По просьбе Миланы Ольга оставила её наедине с собой. Девочка плохо себя чувствовала: у неё болела голова и очень сильно тошнило, и немного болело горло, потому что она снова кричала и плакала. Говорить об этом врачу, конечно же, она побоялась.
Милаша села на кровать. Тошнота провоцировала слабость, и очень хотелось спать, что она и пыталась сделать. Девочка долгое время пыталась уснуть: ворочалась, меняла позы, пыталась подумать о чём-то хорошем, но, находясь в больнице, это было сложно сделать.
Только через время ребёнок замечает, что её вещи стоят в углу палаты. Интересно, кто их привёз. И первое, о чём подумала девочка: папа. Дело в том, что вчера отец уехал в командировку на десять дней. Милана очень надеялась, что отец ничего не знает о том, что она попала в больницу. Но, с другой стороны, он бы наверняка забрал бы дочь, потому что для него Милана недостаточно хороша: Ей надо больше усерднее тренироваться и серьёзнее относиться к учёбе. Да куда серьёзнее, если она и так отличница и лучшая гимнастка из своих сверстниц? Но потом девочка включила логику и поняла, что эти вещи передал кто-то из тренеров в тот же день, когда её отвезли на скорой.
Милаша уже скучала по тренировкам, поэтому встала с кровати, чтобы взять мяч или булавы и отработать хотя бы самые лёгкие мастерства. Но сильное головокружение и тошнота не позволили этого сделать, поэтому ей пришлось вернуться обратно в кровать. Но перед этим она переоделась. В рюкзаке лежала её повседневная одежда, в которой было комфортнее, нежели в спортивных брендовых вещах: лонгсливе и шортах фирмы
S.P.S.M, где были напечатаны имя и фамилия девочки –
Lagunova Milana.
***
— Ольга Кирилловна, вызывали? — спрашивает Марина Александровна, приоткрывая рабочий кабинет начальницы.
— Да, проходи, — говорит доктор, указывая на стул, стоящий напротив её стола. Она отошла, чтобы взять нужные вещи, а потом положила их на стол. — Вот бумага и ручка, пиши заявление по собственному, — заявляет женщина, которой уже надоело такое неуважение к пациентам.
— Что?! — очень удивляется медсестра. — Вы меня увольняете?
— Да, — коротко и яcнo подтверждает Ольга, которая никак не может забыть, как медсестра кричала на и так плачущую девчушку. Это как минимум бесчеловечно и не профессионально.
— Но за что? — задаёт вопрос медсестра. Она, в отличие от Ольги, не понимала, за что её увольняют. Она же исполняет все обязанности, что ещё надо?
— За хамство и грубое обращение с пациентами, — отвечает врач, параллельно смотря результаты анализа крови Миланы, которые на удивление проверили очень быстро. Но, к сожалению, колоть уколы придётся. Как минимум потому, что девочка плохо себя чувствует. — Ты мне ребёнка до слёз довела! — осуждающе говорит она, потому что никак не могла простить медсестре такое.
— Вы завели её в кабинет, когда она уже ревела и кричала! — утверждает Марина Александровна. Впрочем, да, в этом случае она говорит правду. Но это же не повод орать на ребёнка!
— А ты хоть знаешь, почему она ревела? — спрашивает Ольга. — Потому что благодаря таким медработникам, как ты, дети боятся! Это фобия на всю жизнь, понимаешь?! — она уже повышает голос, потому что её бесит, что медсестра даже не признаёт свою вину.
— Но дети — это не мой профиль, — продолжает спорить медсестра.
— Какая разница, взрослый или ребёнок? Да и какого хрена ты вообще кричала на неё? — кричит на медсестру Ольга. — В худшем случае просто провела бы процедуру молча.
— Но Ольга Кирилловна...
— Пиши и не беси меня! — требует Ольга Кирилловна, закатывая глаза, и готовит инъекцию для Милаши, вспомнив, что у неё болела голова и тошнило. Конечно же, Ольга Кирилловна понимала, что поставить его пугливому ребёнку будет тем ещё испытанием. Но жертвовать здоровьем ребёнка, чтобы избежать слёз и капризов — так себе идея. Поэтому колоть всё-таки придётся.
— Вы действительно хотите уволить меня из-за какой-то малявки?
— Да, — подтверждает доктор. — Последний раз прошу написать по собственному, иначе я такую рекомендацию напишу, что и в продуктовый магазин не устроишься! — угрожает Ольга, потому что ей надоело спорить, хотелось просто уволить и больше никогда не видеть эту женщину. — И допишу, что тебя уволили из-за малявки, — с издёвкой добавляет врач, улыбаясь.
Марина Алексеевна недовольно фыркает, но всё-таки берёт ручку и начинает писать заявление. Когда это было сделано, она молча вышла из кабинета бывшей начальницы.
Ольга Кирилловна подписала увольнение сотрудницы с большой радостью и сладкой местью. Она надеялась, что Милашу никто больше не обидит, а врач, в свою очередь, будет подбирать медсестру перед забором крови у маленькой пациентки, чтобы всё прошло в комфортной обстановке.
***
Доктор решила проведать юную пациентку, потому что пора бы поставить уколы, чтобы дитё не мучалось от боли в голове и тошноты.
Ольга взяла металлический поднос, куда положила новую пару медицинских перчаток, ватку, спиртовую салфетку и
орудия пытки — шприцы. А потом отправилась в палату к самой юной и капризной пациентке.
«Ох и слёз сейчас будет», — думает Ольга Кирилловна.
Она дошла до палаты и решила несколько раз постучать, соблюдая личное пространство:
— Дитё, я зайду?
Но никого ответа не послышалось и тогда врач попробовала ещё раз:
— У тебя там всё хорошо?
Ответ был такой же, как и в прошлый раз. Тогда Ольга подумала, что девочка просто игнорирует её, чтобы избежать процедур.
— Милаш, я захожу, — на этих словах врач открывает дверь ключом и заходит в палату.
Зайдя в палату, Ольга замечает милую картинку: стул, который стоял рядом с кроватью, был занят аккуратно развешанными спортивными вещами, а рядом с кроватью стоял большой открытый спортивный рюкзак, из которого девочка зачем-то вытащила булавы. А на кровати лежит маленькое счастье и, судя по всему, спит.
Сначала врач хотела покинуть палату и зайти попозже, чтобы Милаша могла спокойно поспать, но вдруг Ольга замечает, что у девочки очень частое сердцебиение. Они находились в метре друг от друга, но доктор слышит каждый стук сердца ребёнка. А потом и вовсе замечает, что Милана моргнула.
В общем, это был очередной спектакль.
— Милан, Милана... — ласковым тоном говорит Ольга, немного подёргивая девчушку по плечу, чтобы «разбудить».
Девочка же включила актрису и не собиралась выходить из роли.
«Прям актриса без Оскара», — с сарказмом думает врач.
— Милаш, ну хватит придуриваться, я же знаю, что ты не спишь, — с улыбкой и вздохом говорит Ольга. Она бы с радостью подыграла бы девочке, если бы её не надо было лечить, но это не в нашем случае.
Милана, наконец, сдаётся, потому что понимает, что её раскрыли. Она открывает глазки и сразу садится подальше от врача.
— М-м... — недовольно промычала девчонка. Конечно, дети проигрывать не любят, особенно дети занимающихся спортом. А Милана входила в их число.
— Что за спектакль? — ласково и без каких-либо упрёков спрашивает женщина, улыбаясь ребёнку, ведь эта ситуация показалась ей очень смешной.
Девочка ничего не отвечает, а потом заслоняет рот рукой, снова думая, что её вырвет. Произошёл рвотный позыв, но её не вырвало. Виной тому было сотрясение и голод, ведь Милаша ещё ничего не кушала, да и не хотела: аппетита совершенно не было, и вряд-ли бы она смогла спокойно поесть при тошноте.
Врач, конечно же, не могла оставить это без внимания.
— Милаш, что такое? — заботливо и встревоженно спрашивает доктор, искренне переживая за свою пациентку. — Тошнит, да, зайка?
— М... Угу, — всё-таки признаётся Милана, неуверенно кивнув головкой.
— Значит, будем тебя лечить, — спокойно заявляет доктор, взяв с подноса перчатки.
— Что это? — уже с паникой в голосе спрашивает Милаша.
— Это перчатки, Миланочка, — объясняет женщина. — Их все доктора носят, — поясняет она.
Девочка молча отползает подальше от врача, садясь на самый угол кровати.
— Милаш, упадёшь, — говорит Оля, наблюдая за этой картиной, надевая перчатки.
— Не делайте ничего со мной, — тихо просит Милана, которая уже на грани рыданий. Она опустила глазки вниз, оттягивая кожу на пальцах в попытке отвлечь себя.
— Миланочка, глазки свои на меня подними, пожалуйста. Они у тебя такие красивые, — просит Ольга, подмечая невероятно красивый цвет глаз девочки.
Та с неохотой выполняет просьбу, поднимая взгляд на врача. Ну как сказать, на врача... На перчатки.
— Милаш, а теперь расскажи-ка мне, пожалуйста, почему ты меня так боишься? — интересуется доктор, пытаясь понять проблему.
— Это секрет... — неуверенно отвечает Милана.
Ольга же на это вздохнула. Милана не давала ни единой возможности помочь ни в физическом плане, ни в моральном.
— Хорошо, дорогая, я поняла. Секреты есть у всех, — абсолютно спокойно реагирует женщина. — Но мне нужно тебя полечить, — говорит она. — А тебе нужно лечь на животик, — ласково просит доктор.
— З-зачем? — уже со слезами на глазах спрашивает Милана. Она была умной девочкой и понимала, что следует после этой фразы.
— Секреты есть у всех, — повторяет фразу Ольга. Она решает проделать некую авантюру, чтобы узнать, почему девочка так боится врачей.
— Это нечестно! — протестует Милана.
— Ну как же нечестно, Милаш? — спрашивает Ольга. — Давай поделимся секретами друг с другом, м?
Милаша сдаётся. Уже 2/0 в пользу врача. Ребёнок решает рассказать о своём негативном опыте, который преследует её всю жизнь.
— У меня папа врач... — всхлипывает несчастное дитя, а потом резко останавливается.
— Та-а-а-ак... — говорит Ольга, показывая жестом, что надо продолжить, но девочка не понимает этого. Но врачу теперь очень интересно, что же такое с ней делает отец, если после фразы «У меня папа врач», девочка начинает рыдать. — Зайка, продолжай-продолжай.
— Он... Он меня так наказывал... — плачет Милана.
— Миланочка, ну тише-тише, моя хорошая... — врач сняла одну перчатку и погладила ребёнка по головке. — Милая, что лечит твой папа? — решает спросить Ольга.
— Он людей режет!
«Вот теперь гадай, хирург он или патологоанатом», — думает про себя Ольга, но девочке этот вопрос не задала, потому что вряд ли десятилетняя девочка разбирается во врачах, если она их ещё и боится.
— Он... Он что-то вкалывал мне, это было очень больно! — Милана уже рыдает «в три ручья», поэтому женщина решает отстать от бедной девочки.
— Котёнок мой, ну всё, ч-ч-ч... — доктор начала успокаивать ребёнка, но решает, что потом обязательно вернётся к этому разговору, потому что сейчас отец девочки не внушает доверия, мутный тип какой-то.
Ольга притягивает плачущего ребёнка к себе, сажает на свои колени и немного покачивает в попытке успокоить.
— Ласточка моя, ну я тебя не обижу, честно-пречестно! — уверяет женщина, заправляя волосы девочки за ушко.
— С... — издаёт звук девочка, чувствуя резкую головную боль.
— Голова? — тут же догадывается врач, видя, что девочка пытается массажировать себе виски, не умея, однако, правильно это делать.
Поэтому врач берёт инициативу на себя, убирая детские ручки, и сама начинает массажировать виски ребёнку, но та отпиралась и отстраняла от себя руки врача.
Так они просидели минут десять, пока Милана относительно не успокоилась. Очень жаль, что совсем скоро она будет рыдать хлеще, чем в тот раз. Она сама слезла с колен врача на более безопасную дистанцию и спросила:
— Расскажите свой секрет, — просит гимнастка, вспоминая уговор. Не зря же она проливала слёзы и затрагивала неприятные темы.
— Да никакого секрета, — пожимает плечами Ольга. — Полечу тебя чуть-чуть.
— Не надо, — просит Милана, потому что «полечу» явно означает что-то плохое.
— Миланочка, ну тебе же плохо! Вон тошнило недавно, головка кружилась. Давай я сделаю тебе укольчик,
и и тебе сразу станет лучше, — предлагает доктор и берёт из подноса один из шприцов, показывая его девочке.
Милана завизжала от страха.
— Ну-ка, тихо! — наигранно-строго приказывает Ольга, прикладывая к губам девочки указательный палец. — Чего же ты кричишь, милая? Ты же мне тут всех распугаешь! Все подумают, что я плохая и злая тётя, и не захотят лечиться, — ласково рассказывает Ольга.
— Не надо, это больно, — рыдает бедный ребёнок, пытаясь отползти всё дальше от кровати, а точнее от врача, но, к сожалению, она и так сидит на краю.
— Я прошу тебя, не плачь, малыш, — успокаивает её доктор. — Это как комарик, Милаш.
— Я боюсь, это больно, — плачет ребёнок.
— Милашенька, ангелочек ты мой, послушай меня внимательно, — говорит доктор и берёт ребёнка за плечи и начинает их массировать в попытке успокоить. — Тебя надо лечить. Это тебе надо, а не мне. Ты сейчас плохо себя чувствуешь, поэтому давай-ка ложись, я не больно уколю.
— А можно я просто подышу, пожалуйста? — грустным и наивным тоном просит ребёнок, всё никак не соглашаясь на уколы, поэтому предлагает свой способ решения. Она же помнит, что в скорой ей хотели уколоть укол, но не укололи, а просто дали подышать ингалятором. Но дело в том, что в том случае это было успокоительным, а здесь абсолютно другое лекарство, которое при всём желании нельзя ввести через ингалятор.
— Нет, маленькая, так нельзя. Это разные лекарства, а в нашем случае нам помогут только укольчик
и.
— Ну, это больно!
— Милаша, я честно скажу, это неприятно, но если ты дальше будешь плакать, то лучше тебе точно не будет и головка будет болеть ещё сильнее. Ты будешь терпеть боль. Хочешь? — объясняет доктор.
— Не хочу, — подтверждает Милана.
— Ну вот, поэтому нужно потерпеть всего пару секундочек, а потом всё пройдёт, — поясняет врач. — На животик ложись, милая.
— Тогда нет! Я лучше потерплю.
— Миланочка, я хотела по-хорошему, — вдыхает доктор, откладывает шприц, а сама лёгким движением переворачивает Милану на живот и кладёт тело девочки себе на колени.
Девочка начала кричать в подушку и пытаться вырваться.
— Тш-тш... — Ольга поглаживала девочку по спинке в знак поддержки, но понимая, что это вряд-ли поможет, начала аккуратно приспускать шорты и бельё, оголяя детские ягодички.
И что же врач замечает синяки на поясницах и ягодицах. Рассмотрев тело ребёнка, она так же заметила синяки на руках и запястьях. Что же это значит? Неужели кто-то бьёт ребёнка?
«Отец?» — первое, что пришло в голову врачу.
— Пожалуйста, не надо, — жалобно хныкает Милаша. — Ольга Кирилловна... — говорит она, обращаясь к врачу по имени и отчеству.
Женщина усмехается, услышав, что девочка так обращается к ней. Конечно, Ольга привыкла, что весь её персонал, кроме одной медсестры, обращается к ней так официально. Но от десятилетней девочки, к которой врач, кажется, испытывает какие-то родительские чувства, это слышать вполне странно.
— Милаш, мне кажется, что мы договорились на «Оля», — напоминает врач.
— Оля... — всё таким же тоном пищит бедный ребёнок.
— Я понимаю твои эмоции, — спокойно говорит Ольга. — Но мне необходимо тебя лечить, сладкая.
— Нет, нет, не надо! — кричит малышка, отбиваясь от врача, своими маленькими кулачками бив Ольгу по ногам. Конечно, била она не сильно. Да и цели причинить боль не было, потому что подсознательно Милана понимала, что именно Ольга не желает ей зла. А вот что ждать от её профессии – неизвестно.
— Милаш, девочка моя, расслабься, — спокойно просит доктор, стараясь не обращать внимание на истерику ребёнка.
— Я не хочу! Пустите!!! — кричит девчуля.
— Миланочка, ну расслабь попу, — ласково просит женщина, но девочка не реагирует. — Я тебе серьёзно говорю, если не расслабишься, больнее будет, — уже серьёзным тоном предупреждает Ольга.
Милаша ничего на это не отвечает, а просто продолжает реветь.
Врач понимает, что если ребёнок и дальше будет кричать, то мышцы никогда не расслабятся. Поэтому она решает чуть-чуть успокоить малышку, поглаживая её по спинке.
Милаша перестала кричать, чувствуя, что руки врача заняты явно не уколом. Но плакать не перестала, ведь ей всё ещё страшно.
Переключив внимание ребёнка, врач медленно убрала одну руку со спины и потянулась этой рукой за первым шприцом. Сняв с него колпачок, Ольга ввела инъекцию в мышцу.
— А-а-й, больно, — возобновился крик детёнка.
— Ч-ч-ч-ч, Милашечка, мы терпим, моя хорошая, — максимально ласково приговаривает Ольга, продолжая вводить препарат. Когда лекарство в первом шприце закончилось, то врач, не желая медлить и тянуть боль ребёнка, протирает другую ягодицу и вводит второй препарат.
— А-а-ай! Больно!!! — кричит в подушку девчулька, пытаясь опереться на локти, чтобы встать.
Врач тяжело вздохнула и свободной рукой скрестила руки девочки и уложила ей на спину, удерживая её. Через пару секунд, к счастью, лекарство в шприце кончилось, и доктор прислонила к ягодице ватку, а потом вернула бельё и шорты на место.
— Ну вот и всё, солнышко моё, — объявляет Ольга и переворачивает Милану на спину. В то время как девочка просто заливается слезами. — Да ладно тебе, котик, ну не так уж и больно, — пытается убедить женщина.
— Больно, — не соглашается ребёнок.
— Иди ко мне, бедняжка моя, — женщина берёт рыдающего ребёнка и снова сажает на колени, нежно качая и успокаивая. Милаша не сопротивлялась и в какой-то степени сама этого хотела, потому что никогда ни от кого не получала такой искренности и любви, как от Ольги. Хоть она не является девочке даже самой дальней родственницей.
«Чёрт, я до последнего думала, что я чайлдфри...»
