Не сказки на ночь (Сборник)

Всегда.

Влад любил её всегда. Буквально. С тех самых пор, как она появилась в его жизни, не было ни дня, чтобы он её не любил. Он помнил два высоких хвоста, в которые были забраны её волосы, не все, только передние пряди, последняя мода — как у Стеллы из Винкс. Это ему популярно объяснила Белова, когда он задиристо сообщил ей, что в прическу вообще-то надо забирать все волосы. Он помнил, как в воздухе летними вечерами в лагере пахло не только костром и еловыми иголками, но и её сладкими цветочными духами из розового флакончика. Он помнил, как они репетировали лагерное выступление вместо тихих часов, а потом сбегали через дырку в заборе в лес. Он, конечно, выдумывал десятки страшных историй про убийц, маньяков, призраков и диких животных, чтобы когда хрустнет очередная ветка, Соня прижалась к нему поближе. Им было по одиннадцать. Люди вообще могут влюбиться в одиннадцать? Но он был влюблен. В одиннадцать, в двенадцать, в тринадцать, в четырнадцать. Он помнил, как она однажды пришла к нему после школы, но в этот раз обеда на плите для них не оказалось. На холодильнике была записка от мамы «Сам!». Он вчера отстаивал свои границы, и теперь они с Соней стояли на кухне, почесывая затылки, а желудки их урчали почти в унисон. — Что будем делать? — растерянно спросила Белова. В её жизни никогда не было ничего подобного, на столе к её приезду всегда был свежий, только что приготовленный обед. Влад потер друг о друга сухие ладони. Они собирались поесть и играть в приставку до вечера. А играть на голодный желудок — никакого вдохновения. — Приготовим сами. Белова подняла руки вверх. — Это без меня, — плиты она боялась, почти так же, как Марину Юрьевну, которая отгоняла её от кухни, ведь Соня, учитывая её неосторожность (безалаберность), точно бы подожгла дом. Девочка демонстративно села на стул, подогнув под себя ноги, а Влад, усмехнувшись, закатал рукава и достал из кухонного ящика кастрюлю. Белова грызла сухарики, запеченные мамой Влада в духовке, видимо она посчитала, что лишать сына даже этого — будет через чур жестоко. — Что готовишь? — Макароны с тушенкой, — это было его второе коронное блюдо после пельменей, но их в морозилке не было. Соня невольно нахмурилась. — Что не так? — Да все нормально, — Марина Юрьевна не переносила полуфабрикаты, она готовила только из свежего мяса. — Просто я никогда не ела тушенку. Влад обернулся к ней, удивлено приподняв брови. — Никогда? — переспросил он. — Никогда… — Влад неопределенно прыснул. — Что не так? — она его передразнила. — Ты такая принцесса. Она фыркнула, спрятав улыбку, прыжком встала с места и подошла к нему. Влад как раз открыл закатанную банку и выкладывал мясо на разогретую сковороду, в кастрюле варились макароны. — Это жир? — она сморщилась, глядя на желеобразное и замерзшее нечто на столовой ложке. — Ага, — как ни в чем не бывало отозвался он. К горлу подкатил ком, Соне показалось, что ее сейчас вырвет. — Не клади! — она дернула его за руку. — С ума сошла? — возмутился Влад и силой высвободился, угрожающе приподняв ложку. Белова попятилась. — Это самое вкусное! Девушка закатила глаза. Очевидно, ему жир в ложке был дороже, чем она. — Ужасно! Как ты еще не умер, если этим питаешься? — Здоровее некоторых буду. Соня твердо решила, что есть это не будет, но когда Влад все перемешал, запахло так аппетитно, что она решила попробовать. Чуть-чуть. Для него это была огромная победа — едва она начала пережевывать, на её лице отразился абсолютный восторг. — Как вкусно! — воскликнула она. Он поставил скворчащую сковородку на стол на специальную подставку, и они ели прямо оттуда, накалывая макароны на вилки. С тех пор у девочки, которая могла в любое время попросить сварить раков, у девочки, которая каждое лето ездила с родителями в Италию поесть пиццу или пасту, любимым блюдом стали макароны с тушенкой из говядины. Но вся фишка была в том, чтобы их непременно готовил Влад на своей кухне. Такая вот особенная магия. Он всегда соглашался сделать ей порцию. Даже если был зол на нее или если очень сильно устал. — Есть идея для нашего номера на последний звонок. Влад тогда уже был занят делами только что созданной группы и посмотрел на нее скептически, пытаясь игнорировать то, какая Соня красивая. И не думать об этих колготках в сетку и ее короткой юбке. — Нашего номера на последний звонок? — переспросил он. — Представь, — она уселась поудобнее, отложив вилку. На столе были макароны с тушенкой, они давно не ели их вместе, повзрослели, готовились к экзаменам, и вообще, у них было много других дел. Но сейчас все было почти как раньше. — Споем «Прекрасное далеко». Не смотри так, — он не успел даже начать смотреть на нее «так», но собирался. Пришлось сдержаться. — Так вот, — она развела руками в стороны. — Играет пианино. Затем вступают скрипки, штук двенадцать. Нужно специальную аранжировку сделать, тревожную. Потом солистка, — он усмехнулся. Солистка. Естественно! Соня закатила глаза. — Я. Я выхожу. Пою по тексту, — Белова тихонечко, мелодично напела песню на более современный лад. — Потом ты читаешь рэп… — она хотела быстро проскочить этот момент, но Влад, естественно, не позволил ей этого. — Я не буду читать рэп! — Нет, будешь! Сейчас так модно! — Как хвостики Стеллы? Соня улыбнулась и слегка потрепала его по волосам. Влад, претворившись недовольным, отшатнулся назад, избегая касаний ее пальцев. — Я бы могла сказать, что это даже круче, но нет ничего круче, чем Стелла в превращении Энчантикс… — Естественно, Соф, — он улыбался во все тридцать два. Соне отчаянно хотелось его сейчас обнять, но она продолжила: — Так вот. Потом драматичный финал… — она снова провела рукой в воздухе и намурлыкала его. — Свет гаснет. Остается только пианино… Все плачут. Конец. — У нас в школе нет столько скрипачей, — Соболь был готов сделать все что угодно, но не позволить этому порыву фантазии воплотиться в жизнь. Рэп… Да его засмеют на районе. — В музыкалке есть, — естественно, у нее на любой его вопрос, на любой аргумент уже был готов ответ. — Это же наш выпускной. Они захотят на сцене только учеников нашей школы, — против звездного часа Беловой он ничего против не имел, но она ведь заставит его еще и написать свою чертову партию. — Мне вообще плевать, что они там хотят. Это отличный номер на финал праздника. Я и ты. В центре сцены. Как в центре Вселенной. Влад… Мы должны это сделать. Кто, если не мы? Стоит ли говорить, что двадцать пятого мая две тысячи восемнадцатого года они пели «Прекрасное далеко» в новой аранжировке. На сцене было двенадцать скрипачей, пианист и они с Владом. Он читал рэп. Её голос был так прекрасен, что весь зал слушал с замиранием сердца. Ольга Белова тогда расплакалась, а Александр Белов, сжимая руку жены, окончательно осознал, насколько Соня талантливая. Возможно, именно поэтому он не настаивал на своем варианте развития ее судьбы (да, их огромный скандал с юридическим был именно актом примирения с ее решением). Не гордись он ей так, все равно бы настоял на своем, пошла бы в юридический как миленькая. Влад смотрел на нее, дочитав свою партию, которая уже не казалась ему такой позорной, в сочетании с музыкой, ее голосом, светом и прочим, получилось неплохо. Соня была в удлиненном платье-пиджаке, строгая, но чувственная. Он не мог налюбоваться. Она просила то самое «прекрасное далеко», на пороге которого они стояли бок о бок, быть с ними поласковей. Влад знал точно: с ней все будет хорошо. Взрослая жизнь, как и всех, наверное, будет бить время от времени, но она выстоит, потому что он будет рядом, он всегда будет её защищать. — Прекрасное далеко, я начинаю путь... Она опустила руку с микрофоном и, выждав паузу, как учили её на уроках актерского мастерства, тут же бросилась к нему в объятия. Зал взорвался аплодисментами (знали бы они, что позже так будет и на их собственных концертах, хотя, если честно, они оба знали, что так и будет). Соне было всё равно на других сейчас. Она вроде смеялась, но Влад чувствовал, как ее слезы впитывались в его рубашку. — Ты чего? — спросил он, и его слова почти утонули в аплодисментах. По заранее написанному сценарию на сцену выходили все выпускники: нарядные и красивые. Звенел последний звонок. — Ничего, просто… Мы теперь взрослые, — Соня шмыгнула носом. Он улыбнулся и большими пальцами стер соленую влагу с её щек. — Да. Но это же круто, правда? — Да, — полушепотом. — Влад… Обещай, что мы всегда будем друзьями. Ему было чертовски больно это слышать. Друзьями. У Влада курсов по актерскому мастерству за спиной не было, но он профессионально удержал на лице бодрое выражение, хотя едва не задохнулся, ее слова были хуже удара в солнечное сплетение. Дыхание сбилось, внутри загудели кости. — Обещаю, — сказал он, и Соня не услышала, как сразу после он сжал зубы до скрежета. Грохотала музыка и аплодисменты. А через три недели они танцевали на выпускном. Праздновали в дорогущем ресторане, который оплатил ее папа, и Соня блистала — буквально. На ней было платье, вероятно, дороже, чем вся их школа, все в мелких стразах. Она выглядела как принцесса, как кинозвезда. Влад в конце вечера, перепив, врежет Роме Колотову, потому что он наступит ей на шлейф (или потому что Рома клеился к Соне весь чертов выпускной). А пока они танцевали. Естественно, под Басту. — Грустная песня для выпускного, — прошептала она, прижимаясь щекой к его плечу. Пара одноклассниц действительно плакали под этот медлячок по углам. — Сегодня должно быть немного грустно. — Мне не грустно. Ну, только если из-за песни. — Как это? — Влад знал, Соня любила их школу, не зря же сбежала из частной. — Не жалко все оставлять позади? Она взглянула на него из-под ресниц, её глаза блестели от переливов светомузыки, блика страз и слез. Врушка. Не грустно ей. — Ну, почему позади? Все, что надо, я заберу с собой. — Например? — его глаза как-то странно сверкнули. Она улыбнулась. — Тебя. — Вот как, — Влад усмехнулся. Хотя это был хороший ответ. Нет. Самый лучший. — С тобой, Владик, мне ничего не страшно. Он любил её и тогда. И Соня тоже любила его в этот момент. Конечно, любила. Влад любил ее, когда они целовались по пьяни. Любил ее, когда она встречалась с его лучшим другом, любил, когда она ушла из группы, любил, когда она делала ему больно, боже, сколько раз за всю эту жизнь она делала ему больно… Он любил ее, когда она писала песни о другом мужчине. Любил, когда остался в этом мире словно совсем один. Любил ее, когда притворялся, что любил других женщин и когда они глотали из-за него слезы он тоже любил Соню. Влад собирался жениться на другой, но все равно любил ее одну, благо, совесть ему не позволила еще кому-то портить жизнь. Он любил ее, когда закончил музыкальную карьеру, когда она блистала на сцене, а он сидел в офисе в Питере, любил, когда встретил ее много лет спустя на Петроградке, любил, когда узнал, что она носит ребенка под сердцем. Много лет спустя она будет смотреть на него точно такими же глазами, как и на выпускном вечере. Совсем другая, с большой болью в сердце, повзрослевшая, более мудрая, всего добившаяся, но как и та семнадцатилетняя Соня все с той же мыслью: с Владом ничего не страшно. На этот раз они оба будут точно понимать, что это любовь. Что еще это может быть? Только любовь так долготерпима и милосердна. Только она больше всего остального. Только она всегда побеждает. И пока оба будут думать о любви, женщина в ЗАГСе будет говорить о новой ячейке общества, и они будут еще крепче держаться за руки, едва подавляя смех. — Белова София Александровна, согласны ли вы стать женой Соболева Владислава Алексеевича? — Согласна. — Соболев Владислав Алексеевич, согласны ли вы взять в жены Белову Софию Александровну? — Согласен. Он всегда любил её. Сколько себя помнит. И всегда будет любить.