Его история: от безобидного человека до порочного существа

— Дже-е-ей, — Кенди имел не только всё его титаническое терпение, но и умение попадать в самое «яблочко» его негативных эмоций, — только не говори, что ты злишься.       Джейсон, бесполезно копошившийся лопаткой в готовящемся омлете, закрыл глаза, попытался сосчитать до десяти, но внезапная фантазия, спровоцированная недавней шуткой Кошмара о том, что ему бы пошёл домашний розовенький фартучек, оборвала связь. Тоймейкер старался не слушать его, но как же, чёрт возьми, после тех снов было тяжко слышать это обыкновенное «Джей»! Наводило на не самые приятные образы, которые, благодаря вдруг свалившимся картинкам прошлого, стали куда чётче, детальнее и будто ожили в его собственном подсознании. — А нет, — сделал вывод тот в несуществующем диалоге, заглядывая мастеру через плечо и смотря таким испытующим взором то ли на поздний ужин, то ли Джейсону в душу, — скорее озабочен. — Я тебя сейчас кормить не буду. — И оставишь своего дорогого и горячо любимого друга без ужина, жестокий ты монстр?!       «Жестокий», «монстр». Слова отдались эхом, напоминая о том самом. Тоймейкер сжал челюсти, внешне стараясь быть предельно безмятежным. Это ведь простые слова. Всего лишь слова изо рта не то чтобы другого человека — совершенно иного существа из абсолютно другой временной линии и периода его жизни.       Ему казалось, что голова вот-вот начнёт болеть. Опять. Он этого не хотел.       Мастер не понимал собственную озабоченность по поводу тех событий, ведь они реально его не трогали. Джейсону действительно было всё равно что тогда, что всё это время. Он относился к произошедшему нейтрально — как к обычному жизненному этапу, который во всяком случае должен был произойти. Мужчина ничего не мог с ним поделать: лишь пережить да забыть. И не вспоминать, желательно.       С последним пунктом неожиданно начались достаточно специфические проблемы. — Умолкни, иначе… — Иначе я зашью твой чёртов рот, выпотрошу и скормлю тебя своей змее, свяжу и выкину в подвал, или, того хуже, буду игнорировать весь день? — Кошмар похабно улыбался, кружась по кухне подобно неуправляемому урагану на фермерских полях. — Пройденные этапы. Думай что-то новое. — В угол поставлю вместе с Лили, когда вы оба накосячите. И лишу сладкого. — Это не жестоко, дорогой, — Кенди цыкнул, не впечатлённый фантазией Тоймейкера, — это совсем не оригинально и просто ужа-а-асно скучно.       Они примирительно поужинали. Джейсон делал вид, что ему плевать, какую очередную ересь рассказывает ему Кенди, но он слушал, пытаясь не думать о шкатулке, что до сих пор хранилась у него, спрятанная в мастерской. Белый свет его творение не видело уже довольно долго, в то время как он сам не желал видеть его.       Кенди же очень забавляла эта привычка Джейсона всё отрицать и упрямствовать до последнего. Всё-таки он был терпелив и внимателен в силу одной из сторон своей человеческой личности, хоть и не признавал за собой ничего подобного. Но только не к критике. И странно, ведь критика всегда была конструктивной, хоть и не прошенной, но Кошмар не мог удержаться ввиду своего характера. Джейсон ведь так забавно бесится и угрожает! Однако стоит отдать ему должное, ведь Тоймейкер — потрясающий слушатель.       Вечер близился к ночи. Джейсон, обычно скучающе смотрящий сериалы в такое время, свернул в сторону своей мастерской. Яркие солнечные дни он обыкновенно проводил за работой по ту сторону тонированных окон, предпочитая лишь ночью наслаждаться свободным временем. Редко это происходило чисто по его инициативе, ведь свежих идей, проектов и возможностей для их реализации было немерено количество, а Кенди, не желающий проводить одинокие ночи в обнимку с телевизором, звал обниматься Джейсона (у которого всё равно не было права отказать). Подобный образ жизни приносил бы мастеру больше удовольствия, если, разумеется, не брать в счёт одних противных существ, заходящих в гости каждый чёртов месяц. Обязанность присматривать за малышнёй в лице Салли и Лили тоже не красила, но Джейсон не жаловался. Они были очаровательными детьми. — Джейсон, душа моя, ты что, собрался оставить меня одного?       Тоймейкер не ответил, повернув защёлку в двери мастерской. Мастер залез на табурет, взглянул на хмуро стоявший в тени и покрытый неплотным слоем пыли сейф, и призадумался: а нужно ли ему это вообще? И как давно он здесь убирался?       Решил, что нужно и убраться, и заглянуть в шкатулку.       Убранство сейфа не было богато: неизменная музыкальная шкатулка и рядом лежащий крохотный ключик, отливающий фальшивым золотом на свету, несколько бумажек, вырезки из некоторых газет и фотографии. Последние три вещи являлись частью его прошлой жизни, поэтому, сохранив их в качестве чисто памятных вещей о своём человеческом начале, он их обычно не трогал. Сосредоточенно смотрел, раздумывал над их надобностью и смыслом, но не трогал, не испытывая к ним какой бы то ни было… любви? Его максимальным пределом выступала лишь лёгкая ностальгия от их вида. И всё.       А музыкальная шкатулка — совершенно иное дело. Она была ему дорога не только из-за хранившегося внутри сердца.       Джейсон достал вместе с ней ключик. Механизм работал так, что, когда проворачиваешь в скважине ключ, крышка автоматически поднимается и начинает играть музыка. Посередине — его кукла. Помнится, как он хотел сделать дополнительное вращение для мини-сценки под ней, чтобы, помимо приятной мелодии и автоматического открытия крышки, кукла красиво крутилась в центре. Он так этого и не сделал.       Интересно, а Амелия слышала музыку? Трогала куклу? Ответ был до смешного очевиден: да.       Некоторое время она всё же хранилась у девушки. И при всей неохоте девушка всё равно изучила бы подаренную вещь до мельчайших деталей. Амелия всегда была любопытной, падкой на подобного рода подарки, за что чаще всего себя корила. Вспомнить бы только их первую встречу… — А я всё ждал, когда ты её мне наконец покажешь! — Поп с оценивающей беззаботностью рассматривал шкатулку в руках Джейсона. Дверь позади них была открыта. Мастер обратил на него осуждающе-непонимающий взгляд, как бы намекая о том, что ему нужно заткнуться и испариться нахер отсюда, пока сам Тоймейкер ему в этом не помог. Собственно говоря, эта была ещё одна схожесть демонов с котами, потому что и те, и те не умели соблюдать личное пространство.       Тоймейкер не удивился, что Кошмару известно о спрятанном. Сейф, каким бы прочным он не являлся, НИКОГДА не остановит пытливость дохера любопытных существ. Это ненадёжное хранилище выступало хранилищем из простого принципа: Джейсону было спокойнее знать, что его вещи лежат под каким-никаким замком, и этот замок служит незамысловатым напоминанием его милому другу о том, что эти вещи — запретная, слишком личная зона их обладателя. — Я подумываю зашить тебе не только рот, но и все отверстия, которые располагаются ниже пояса, — шикнул Джейсон и спрыгнул с табурета, направляясь к столу со шкатулкой и ключиком в руках.       Он надеялся послушать умиротворяющую мелодию в одиночестве, наладить мыслительные процессы, избавиться от каши в голове, возможно, пересмотреть своё отношение к минувшим события и отдохнуть, но, видимо, без компании этого сделать сегодня не удастся.       Поп последовал за ним и бессовестно запрыгнул на стол рядом с поставленным изделием. Мастер же, закатив глаза, телепатически намекнул, что, кроме зашивания дыр, он умеет и сшивать. Конечности, например.       Джейсон вставил ключик в скважину, неспешно провернул его, думая над вариантом всё-таки прогнать наглеца. Всяко может быть, но Тоймейкер стопроцентно уверен, что Кошмар не в курсе огромной ценности этой шкатулки. Если повредить, разорвать или другим способом попытаться уничтожить куклу, то и Джейсону будет не сладко, верно? Джейсон из интереса когда-то попытался навредить кукле, чтобы подтвердить свою теорию, и остался со шрамами на руках, похожими на порезы. Поэтому, считал он, опасно доверять этот жизненно важный секрет посторонним, а ещё опаснее — близким.       Но он передумал. Пусть сидит, слушает и восхищается его талантами не только в плане создания смертельно опасных, практичных для истязания вещей, но и достаточно умилительных, в каком-то роде бестолковых украшений декора.       Крышка начала подниматься с небольшим опозданием. Звучные ноты заиграли на всю мастерскую, чему мастер неосознанно удивился: механизмы внутри ведь были такими старыми, но выполняли свою работу на отлично. Приятная мелодия, не блещущая каким-то сложным созвучием нот, один раз на секунду прервалась, а потом продолжилась вновь, усмиряя все тревоги.       Тоймейкер удовлетворённо откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Кошмар же заинтересованно склонился над крышкой, видя, как та являет на свет бесхитростную куклу с большими чёрными глазами-пуговицами и огненно-рыжими волосами.       Музыка играла не долго — около двух с половиной минут. Джейсон почти забылся в полусне, но Кенди его дёрнул: — Это ты, получается, — спрашивал он с некоторым сарказмом, вертя в руках забранную из шкатулки куклу, — сделал в честь себя самого, чтобы потешить своё эго? — Верни на место и засунь свою иронию куда подальше, пока я сам этого не сделал, — Джейсон выдохнул: любое слово Кенди, опрометчиво кинутое с таким насмешливым тоном, выводило его на почти звериную ярость. — Ох уж этот человеческий фактор! — без какого-либо ехидства или потаённой издёвки произнёс тот, но куклу на место вернул. — Ты знал, кстати, что привычка воздвигать себе памятники пришла к демонам от людей? Задумка с увековечиванием себя и своих исключительных заслуг перед обществом была взята у древнеримских императоров. Вроде как. — А первые памятники-статуи начали появляться в Европе в эпоху Возрождения. Да.       Оба ещё с минуту помолчали.       Джейсон смотрел на шкатулку, на свою чудесную мини-копию в ней, которая действительно ему симпатизировала, и думал. Думал о том, что сны ему не снились с того самого момента, когда он перестал быть человеком.       Мир снов тогда затемнился, затуманился.       Будучи человеком, Тоймейкер судорожно и долго привыкал к кошмарам, молясь увидеть вместо тех всё что угодно, но только не их: ни постаревших родителей, ни свою облезлую детскую комнату, ни кривую дорожку тускло-зелёного сада, ни обезображенное лицо лучшей подруги. Он помнит, как просыпался с дрожащими руками в холодном поту. Он помнит, как беззвучно матерился, проклиная весь этот несправедливый мир.       А сейчас… мир сновидений можно было потрогать руками, ощутить его атмосферу кожей. Это была простая тёмная комната без всего. Джейсон очухивался там на несколько секунд, а потом приходил в себя уже в реальности. Нередко выспавшийся или лениво-апатичный, судя по тому, когда он лёг и сколько проспал. Этот крохотный мирок, поначалу непривычный и бессодержательный, заменил ему сны.       Но в этот раз он видел сон, видел всю свою прошлую жизнь и даже разговаривал там. Яркий мир, детальный и чёткий, который смог соблюсти все подробности и тонкости его становления, его жизненного пути, озадачивал, настораживал Джейсона. — И всё же, — Кенди, сконцентрировано оглаживающий острым коготком деревянную крышку, пристально, с каким-то едва видным вызовом, вероятно, любопытством смотрел на Джейсона, — кому было адресовано «моя глупая и дорогая»? Только не говори, что шкатулка с этим связана. Мне так-то интересно.       Джейсон промолчал. Не хотел говорить, не зная, как отвадить чужой интерес, но Кенди, привыкший добиваться своего, взял шкатулку со стола и по-цирковому покрутил в руке. Крутил на одном пальце, пока та опасно балансировала над полом, на что Джейсон дёрнулся и приставил к его горлу отвёртку, а другой рукой вцепился в край шкатулки. Кошмар звонко рассмеялся. Джейсон недовольно цыкнул. — Значит, связана! — он самодовольно усмехнулся, всё не отдавая изделие. Его колено как-то некстати упёрлось мастеру меж ног. — Это из меня такой замечательный детектив или это ты просто никудышный преступник? — С чего сразу преступник? Не вижу совершенно никаких весомых доказательств, — Джейсон тоже не отступал, удерживая другую часть шкатулки в ладони, а отвёртку — всё ближе к коже Кенди.       Было бы очень забавно, если бы они оба, следуя новомодному сценарию какого-нибудь драматичного фильма, сейчас сжали и сломали ту напополам. Джейсон, являясь реалистом, не исключал этот исход, стараясь держать её максимально аккуратно, что не укрылось от наблюдательности Кенди.       Поп смотрел на Джейсона как настоящий Дьявол, готовый вот-вот склонить того в сторону самого ужасного порока. В общем, он часто так смотрел на своего дорогого товарища по греховным играм, просто сам Тоймейкер только сейчас заострил внимание на этом пронизывающем, раздевающем ментально и физически остром взоре.       Невольно вспомнился их недавний разговор по поводу того, как отчаянно и горячо один заблудший путник молился Богу прежде, чем Джейсон прикончил его в процессе акупунктуры. Зрелище было стоящее, однако звуковое сопровождение, состоящее из призывов ко всем святым и в частности к Деве Марии, сбивало весь настрой. Было несколько неловко истязать человечка под такие речи… Джейсон почему-то чувствовал себя пристыженным и ужасно раздражённым от этого, а Кенди смеялся до упада. — «Знаешь, какой самый страшный грех из всех семи?» — спрашивал он, утирая слёзы, выступившие от смеха. — «Какой же?» — «Лень, потому что она мешает совершать все остальные!»       Ожившие мини-фигурки животных, сделанные Джейсоном из папье-маше, с загадочной неохотой потом доедали остатки до черта религиозного путешественника, отчего мастеру стало совсем не по себе. — Признай уже очевидное и выплачься мне. Во сне-то ты не стеснялся, — Кошмар нарочно близко приблизился к его уху, отчего колено сильнее стало впиваться Тоймейкеру между ног, а сам он безысходно сжал рукоятку отвёртки, впрочем, не торопясь с расправой. — Ни своих эмоций, ни выражений. — С какого, твою мать, момента ты за мной наблюдал? — Как ты заснул. Я ж, знаешь, такой чувствительный, тяжело слушать чужие печальные всхлипы!       Тоймейкер многообещающе надавил отвёрткой тому на область шеи, где находилась сонная артерия. — Ну-ну, с отвёрткой ты мне ещё не предлагал! — Кошмар безобразно ухмыльнулся и Джейсон почувствовал, как его впервые по-настоящему начало мутить от пошлостей.       Мастер забрал шкатулку, а Кенди благосклонно отдал её. Зная этого блудливого чёрта, Тоймейкер предварительно заглянул внутрь и удостоверился, что кукла на месте. Он встал, вернулся к сейфу и упрятал ту обратно в печальную темноту. Кошмар следил за ним с осточертевшей полуулыбкой и, когда Джейсон вновь упал на стул, заговорил: — И всё-таки советую поделиться, — начал он достаточно весомо, даже нацепив соответствующую серьёзную мину, делая себя похожим в этот момент на развязного полицейского с нечестными мыслями и намерениями. — Не мне, конечно, судить о болезнях и чужих протёкших крышах, но я не идиот, детка, я всё вижу. И сейчас я отчётливо вижу, что тебе плохо.       Кошмар вновь наклонился и миролюбиво погладил мастера по щеке, даже стараясь не царапать его коготками. Джейсон демонстративно фыркнул, сложил руки на груди, потупив взгляд в пол. Кенди казалось, что тот хотел сострить, но не мог придумать ничего стоящего, обходясь молчаливым протестом с вкрадчивым мысленным посылом.       Поп покачал головой: порой его упрямство доходило до абсурдного, делая его похожим на капризного ребёнка. А ведь это Кенди обычно ведёт себя развязно, безответственно, потешно, считая дозволенные рамки между беспечным дитём и нудным взрослым сплошной околесицей.       И впрямь: что так мешает людям быть проще?       Войны, насилие, издевательства и прочее — последствия человеческой ненависти и неумения быть проще. Серьёзно, ребят, что вам сделала та нация? Они же просто чуть-чуть отличаются от вас традициями, сложившемся на их континенте языком, поэтому обязательно их нужно истреблять? Или та женщина? Ты клянёшься ей в беззаветной и глубочайшей любви, а потом бьёшь её за невкусно приготовленный суп, дорогуша! Или тот прелестный котёнок? Он заслужил вашей жестокости своим мяуканьем?       Кенди, будучи демоном, бесчинствовал и творил всякое: вплоть от жестокой расправы над случайно врезавшимся в него ребёнком в один очень неприятный день до массовой гибели нескольких автобусов с почти пятьюдесятью людьми. У многих демонов, кто обитал вместе с людьми, были развязаны руки и Кошмар не являлся исключением: он обычно убивал неспеша, мучительно и извращённо, дабы сбросить напряжение и расслабиться, следя за слабыми шевелениями изуродованных рук с вырванными ногтями. И он, и Джейсон, и многие другие были заядлыми садистами, поэтому, собственно говоря, не ему было судить о «чужих протёкших крышах».       Никто в их компании не стремился к нормам или достоянной морали — каждый делал, что хотел. Кто-то просто был смелее и позволял себе даже больше. Обычно это был Кенди. Кто-то был достаточно упрям и чересчур осторожен. И этим «кем-то» являлся Джейсон. — Ладно, дорогой, — Кошмару уже наскучила эта удручённая тишина и невозможность залезть поглубже, поэтому он ловко спрыгнул со стола и непринуждённо улыбнулся, — если тебе в конце концов понадобится подушка для слёз и чуть-чуть поддержки, то я всегда рядом. — Не понадобится. — Ну ты подумай, — он по-детски глупо показала ему язык, — оплата только телом, что-то другое не принимаю. Предложение, как по мне, даже очень выгодное!       И Поп удалился пялить в экран телевизора всю оставшуюся ночь, оставляя мастера наедине со своими мыслями.       Почему-то долгожданные тишина и покой перестали быть такими успокаивающими, желанными. Стало скорее уныло и одиноко.