я настоятельно (не) рекомендую

— Я умираю, — прохрипел Эдди, и его веки тяжело сомкнулись. Крисси ахнула. — Нет, Эдди! — Я умираю, — безнадёжно повторил он. — Это факт и с этим пора смириться, Крисси. Я чувствую, как душа медленно покидает моё тело. Мои суставы слабеют, глаза слепнут, в груди тесно и всё такое. Я думал, это будет не так страшно как говорят, но это просто… просто паршиво. Я со дня на день оставлю этот мир, не успев сделать столько легендарных вещей… — он шмыгнул носом. — Не успею заценить, сколько прекрасного ещё осталось на этой дерьмовой планете… Не увижу, как растут наши дети, как растут их дети, как растут дети их детей… — Родной… — Не надо, Крис, не утешай меня. Не могу… не могу смотреть на то, как ты плачешь. Это… делает мне только больнее. Не смотри на меня. Не хочу, чтобы ты запомнила меня таким… жалким куском овоща, принцесса, — он опустил горячую ладонь на её коленку и ободряюще сжал ослабевшими пальцами. Крисси не то судорожно вздохнула, не то всхлипнула: — Эдди, я не… — Послушай, у меня есть последняя… Последняя просьба. К тебе, — Эдди вновь настойчиво сжал её колено, вкладывая в этот жест всю любовь и пыл, ещё горевший в его угасающем теле. — П-пообещай мне, что… что не замкнёшься в себе, хорошо? Что ты будешь жить дальше, построишь карьеру великого драматурга, исполнишь свои мечты… — Эдди. — …влюбишься снова, заведёшь семью, купишь огромный особняк с мраморными колоннами и таким витражом, типа как во французских королевских домах, знаешь, и… когда попадёшь в крутой загородный клуб, где будешь зависать с такими же успешными дамочками, как ты… Пообещай… что… — он громко закашлялся и скривил губы, чувствуя, как становится тяжелее дышать. — Эдди! — …Пообещай, что когда кто-нибудь случайно поставит во время барбекю «For whom the bell tolls» Металлики, ты замрёшь… с бокалом шампанского в руке, посреди танцпола, и… и подумаешь, — Эдди сглотнул, превозмогая болезненный ком в горле, и стиснул другой рукой мягкий плед — говорить было невыносимо трудно, но он обязан был продолжать. Он обязан отдать ей своё последнее слово, — и п-подумаешь: «Святой Иисусе Христе, да это ведь… т-та самая песня, которую просто обожал безвременно ушедшая любовь всей моей жизни, величайший мастер подземелий из всех живших на Земле, самый талантливый гитарист в мире и самый лучший любовник из всех, с кем я когда-либо трахалась, с самым большим членом в истории человечества, — Эдди Мансон». — Эдди, ты просто невозможен! У тебя всего лишь сезонная простуда, а не какая-нибудь смертельная инфекция, не смешно уже! — возмутилась Крисси, хотя и изо всех сил сдержала улыбку, когда он с ещё пущим драматизмом завалился лицом в подушку и изобразил агоническую смерть — с конвульсиями, хрипами и высунутым набок языком, всё, как полагается. Накривлявшись, Эдди лёг ровно и окинул сидящую около него Крисси влюблённым взглядом, — уже безо всякого притворства. У него страшно болела голова и плыло зрение, но даже сквозь плавленное стекло горячки его жена оставалась самым красивым существом во вселенной; жар, дурманящий голову, превратил Крисси в прекрасную предсмертную галлюцинацию, так что в его игре в умирающего была своя доля правды. Возле неё и умереть не жалко. Правда, если он скажет об этом Крисси, она только сильнее разволнуется и решит, что у него совсем ум за разум заходит из-за болезни. Не то чтобы она была не права. — Не забудь заплатить садовнику после моей кончины, сладкая, — прокряхтел он. — У нас нет садовника, Эдди, мы живём в квартире. — Но если он появится, выпиши ему чек от моего имени. В твоём красивом домике Барби точно должно быть несколько садовников, ты ведь так любишь цветы. Думаю, я заслужил парочку моих любых маргариток на свою могилу. — Думаю, тебе пора выпить жаропонижающие, — закатила глаза Крисси и поползла по постели к прикроватной тумбе, ныне превращённой в аптечный прилавок: от угла до угла уставленная лекарственными склянками, тюбиками и блистерами, а также початыми чашками с чаем и блюдцами, едко пахнущими компрессами. Схватив одну из, по примерным подсчётам Эдди, ста коробочек, Крисси извлекла из фольгированной упаковки таблетку, взяла крайнюю кружку с водой и протянула всё это добро Эдди с самой боевой решимостью на лице. Эдди не сразу прочёл название лекарства, залюбовавшись её аккуратными манипуляциями, а заметив, скривил гримасу узника, шедшего на казнь: — Только не это. — Именно это, Эдди. Это очень тебе помогает. — Я буквально предпочту поесть дерьма вместо того, чтобы ещё раз засунуть в рот эту дрянь, Крисси. — Ты ведёшь себя, как ребёнок! Если ты хочешь выздороветь, тебе придётся делать то, что сказал врач, а он настоятельно рекомендовал пить именно эти таблетки строго три раза в день! Сейчас третий, последний, ну же, милый, ты сможешь, — она подтянулась ближе, нежно заглядывая ему в глаза. Перед таким выражением лица трудно устоять. Эдди помолчал, сверля её неприязненным взглядом, но предсказуемо вздохнул, сокрушëнный. — Я делаю это только ради тебя, солнышко, — он принял кружку и таблетку, покривился, метнул на жену последний умоляющий взгляд — Крисси в ответ упрямо скрестила руки на груди, выглядя по-армейски непоколебимой — вздохнул ещё раз и бросил лекарство в рот, быстро запивая его как можно более гигантским глотком воды, чтобы не почувствовать горького вкуса. Крисси проводила его действия зорким взглядом, удовлетворённо кивнула и забрала кружку, возвращая ту на тумбу. — Теперь тебе нужно укрыться и отдохнуть. И не вставай, понятно? Если что-нибудь понадобится, скажи мне, я принесу. — Боже, ты же не моя няня, Крисси. — Я твоя жена, — и прозвучало это как «а в чём разница?». Эдди зарделся, ощутив себя постыдно беспомощным под её заботливой рукой, поправляющей плед. — Да, но в брачном контракте, насколько я помню, не говорилось о дополнительных обязанностях сиделки. Серьёзно, тебе тоже нужно отдыхать. — Я совсем не устала, правда. Мне несложно ухаживать за тобой, — она мягко погладила его по потному лбу. В груди заболело, но уже по-настоящему — от её полного любви взгляда. — Да ладно, ты возишься со мной уже вторые сутки. Если не сделаешь перерыв, то ещё немного, и попытаешься задушить меня подушкой, чтобы избавиться от такого балласта. Чур, труп в ванной не расчленять, там ручка заедает, хрен потом кровь отмоешь. — Не неси ерунду, Эдди, — цыкнула она и встала с постели, приглаживая короткое платье. — Если придерживаться указаний доктора, уже завтра ты пойдёшь на поправку. Уверена, моего терпения хватит на ближайшие двадцать четыре часа. — Ты и правда святая, миссис Мансон. На твоём месте я бы давно сбежал отсюда, чтобы не видеть эту сопливую, — он ткнул себя в щеку, — рожу. — Ну, я слишком люблю её, чтобы это сделать, — пожала плечами Крисси и улыбнулась. Эдди резко подался вперёд и повалил её в объятия, наслаждаясь её смехом. — Эдди, стоп, я же сказала — ты должен отдыхать! — Ты сказала, что если мне что-нибудь понадобится, я должен обратиться к тебе. Так вот, мне очень, — он скользнул горячей рукой по её бедру и чуть сжал мягкую внутреннюю сторону, — очень нужно побыть с тобой. — Эдди, я не стану заниматься сексом, пока ты болеешь, — цокнула Крисси и вертко выпуталась из его хватки. Он недовольно простонал. — Ты в курсе, что во время температуры полезно вспотеть? — Да, и ты это сделаешь, лёжа под одеялом… — Между твоих ног. — Один! — твёрдо заключила Крисси. — Я не могу заразиться, у меня через два дня практика, к которой я готовилась полтора месяца, и если я её пропущу, это будет катастрофа, Эдди! Я серьёзно. — Ладно, ладно, прости. Я понял. Я просто… — он смерил её тоскливым взглядом и как можно жалостливее, так, что даже у самого чëрствого сухаря растаяло бы сердце, промямлил: — Я чувствую себя так ужасно, когда не могу касаться тебя… Мне прям физически становится хуже, если тебя нет рядом, Крисси, клянусь чем угодно, я начинаю чувствовать слабость во всём теле и омерзительное ощущение в животе, будто проглотил клубок змей и запил его ведром строительного клея. Я слишком сильно люблю тебя. — Я тоже люблю тебя, львёнок, — умилилась Крисси и обняла его голову рукой, поглаживая макушку и целуя в висок, а потом опустилась к уху и игриво выдохнула: — И как бы хорошо ты не играл роль мученика, я не изменю своего решения. Жалостливый вид сменился угрюмым выражением. — Ты чудовище, Кристина Мансон. Не могу поверить, что я люблю настолько жестокое существо, — побеждённо проворчал он. Крисси хихикнула и ещё раз чмокнула его в лоб. Она быстро собрала мусор вроде пустых упаковок из-под лекарств и использованных салфеток и заторопилась к выходу, где напоследок коротко бросила «отдыхай» и послала ему воздушный поцелуй, прежде чем покинуть комнату, тихо прикрыв за собой дверь. Эдди откинулся на подушку и сомкнул веки; под ними словно запылал огонь, проступивший в уголках глаз слезинками. Болеть было отвратительно. Он ненавидел чувствовать себя настолько уязвимым; с детства активный, Эдди предпочитал проводить каждую свободную минуту с интересом, будь то составление кампаний или перекур под любимую песню, притворяясь, что он на сцене перед многотысячной толпой. Что интересного было в возлежании на постели с плавящимся от температуры мозгом, громоподобным кашлем и забитым соплями носом? Единственное, что скрашивало его болезнь — внимание Крисси. Она так стремилась угодить ему, обласкать, позаботиться, что долго сопротивляться было невозможно. Да и не хотелось. Её нежные руки, сладкий голос, взволнованный взгляд — и всё только для него и ради него. Из-за этого он ненавидел болеть значительно меньше. Ещё бы снова иметь возможность целовать её. По этому он скучал не меньше, чем по вдохам через нос без ощущения словно в обе ноздри засыпали гальку. Или по отсутствию головной боли, что сейчас резала виски́ без ножа. Эдди прочистил горло и укрылся по шею, позволяя лихорадке утянуть себя в душный дневной сон, бросая все надежды на его оздоровительный эффект. Ему необходимо было выздороветь. Ему необходимо было вернуться в объятия Крисси в самый кратчайший срок. От жаропонижающих он вырубился практически мгновенно; в основном, его сны состояли из образов Крисси (не всегда одетых) и красочных фэнтези-сюжетов, а потом он дрался с гигантской фиолетовой улиткой, а она засосала его в панцирь и превратилась в реально жуткого шершня и… ну, в общем, неважно, но было жёстко. Очнувшись ото сна уже к вечеру, вспотевший с головы до ног, но в состоянии куда более трезвом, чем днëм, до Эдди донëсся приглушённый стеной коридора разговор: — Значит, немного морковки, перца, половинку лука, и не добавлять соль… Да, поняла! Спасибо, Уэйн, что бы я без тебя делала! — Крисси помолчала, выслушивая собеседника, и ахнула. — Правда? Боже мой! — её смех колокольчиковой мелодией прокатился по квартире. — Это так мило! Жду не дождусь, чтобы проверить самой!.. Хорошо, конечно. Ещё раз спасибо, Уэйн. Обещаю передать ему, чтобы перезвонил, когда проснётся. Спокойной ночи. Трубка со звоном опустилась на место и вскоре Крисси зашуршала на кухне ящиками и посудой. Эдди напрягся — повариха из неё была очень посредственная, хотя за то время, что они живут вдвоём, её навык успел подрасти. Он только надеялся, что рецепт блюда — а именно его Уэйн, очевидно, и поведал ей, — не содержал ничего того, что надо было жарить. Эдди достаточно жара от температуры, с настоящими ожогами иметь дело он как-то не стремился. Спустя некоторое время Крисси тихонько заглянула в комнату. Эдди валялся в полусне животом вниз, раскинув слабые конечности в стороны. Услышав скрип петель, он оглянулся на неё: Крисси держала обеими руками поднос, на котором дымилась круглая пиала в виде мордочки Гарфилда — его любимая! Воздух наполнился пряностью специй. И судя по тому, как рефлекторно скрутило желудок, он понял, что от Гарфилда в этот раз ничего хорошего ждать не стоило. — Де-етка, ты уже встал? — нежно пропела Крисси. — Я знаю, о чём он рассказал тебе, — с драматичным надрывом прохрипел Эдди в ответ. Она выгнула бровь: — Прости? — Уэйн. Он звонил, да? — А. Да, да, около получаса назад. Хотел узнать, как ты. Я сказала ему, что ты спишь, и… А что ты имеешь в виду под «рассказал мне»? — Рецепт этого ядовитого варева. Крисси замерла на полпути до кровати и нахмурилась. — Что? Эдди перевернулся на спину, сел, подмяв под копчик подушку, и указал пальцем на поднос. — Это, — он с преувеличенной ненавистью прошипел, сощурив глаза на «кошачью» пиалу, как на самого страшного врага на Земле, — настоящее оружие массового поражения. Крисси, ме-е-едленно опусти поднос на землю и отойди от него на три шага назад. — Это обычный бульон. Уэйн дал мне рецепт, он сказал, что всегда готовил его тебе во время болезни и после него ты быстро поправлялся, — Крисси в замешательстве заморгала то на суп, то на мужа, совершенно не выкупая его реакции. Он загнанно вжался в подушку. — Старик наплёл тебе лапши на уши, моя наивная принцесса. Ты не знаешь, насколько радиоактивна для меня эта дрянь. Она отвратительна. Поверь мне, этот вкус до сих пор снится мне в кошмарах. Это мой криптонит, и я превращусь в расплавленную жижу как только хотя бы капля коснётся моей кожи. Не подходи. Не надо. — Эдди! — Не на-до. — Эдвард Мансон, — она топнула ногой; суп в пиале опасно плеснулся к краю, но благодаря крепкой хватке Крисси на поднос не пролилось ни капли, — ну-ка быстро перестань капризничать! Это очень полезный бульон, Уэйн сказал, что уже завтра утром ты будешь как новенький! Уверяю, я попробовала его перед тем, как налить тебе, и на вкус он абсолютно нормален! Эдди замотал головой: — Ты не понимаешь, Крисси! Дело не в том, кто и как его приготовит, я в любом случае буду блевать от одного его вида! Я с детства ненавижу эту бурду всей душой, но Уэйн, ну, попробуй объяснить ему разницу между «правильно» и «блевотно»! Оно такое постное, и безвкусное, и… — его лицо исказил хтонический ужас, — жидкое. — Это суп, Эдди. И тебе нужно выпить его. — Слушай, давай заключим сделку? Ты не дашь мне это зелье, а я ещё раз выпью те таблетки, сколько, ты говорила, советовал врач? Две три раза в день? А чего мелочиться, давай сразу горстью закинусь, клянусь последним винилом Dio, красотка, я даже не поморщусь, проглочу их, как гребаные мармеладки! — пылко затараторил он. Крисси просеменила к нему и отставила поднос на тумбу. Она села рядом на край постели и скрестила руки на груди. — Ну что с тобой происходит? — Я уже объяснил. Могу дополнительно подкинуть клятв отдать все мои деньги и сообщить код от сейфа. Хотя у нас нет сейфа. — Значит, ты не будешь пить суп? Эдди упрямо тряхнул спутанной копной: — Категорическое нет. Серьёзно, я терпеть его не могу. Всё, что угодно, кроме этого. — Но я так старалась!.. — Извини, принцесса. Ты не виновата, уверен, твой суп вышел божественным, просто… так сложилась судьба! Не обижайся. — М-м. И даже перспектива выздороветь не заставит тебя передумать? — Лучше сдохну, подавившись соплями, родная, — на полном серьёзе кивнул он и покосился на пиалу с молчаливым укором. С тем же успехом на подносе мог лежать и шипеть дикий кот, больной лишаем и чем только можно. Крисси выпустила шумный усталый вздох. Так мать вздыхает после того, как её чадо вновь отказывается ложиться в постель пораньше. Сохраняя терпение, она рискнула попробовать по-другому: — А как же… твоё желание скорее поправиться, и… — она мягко пробежалась ноготками по его локтю, обводя чернильных летучих мышек, и положила его большую ладонь себе на ногу, вынудив сжать упругое бедро, — снова… ну, знаешь… побыть со мной? Эдди уставился на задравшийся подол её платья. Белое, короткое, в крошечный красный цветочек. А под ним, наверное, нет, сто процентов точно такие же белые трусики. Это очень, очень жестокий мухлёж с её стороны, прямо-таки преступное шулерство. Но в Крисси давно проклёвывались такие грязные методы воздействия по достижению желаемого; она с первого дня вдела в него ниточки и вертела-крутила им, как марионеткой, при любом удобном случае. И бог знает, как он это обожал. Но привкус ненавидимого с детства пойла забрезжил, как фантомная боль, на корне языка, и Эдди с усилиями, не поддающимися разумному объяснению, убрал ладонь с её ноги. — П-полечусь ещё немного старыми-добрыми лекарствами и вернусь в строй в кратчайший срок, обещаю. — Боже. Детка, ты понимаешь, как глупо это звучит? — А я никогда не говорил, что поступаю умно. Но зато, — он приподнял указательный палец, — у меня есть принципы. Крисси закатила глаза и крепко задумалась. Конечно, стыдно было — всё-таки она старалась, она хотела помочь ему, — но Эдди успокоил себя мыслью, что не дать ей оттирать блевотину в виде бульона уже достаточная благодарность за заботу. И да, может быть, он вёл себя глупо. Но если ты не хочешь что-то есть, каким образом тебя можно заставить? Она бросила на него взгляд из-под пышных ресниц и закусила губу. — Хорошо. Ты говорил о сделке? — Угу. — Давай заключим сделку. Эдди расплылся в облегчённой улыбке. Пронесло! Один-ноль не в пользу дурацкого бульона. — Вот это совсем другой разговор, Крисси! Где там твои волшебные пилюли?.. — О, нет, я не об этом. Я хочу предложить тебе свою сделку, — она подтянулась к нему, перебросив руку и ногу через его тело, и ловко устроилась на его прикрытых пледом коленях. Эдди соскользнул на подушку, едва успев поддержать корпус локтями. В голову тут же хлынуло пламя, и он не был уверен, что от температуры. — Я покормлю тебя этим, как ты говоришь, «варевом», — она мило наморщила носик, — а ты… сможешь побыть со мной, пока я это делаю. Точнее, во мне. Эдди вытаращился на неё, как на привидение. Побежал заплывшим от болезни и желания взглядом по её фигуре — стройная и изящная, в кукольном белом платье с красными розочками, персиковой гладкой кожей, волосы в фирменном хвостике, боже блять, он бы съел её целиком, если бы мог, — и пристально вгляделся в серо-голубых чертей, которые плясали вокруг её зрачков. Если она так пошутила, то это ни капельки не смешно. Для его выдержки уж точно. — У меня галлюцинации из-за температуры или ты только что предложила?.. — Да, — Крисси улыбнулась и двинулась вперёд. Её открытая промежность (да, белые, с красным бантиком на передней стороне, он чуть не поехал крышей от этого зрелища) коснулась его паха поверх штанов, и Эдди рвано выдохнул, инстинктивно схватившись за её ноги. — Кажется, ты говорил, что твоё физическое состояние стремительно ухудшается без моих прикосновений. Представь только, как быстро ты поправишься, если я накормлю тебя этим супчиком… пока буду… — она поёрзала на нём и хихикнула, получив в ответ тихий стон. — Это… о, твою мать. — Так что? Эдди сглотнул голодную слюну, пялясь на её губы. — Ты серьёзно? — Крисси кивнула, и по её выражению лица нельзя было сказать, что она шутит — она выглядела очень решительной, так же, как днём. — Крис, это… самое горячее дерьмо, что я когда-либо слышал. Вау. Я даже не… Принцесса, откуда в твоей голове вообще берутся такие идеи… — Значит, ты согласен? — нетерпеливо прервала Крисси. Он бросил страдальческий взгляд на поднос. Мерзкий, противный, гадкий суп, который он ненавидит всей душой, но должен слопать, потому что Уэйн прав — так он быстрее поправится, и потому что его красавица-жена в это время будет седлать его, как лошадку. Принципы боролись с голодом, и суп к нему не имел никакого отношения; что дороже, чувство прекрасного или прыгающая на твоём члене Крисси Мансон, зрелище, которого он по болезни лишён уже добрые несколько дней? Осталась ли вообще в этой вселенной вещь, что была бы важнее неё? Сильно вряд ли. Крисси вновь плавно качнулась вдоль его паха. Времена, когда у него вставало от одного лишь вздоха женщины в его сторону давно прошли, но либо из-за окрепшего после сна состояния, либо потому, что, болея, он стал наиболее чувствителен, — член ощутимо напрягся в спортивных штанах, а тёплая мягкость её скрытой бельём промежности давила как раз там, где надо. Эдди переместил ладони на её талию и помог скользнуть по нему ещё раз. И ещё. И снова. — Это сделка с дьяволом, Крисси. Ты знаешь, что я сделал бы что угодно… — Продолжай, — она погладила его грудь, шею, плечи. Её гипнотически грациозные рывки участились, стали резче и теснее. Он застонал, прикусив губу. — Я сделаю что угодно, чтобы ты разделась и села на мой член прямо сейчас. — И даже съешь всю порцию без единого возражения? — хитро улыбнулась она. Ещё одно текучее движение её бедер; силы небесные, да он скорее помрет от её рук такими темпами, нежели выздоровеет. — Чёрт. — Ну? — Крисси, я… я бы хотел, честное слово, но не могу, у меня что-то, э-э, — его взгляд испуганно забегал по комнате, — разболелось горло… — Эдди, — она закатила глаза. — Правда, глотать жутко больно. — Давай, детка, подумай ещё, — протянула Крисси. — У тебя есть выбор. — Это нечестно! — заныл Эдди, отчаянно сжимая её талию, словно тонул, а Крисси была спасательным кругом. — Ты нагло пользуешься моей слабостью, чтобы заставить меня предать собственную совесть и протоптаться по моей гордыне! Это ужасно. Ты самая коварная ведьма на Земле. Крисси, ничуть не задетая, наклонилась к его пылающему красным уху и прошептала: — А когда ты закончишь с супом, может быть… может быть, я разрешу тебе съесть меня… — Святой ебаный Боже! — рыкнул он и порывисто скинул её со своих ног — лишь чтобы в одно неуклюжее движение, извиваясь на постели выброшенной на берег рыбой, стащить штаны с трусами и высвободить твёрдо налитый член, под аккомпанемент из милого хихиканья Крисси. Раздетый по пояс, Эдди сел ровно, так, чтобы подушка служила мягкой преградой между его спиной и прутьями спинки кровати, и хлопнул себя по бедру с почти агрессивной настойчивостью. Хорошо, он слабак, он сдался слишком быстро, но кто бы не, с таким-то искушением в виде этой хихикающей маленькой ведьмы? — Тащи сюда свой проклятый суп и свою красивую задницу. Мне плевать, в каком порядке. И чем быстрее, тем лучше, Крис, я, блять, не шучу. — Смотри-ка, даже горло прошло! — довольно протянула Крисси, но требование выполнила, да ещё как: привстала на колени, сняла платье, медленно стащила трусики и оказалась во всём своём нагом великолепии на его бедрах. Честно говоря, в эту секунду Эдди бы без колебаний съел даже тарелку с живыми осами, если бы она попросила. Что угодно, когда такая красота сидит на тебе и вот-вот погрузит в себя твой член. — Ты слишком поразительна для такого злорадного существа. Это несправедливо. — Но ты любишь меня, — певуче парировала Крисси, устраиваясь поудобнее. — Не-ет, я влюбился в скромную тихую Крисси Каннингем. А оказалось, что всё это время под её невинной овечьей шкуркой сидел, чëрт… — он резко вдохнул, чувствуя её мокрые складки на голой коже ног, — настоящий вурдалак. — Не вижу, чтобы ты жалел об этом, детка, — хмыкнула Крисси и приподнялась. — Я присяду? — Мне нравится, как ты всегда спрашиваешь разрешение перед этим, как будто занимаешь место в автобусе. «Извините, здесь не занято? Можно присесть?» — покривлялся Эдди и чуть раздвинул ноги, чтобы было легче совершать фрикции в этой позе. — Заткнись… Эдди подавился смехом, ощутив себя в её ладошке, предварительно смоченной слюной. Крисси направила налитую головку к своему влагалищу и медленно — настолько медленно, что это походило на пытку, — опустилась вниз, погружая его внутрь дюйм за дюймом. Синхронный вздох сорвался с их губ; это мгновение, когда они соединяются воедино, самое любимое в его жизни. Нет ничего более интимного, красивого и поражающего нервы чувства, чем первые секунды внутри неё. А потом Крисси села как можно прямее, чуть дрожа, — нечего скрывать, её это тоже заводило. Простонала, тоненько-тоненько, сливаясь с выдохом. И сделала несколько плавных толчков вверх-вниз. И пусть из-за гребаной мокроты его ответный стон вышел чем-то средним между хрюканьем борова и хлюпаньем болотной жижи, — судя по тому, как загорелись её серо-синие глаза, реакция Эдди была для неё более чем удовлетворительной. — Л-ладно, ты права, я не жалею ни секунды. Ага… не останавливайся… Крисси облизнулась, её выражение лица на несколько мгновений обрело блаженную потерянность. Впрочем, она довольно быстро пришла в себя и, глубоко вздохнув, села ещё ниже. Как только её ягодицы плотно прижались к его ногам, у Эдди поплыло зрение. Он запрокинул голову, но тут же качнулся обратно, вернув жадный взгляд на её лобок. Крисси села на него до основания. Он был в ней весь, полностью. До последнего дюйма. — Вот так… Хорошо… — Нет, не хорошо. Взрыв мозга. Ты чертовски тугая и горячая, я… я сейчас сойду с ума, Господи Иисусе… — Продолжай так говорить, и я вообще отсюда не слезу, — пошутила Крисси, но резко умолкла, заметив, как посмотрел на неё Эдди. — Крисси, — начал он хриплым и серьезным голосом, — ты… можешь хоть вечность меня трахать, будь уверена, я ни на секунду не пожалуюсь. И вообще, переезжай жить на мой чёртов член, — её маска соблазнительницы дала трещину, пуская наружу заливистый смех. — Я серьёзно, Крисси, можешь повесить на него замочек и держать ключ у себя на цепочке и заходить, когда тебе только вздумается, как в чертову комнату мотеля. — Иногда у тебя такие ужасные метафоры, — хихикнула она и опустилась к его шее, покрывая ту поцелуями. — Это не было метафорой. Я выразился вполне однозначно. Боже, принцесса, не медли… — Имей терпение, Эдвард, — чопорно укорила Крисси и коснулась кончиком языка под его кадыком. — Я хочу иметь тебя, Крисси, к чёрту терпение. — Ты не отличаешься послушанием, да? — Мне не оставлено выбора, когда я болен и на грани смерти либо от отравления, либо от эректильного истощения. Я борюсь за свою жизнь как могу, Кристина Мансон. А ты делаешь всё, чтобы помешать мне. — И, знаешь? Мне отчего-то ни капельки не стыдно. — Другого я от ведьмы и не ожидал. Она тихо хихикнула и поëрзала на нём. Головка члена упёрлась в её внутреннюю стенку и потерла нежное место, отчего дрожь её тела волной прокатилась по ним обоим и отозвалась импульсом тока прямо в мозг. Дьявол, она стиснула его так идеально, до последнего дюйма, Эдди и подумать не мог, что настолько соскучился по этому чувству. Он проболел каких-то пару дней, но такое впечатление, что провёл в коме месяцы и только-только очнулся. И первым, что увидел — голая Крисси сверху на нём. Боже, спасибо тебе за простуду. — А теперь твоя часть сделки, — немного сбивчиво дыша, произнесла Крисси и аккуратно потянулась к прикроватной тумбе. Член выскользнул из неё почти полностью, но благодаря ловкости и гибкости Крисси сумела легко перехватить пиалу-Гарфилда одной рукой и сесть обратно, второй вернув его внутрь. Эдди переместил руки на её задницу и сжал, наслаждаясь упругой прохладной кожей, резко контрастирующей с его горячими ладонями. Он попробовал толкнуться вверх, но Крисси крепко сдавила его бедрами и оттолкнула назад. — Нет! Двигаться можно только после того, как выпьешь с ложки. Эдди стиснул зубы и раздражëнно фыркнул. Засранка. Она зачерпнула немного бульона и поднесла к его губам. Разгоряченный болезнью и возбуждением, Эдди даже не успел распробовать ненавистную похлебку, тотчас проглотив её, и немедленно воспользовался возможностью двинуться в жену. Крисси ахнула, едва не выронив пиалу, но удержалась. Её ресницы сонно дрогнули, а между бровей пролегла складка. На долю секунды её взгляд потерял осмысленность, потонув в удовольствии. — Боюсь, так мы накормим супом только простыни, солнышко. — Не дергайся и тогда я ничего не пролью, — выдохнула Крисси, и он ухмыльнулся над дрожью, предательски проскользнувшей в её голосе. Она зачерпнула ещё, и Эдди обуяла странная мешанина из отвращения и нетерпения. Её тактика работала: он не хотел пить эту срань, которая к тому же успела остыть, но очень хотел ещё разочек толкнуться в её влажную узкую вагину. Ситуация между небом и землей, пан или пропал. Но она так хорошо согревала его, нет, жгла, и сжимала, что… — Это был один. Теперь два. Открой рот, детка. Он с готовностью обхватил губами ложку и не дал рецепторам успеть распознать вкус, быстро проглотив. Крисси двинулась на нём снова, нежно и неспешно, и он измученно простонал: — Господи, да… — Т-третья, — прошептала Крисси. Она замерла и сильно обхватила его внутренними мышцами, отчего Эдди тряхнуло на подушке, точно от удара током. Перед глазами взлетели фейерверки. Он едва успел проглотить бульон, чудом не поперхнувшись, и опять застонал — глубоко и протяжно. — Кри-исси!.. — Четвёртая, — теперь она не двигалась — её скользкий жар плотно стиснул его длину, а натренированные бёдра напряглись, не позволяя ему толкнуться самостоятельно. Эдди издал жалкий высокий всхлип. Это что-то новое. Крисси не прыгала на нём, и эта неподвижность убивала больше, чем если была она двигалась. Это натуральная мука — быть погружëнным в неё по основание, чувствовать абсолютно всю её, но не иметь возможности ни продлить, ни закончить сладостные издевательства. Эдди словно повис в бесконечном моменте удовольствия; никакого выхода, время застыло, как космическое пространство, и вокруг не было ни единой опоры кроме Крисси. Она просто сидела на нём, а он уже был готов позорно спустить, как подросток, от малейшего намёка на фрикцию. — Пожалуйста… — Четвёртая, милый, осталось совсем немного, — нежно пробормотала Крисси и ткнула ложку под нос. Эдди дрожащими губами обхватил её, но почти сразу зажмурился. Не от вкуса — похеру вообще на этот суп, он уже даже не чувствовал его, глотая на автопилоте, с тем же успехом он мог сейчас хлебать воду, — а от того, как невероятно хорошо было внутри жены. Тепло, узко, и, судя по звукам, до ошеломления влажно. И какой она была красивой в этой позе. Не просто сексуальной, хоть и этого было в избытке, но завораживающей. Нимфа из древнегреческих пьес, наичистейшее и вместе с тем до боли искушающее создание, в котором можно только быть, но нельзя полностью раствориться, — слишком опасно. Сидела на нём, стройное тело влажно блестело в жухлом свете ночника, ноги дрожали от напряжения, розовые соски аппетитно затвердели, так и упрашивая взять их в рот. Эдди вынужденно ограничился прикосновениями руками, впрочем, ничуть не сожалея: Крисси восхитительно громко простонала, откинув голову, когда его пальцы накрыли маленькую грудь и ущипнули соски. — Сколько там осталось этого ведьминого снадобья? — Е-ещë четыре ложки… — её туловище дернулось навстречу большим ладоням, неторопливо скользящим по ней. Приятная мягкая прохлада её кожи стала нирваной для его горящего на медленном огне организма. Давно он не испытывал такого облегчения. Она — лучшее лекарство, лучше любого компресса, лучше самого крутого зелья здоровья на Земле. — Аж четыре, — заскулил он. — Четыре, хорошо. Я справлюсь. Что угодно. Четыре, четыреста четыре… Только обещай потом подвигаться, родная. Иначе я, я… — Мхм, — Крисси слабо качнула головой, не слушая его толком. Пиала в её руке предательски дрожала, как при землетрясении. Было непросто сохранять здравость рассудка в его положении. Тугая мягкость её влагалища вокруг члена, её соски, трущиеся о шершавую поверхность его ладоней… Хотелось на вечность остаться вот так, пусть больным, пусть с полыхающим лбом и забитым носом, и противным привкусом супа во рту, но зато с Крисси верхом, обнажённой, румяной и нежной. Её тело могло вынуть его душу из тела и вернуть обратно, и всё это — с лëгкой руки, точнее, с лëгкого сжатия её пульсирующими стенками его члена. Это было не просто жаром температуры. Эдди натурально горел, его подвесили над пожарищем, как средневековую ведьму, и оставили умирать. Впрочем, он был абсолютно не против, если в конце-концов от него останется пара жалких головешек. Крисси продолжила кормить его, сидя на члене, изредка награждая слабыми покачиваниями бёдер, но по большей части она просто сидела и стискивала его длину. Эдди всё это время смотрел на неë забалдевшими глазами и сам не заметил, как выпил бульон до последней капли. Ложка гулко стукнулась о пустое дно пиалы; Крисси ласково вытерла его рот большим пальцем. — Вот так, детка. Видишь, ничего страшного не произошло. Ты умница. — Я умница, — тупо повторил Эдди и расплылся в мечтательной улыбке. Крисси рассмеялась, а потом застонала — дрожь её смеха проплыла по их соединенным воедино телам, напоминая о её обещании. — Как думаешь, таким образом я смогу скормить тебе мою карбонара? — Сможешь, — и он в этом не сомневался, — но это будет последний ужин плюс оргазм в моей жизни. Не так уж плохо. — Иди ты, у меня нормальная карбонара, — проворчала Крисси и пихнула его кулаком. Эдди посмеялся сухим кашлем. — Да, только соли всегда почему-то на тонну больше. Вообще-то, ею можно напитать весь Мировой океан. — Мне пора, — обиженно буркнула Крисси и потянулась назад, чтобы слезть, но Эдди резко перехватил её за задницу и усадил обратно. Член вошёл глубже, задев точку на передней стенке, и Крисси удовлетворенно промычала, впившись ногтями в его руку. — Ты добилась своего, принцесса. Теперь моя очередь. Сделка работает только когда оба выполняют её условия. — Эдди, ты всё ещё болен… тебе нужно… — она тяжело задышала, когда он осторожно толкнулся вперёд. — Побыть с тобой ради максимального выздоровления. Я помню, — Эдди коснулся её тонкой шеи языком. — И что-то мне подсказывает, в этот раз я легко смогу тебя уговорить.