***
Единственный курсирующий в их районе автобус, который идёт аккурат до гипермаркета, прибыл по расписанию. Он облеплен грязью, старый, почти разваливающийся, с потёртыми колёсами, сидениями без обивки, ржавым корпусом и кое-где выбитыми стёклами, которые предусмотрительно заклеили скотчем. Хотя это и создавало необходимую вентиляцию при отсутствующем кондиционере в такую-то жару. В салоне битком набились люди, которые то и дело случайно толкали друг друга на резких поворотах. Хисын забился в самый дальний угол душного салона и не смел даже поднимать глаза на близстоящих. Толпа давила, нагнетала, становилась большим круглым комом, который вот-вот должен был скатиться прямо на зажавшегося человека. Хисын знал это чувство безысходности. Сейчас нагрянет. Откуда ни возьмись с левой стороны раздался раскатистый звук, больше похожий на гром. Однако это был всего лишь шёпот, который услышать было чревато последствиями. Он не появлялся очень давно. Впрочем, Хисын не то чтобы бывал среди людей последние пару лет. - Хён… как поживал? Хисын предпочитает не отвечать Чонвону и зажмуривает глаза сильнее, подавляя внутреннюю панику, которая расползается где-то в районе солнечного сплетения. - Хён? Не хочешь мне отвечать? Ну, и ладно. Я сам расскажу. В твоей голове находиться так уютно, знаешь, что не хочется даже выходить. Всегда есть простор для развлечений: подкинуть тебе шепотков во сне или засорить голову мыслями, от которых у тебя чуть ли не истерика начинается. Знаешь, забавный ты в такие моменты. За последние пару дней мне было так хорошо от твоих мучительных снов, просто загляденье. А теперь взгляни вокруг… Видишь всех этих людей? Ну, же, не упрямься, открой глазки и взгляни хотя бы на них, раз на меня не хочешь обращать внимание. Видишь? Смотри, тебе говорят! - раскатистый гром стал только сильнее, - вот и умница. Они всё о тебе знают, слышишь? Все твои страхи… Эти люди слышат твои мысли, могут залезть тебе в голову и копаться там очень долго, перебирая весь мусор, что у тебя вместо мозгов. Им одного взгляда на тебя достаточно, чтобы понять, какой ты никчёмный. А ты что думал? Все на тебя будут смотреть с одобрением? - Даже не с одобрением твоего существования, хён. Хисын дёрнулся, когда услышал второй голос справа и расширил глаза в удивлении. Перед ним стоял не кто иной как Сонхун. Тот продолжал: - Все эти люди гораздо лучше. Просто взгляни на них: того мужчину ты же находишь привлекательным, ведь так? Не упрямься, я знаю твои предпочтения. Как думаешь, что будет, если я расскажу Джею? Что он с тобой сделает? Ты дрожишь. Ну-ну, полно тебе. А теперь посмотри на того парня в костюме. Он явно успешен, говорит по телефону о каких-то важных вещах. Родители непременно гордятся таким сыном, не правда ли? Что думаешь? - О, мой дорогой друг, ты непременно прав! - Чонвон состроил оскал. - Прекратите оба! Стойте! Хисын кричит и тарабанит в двери. Автобус резко останавливается, выпуская своего буйного пассажира на свежий воздух, и продолжает движение вместе с удаляющимися лицами Чонвона и Сонхуна, которые смотрят через заднее стекло прямо в глаза.***
До магазина оставалось пройти не больше нескольких кварталов, которые сейчас кажутся непреодолимыми: путь лежит через небольшой подъём. Хисын идёт, всё ещё переводя дыхание и стараясь успокоить загнанно бьющееся сердце, однако же продолжает вышагивать всё быстрее и быстрее, будто за ним кто-то гонится, и наконец переходит на бег. Почти сразу мышцы жжёт неприятной болью, которая расползается по всему телу и раздражает и без того больную голову. Готовый свалиться в приступе от полного бессилия и отсутствия в желудке хоть чего-то придающего энергию, он добегает до вершины и останавливается, оглядываясь по сторонам. Сердце на пару секунд замирает, а после снова начинает биться, как птица в клетке. Глаза застилает белая пелена, голову печёт, ком застревает в горле, готовый вырваться судорожным криком, но останавливается на полпути. Его мутит, а в ушах раздаётся оглушающий звон. - Хён, смотри! Хисын поднимает взгляд в сторону. Сбоку стоит Рики, который слишком громко и заливисто смеётся невпопад, выписывая в воздухе движения, больше походящие на танец, насколько Хисын с помутнённым сознанием вообще может это распознать. - До того угла всего ничего. Давай наперегонки? В ответ тишина. Загнанный парень не может ни возразить, ни согласиться, и только еле волоча ноги добирается до ближайшей скамейки в тени ели. - Ну, хён! Так и будешь нудеть? - Ты можешь помолчать хотя бы минуту? Рики недовольно хмурит брови. Ему не нравится такой ответ на просьбу поиграть. Он играет желваками и, вставая со скамейки и поворачиваясь лицом к Хисыну, присаживается на корточки перед ним. Глаза пытаются выловить избегающий его взгляд, а после игра в гляделки Рики явно надоедает. В следующую минуту происходит то, чем этот ребёнок обычно пытается привлечь внимание. Сначала он выпускает изо рта язык: длинный, с коростами, скользкий от внутренней желчи и изворотливый, как у змеи, выпускающей яд. Рот становится несоразмерно большой и даже превосходит пасть хищного животного. Он обзаводится обрастающими со всех сторон клыками, острыми, как лезвие ножа, и приближается к лицу Хисына, чуть ли не заглатывая его голову целиком, но останавливается. Изо рта раздаётся жуткое зловоние, в котором можно задохнуться, а с языка прямо на длинные джинсы Хисына стекают жёлтые потоки слюны. - Теперь-то ты обратишь на меня внимание, хён? Хисын изнемог до самой смерти от этого долгого бедствия. Когда он очнулся от этого помутнения, словно от долгой агонии, рядом уже никого не было. Руки и ноги, которые были до сих пор охвачены судорогами, будто развязали, оттого они упали в расслабленном виде и вытянулись вперёд. Голос Рики сливался в одно неясное и еле доходящее до слуха месиво, состоящее их утробного рокота и громкого смеха. Быть может, в силу того, что рядом пролегала дорога, по которой, пусть и редко, но ездили машины, этот звук усиливался и разрастался в черепной коробке до невообразимых пределов. Но вскоре оно замолкло - больше он ничего не слышал. Но с какой чёткостью он видел крупинки на асфальте, с какой ясностью смотрел на еловые иголки и различал их, словно мог сосчитать, что и принялся делать. Далее глаза его остановились на уже заходящем за горизонт солнце. Оно казалось ему до ярости красным и непременно всеохватывающим. Лучи его разливались прямо на лицо, и Хисын чувствовал, как сам наполняется злобой. Прежде всего к самому себе. Слабак. Недостаточно. Два слова, который ознаменовывали всё его детство. Он собрал в кулак всю выраженную твердость, решимость и угрюмое презрение к собственным мукам сейчас. Он заметил, как на небе начали проглядывать первые звёзды и, превозмогая собственные силы, отправился в пункт своего назначения, уходя в тлеющий при свете луны мрак.