Его история: от безобидного человека до порочного существа

      Джейсон должен быть хорошим мальчиком.       Хорошие мальчики, как Джейсон, всегда слушаются родителей и никогда им не перечат. Хорошие мальчики, подобные Джейсону, помнят, что мама и папа всегда подскажут правильно, ведь они, являясь родителями, знают, что будет лучше для него. — «Родители, какими бы они ни были, достойны уважения и любви! Огромного уважения и большой любви!» — так рассуждают все хорошие мальчики, которые не хотят огорчать своих самоотверженных предков, вложивших много-много средств и времени в своё чадо. Хорошие мальчики сделают абсолютно всё, чтобы не развалить все те многолетние надежды, которые вынуждены нести на своих плечах. — Я понимаю, где напортачил, — с тяжёлой паузой из-за начавшейся одышки говорил мальчик, — сэр. Впредь подобного больше не повторится никогда.       Родителей нельзя расстраивать ни в коем случае! Джейсон, когда не питал приученного благоговения по отношению к своим предкам, оставался напряжённым, мнительным — он боялся ошибиться, расстроив, разозлив, разочаровав тех, кем он больше всего дорожит. Он подсознательно знал, что даже самый малюсенький промах может обойтись ему крайне дорого — не только позорным стоянием в углу на коленях и осадком эфемерного унижения в душе после.       Даже если хорошему мальчику очень-очень плохо даётся чистописание, очень трудно осваивать азы сольфеджио, очень тяжко проживать каждый Божий день с головой в занятиях, не видя ни затейливых лучей солнечного света большого зелёного заднего двора, ни вдыхая свежего воздуха во время игры в мяч; не понимая, каково это — общаться с обычными детьми, не обременёнными регулярными уроками музыки, общеобразовательными занятиями и многим другим. Хороший мальчик всё это стерпит и продолжить так жить, потому что он — хороший мальчик.       Всегда так было и никак иначе, ведь всё, что делают мама и папа, идёт на благо самому ребёнку.       Книжки с цветастыми картинками и невероятнейшими историями про чудаковатых лесных существ? Нет, только серьёзная, «взрослая» литература с её сухими, однозначными фактами, ведь никаких волшебных, чудаковатых лесных обитателей не существует! Большая коробка разноцветных карандашей? Ничего подобного — лишь прямоугольная, раскрашенная в типично взрослых серых тонах коробочка с несколькими обыкновенными авторучками. Мячики, машинки? Нет, ибо такие игрушки — издержки каждого шалопая и бездельника, который предпочтёт высоким урокам мировой истории (упрощённой для детского сознания, понятное дело) какую-то ерунду в виде сюжетно-ролевой аварии с участием огромного шара прямиком из космоса! Ну бред же, согласитесь?!       Хорошие мальчики обязаны много заниматься, ходить в церковь по воскресеньям и стараться не хотеть сбежать. Ребёнок должен быть эрудированным, всесторонне развитым! Даже если этой всесторонней развитости и эрудированности приходится добиваться отнюдь не мирными методами.       Руки за головой налились свинцом. Колени почти по-адски жгло. Из глаз стали проступать слезинки, но мальчик, изображая непомерную силу выдержки и то воодушевление, которое от него хотели видеть, продолжал терпеть. — Посредственно, — наконец смилостивился его воспитатель, что из его уст звучало высшей степенью удовлетворённости, — но допустим. Вставай. Можешь опустить руки.       И Джейсон поднялся и облегчённо, но не слишком показательно опуская руки по швам, дабы не получить ещё чего «в назидание». Мальчик неуверенно потянулся к приспущенным штанам, только сейчас начиная в полной мере ощущать, как же всё жжётся и болит в области ягодиц. Воспитатель медленно кивнул, не сводя глаз с детских движений, что могло значить только одно — разрешение.       И занятие продолжилось как ни в чём не бывало. После пятнадцати удивительно несильных ударов розгой сидеть смирно и не ёрзать, чтобы не добавили, было несколько трудновато, но Джейсон старался абстрагироваться, полностью отдаваясь арифметике — этим удивительным, но порой скучным цифрам и фигурам.       Писал он чисто, каллиграфическим почерком, аккуратно выводя каждую буковку и циферку, с титаническим усердием записывая условия и решая очередную задачку про бананы — делал всё таким образом, как его приучили. Воспитатель, который выполнял по совместительству и роль учителя, снова кивнул, что означало ещё кое-что — он в наивысшей степени, на которую способен старый сварливый человек, выполняющий свою работу в совершенстве и ожидающий того же от других, был рад. Точнее, снова удовлетворён. Да, до такой эмоции, как «радость», ещё было далеко, но и это был отличный результат!       По меркам дорогих родителей — средний, но суровый, скупой на эмоции отец был вполне нейтрален и сказал одно лишь лаконичное «молодец». И Джейсону даже не прилетело за то, что он неуважительно вёл себя на уроке, за что и схлопотал часом ранее! Задница всё ещё болела, что исключить он так просто не мог, но настроение в сегодняшний весенний день у него держалось удивительно хорошее.       И сейчас, когда после занятий и полуденного обеда выдалось чуть времени, Джейсон выпросился в сад. «Погулять, подышать свежим воздухом и привести полученные, очень-очень интересные знания в порядок!» — мама, некоторым добрее и снисходительнее отца, оказалась не против. Однако далеко не за этим мальчик просился в сад.       Джейсон из-за неправильного проявления родительского внимания (а именно — из-за его отсутствия) и посредственной социализации среди таких же девятилетних мальчиков и девочек оставался серой тенью. Тенью, что бесшумно следует за большими компашками, а потом, подойдя к перекрёстку, тихонько отдаляется от столпотворений школьников, следуя своей дорогой. Не так давно он ещё хотел подружиться с кем-нибудь из сверстников ввиду своего возраста, но оставил попытки после одного нелицеприятного случая — злобной детской шутки, что для остальных школьников осталась всего лишь невинным розыгрышем, а для Джейсона — тем, что он никогда не забудет. Та ситуация подпитала природную замкнутость Джейсона, и мальчик закрылся ото всех ровесников. Родителям, опять-таки, этот факт никакого неудобства не доставлял.       Шаткое положение мальчика ухудшал ещё тот факт, что в его доме были запрещены игрушки. Да, совершенно любые игрушки. Да, игрушки. По мнению родителей это было правильно. Верный способ вырастить «идеального» ребёнка, заставив его играться с многочисленными фолиантами, которые по определению «обязаны» были обеспечить тому достойное будущее. Родители Джейсона были старой, уж слишком категоричной закалки. Сына они вроде как любили, но проявлять эту любовь не умели или не были намерены, не желая нарушать придуманную формулу «идеального будущего для своего безупречного дитя».       И Джейсон только страдал от этого. Мальчик, не понимая сути надуманных убеждений родителей, однажды остался без ужина, когда слишком явно намекнул на этот факт, как на проблему. Отец и мать были непреклонны.       Он залез под тень единственного в саду и самого дальнего дерева, осмотрелся, убеждаясь, что чересчур преданные его богатым родителям слуги (что недолюбливали Джейсона, который испытывал к ним аналогичное) не видят, и достал небольшую коробочку из-под обуви. Сжав до побеления в костяшках своё сокровище, невольно состроив вид самого серьёзного человека в мире, он открыл ту и вытащил деревянную человеческую фигурку.       На дне коробки лукаво блеснул складной ножик. Джейсон с трепетом и отдавшимся в сердце теплом покрутил своё творение — самодельную статуэтку себя самого из дерева. Мальчик достаточно долго и тщательно её вырезал из самых лучших побуждений. Он вспоминал замысловатые людские фигурки различных профессий и самых разных образов, которые каждый день лицезрел на витрине местного магазина игрушек по возвращении из злосчастной школы домой.       Джейсон гордился собой, своей статуэткой и своим долгим, усердным трудом, который, впрочем, ещё не закончен. — Я тебя никому не отдам, — продолжал он, улыбаясь счастливой ребяческой улыбкой. — Никому! — Кому ты её никогда не отдашь?       Джейсон испугано подпрыгнул на месте, из-за чего складной ножик неудачно выпал из коробки на траву. Статуэтку мальчик отчаянно сжал в руках как последнюю бутылку воды под испепеляющим пустынным солнцем. Сердце ушло в пятки, а взгляд лихорадочно бегал по объекту, который его бесстыже напугал.       А тот самый объект, оказавшись невысокой курносой девочкой с яркими блондинистыми волосами, без особого труда перемахнул через невысокий забор, очутившись напротив до смерти перепуганного мальчика. Та задумчиво склонилась над ним, словно то, что произошло и то, что она проникла на чужую территорию, было вполне нормально.       Она безмолвно переводила взор улыбчивых глаз с ножика на статуэтку, со статуэтку — на Джейсона и заново. — Ты её сам сделал? — Т-ты вообще кто?! И что делаешь на территории м-моего дома! — голос дрожал, пока Джейсон безрезультатно пытался привести путаные мысли в порядок. — Я? А, — встрепенулась весёлая девочка. — Меня зовут Амелия! Я сюда с родителями недавно переехала. Вот, коробки им помогала разбирать, как услышала тут какую-то возню. А здесь ты. — А, ага, — бестолково протянул Джейсон, не зная, нужно ли что-то предъявлять девчушке, а если и нужно, то что первым: факт, что она его подслушивала, то, что она напугала его до чёртиков, или в принципе общественное нарушение, ведь она залезла в чужой сад без разрешения. — Ну, а как тебя зовут? — продолжила Амелия, кажется, вовсе не чувствуя стеснения, которое почти физически пожирало Джейсона. — И ты так и не сказал насчёт фигурки. Ты её сам вырезал, да? Просто в местном магазине игрушек я таких не видела. — Ну да, вообще-то, — место злобы заняла повальная растерянность. Джейсон старался избегать разговоров со сверстниками и по минимуму взаимодействовал с ними, что, вроде бы, устраивало и его, и социум. А тут раз — и какая-то непонятная Амелия буквально свалилась на голову. — Этим ножиком? — не унималась та, поднимая старенький перочинный ножик, подаренный мальчику его почившим дедом. Слава Богу, что родители об этом подарке ни сном ни духом, иначе уже у живого Джейсона были проблемы, а не у мёртвого старика. — Н-ну… — Джейсон, настало время дневного чтения! Где тебя носит?! Ты уже опоздал на десять минут!       Время!       Если судить по голосу, то воспитатель не то чтобы совсем, кажется, хочет его закопать. По крайней мере, выместив всю злобу на его многострадальном теле розгами, это желание должно сойти на «живи пока что». — Ч-чёрт, — несвойственно своему образу «хорошего мальчика» выругался Джейсон. Отмерено ему осталось недолго, ибо чёткие шаги воспитателя приближались прямо сюда, к дереву, к его здешнему укрытию. — Это твой отец? — Амелия незаметно выглянула из-за ствола и несколько удивлённо ахнула, прячась обратно. — В таком случае — он явно зол!       Джейсон выхватил у девчушки ножик, скинул его и статуэтку обратно в коробку, плотно закрыв крышкой. Если он увидит ножик… если он узнает о фигурке… если… если… Джейсон был готов разрыдаться от бессильной злобы и нарастающей с каждым чётким шагом паники.       Прятать тут коробку бессмысленно — воспитатель, несмотря на давнюю близорукость, всё равно увидит. Лазейка, куда он её всегда убирал, была достаточно отдалена от дома, чтобы слуги здесь не шатались, но не столь совершенна, чтобы под носом утаить нечто столь ценное в ней. — Эй, — вдруг подала голос такая же напряжённая Амелия, — если он увидит ножик, то заберёт у тебя коробку? И статуэтку тоже?       В ответ едва заметный кивок, на который Джейсон собрал последние силы, понимая, что за пятнадцать секунд не объяснит ей этот странный запрет, царствующий в его семье. И, что возможно, придётся вновь встать на горох в качестве наказания за опоздание и нарушения одного из главных правил… и навсегда распрощаться со статуэткой… и со свободным временем… и с садом… — Тогда, — девочка решительно ступила вперёд, схватила коробку из ослабевших рук и вмиг залезла на забор, прижимая левой рукой ту к себе, — завтра, в это же время, приходи обратно. Не переживай, я тебе её верну.       Амелия улыбнулась и спрыгнула на территорию своего дома. Джейсон было хотел возразить, ещё не до конца поняв, что конкретно та пообещала вернуть и где коробка, как его настиг воспитатель, сердито схватил за локоть и увёл обратно в дом, последовательно излагая свои профессиональные жалобы. Беда вроде миновала, но на душе у мальчика всё ещё оставалось неспокойно…       Он, конечно, получил по установленным заслугам, но не так сильно, если бы его худшие предположения воплотились в жизнь. Джейсон стойко выдержал лекцию о надобности посещать занятия вовремя, не укрываясь в саду, о пунктуальности в общем и был предупреждён о том, что может произойти при повторении данной ситуации. Мальчик воспитанно заверил учителя о том, что такое больше не повторится. Тот всё же смотрел на Джейсона с недоверием, но его непослушный ученик этого не заметил, мысленно погрузившись в тревоги. — «Как-то чрезвычайно много промашек для одних суток», — думал учитель. — «А если она не придёт?». «А если она сделает что-то ужасное со статуэткой? Сломает её?». «А если она просто не захочет возвращать забранное?». «А если она вздумает меня шантажировать?». И огромное количество других беспокойных «а если…», крутившихся в голове Джейсона подобно назойливым мухам. Заснуть в эту ночь было непросто.       Всё предобеденное время Джейсон выглядел вяло (особенно на утренней проповеди в церкви, которая и в обычном состоянии вызывало в душе мальчика смешанные чувства), устало смотрел на весь мир (особое внимание уделяя окну, выходящему в сад), морально измотанный тревогой. И вновь получая нагоняи за сущую невнимательность, он настолько блёклыми глазами взирал на воспитателя, что тот, не имея привычки кого-то щадить, сбавил темп и отправил мальчика к домашнему лекарю. Тот резонно заявил, что в это воскресенье ребёнку лучше воздержаться от уроков и отдохнуть, восстановить силы.       Примерно в два часа дня Джейсон улизнул из дома по водосточной трубе (прямо как в тех невероятных историях про отважных героев, которые он когда-то случайно подслушал у других мальчишек). Его комната крайне неудачно находилась на третьем этаже. Мальчиком он был хилым, но страх за статуэтку, за своё творение преобладал. Едва не повредив ноги, он с усилиями спустился вниз, на зелёную траву и твёрдую землю, и ринулся к месту встречи, позабыв о мучившей его усталости — сейчас приоритет стоял в абсолютно другом.       Добравшись до того дерева, в тени он увидел ту самую Амелию, которая, по-видимому, гадала на ромашке и обратила на нарушителя уже своего спокойствия только тогда, когда тот отдышался от бега. Коробка мирно стояла подле неё. — А я уж думала, что ты не придёшь, Джей, — так же ослепительно улыбнулась девочка. — Джей? — Джейсон недоумённо застыл. Глупо моргнул, не понимая, что это за варварское сокращение его имени и откуда ей оно вообще известно. — Ну да, от имени «Джейсон». Тебя же твой папа вчера Джейсоном назвал. Или я ошибаюсь? — теперь уже она начала заметно сомневаться. Амелия поднялась, поправила полы своего летнего сарафана (что-что, а погода этой весной была просто чудесной!), и уставилась прямо в глаза Джейсону, ища в них ответ. — Это не мой отец. Это воспитатель. И учитель по совместительству, — Джейсон насупился — это заявление, что этот противный старикашка является его отцом, пришлось ему конкретно не по душе. — Извини, — она чуть помялась. Джейсон теперь смутился, не понимая, извиняется Амелия за произнесённое ранее или за будущее, — но у тебя такие красивые глаза. Цвет такой необычный — жёлтый. Нигде не встречала!       И мальчик покраснел. Но не от злости, а от покалывающего в области живота смущения — так явственно и прямо комплименты даже родная мать ему не делала. — Спасибо, — вмиг забыв предыдущее недоумение, он нерешительно улыбнулся, — у тебя тоже замечательные карие глаза. Самый распространённый цвет глаз в мире. У тебя очень необычный оттенок — ореховый. Очень красивый.       Они оба с минуту помолчали, оставшись квитами в своеобразном обмене незамысловатых комплиментов. Амелия первой нарушила молчание: — Прости, что напугала вчера и залезла сюда без разрешения. И забрала коробку, — она виновато опустила голову. — Я не хотела её открывать, ведь понимала, что тебе будет неприятно, узнав, что посторонний копается в твоих личных вещах. Я долго терпела, но мне та-а-ак понравилась та статуэтка, что я не сдержалась! Я её только посмотрела! Больше ничего!       Она подняла руки над головой в жесте «сдаюсь», а Джейсон только сейчас вспомнил про то, ради чего он трясся всю ночь, не давал себе продыху и в итоге сбежал из комнаты во время постельного режима. Судорожно открыв коробку, он выдохнул, ведь Амелия не врала — его творение и ножик остались прежними. — Всё в порядке, — удивительно невозмутимо заверил ту Джейсон, сам удивившись мягкости в собственном голосе. — Не думай об этом, ты же, ну, наоборот, спасла меня!       Язык начал заплетаться. Странно. — Правда? — Да, я…       Время опять утекает. Джейсон, сжимая в руках коробку, взволнованно глядел на распахнутое окно своей комнаты, где гулял прохладный вольный ветер, непринуждённо дёргая занавески. — Тебе нужно идти, да? — в голосе Амелии он даже услышал подобие грусти. — Да, но, эм, — Джейсон уверено подступил к ней, собирая всю свою волю в кулак, — можешь спрятать коробку где-нибудь у себя? Есть причины, по которым у меня её могут забрать, и запретить заниматься… тем, что я делаю. Я не смогу больше вырезать статуэтки. Я не смогу ослушаться, понимаешь ли. А ты… держишь своё слово.       Амелия с явственным любопытством глядела на него. Судя по всему, ей эта затея уже пришлась по душе. — Если тебе не сложно. — Не сложно, Джей, — и та вновь озорно улыбнулась.       И так зародилось то, что было обыденно у многих детей, но не у Джейсона — дружба. Нечто такое крепкое на ментальном уровне, особая связь людей, которую они сами не могли толково обосновать. А нужно ли было?       Эта ослепительно улыбавшаяся девочка с весело бегающими глазками — его первый друг. Первый человек, заставивший его сердце биться в быстром темпе… биться в быстром темпе не от страха, не от настороженного ожидания чего-то плохого, за что Джейсон был ей премного благодарен.       Радость многих тайных встреч и, что самое главное, внимание. Внимание, которое она к нему проявляла, было заключено в тёплых словах и уделяемом ему одному времени, его же — в самодельных подарках, в помощи с уроками. Неожиданно ли, что она поступила в ту же школу, где обучался её новый друг?       Джейсон преисполнился не только в вырезании деревянных фигурок, но и в принципе в рукоделии. Вышивать плюшевых зверушек, красить различные фигурки, делать разметки на выкройках, вырезать их и многое другое — всё легко и понятно для него. Чего не скажешь об Амелии, которая безуспешно пыталась хотя бы вырезать аккуратно, ровно. — Видимо, это всё-таки не твоё, — привычно прямолинейно, но осторожно сказал Джейсон. Амелия в шутку расстроилась, но попытки оставила, решив, что всё-таки Джей прав. И в их паре место только одному мастеру-умельцу, ведь мастером-ломастером суждено быть ей!       Так же было суждено и другое — родители Амелии оказались добродушными американцами, обеспеченными несколько хуже, чем семья самого Джейсона, однако строгие и выборочные родители мальчика всё же дали добро на их дружбу по прошествии нескольких лет после первой их встречи.       И Джейсон смог заниматься своим хобби уже в гостях девочки, которая с неимоверным любопытством наблюдала за его работой. Все первые образцы будущих игрушек, скопированные с уже имеющихся у Амелии, получались косыми, кривыми и неидеальными, но Джейсон, ведомый природным перфекционизмом и поддержкой подруги, продолжал совершенствоваться. — Какая красота! — обескураженно радовалась Амелия, видя, как из непропорционального, по-своему милого аляповатого кролика, которого Джейсон сделал для неё в подарок на год дружбы несколько лет назад, теперь получилась ничем не отличимая от магазинной игрушка! Тот же кролик, выполненный в двух разных цветах — одна его половинка тела была красной, а другая — жёлтой, и дополненный некоторыми деталями: символичная повязка на левом глазу из пуговицы, симпатичный белый бант на шее, чёрная жилетка с чёрно-голубым необычным воротничком и жёлтыми кнопочками, вместо лапок — длинные рукава матовых цветов, а на ногах — разного цвета с простецкими узорами носочки! Ну что за прелесть! — Знаешь что, — внезапно начал Джейсон, говоря не к месту серьёзно, но не сводя нежного взгляда с подруги и мирно лежащего у неё в руках кролика, — давай вечно играть вместе? Только мы вдвоём. И игрушки. Много игрушек! Ты, я, они и только наш мир!       Амелия, на миг задумавшись, расплылась в такой же нежной улыбке, привстала и обняла друга, не выпуская из рук кролика: — Давай, Джей. Давай!