Меня порой ужасает факт того, что есть вещи, которые я не могу изменить — твоя дата рождения и смерти. Всё это сохранится лишь на табличке, прибитой к кресту на кладбище. Их ты никогда не сможешь изменить. Всё, что есть на земле с твоим существованием — останется в прежнем виде, но уже с твоим уходом.
Мысли о смерти невыносимы. Мозг отказывается принимать и осознавать это, и я всё чаще стал задумываться о своей смерти и своем существовании. Иногда оно кажется мне и вовсе бесполезным. Что я принес в этот мир? Что я смогу забрать, уходя из него? В ответ напрашивается тягучее — ничего. Пусть мне и говорят, что я ещё подросток, что я ещё слишком юн для такого… Мне страшно. Очень страшно. Я боюсь, что не успею прожить эту жизнь, боюсь, что не смогу сказать тебе, как я люблю тебя.
Чувство тревоги не покидает меня уже неделю. На дворе май. Ты отдалился от меня и мне стало не хватать тебя, Антон. Этот мир сразу потух, помрачнел, сопровождаясь привкусом горечи во рту и дереализацией. Весь мир кажется кошмаром без тебя. Мне не хватает твоего нежного взгляда. Казалось, вот же ты: рядом со мной, в одном классе. Я оборачиваюсь и вижу тебя, беззаботно болтающего с одноклассниками. Вижу широкую улыбку, слышу мягкий тон голоса, которым ты говоришь не со мной и отворачиваюсь, зарываясь в собственные руки, пропустив в волосы пятерню. Невыносимо.
Последние пару месяцев ты слишком холоден, отстранён и закрыт. Бяша тоже переживает, но сделать большего, чем наблюдать за тобой со стороны мы не можем. Каждый раз, когда я хочу начать диалог, слова застревают в горле, подобно лезвию, режущему плоть. Это длится слишком долго.
Учебный день закончился, а ты так и не подошёл ко мне. Сердце разрывается, умирая. Мне так больно, Антон. Ты не поговорил со мной, не обнял, как раньше. Говоришь со всеми кроме меня. И я честно пытался обсудить это с тобой, но каждый раз ты ускользал, как маленькая бабочка, играясь со мной. Это наши последние дни в школе. И я не хочу их провести так… В полном одиночестве с постоянной дереализацией. И есть ещё кое-что, тревожащее меня — ежедневно меня мучают кошмары о том, как ты умираешь.
Я собираю рюкзак и мельком бросаю взгляд на окно. Тучи сгущаются: сегодня будет дождь. Закидываю рюкзак на плечо, тяжесть которого болезненно давит на спину и, кажется, переломит мои кости, подставляя руку к стучащему от боли виску, направляясь в коридор. Школа почти опустела, дети разбежались по домам. Редкие голоса слышатся в кабинетах и коридорах, создавая иллюзию спокойствия. Я, тяжело вздыхая, выхожу из кабинета, на ощупь закрывая его. Глаза до жути болят. То ли от одиночества, то ли от усталости… Я уже ничего не понимаю. Бяша должен ждать около школьных ворот. Стоило мне повернуться в сторону лестницы и сфокусировать взгляд, как я увидел тебя.
Антон. Ты, оказывается, стоял возле двери всё это время и терпеливо ждал. Я замер и, кажется, перестал дышать. Ты пристально смотрел на меня, выжигая на мне дыры, словно паяльником. Взгляды пересеклись. В зелёных глазах напротив, которые, как мне показалось, стали темнее, кипела буря. Руки заледенели и дрогнули. Вот мы стоим вместе. Наедине. Но слов я не находил. Не знаю с чего начать диалог и чем его закончить. Отрепетированные вопросы вертелись на языке, но я не смог их озвучить, даже не смог открыть рта, чтобы разбавить тишину диалогом, как мне резко всунули бархатный белый мешочек, бережно завязанный красной лентой. Рука машинально сжала предмет. Все слова, запланированные мной ранее упорхнули. Сердце камнем упало вниз. Глаза забегали, глядя на вещь. Что за…
— Что это? — Шептал я, казалось, не своим голосом. Словно за меня говорил кто-то другой. Это правда. Я не узнаю себя. Будто за меня живёт совершенно другой человек.
— Это… Подарок. Талисман, приносящий удачу. Храни его, только не смей открывать, ведь внутри вся сила. — Антон нежно улыбнулся, осторожно подойдя ближе, словно боясь спугнуть. Он протянул руки ко мне и прижался, словно в замедленной съемке. Расспросы о молчании я забросил в дальний ящик, облегченно улыбнувшись, параллельно крепко обняв его в ответ, уткнувшись в шею.
Так поэтому он не подходил? Захотел помучать меня перед вручением?
От своих мыслей я улыбнулся шире, чуть ли не целуя нежную кожу. Антон хихикнул, дернувшись:
— Мне щекотно, Ром… — сладкая речь, чужая рука, успевшая стать родной, ретировалась на мою голову. Сердце забилось быстрее и, кажется, в колючих розах расцвел пион. Со спины, словно упал тяжёлый валун.
Всё встало на свои места. Всё, как прежде: вот мы снова идем домой все вместе — я, Бяша и Антон. Мы смеёмся, шутим и дурачимся. Меня настигло адское чувство дежавю. Не сказать, что оно мне не нравится, ведь я давно хотел, чтобы мы побыли все вместе. Как раньше. Бяша безусловно этому рад не меньше меня. Вот мы приближались к развилке. Антон резко остановил нас, параллельно доставая из сумки полароид.
— Давайте сделаем фото на память? Вдруг больше случая не подвернется. Пока мы все вместе.
Мы с Бяшей переглянулись, после чего расхохотались. Очень долго смеялись с Антона. Да как же не будет случая? Каждый день видимся, в один город поступать хотим! Но он настаивал и мы согласились. Сделали три почти одинаковые фотографии. Антон держит полароид, я стою рядом с ним, приобняв его за плечо, прижавшись к чужому телу и Бяша, который встал позади нас, скорчив рожицу. Петров раздал фотографии и вздохнул с облегчением и улыбкой. Пленка в фотоаппарате закончилась, как и наш задор. Резко хлынул дождь, если не сказать ливень. Мы всё тут же разбежались. Я наспех сунул фотографию во внутренний карман куртки, закрывая голову, и спешил домой. Я улыбался, как дурачок, чуть ли не плача. Ведь все встало на свои места, всё снова как прежде! Мы снова все вместе!
Ведь… Как прежде?
На дворе июнь. На улице вновь пасмурная погода. Сердце бьётся неспокойно. Я всё еще не признался Антону в своих чувствах, всё еще не сказал всё, что накопилось у меня в душе. Я сидел возле телефона, сжимая в руке мешочек с совместной фотографией, думая, звонить ему или нет. Однако мысли опередили действия. Раздался телефонный звонок. Я спешно взял трубку и услышал беспокойный голос Бяши с нарастающим гневом на том конце провода. Брови свелись к переносице.
Антон… Уехал? Просто взял и уехал? Один! Никому ничего не сказав! Бросил нас здесь! Даже не дождался восемнадцатилетия! Просто взял и сбежал?
В груди начался шторм. Гнев сменила резкая истерика. Меня переполняли различные эмоции и мысли: от «предателя» до «я могу понять тебя». Из глаз потекли слёзы. Я и не заметил, как начал всхлипывать, задыхаясь. Судорожно положив трубку, я приставил кулак ко рту, прикусив костяшки. По пальцам сразу потекла слюна в перемешку со слезами, а после и кровью. Едва зажившие после драк раны снова придётся залечивать. А ведь он обещал! Обещал, что мы уедем вместе! Обещал, что не оставит меня! Он ведь обещал! Так почему же так? Почему так! Мешочек и фотография, которые я ранее сжимал, выпали из рук. Началась гроза.
***
Следующий звонок я получил уже в августе. Я готовился к переезду, бережно собирал свои вещи с ощущением брошенности. Словно я лошадь, которая стала непригодна к работе и её зарубили на мясо. Больно. Безумно больно. Но мешочек я все равно держал при себе, как и фотографию, не открывая. Сегодня чувство тревоги было сильнее. Я постоянно думал об Антоне. Постоянно хотел позвонить, узнать как он, что у него сейчас происходит и почему он так поступил. Мысли о смерти были постоянны. Вчера я и вовсе думал: «а если он умрёт там?», после чего очень долго материл себя за лишь допущение подобной мысли.
Возможно, ему было невыносимо находится в посёлке и он уже не мог выносить здешних, и если это действительно так, то я могу его понять, а возможно я просто изначально не входил в его планы и надумал себе лишнего.
Но это больше не имело значения.
Раздался телефонный звонок. Я закатил глаза и снял трубку. Опять Бяша звонит, чтобы спросить брать ли с собой ту или иную вещь. Однако на проводе была Карина Петрова. До боли знакомый голос заставил меня напрячься, а её слёзы и вовсе выбили почву из-под ног. Я перестал дышать.
Антон умер в автокатастрофе, когда возвращался домой, чтобы забрать Олю погостить к себе.
Я стоял, полностью онемев. Как это умер? Это шутка? Неудачный розыгрыш? В смысле умер?
Я не осознавал серьезности слов, что мне сказали. Не мог проронить ни слова.
Я предельно четко запомнил тот день: игравший у матери стинг, спокойствие дня и резкое наваждение. Моя истерика и громкие крики. Скорая, которую мне незамедлительно вызвали и белый шум.
Я уезжал из поселка в спешке по инициативе друга. Даже не дождался твоих девяти дней. Мне было до ужаса невыносимо, Антон. Я не вылезал с кровати, постоянно рыдал с несчастным фотоснимком в руках. И в день отъезда меня едва поднимал Бяша, поставив перед фактом, что мы уедем с ним сейчас, а не через неделю, чуть ли не тащив на спине, приговаривая:
— Мне невыносимо смотреть на твои слёзы, Ром.
Я не мог принять даже через несколько месяцев тот факт, что тебя нет. Абсолютно все было тщетно. Время для меня остановилось в день того телефонного звонка. Я умер в тот август. Тогда тоже шел дождь.
***
Сейчас уже ноябрь. Я учусь, стараюсь ходить на пары, как ты и хотел. Моя жизнь стала исполнением твоего личного списка планов моего совершенствования. И вот я скоро поеду навестить тебя. Мне стыдно, что я так и не попрощался с тобой. Безумно стыдно. Надеюсь ты простишь меня.
Декабрь. Я смотрю на фотографию пустым взглядом. Слёз давно не осталось, я выплакал всё, что мог. Моё сердце умерло. Оно холодное и безжизненное, оно окаменело. Вот я собираюсь к тебе, Антон. Скоро мы увидимся.
Всё же мне не даёт покоя тот мешочек, который ты мне подарил. Я ношу его с собой даже дома. Только вот, что меня гложит… Он не полый. В нем определенно что-то есть и это настораживает. Ты говорил мне не открывать его. Прости мне моё любопытство.
Это всё, что у меня осталось от тебя.
Я обувался в коридоре, разговаривая с Бяшей. Мы снимаем одну достаточно плохую квартиру, на которую хватило денег, да и это было единственным разумным решением. Всё же расходы большие на обучение и банальные бытовые потребности. Бяша с горем пополам согласился ехать со мной, чтобы навестить тебя. Я нащупал заветный талисман заранее бережно убранный во внутренний карман.
Бяша прекрасно знает, что подарок мне дороже собственной жизни и он был хорошо осведомлен о нашем с тобой диалоге в школе, скептически отнёссясь к нему. Я долго мялся, глядя на него, после чего повернулся к Бяше:
— Я хочу открыть его. — Констатировал я, получая в ответ кислое «как хочешь»
Я осторожно развязал красную ленточку и нашел внутри достаточно потрепанную записку, где танцевали буквы, складываясь в слова:
«УМРИ, УМРИ, УМРИ, УМРИ!»
