***
Несмотря на приятное утро, день все же получился сумбурным и спешным. Ну кто же знал, что Вите понадобится миллион разных видов салатов? То он хотел оливье, то мимозу, то, вдруг, поперся в ближайший гипермаркет за кальмарами. Видите ли, царским особам захотелось гулять сегодня на слишком широкую ногу. Как бы потом этой широкой ногой не сесть на шпагат от неожиданности. Настя лишь бурчала, пытаясь совместить несовместимое — готовку и присмотр за чадом, которое, видимо, встало не с той ноги, начав бурчать чуть ли не с порога. И хоть кареглазая прекрасно понимала, от кого ребенку передалась такая противная черта характера, не могла не злиться. На себя, конечно. Ведь яблоко от яблони никогда далеко не уходит. И все же не выдержав и достав самую опасную улыбку из своего арсенала, она побежала за дочерью, выкинувшей какую-то глупую фразу, чтобы специально выбесить мать. Вика визжала, одновременно предвкушая хорошую погоню и небольшую ссору, но все же стремительно забежала наверх и стала плутать по коридорам второго этажа, надеясь раньше времени не встретиться с «совсем немного» злившейся матерью. Но то ли внутренняя чуйка, то ли еще какие-то экстрасенсорные способности, помогли Насти без проблем найти ребенка, справившегося чуть ли не в лучшее место во всем доме — за огромный горшок с цветами, полностью скрывающими малышку благодаря своей пышности. —Эй, это не честно!— фыркнула девочка.—Я же хорошо спряталась. —Не спорю,— улыбнулась отошедшая от злости Настя,— теперь давай поиграем в другую игру. —Какую?— радостно захлопал ресницами ребёнок. —Поварята. Ты будешь мыть овощи, а я их резать. —Ну мааам,— протяжно захныкала маленькая Пчелкина. —Ладно, как и быть, будешь еще перемешивать салаты. На том и порешили. Поэтому когда Пчелкин вернулся со своим кальмаром, его девочки уже заканчивали резку салатом. Причем обе, когда он вернулся, посмотрели на него как на дезертира, отлынивающего от работы. И как после этого можно подумать, что они не родственники? Вскоре начали подъезжать и гости, каждый из которых не переминул тысячный раз поздравить Настю с выздоровлением, при этом приправив все колкой шуточкой. Но, они забыли с кем имеют дело, поэтому в их стороны летело еще несколько развязных анекдотов вместо слов благодарности. И все же, в целом, ужин получился довольно приятным. Настя была безумно рада видеть всю ту компашку, с которой она прошла и огонь, и воду, и медные трубы, хоть по частоте их визитов можно было подумать, что еще чуть-чуть и они все здесь пропишутся. На ночь никаких сил не осталось, поэтому как только голова коснулась подушки, Пчелкина сразу оказалась в параллельной реальности. Или… стоп, неужели она не все вспомнила? Почему она вновь в больнице и смотрит на себя сверху? Опять какая-то «постановка» которую ей суждено смотреть в роли зрителя? Но вот в палату вваливается врач, отчего-то слишком волнующийся, словно сейчас ему будут выносить смертельный приговор. А следом идет Витя… с какой-то фифой, которую он любезно просит остаться в коридоре. —Виктор Павлович, как видите, прогнозы будут неутешительными.— Начал врач, хоть как-то пытаясь подобрать слова.— За две недели ни одного импульса в коре головного мозга. Словно он понемногу … —Отмирает?— как-то презрительно сказал Пчелкин без грамма жалости. Настя, наблюдающая за всем этим, слишком громко ахнула. Что, твою мать, здесь происходит?! Почему все так? Почему она умирает, а этому жуку слишком все равно? Разве так может быть? И вообще, точно ли это воспоминание?… девушка повернула голову в сторону календаря и увидела 28 мая 2005 года. Это же… сегодня? И почему вообще она может так хорошо мыслить и давать себе отчет, если это всего лишь сон? Или… не сон? Может, она действительно на грани смерти и это последнее, что видит ее душа перед тем, как отправиться на небеса? Или в ад, в другом случае. А может, не было никакого «провала» в памяти? Может это все передумал ее мозг, чтобы хоть как-то разнообразить времяпровождение хозяйки, пока та находилась в коме. А потом, когда она все вспомнила… ровно две недели назад… он перестал хоть как-то реагировать, словно ее история действительно закончилась? Тело начало бить мелкой дрожью, легкие отчаянно требовали хоть немного воздуха, а из глаз брызнули градины слезы. Ну не может все так глупо обрываться! Что за глупая дура пришла с Витей, что она вообще здесь забыла, если он пришел к своей жене?! Той, которую он любит с пятнадцати лет. К той, которую он так отчаянно добивался. К той, чью жизнь он разрушил, а потом вновь собрал и идеально склеил? К той, которая довела их семью чуть ли не до развода своими амбициями… или же… довела? Нет, нет, нет… такого ведь не могло быть?! Неужели он действительно завел любовницу и кувыркался с ней, забыв о том, что у него есть жена и маленькая дочь? А вдруг, пока девушка лежала в коме, Вика стала называть эту дешевую копию Насти своей матерью? —Нельзя ничего сделать?— голос Пчелкина был как сталь. Такая, что резала Настю настолько сильно, словно была самым острым ножом. —К сожалению, на этом мои возможности заканчиваются. Российская медицина еще не вышла на тот уровень, когда можно легко вытащить такого пациента с того света, вы же понимаете…. —И что вы предлагаете? —Ее можно отвезти в Германию, но шанс того, что она выдержит перевозку в таком состоянии крайне мал, сами понимаете… —А другой вариант? —Отключить ее от аппарата жизнеобеспечения прямо сейчас. Это будет более гуманно. «Нет, пожалуйста, не делай этого»— закачала Настя головой, боясь любого слова, что готовился произнести муж. Ей хотелось дотронуться до него, заглянуть в глаза и найти хотя бы очертания того Вити, которого она знала. Предприняв попытку дотянуться до его пальца, девушка почувствовала жгучую боль, заставляющую ее разрыдаться еще больше. На пальце теперь красовался ожог. Видимо, ее место теперь — тихо сидеть и не рыпаться, пока «постановка» медленно подходит к логическому завершению. Ей оставалось лишь молча наблюдать за тем, как ее жизнь оказалась в руках человека, в глазах которого она не видела ничего кроме тотальной ненависти к своей жене. —Делай, что нужно, док,— коротко кивнул он и поспешил на выход, даже не бросив прощальный взгляд на жену. Словно она была пустым местом, не заслуживающим даже одного-единственного прощального слова.—Лизонька, пошли, я закончил,— обратился он к фифе, вальяжно рассевшейся на лавочке около палаты, как будто это была не больница, а показ мод. Быстро выбежав за Пчелкиным, Насте удалось разглядеть эту Елизавету — она действительно была до безумия похожа на нее, только без явного вкуса. Иначе как можно было так сочетать те брендовые тряпки, что та на себя надела? Весь образ буквально кричал «посмотрите, как меня обеспечивает папик, чтобы я раздвинула перед ним ноги». А ее слишком пухлые губы напомнили кареглазой тот майский день, когда оса ужалила ее в рот, сделав бесплатное увеличение уст. Но большее Настя не умела рассмотреть — послышался треск мониторов, и ее виду предстала картина, в которой Константин Валерьевич, без за зрения совести, выдергивает провод из розетки. А если точнее, выдергивает Настю и ее тело из этой жизни. Теперь ей не оставалось ничего лучше, чем гнить в земле. И это было концом всего. Концом тех трепетных отношений, которые они все вместе выкладывали кирпичик за кирпичиком, концом всех воспоминаний о доброте мамы, о суровом отце, который ушел из ее жизни, когда крохе исполнилось пять, концом всех дурацких ссор с братом, концом школьной дружбы со Светкой, концом дружбы с глупышкой-Суриковой, концом слишком запутанных отношений с Пчнлкиным, концом воспитания маленькой Вики, так отчаянно требующей внимания матери, концом, в целом, всей ее жизни. Плохо ли это? Конечно да! Ведь главная героиня никогда не погибает! А с учетом всей ее титулованности за самые глупые, смелые и рискованные поступки, вряд ли кто-то бы поскупился ей на такое звание. Но, к сожалению, это была ее судьба — темная дорожка, лишь изредка намекающая на прозрения в виде небольших презентов(белых не полос, а точек). Прощай, Белова Анастасия Николаевна, ныне именуемая Пчелкиной. Прощай, та самая маленькая звездочка, которая смогла загореть еще ярче, несмотря на всю гниль, когда-либо появившуюся на твоей дороге. Прощай, маленькая принцесса, так и не добившаяся единственной справедливости, которая так была нужна — к себе. А может, ты была сама в этом виновата? Когда дался второй шанс, ты вцепилась в него с недостаточным рвением, предав себя обыденности и бренности. Простит ли тебя дочь, если вообще когда-то вспомнит? Про мужа уж и говорить нечего — сама все прекрасно видела. Он, все же, нашел вариант получше. Пока ты была занята отчетами и прибылью предприятия, он тихо трахал другую. Ту, до которой ты никогда уже не достанешь. Потому что мертва. *** Вы когда-нибудь замечали, как удивительно наше подсознание? Как оно запоминает людей, с которыми мы пересекались лишь единожды, а потом транслирует это через наши сны? А как оно проводит нас в миры, которые никогда не будут иметь ничего общего с реальностью, отчего делают больно? Или как заставляют нас просматривать один и тот же момент столетней давности, за который до сих пор стыдно? А как иногда оно описывает наше детство? Во всех красках! С подробным описанием! Знает же, что нам туда никогда не вернуться, но все равно давит, нажимая на все еще кровоточащую рану. А ведь, ходят слухи, что оно умеет не только это. В последний момент жизни оно устраивает человеку презентацию, долго и упорно готовя отчет о всех удачах и провалах, сделанных в течение жизни. Добавляет ванили, или, если вам угодно, проводит экзекуцию над человеком, явно жаждущим провести хоть еще один миг в этом мире. Вот и Настя, точнее, то, что от нее осталось — израненная душа, явно не выдержавшая последний нож в спину, склонилась над своим телом, пытаясь проверить наличие пульса. Все в бестолку, она уже давно не дышала, это было слишком очевидно, чтобы принять. Тело постепенно начало остывать, но душа явно не спешила уходить. Лишь сидела рядом и шепотом лепетала: «Нет, нет, нет». Словно могла сделать что-то. Внезапный крик разразил палату: —Нет, просыпайся, дура! Вставай!— душа кричала, билась в конвульсиях и молила кого угодно, чтобы тело сделало хоть какое-нибудь шевеление. Ну почему как сложно с этим тупым мешком органов?! Вечно оно подводит, когда не надо. Интересно, а последние моменты мамы были такими же? Интересно, она пыталась разбудить себя, приговаривая, что ей нужно помочь детям и понянчиться с внуком? А Фархад? Как он проживал свои последние минуты? Пытался погнаться за теми крысами, что так нагло проткнули в него нож, задев жизненно важные органы? А что чувствовал Каверин, пропитавший к Насте хоть какое-никакое уважение за все время их препирательств? Наверняка, они чувствовали хоть что-то, в отличие от Пчелкина, который так легко дал разрешение на убийство жены. Почему с ним не было остальных? Валера, Космос и Саша точно не дали бы ему сказать это! Избили бы в подворотне, убили бы его своими руками, но не дали отключить подругу и, действительно, сестру, на растерзание! Где же они?! Неужели из глупо обманули и провернули все без их участия? А где ее ребёнок?! Наверняка, Вике еще долго не будут говорить про то, что «настоящей» мамы уже нет в живых. Конечно, пусть эта «Лизонька» войдет в доверие малышки еще больше, чтобы вытеснить из ее крошечного сердца образ матери. А после этого, наверно, даже в объяснениях смысла не будет — просто скажут, что она все выдумала и на самом деле та Елизавета — ее родная мать. Не та женщина, которая потеряла ребенка в 20-летнем возрасте, и так отчаянно борющаяся за то, что Виктория должна жить! Нет, конечно не она. Она в это время уже будет гнить в земле, так и не добившись признания. Дрожащими глазами «душа» смотрела на «тело». Вроде две копии, но выполняют разные функции даже сейчас — одна рыдает взахлеб, другая же просто разлагается. Но ни та, ни другая, ничего из себя не представляли в одиночку. Только вместе. А из так нагло взяли и разъединили. Твою мать, Насте было всего 34! Она даже до юбилея не дожила, разве это честно? Разве это называется благородной смертью? И что теперь делать душе, так и оставаться в больнице, скитаясь по палатам тяжелобольных и доводя их до очередных сердечных приступов? Где вообще тот ангел, который должен сопроводить ее до небесных врат, где ее дальнейшая судьба будет предрешена?! Где вообще врачи, которые увезут ее тело на дальнейшие пытки, именуемые процессом «вскрытия»? Она опять одна во всем мире? И душа вдруг не выдержала — почувствовала, что еще чуть-чуть, и она сама лопнет. Тогда и ангелов никаких не нужно будет, от нее не останется абсолютно ни-че-го. Пустота. Как она пришла в этот мир незнакомкой, так и уйдет. Вот так просто. Через мгновение она почувствовала, как ее вены начинают сиять все ярче, а ее кожа становиться все тусклее. Все, это точно конец. Прощай, Белова Анастасия Николаевна. Славная выдалась жизнь. Жаль, что не у тебя.***
Яркая вспышка света вдруг заставила девушку вскочить с кровати, жадно глотая воздух, отчего-то поступающий в ее рот вместе с соленной водой — видимо, кошмар был настолько сильный, что слезы из глаз текли так, словно случилось полноводье. Сонный муж, именуемый Виктором Павловичем Пчелкиным, без зазрения совести раскрыл шторы, заставляющие Настю вскочить с постели. Надо было отдать ему должное — кто знает, сколько бы продолжался бы ее кошмар, если бы обиженный за вчерашнее муж не устроил эту пакость? —Вить,— тихо, явно пытаясь успокоить свое бешеное сердце, позвала его «жена». Или, кто она ему вообще? —А?— сказал он с ноткой обиды, но все же так же чувственно, как обычно. —Скажи, а какой сегодня день? —Ты вчера вроде не пила. Что, провалы в памяти?— улыбнулся он лукаво, отбрасывая все обиды. —Просто скажи. Сейчас май? —От работы так устала? Это правильно, наконец-то подумала об отдыхе, хоть и в феврале. —Что?— переспросила она, начиная задыхаться еще сильнее. Кажется, настал момент передать паническим атакам пламенный привет. —Эй, эй,— тут же всполошился Витя, подсаживаясь на ее сторону кровати и беря ее лицо в свои грубые, но самые родные руки.—Что с тобой такое? Посмотри на меня, прошу. А она и не думала отводить от него взгляд. Смотрела, как зачарованная. Как будто это единственный спасательный круг, который предназначался именно для нее. Так, словно и не было тех ссор, что сковывали отношения супругов. Так, словно он был для нее всем. —Сегодня утренник?— сказала она с предыханием, явно пытаясь узнать суть происходящего быстрее, чем пройдет ее волнение. —Да. Ты опять пропустишь? —Нет,— набрала она побольше воздуха, чтобы выговорить,— мне снилось, как я мчалась и попала в аварию…— ей было сложно проговорить абсолютно каждое слово, но она все же пыталась, —я забыла абсолютно всё, а ты хотел меня спасти, несмотря на запреты врача… а потом Вика,— слезы стали крупнее и девушка перестала себя щадить совсем,— а она подхватила аппендицит, и я вспомнила о ней… а потом, когда все стало хорошо, оказалось, что это все — иллюзия. Я нахожусь в коме, а врач просит тебя сделать ответственный выбор. И ты соглашаешься, что меня надо отключить…— она даже не разбирала, что говорила, мысли превратились в кашу, выходя изо рта отдельными звуками.— И ты ушел! С какой-то фифой! Даже не посмотрев на мой остывающий труп! —Ты же знаешь, что я всех убью, чтобы лишь ты жила, как ты могла подумать обо мне такое?— перебил ее Витя, не на шутку перепугавшийся. Казалось, еще чуть-чуть, и ему самому понадобится помощь. —А я смотрела на себя и чувствовала, как остываю! Перед глазами вся жизнь неслась, а я все думала «как он мог так поступить со мной? После того, что между нами было!»,— она пыталась говорить шепотом, но срывалась на крик каждый раз, когда перед глазами вновь вырисовывалась та ужасная сцена. —Разве я… —Пожалуйста, не делай так больше,— умоляла она его, жадно глотая воздух. —Моя маленькая,— прильнул он к ее губам, слишком мокрым от слез. Своими устами он попытался смыть с ее лица всю скорбь, буквально облизывая ее лицо, явно не предназначенное для таких истерик. Он мог ей позволить плакать от счастья, от сентиментальных фильмов, где главный герой погибает… но из-за него, нет, ни в коем случае! И плевать на все их ссоры, плевать на то заявление о расторжении брака, которым она вчера трясла весь вечер, плевать на все — он не отпустит ее лишь для того, чтобы сделать ее самой счастливой. И пусть ради этого придется запретить ей работать или еще что-то. Он сделает это ради нее. Он целовал ее так глубоко и чутко, сам нежно тая от этого прикосновения. Их поцелуи можно было назвать редкостью, но именно сейчас они отчаянно нуждались лишь в нем. Одном единственном спасении, которое находили друг в друге. Лишь в нем, укутываясь от всего мира, они могли показать всем, что никто, абсолютно никто, не может их сломать. Потому что у Вити есть Настя, а у Насти — Витя. Чувствуя, как у жены постепенно начинает выравниваться дыхание, Пчелкин все же рискнул отпрянуть, хоть и до ужаса боялся, что она прямо сейчас исчезнет. А она, смотря на него овечьими глазами, лишь тихонько рассмеялась, глядя в его небесно-голубые полотна: —Давай ты забудешь о том, что я вчера просила. И забудешь слово «развод» вообще. Потому что я не хочу тебя терять. И, на самом-то деле, никогда не хотела. Что в 91-ом, что сейчас. Не смей менять меня на губастых дур! Конец.