами в узкую ладонь. Он не встал вместе с Дзёно, и уже вряд ли встанет. — Оставь мне сигареты, — попросил тихо и поймал пачку, бережно прижимая к груди. Выражение лица Дзёно все ещё было спокойным, даже немного торжественным, но Тэтте ощутил кожей невесомую дрожь при последнем рукопожатии. Повисла тишина, и Дзёно со вздохом быстро наклонился к партнёру, отодвигая ладонью длинную тёмную челку, и мимолетно прижался губами к бледному прохладному лбу, целуя. Он мгновенно отстранился и выпрямился, поправляя плащ: — Пока. — Пока, — Тэтте умолк, и Дзёно быстро отвернулся, уходя с поляны по направлению к дороге. Сапоги давили влажную от ночной росы траву с шуршанием. Лицо Дзёно было спокойным и ровным, как мрамор, только губы плотно сжаты. Приходилось приложить усилие, чтобы не обернуться. Он чувствовал, что только что оставил на поляне кусок своего сердца, разменяв его на пустоту. Как бы нелепо это не звучало.       Для Тэтте все закончилось на рассвете. Он так и остался сидеть на обгоревшей траве один, и рядом с его сапогом валялась пустая пачка сигарет. Больше не было больно и страшно потерять себя. Больше уже ничего не было. Не было и Тэтте.