***
Квартира на окраине города встречает светом мигающей лампочки в прихожей и серыми стенами. Хисыну никогда не нравилось здесь, но выбирать не приходилось. В воздухе витает запах сигаретного дыма, который раздражает горло, и чего-то кислого. "Опять не выбросили мусор", - думает он, подбирает гору пакетов, стоявших у двери, выходит на улицу и идёт в сторону баков. Ночной воздух контрастирует с той едкостью, которая витает по всему дому и встречает в подъезде. Наверняка домашние уже услышали, как кто-то хлопнул дверью. Задерживаться было нельзя. Тем не менее, на обратном пути Хисын садится на лавку, засовывает руки в карманы и задирает голову к небу. Здесь, в старом районе их небольшого городка практически не было света. Видимо, электричество было какой-то сложной штуковиной, раз до ближайших домов не доходил даже свет фонарей с центральной улицы. И всё же Хисыну нравилось то, что в кромешной темноте можно было разглядеть звёзды. Он научился различать пока только несколько созвездий и несказанно был рад этому открытию. Мечтательность на гране со всеобъемлющем любопытством жила в нём и не угасала, хотя препосылки и причины тому были. Но пару лет назад, на новый год, мамин брат подарил ему книжку про те самые звёзды, о которых маленький мальчик грёзил наяву. Чуда не произошло - он по-прежнему не любил читать, а все попытки матери привить любовь к прекрасному не увенчались успехом. И всё же это была единственная книга, которую Хисын изучил от корки до корки: погнутый корешок, уголки на страницах, маленький рисунок на первой. И бессонные ночи, проведённые на балконе за разглядыванием ночного неба. Тогда его впервые наказали за испорченную вещь. Хисын больше не притрагивался к их небогатой библиотеке. А вот находиться днями напролёт вне дома он был только рад. Однако же ему пора. На этот раз входную дверь чуть не выбило сквозняком. Видимо, и правда услышали, как он пришёл, а теперь проветривают помещение от целой мешанины запахов. Не то чтобы это должно было помочь, ведь они, казалось, въелись даже в штукатурку, что уж говорить про диван с торчащими пружинами в гостинной или дырявые занавески на окнах. Хисын изо всех возможных для его маленького тельца сил закрывает железную дверь, которая с грохотом наконец захлопывается. "Вот чёрт", - думает он, а после резко разворачивается корпусом в сторону коридора. Словно из ниоткуда, из темноты, пошатываясь, плетётся тёмная фигура. Она глыбой возвышается, а в свете мигающей лампы становится ещё более мрачной, то и дело теряя свои очертания. Хисын по одним шагам пытается угадать, в каком сегодня настроении она пребывает. В нос ударяет запах спиртного. Голос, который раздаётся сверху, пугает своей хрипотой и раскатистостью: - В следующий раз делай это тише. - Прости, отец, я буду аккуратней, - ещё неокрепшему голоску едва хватает сил выдавить из себя большее. - Обязательно. На тренировке был? - Да, отец. - На дополнительных по языку? - Да. - Хорошо. Иди мойся. Ужин на столе. Как поешь, убери за собой и ложись спать. И будь тише: у твоей матери сегодня мигрень. Хисын прирастает к полу и не может пошевелиться. Его сковывает страх быть пойманным на том, что он не должен делать: быть громким. Иначе на любой звук может выйти она - и всё обернётся не лучшим исходом. Он и правда не понимал: отец думает, что Хисын не разгадал эту загадку? Мигрень давно перестала быть отговоркой, чтобы привести ребёнка в состояние спокойствия и объяснить причину, почему в очередной вечер его выходить встречать только отец. Напротив, она лишь дрожью опоясывала по рукам и ногам и не давала даже нормально вдохнуть. Вдруг услышат. - Я понял. Хисын давно всё понимает. Слово "передозировка" он услышал впервые от старших ребят в школе. Тогда он не понимал, что оно значит и как люди ведут себя в состоянии наркотического опьянения. Теперь перед ним был живой пример в соседней комнате.***
Объятая страхом душа не молит о пощаде. Она запирает свои двери на ключ, выбрасывает его в самое глубокое озеро отчаяния и погружается в собственную слабость. У Хисына она именно такая. Он заложник своих привычек, раб этой стороны своей жизни. Однако и она заслуживает внимания. Хисын впервые оказался в детском доме, когда ему было 16. Потерявший всякую надежду на привычное будущее, здесь он мог вздохнуть наконец с облегчением. не будет уже хуже того, с чем ему пришлось столкнуться по воле судьбы: смерть матери, гибель отца. Оставалось добавить к этому собственное помешательство, которое подступало и постепенно, очень медленно сдавливало горло. Минутное колебание - и тебя отправят в дом для сумасшедших. Он понимал это лучше,чем что-либо в беспроглядной темноте, куда его занесло по воле судьбы. Одиночество верно преследовало там, где он не мог вписаться никуда: всех самых милых и покладистых забирали ещё совсем детьми. Кому нужен подросток, который находится на грани собственного безумия? С виду тихий и замкнутый, он не подавал виду, что что-то было не так. За исключением отсутствия всякого контакта со сверстниками. Но кого это удивит? Не удивляло и то, что бедный мальчик не помнит последние минуты жизни своих родителей. Дни протекали монотонно, не стремились куда-то бежать, а между тем Хисын не подавал никаких признаков несуразных фантазий. Ему казалось, что весь окружающий мир сделан из картона: достаточно подуть ветру - и он исчезнет, как исчезли две человеческие жизни. Их сгубило ничто иное как провидение, помогающее мальчику и сейчас. Вот только он забыл, как оно себя назвало… Оно явилось ему в моменты, объятые страхом и муками, чтобы наказать грешников и облегчить душу Хисына покаянием. Воистину судьба, не иначе. Ему сложно было не подчиниться: оно испещрало гневную настойчивость в своих действиях и непреодолимым порывом вкладывало в руку Меч. Провидение имело человеческий облик, который Хисын помнит ясно (возможно, ему просто хотелось почувствовать, что он меньше, чем наверняка, сходит с ума). Оно было окутано тьмой, которая сочилась из всех возможных частей тела. Черные одеяния свободно струились по нему и отливали лёгким серебристым блеском. Жемчужные волосы спадали на веки, немного прикрывая их, но нисколько не могли закрыть полностью бездонные глаза, подернутые белёсой поволокой. Хисын столько угодно пытался живописать этот образ, но тот появлялся на мгновения, исчисляемые минутами. Он не называл своего имени никогда, потому Хисын окрестил его сам по имени, которым хотели когда-то назвать его самого. Джей был не слабым человеческим созданием, а образом Бога, который ненадолго озарял сознание своим светом.