Будь тише, лисёнок

Тигнари много чем занимается. Его должность подразумевает в себе большое количество работы, и он прекрасно осознаёт всю ту ответственность, которую несёт, оставаясь на посту. Его так называемая профессия лесного стража не висит тяжёлым якорем на плечах — её называют любимой, ей действительно наслаждаются и от неё никогда не отлынивают. По большей части Тигнари нравится размах его обязанностей и множество вариантов того, чем он мог бы заняться, принося этим пользу. Так как работает он настолько долго, что успел набраться опыта во всех тонкостях своего дела, то обычно рутинные задачи не вызывают у него проблем. Даже редкие поручения, интересные поручения, выполняются с лёгкостью и присущей Тигнари аккуратностью. Всё же, он ответственный молодой представитель своего вида, как же иначе! И, он не хочет хвастаться, конечно, но самые сложные задачи, с которыми паренёк сталкивался вообще впервые в жизни, тоже решались на ура, хоть и не без труда. Подытоживая, у Тигнари редко когда случались сомнения в себе или в своих знаниях и навыках. Поэтому, когда его самоуверенность покачнулась, Тигнари ничего не оставалось делать, кроме как выпасть из реальности и бесконечно рефлексировать, на автомате продолжая следовать за Альбедо. Мондштатский алхимик прибыл в Сумеру за некой субстанцией, которую можно было получить лишь путём добытия растения, которое Тигнари встречал лишь пару раз в своей жизни. В книжках. И, нет, сложность была не в этом. В доме Даэны нашлась куча информации об этой траве, так что примерное место поиска они знали. Даже то, что им пришлось переться в одну из самых опасных частей джунглей, куда Тигнари запрещает заходить простым дозорным и перед которой разворачивает путешественников, не сильно его беспокоило. У Тигнари за спиной всегда есть лук, а Альбедо, как оказалось, мало того, что обладает Глазом Бога, так ещё и владеет мечом. Мастерски владеет. Его движения точны, изящны и головокружительны — Тигнари всё ещё не может без стыда и вины вспоминать, как в начале пути он просто прекратил стрелять в нападавших хиличурлов, чтобы полюбоваться атаками Альбедо. Бесподобными атаками, от которых было невозможно оторвать взгляд. Как и было невозможно перестать краснеть, изучая идеальные черты лица алхимика. Тигнари вздрагивает, когда над ними шумно пролетает попугай, и тут же мысленно себя лупит. Опять он погрузился в транс из-за этих мыслей; это уже начинало пугать. Именно по этой причине Тигнари выбит из колеи. Слишком странно он реагирует на нового знакомого. Альбедо молча рубит заросли — они здесь первопроходцы, потому что никому не хочется залезать в непроходимую чащу и становиться кормом для обитающих тут зверей. Его длинные, утончённые пальцы держат рукоять меча крепко; так крепко, что на бледной коже его рук можно заметить проступающие линии голубоватых вен. Будь проклят сам Тигнари, ещё в лагере предложивший Альбедо одежду полегче, чтобы тот не перегрелся. Перегреваются сейчас почему-то только щёки Тигнари. Пепельные волосы Альбедо колышатся от его монотонных движений. Впервые встретившись с алхимиком, чьё поручение Тигнари тут же принял, узнав о его высокой сложности, причёска гостя вызвала немое восхищение. В ней не было совершенно ничего необычного, но она всё ещё порождала учащённое уханье сердца в груди. В который раз Тигнари давит желание провести подушечками пальцев по этой косе, запихивает его глубоко в себя и не даёт даже носа показать из воображаемого подвала. Он думает, что таким мыслям совсем не место в его голове, особенно, когда нужно быть начеку в плохо известной местности, и, что более важно, когда он несёт ответственность не за одного себя. Один лишь промельк мысли о том, что Альбедо может пострадать, слишком непривычно сдавливает внутренности. — Судя по наброскам нашей карты, здесь кончается лес, а дальше пойдёт заросшее поле. Нужно смотреть в оба, объект поиска может быть где-то неподалёку, — Тигнари испуганно моргает, не заметив, как Альбедо остановился и повернулся к нему, успев раскрыть перед собой карту. Удивительно, что он вообще не врезался в алхимика. — Если у меня всё получится, то, возможно, я создам лекарство от старости и изобрету долголетие, доступное только божествам и нечеловеческим созданиям. Не я первый додумался до этого, но все исследователи до меня проводили поиски этого растения лишь в корыстных целях, — его спокойный голос звучит задумчиво, из-за чего Тигнари чувствует себя в дымке чего-то странного. — Нам стоит быть тише, раз тут могут сновать разбойники или кто-то ещё, — ведомый ощущением, словно они просто делятся случайными мыслями, он высказывает свои опасения, неосознанно утопая в голубизне глаз Альбедо. В следующую секунду происходит то, от чего взгляд Тигнари тут же устремляется на носки своих ботинок в жалкой попытке скрыть вспыхнувший румянец: Альбедо неоднозначно усмехается после его слов. Будто Тигнари вкладывал в свою реплику двойной смысл. Будто там была шутка. Будто «нам стоит быть тише» имело некий подтекст. И когда Альбедо как ни в чём не бывало развернулся и продолжил путь, Тигнари подумал, что сходит с ума.

***

Почему-то в голове Тигнари засела мысль, что раз они направляются в неосвоенную часть материка, где предположительно произрастают редкие виды растений, то найдут нужную траву они быстро. Как бы не так, потому что, судя по ощущениям, прошло уже около трёх (!) часов безрезультатного бурения сквозь заросли. Деревьев здесь и вправду не было, но в привычное понятие слова «поле» обстановка не укладывалась: самые разнообразные растения в среднем достигали плеч примерно одинаковых по росту парней (не считая кое-чьи уши), а некоторые и вовсе возвышались над их головами. Широкие листья укрывали от солнца слабо, так как большинство из них были разных форм и размеров, а ещё почти все имели причудливые вырезы. Тигнари уже довольно давно почувствовал, что его тёмную макушку начало припекать, и интерес к Альбедо из-за его ледяной невозмутимости только нарастал. Они всё это время разговаривали; не было неловко или некомфортно, даже наоборот, неведомая тяга внутри Тигнари беспрестанно продолжала лить масло в огонь желания продолжить беседу. Первое впечатление об этом парне было совсем другим. Нет, у Тигнари, конечно, до сих пор сладко замирают лёгкие при взгляде на Альбедо, но он и предположить не мог, что за этим образом по горло занятого алхимика будет скрываться расслабленный, чертовски умный и умеренно весёлый человек. С каждым шагом сквозь эти заросли они узнавали друг друга всё больше и больше; это не могло не привлекать, а палящие лучи солнца и постоянно маячащая перед носом фигура Альбедо — очень красивая, на минуточку, фигура — совсем не помогали, позволяя мыслям уплывать далеко-далеко. — …и с тех пор у нас с Кли появилась небольшая традиция дарить друг дружке рисунки на праздники. Я не могу не улыбаться, каждый раз замечая, что её работы становятся лучше и лучше. Я часто ей об этом говорю и хвалю её, на что она обычно отвечает, что я тоже стал рисовать красивее, — Альбедо отодвигает очередной стебель растения-гиганта, проходя вперёд и пропуская Тигнари, и искренне, тепло хихикает, из-за чего сердце с размахом делает прыг-скок. — Я уже давно нашёл свой стиль и очень долгое время неизменно пишу именно в нём, поэтому я без понятия, какие изменения она в моих работах замечает. Тигнари давит глупую улыбку от того, с какой любовью Альбедо рассказывает истории о своей сестрёнке. — Помню, как Коллеи впервые подарила мне открытку на день рождения. Она очень сильно нервничала и топталась возле моей двери минут так десять. Я прекрасно слышал её возню, но хотел, чтобы она сама преодолела свои страхи и постучалась. Она тогда только начинала практиковаться в письме и боялась, что её подарок был уродливым. Честно, на чтение её почерка у меня ушло много времени, но мне было очень приятно, что она решила так меня поблагорадить за всё, чему я её научил. Через год я тоже получил открытку, и как сейчас помню, что её прогресс за год был внушительным, — Тигнари вспоминает, как складывал каждую открытку в полку, а вечером в свои дни рождения доставал и сравнивал их все. От разлившегося по сердцу тепла он вильнул хвостом, задев зелёные стебли по бокам, пока Альбедо продолжал двигаться вперёд. — Коллеи очень хорошая ученица, но ей сильно не хватает уверенности в себе. Да, она многое пережила, но ей стоило бы по максимуму отпустить прошлое и двигаться вперёд. Я стараюсь не относиться к ней как к особенной, потому что… — Тигнари, — Альбедо значительно замедляется, негромко зовя парня по имени, но гул в голове Тигнари от собственных мыслей и лёгкое головокружение от жары заглушают голос алхимика. — …потому что она должна научиться хвалить себя сама, а не полагаться на одобрение других людей. Естественно, когда надо, я её с радостью хвалю, но всё же сохраняю образ немного строгого наставника. Иногда я задумываюсь, не перегибаю ли я палку?.. — Тигнари, — голос Альбедо звучит отчётливо и настороженно, но когда он оборачивается, то видит, что Тигнари совершенно его не слышит — его отстранённый взгляд устремлён в небо, а глаза невольно щурятся от яркого солнца. — Может, ей действительно нужен учитель, который готов выслушать все её жалобы и ласково погладить по голове, но я не думаю, что таким образом можно воспитать стойкость духа. Не будь в Академии таких формальностей между профессорами и студентами, боюсь представить, кем бы я сейчас был. Кстати говоря об Академии! — громко восклицает Тигнари, переводя взгляд на пристально следящего за зарослями Альбедо. — Ты знаком с Лизой Минчи? Как у неё дела, как она вообще… Не успевает Тигнари закончить предложение, как вдруг Альбедо срывается с места, хватает его за руку и ныряет прямо в плотную зелёную стену из окружающих их растений. Через пару не очень приятных мгновений Тигнари глупо промаргивается, осознавая себя поваленным на землю и обездвиженным, а его попытка спросить в чём дело совсем не увенчается успехом — его рот зажимает своей ладонью в перчатке нависающий над ним Альбедо. Прежде чем румянец вспыхивает на и так горящих жаром щеках, откуда-то слева слышатся грубые, незнакомые голоса: — Мне же не послышалось, верно? Сюда приковыляли дураки из Академии? — Судя по этой жалкой вырубленной тропинке, их не больше трёх. Ставлю на двоечку: неудачник-учёный и его дешёвый наёмник, который только на то и годится, чтобы дороги расчищать. Под лающий смех незнакомцев Тигнари злобно мотает хвостом по земле. Они только что оскорбили не только его самого, но и Альбедо! Такое не прощается, уж точно не в его смену! Тигнари пытается встать, но как будто только сейчас чувствует чужие колени по бокам от себя, руку Альбедо, удерживающую его ладонь прижатой к земле, а затем и лицо самого алхимика на расстоянии каких-то жалких десяти сантиметров. Вау. Так близко. И это далеко не нежное затыкание рта будоражит лишь больше. — Слушай меня внимательно, — Альбедо, всё это время следящий за ситуацией вокруг них, наконец переводит взгляд и смотрит на Тигнари впритык, — ты перегрелся, поэтому попадаться им на глаза будет слишком опасно, — сердце Тигнари трепещет от мысли, что Альбедо за него волнуется. — Мы должны подождать, пока всё будет чисто, — Архонты, он шепчет практически губы-в-губы… — и затем убираться отсюда как можно скорее. Моя вина, что я не предусмотрел жаркую погоду и не приготовил никаких зелий, но, может, я найду в своём рюкзаке… Тигнари уже не может думать. Не может воспринимать слова. Это слишком трудно для его стучащей крови в ушах и пчелиного улья в черепушке. Он может лишь слышать до мурашек приятный голос Альбедо, чувствовать на себе руки Альбедо, смотреть в такие невероятно притягивающие глаза Альбедо. Приклеивающие всё внимание к себе. Альбедо, Альбедо, Альбедо. Тигнари сжимает пальцы той руки, которую держит Альбедо. Теперь они сцеплены в замочек. А Альбедо всё продолжает говорить, и взгляд его такой серьёзный, что Тигнари смотрит и восхищается. Шёпот всё звучит и звучит, колеблет чувствительные уши, но те тоже сбоят: дрожат, потому что Альбедо так близко, а его губы шевелятся слишком далеко. В какой-то момент Альбедо замолкает, и Тигнари просто долго-долго смотрит в его глаза. И что-то в них меняется. Видимо, прижатая ко рту Тигнари рука не смогла заставить его замолчать: очарованный взгляд парня разболтал всё-всё-всё. И когда Альбедо снова ухмыляется, как тогда, на окраине джунглей, Тигнари чувствует, что конец его здравомыслию реально близок. — Может, тебе нужно и не охлаждающее зелье? — тихо спрашивает Альбедо, и Тигнари не до конца понимает, что же ему тогда нужно. Ответ приходит сам собой, когда ладонь пропадает с его губ и находит свободную до этого момента руку. Когда пальцы скрепляются в ещё один замочек. Когда Альбедо медленно опускается на локти, сжимая коленями таз Тигнари чуть ощутимее. Когда Альбедо прикрывает глаза и касается, наконец, губ Тигнари своими. Хоть это и было так желанно, Тигнари всё равно от неожиданности издаёт странный глухой звук, и Альбедо тут же отстраняется, наклоняясь ближе к его откровенно дрожащим ушам. — Чш-ш, мы всё ещё в опасности, нас могут услышать, — пушистый хвост Тигнари наверняка уже не красивый и ухоженный, учитывая, как яростно им молотят по земле от восторга. — Будь тише, лисёнок. Альбедо вновь прижимается к губам Тигнари, и тот честно изо всех сил сдерживает любые звуки, отчего наружу выходит что-то наподобие еле слышного кряхтения. Альбедо не церемонится — ведёт языком вдоль нижней губы, а затем проникает в рот. Тигнари елозит, извивается весь, он не знает, что делать и как отвечать, а голова всё зудит и зудит без остановки, что только добавляет ощущений. Тигнари не шевелит языком, замечает, что так очень даже хорошо, потому что Альбедо его сосёт и сам вполне неплохо справляется, и для этого ничего даже не нужно делать. Ну, не учитывая попытки сдерживать любые звуки. Шквал рвущихся наружу звуков. Тигнари сильно ведёт. Слишком необычно, но так правильно, и его слишком смущают все появляющиеся ниже пояса ощущения, и точно так же смущает хихиканье неотрывающегося от его губ Альбедо, когда их языки создают хлюпающие звуки, и его смущают собственные ноги, потому что они не лежат на месте и всё норовят подёргаться от сладких судорог, и… И ему так хорошо. Он будто не понимал, что всё это время хотел… Альбедо, а теперь узнал, и это знание такое приятное. И Альбедо приятный. И у Тигнари даже не возникает сомнений, что Альбедо точно так же хотел его. Это чувство не просто приятное — оно волшебное. Из-за перегрева Тигнари правда не очень хорошо себя чувствует. Он не может понять, как давно Альбедо отстранился, сколько раз они целовались и сколько длились эти поцелуи. Он может только видеть нежную улыбку Альбедо, тоже смущённого, и его свисающие вниз волосы. Они наверняка лезут в лицо, это неудобно. Тигнари бы их убрал, но он не смеет отпускать чужие ладони. — Я никогда не думал, что буду говорить подобные вещи в таких условиях, но ты правда чудесный, — сердце ёкает. — Плевать на эту траву, подготовимся получше в следующий раз, мне сейчас важно твоё состояние, и, — сердце замирает, — ты мне нравишься, очень. Сердце выпрыгивает из груди. — Я тебя тоже люблю, — не отрываясь от небесно-голубых глаз, смазанно отвечает Тигнари. Альбедо краснеет до безумия мило, отпускает руки Тигнари и садится, жмурясь и радуясь, как маленький ребёнок. Это слишком забавно, чтобы не обнять, поэтому Тигнари поднимается и прижимается к Альбедо как можно ближе, укладывая подбородок на его плечо и поглаживая лопатки. Альбедо делает то же самое, уводя руку вверх и начиная гладить местечко между ушей. Хвост Тигнари снова приходит в движение, а его обладатель тает на чужом плече, прикрыв глаза. — А те разбойники уже ушли? — Тигнари кое-как вспоминает причину всего случившегося сквозь боль в голове. — Если бы они ещё были рядом и нам угрожала опасность, то я бы принял меры. Так что давай подниматься и отправляться в обратный путь, благо, у нас и карта, и прорубленная тропинка. Главное — на этих постараться не напороться. — А как же лекарство от старости? Альбедо чуть отодвигается, чтобы видеть лицо Тигнари, и с улыбкой хмурится. — Я же не на неделю в Сумеру приехал. Мы уже знаем, где искать и что тут ожидать, поэтому в следующий раз придём более подготовленные и обойдёмся без инцидентов. — А мне очень даже понравился этот инцидент, — хихикает Тигнари, выделяя голосом последнее слово, и вгоняет этим Альбедо в краску. — Напоминаю о том, что тебе всё ещё нездоровится, — ворчит он, осторожно выпутываясь из объятий и вставая, а затем подаёт Тигнари руку. — Как скажешь, мондштатский алхимик, — Тигнари медленно поднимается, чувствуя, как темнеет в глазах, и стоит неподвижно некоторое время, чтобы прийти в себя. Альбедо рядом, и это немного улучшает его не самое хорошее состояние. Не отпуская руку Тигнари, Альбедо уже собирается выводить их к тропинке, как вдруг его легонько тянут назад. — Погоди, — Тигнари присматривается к зарослям, осторожно отпускает его руку, будто извиняясь, садится на корточки и какое-то время возится, заставляя Альбедо смиренно ждать и прислушиваться к окружающим звукам, чтобы в случае чего различить голоса недоброжелателей. Альбедо не видит, чем занят Тигнари, но наблюдения за его забавным хвостом и торчком стоящими ушами вызывают щемящее чувство нежности и какую-то прямо-таки подростковую влюблённость. А потом Тигнари, уставший, но до ужаса взбудораженный, поднимается и протягивает ему в ладошках длинный, завивающийся в спираль крепкий стебель, с одной стороны которого торчала испачканная в земле корневая система, а с другой — два острых листочка. Альбедо восторженно ахает. — Мы всё-таки её нашли, — хихикает Тигнари и светится радостью, отчего Альбедо вновь хочется его поцеловать.