Пять минут - это очень долго

— Дьявол! — ругается Хеди, окруженная холодом неподвижных металлических стен. Она поднимает глаза на предательски мерцающую над головой лампочку и, обреченно выдохнув, бубнит под нос отчаянно-гневное: — Серьезно?! Лифт в ее доме всегда работал исправно, но в последнее время стал барахлить. То ли перебои с электричеством так повлияли, то ли потасканные механизмы совсем износились, Хеди не разбиралась. Просто адаптировалась к ситуации — поднималась и спускалась по лестнице, на выходе слушая отчеты консьержа о том, сколько ленивых жильцов за прошедшие сутки пришлось вызволять из застрявшей между этажами кабины. Рихтер только издевательски приподнимала уголки губ в ответ. В самом деле, какими глупцами надо быть, чтобы добровольно лезть в мышеловку, которая запросто может захлопнуться? Но самодовольная ухмылка сошла с ее лица, как только Хеди сама оказалась в ловушке. Да еще и не одна. — Почему мы стоим? — перекинув через плечо спортивную сумку, невинно спрашивает Кайзер. Хеди звонко скрипит зубами, даже не стараясь подавить приступ неконтролируемой злобы. — А ты догадайся! Если бы не Михаэль Кайзер и его капризы. Если бы не его надутое: «Рихтер, пощади! Я только с тренировки». Если бы не его провокационное: «Моя сумка весит тонну. Пойдем пешком, сама ее понесешь?» Если бы не вопиющая тупость Хеди, которая помешала ей запихнуть Михаэля в лифт, а самой подняться наверх привычным способом, она бы уже была дома. А Кайзер бы как-нибудь сам справился. При благоприятном сценарии, заточение бы даже пошло ему на пользу. Диким животным место в клетке, разве не так? Но вместо этого они застряли здесь. В четырех стенах и ограниченном пространстве. Вдвоем. Рихтер, не желая мириться с подобными обстоятельствами, поочередно вдавливает заевшие кнопки в приказную панель. Жмет что есть силы, но те не поддаются. — Кнопка вызова диспетчерской тоже не отзывается… — задумчиво бросает она и зажимает между зубов большой палец. — Что нам делать? Скрестив руки на груди, Кайзер наблюдает за суетливыми попытками Рихтер привести кабину в движение. Скука смертная. Зевать хочется, и растраченные на футбольном поле калории тут ни при чем. Но как только Хеди, стоящая к нему спиной, слегка наклоняется вперед, чтобы дотянуться до нижнего ряда кнопок, становится интереснее. Ее свободная блузка натягивается в плечах, очертания угловатых лопаток манящим узором проступают через струящийся шелк. Ногти, покрытые благородно-бежевым лаком, гулко стучат по металлу. Каштановые волосы спадают на лицо, и Рихтер, не отвлекаясь, плавно заправляет их за ухо. Неосознанно. Механически. Но чертовски сексуально. А все почему? Потому что из ночи в ночь Михаэль срывает с ее разгоряченного тела эту самую блузку перед тем, как войти в Хеди на всю длину. Потому что эти самые ногти оставляют на его молочной, почти прозрачной коже глубокие царапины, когда Рихтер, захлебываясь удовольствием, не знает, куда себя деть. Потому что эти самые непослушные волосы он наматывает на кулак, пока Хеди опускается перед ним на колени и с аппетитом заглатывает налившийся кровью член. За этим они сюда и ехали. А теперь вечер грозит накрыться медным тазом. Но, в отличие от нетерпеливой Рихтер, Михаэль спокоен как удав. Вот уж кто из них действительно умеет приспосабливаться к обстоятельствам. Раззадоривая себя предвкушением, Кайзер переводит липкий взгляд на округлые бедра Хеди. Теснота штанов в зоне паха становится ощутимее, и он оттягивает брючную ткань вниз, чтобы дать себе больше пространства. Михаэлю нравится, как в мигающем свете лампы кабина ненадолго погружается во мрак. Тогда юбка-карандаш, облипившая подтянутые ноги Рихтер, растворяется в темноте, давая волю грязной фантазии Кайзера. Знала бы Хеди, что мысленно он уже давно раздел ее догола и отымел во всех экзотических позах, — влепила бы ему хлесткую пощечину. Но Хеди, увлеченная неисправным лифтом, о каком-либо подвохе даже не догадывается. Она выпрямляется и с серьезным видом сдувает с лица выбившиеся из прически пряди. — Дублирую вопрос. Что. Нам. Делать? Вместо ответа до слуха Рихтер доносится шум небрежно брошенной на пол спортивной сумки. Не успевает она среагировать, как оказывается зажата между холодной стеной и крепким, подтянутым торсом Михаэля. От удивления Хеди открывает рот, но не издает ни звука. Нет нужды спрашиваться о намерениях, когда кто-то, стоящий позади, нахально раздвигает тебе ноги коленом. Поэтому Рихтер молча, как завороженная наблюдает за ловкими пальцами Кайзера, нагло пересчитывающими ее ребра. — Как что, Хеди? — Михаэль тоже времени даром не теряет и неумолимо приближается к верхним пуговицам ее брендовой рубашки. — Такая смышленая, а простых житейских законов не знаешь… Рихтер сглатывает тягучую слюну и прикусывает изнутри щеку, стараясь поймать за хвост ускользающее от нее самообладание. — Объясни? Кайзер похотливо облизывается, пробуя на вкус каждое вертящееся на языке слово. Каждую фразу. Каждое предложение. — Чтобы общественный транспорт приехал быстрее — нужно закурить. Чтобы напиться в хлам — договориться с друзьями пропустить «только по одной». Желательно в будни, когда завтра вам всем предстоит тяжелый матч, который будут освещать на TV. А чтобы выбраться из застрявшего лифта… — приглушенно шепчет Михаэль, обдавая дыханием висок Рихтер. Кайзера забавляет, как ее кожа мгновенно покрывается мурашками. Он сжимает ладонью грудь Хеди, ловит ее короткий вздох и непримиримо заключает: — Нужно как следует в этом лифте трахнуться. Острые зубы Михаэля вонзаются в мочку ее уха, и из глотки Хеди вырывается несдержанный скулеж. Разум настоятельно трубит, вопит и ноет о том, что необходимо сопротивляться. Но тело считает иначе. Хеди плотно скрещивает ноги, игнорируя чужое колено между ними, и предпринимает последнюю попытку воззвать к совести и себя, и не на шутку распоясавшегося Кайзера. — Ты совсем из ума выжил? Рихтер протестующе ерзает, но тут же оказывается вновь прижатой к стене. В этот раз гораздо сильнее. В нос ударяет едкий запах моющего средства, которым уборщица протирает стены проклятого лифта. — Работает безотказно, — Михаэль праздно ухмыляется и вжимается в ягодицы Рихтер своим давно вставшим членом, рискующим вот-вот прорасти через одежду, как первая трава по весне. — Рискнем? — А если нас застукают? — В этом и смысл, — резким движением он поворачивает Рихтер лицом к себе и закидывает ее ногу к себе на пояс. Пробираясь тонкими пальцами под ее облегающую юбку, Кайзер, не разрывая с Хеди зрительный контакт, раскачивает бедрами навстречу просачивающемуся через кружевные трусики возбуждению Рихтер. — Или собираешься сидеть здесь до завтра? Помнится, на утро у тебя запланировано интервью, от которого, как всегда, зависит твоя журналистская жизнь. Как там зовут твоего гостя, напомни… — Хенри… — блаженно прикрыв веки, отвечает Хеди. Вообразить страшно, но почему эффект от прикосновений Михаэля увеличивается в стократ, стоит ей подумать о работе? — Хенри Кант. — Продолжай, — требует Кайзер и проводит линию вдоль позвоночника Хеди, играя на ее выпирающих косточках, словно на музыкальном инструменте. — Хенри Кант — бывший владелец самого крупного и скандально известного модельного агентства Германии. Десять лет он хранил молчание и отказывал в интервью всем, даже Шульцу… Она делает паузу, чтобы набрать в легкие воздуха. — Продолжай, Хеди. — А на беседу со мной согласился… Рихтер, окрыленная предстоящим карьерным успехом, мечтательно запрокидывает вверх подбородок, на секунду забыв о своем положении и непосредственном участии в нем Михаэля. Кайзеру ее беспечность только на руку. Он принимается прокладывать влажную дорожку поцелуев от ее рельефных ключиц к подбородку. Заострив внимание на тонкой шее Хеди, Михаэль языком вырисовывает одному ему известные узоры. Втягивает нежную кожу и отпускает, оставляя после себя алые засосы — персональные автографы. Метки, подчеркивающие принадлежность. Путеводитель по эрогенным зонам Рихтер, где он — отважный первопроходец, а другим суждено довольствоваться лишь тем, что молча смотреть и завидовать. Хеди не помнит, сколько раз просила Кайзера этого не делать. Она любит открытые вещи, а косые взгляды коллег и глупые шутки в стиле «У кого-то выдалась бурная ночка?» — нет. Но чем больше Кайзеру запрещаешь, тем выше вероятность, что именно это он и сделает. Поэтому не так давно Хеди решила отступить и не делать акцентов, чтобы не давать Михаэлю подсказок. И сейчас ее покорное молчание можно вполне объяснить этим, а не тем, что ей, на самом деле, нравится. Верно? Чувствуя, как расслабленно пальцы Рихтер перебирают волосы на его затылке, Кайзер идет в нападение. Не церемонясь, он задирает ее юбку на талию и немного подкидывает Хеди. Она охает от неожиданности и обвивает ногами его торс. Удерживая Рихтер на весу, Михаэль перемещает их к центральной стене на случай, если двери лифта неожиданно отворятся. Так спасатели увидят только его блестящую голую задницу и голени Рихтер, а не полную картину с кричащим возрастным цензом. Жадно впиваясь в мягкие губы Хеди, Кайзер свободной рукой расстегивает пуговицы ее рубашки в хаотичном, сумасбродном, по определению невозможном порядке. Лямка кружевного лифа спадает с плеча, вынуждая Хеди чуточку дернуться. Голые участки тела обдает холодом, но Михаэль быстро решает эту проблему, опаляя их жгучим дыханием. Он приподнимает бюстгальтер Рихтер, и, как только его зубы смыкаются на затвердевшем соске, с опухших от поцелуя губ Хеди слетает сладкий стон, сдерживать который уже не представляется возможным. Он чуть не разодрал ей горло, но на то, чтобы хранить его в тайне, у Рихтер были свои причины. В их с Кайзером сексе титульный стон Хеди означает гонг. Сигнал к тому, что забег начался. Он — черта, белый круг, за который нельзя выходить. Потому что дороги назад не будет. И теперь Михаэль не остановится, пока не добежит до финиша. Лаская языком другую грудь, Кайзер поглаживает плоский живот Хеди. Медленно, сдержанно. Словно оттягивая момент. На него не похоже, но он и не для себя старается. Он хочет, чтобы Рихтер, изначально относящаяся к его идее скептически, промучилась как можно дольше. Его широкие ладони спускаются ниже, как бы невзначай задевая край ее кружевного белья. Кайзер довольствуется тем, как изнемогающая от желания Хеди извивается змеей, молясь, чтобы его пальцы оказались там, где им самое место. Сжалившись, как и подобает великодушному императору, он все же идет навстречу порочным требованиям Рихтер и круговыми движениями поглаживает ее через ткань. — Да ты вся мокрая, — усмехается Михаэль, надавливая на нужные точки. — Ничего не хочешь мне сказать? — Например, что ты кретин и распутник? — парирует Хеди, но не убедительно. Сбитое дыхание выдает. — Например, что я лучший любовник в твоей жизни? — в доказательство своих слов Михаэль погружается в нее на одну фалангу. Всего на одну. Поэтому ему приходится бороться с дерзкими попытками Рихтер, которой этого чертовски мало, оседлать его пальцы. Он резко выходит из нее, и от ягодиц Хеди отлетает предупредительный шлепок. — Тише, Рихтер! Куда ты так спешишь? — Куда ты так медлишь?! — возмущается Хеди и, сжав его лицо в ладонях, перехватывает опутанный пороком и насмехательством взгляд Кайзера. — Сделай это, чтоб тебя, наконец! Или поставь меня на место и отвали навсегда. Кайзер от ее напора напыщенно приподнимает бровь. А переварив сказанное — нервно отсмеивается и прячет лазурные глаза за пеленой густых ресниц. Замирает так побежденно, и от этого сердце Рихтер отбивает рваный ритм. Она не ожидала, что Михаэль прекратит. Вот так просто возьмет и прекратит, не получив свое. Но стоит ей на секунду потерять бдительность, как он, будто очнувшись ото сна, отодвигает в сторону ее насквозь промокшее белье и с неистовством врывается внутрь. Хеди прогибается в спине до ломкого хруста, не понимая, когда только Кайзер успел расстегнуть ширинку и стянуть с себя черные, как смоль боксеры вместе со штанами? Михаэль не дает ей опомниться. И привыкнуть тоже не дает. Сразу принимается наращивать амплитуду. Входит быстро, размашисто, уверенно. От силы его толчков на ягодицах Хеди остаются кроваво-красные отметины. Все как она любит. Гортанные стоны Рихтер вперемешку с его хрипами отскакивают от трясущихся стен кабины. Все как он любит. Кажется, еще немного, и лифт рухнет вниз, но им обоим на это наплевать. Все как они любят. Член, по ощущениям, пропитался смазкой, как пористый бисквит. Кайзер выходит из Хеди почти до конца и без труда вновь скользит внутрь. Повторяет движение снова и снова, снова и снова. Его плечи пылают от того, как бешено Рихтер впивается ногтями в старые царапины, которые не успевают на нем заживать. Но ему грех жаловаться. У Хеди перед глазами все привычно плывет. Растворяясь в пространстве и времени, она полностью отдается этому чувству наполненности, когда Кайзер погружается в нее по самое основание. Его член горячий и чертовски твердый. Пребывая в особенно игривом настроении, Хеди иногда шутила, а не выбит ли он из камня? И чем дольше они с Михаэлем постигали секреты тел друг друга, тем меньше шутки она видела в своих умозаключениях. Капли соленого пота нещадно стекают по ее спине, хотя она и не старается толком. Кайзер полностью взял контроль. Но, видимо, удовольствие, скопившееся в ней, ищет выхода даже через кожу. Температура внутри податливого тела Хеди растет с астрономической скоростью. Кайзеру жарко, до одури жарко: и вверху, и внизу. В горле пустынно пересыхает. Ему как никогда необходимо напитаться. Он плотнее вдавливает Хеди в холодную стену и, хватаясь за ее щеки, напористо целует. Рихтер сдавленно мычит сквозь поцелуй, проводя влажным языком по его идеально ровным зубам. Она цепенеет, крепче обхватывает его за шею, и Кайзер ловит ее условный знак. — Я уже близко, — на повышенных тонах вопит Хеди ему в губы, едва не задыхаясь. Ее упругие стенки содрогаются в конвульсиях, предзнаменуя скорый финал. — Вас понял, — паясничает Михаэль и делает пару контрольных, глубоких толчков. Уже в следующее мгновение Хеди приоткрывает рот, в котором так и остается замерший стон. Член внутри нее пульсирует. Кайзер кончает внутрь, пока она безжизненно плавится в его руках. Хеди укладывает голову, ставшую внезапно такой тяжелой, на его плечо. В легкие будто залили соляную кислоту. Она дышит тяжело, рвано, то и дело сглатывая скопившуюся слюну. Михаэль, гордый собой, целует ее в лоб и чуть отстраняется. — Ты же еще пьешь таблетки? — он аккуратно убирает с ее лба налипшие пряди волос. — Ты очень вовремя об этом спросил, — запыхавшись, как после спортивного марафона, отвечает Рихтер. Поймав во взгляде Кайзера едва заметные нотки паники, Хеди решает подарить ему облегчение. — Пью. — Вот и славно! Михаэль на радостях тянется за новым поцелуем, но отвлекается на шум за спиной. — Есть здесь кто-нибудь? — кричит неизвестный мужчина, нещадно барабаня по дверям лифта. — Сказала же вам! — сломанный возрастом голос пожилой консьержки вынуждает Рихтер ощетиниться и вцепиться в Кайзера, как в последнюю надежду. — Они там! Их двое! Сделайте что-нибудь и побыстрее! — Это Фрау Миллер! — визжит Хеди и принимается судорожно натягивать юбку на место, не обращая внимания на Кайзера, который так и не вышел из нее. — Блять, катастрофа! Жалкие попытки Рихтер ни к чему не приводят. Двери кабины открываются и, как и предсказывал Кайзер, их спасителям предстает пикантная картина: блестящая голая задница Михаэля и голени Хеди, безвольно болтающиеся по обе стороны от его бедер. Хеди, одарив Кайзера гневным взглядом, не предвещающим ничего хорошего, вмиг переключается и выглядывает из-за его спины. — Здравствуйте, Фрау Миллер! — приторно-доброжелательно, как можно более невозмутимо произносит Рихтер. — Как здорово, что вы пришли нам на помощь! Шокированная старушка не находит, что ответить. Только прикладывает ладонь к лицу и часто моргает в надежде развидеть происходящее. А столкнувшись с неудачей — роняет на пол пару пепельно-седых волос. — Салют, бабуля! — Кайзер поворачивается к ней с обезоруживающей улыбкой. — Дайте нам пару минут, чтобы одеться. Мужчина, вызволивший их из лифта, присвистывает и щелкает пальцами. А бедная Фрау Миллер молча удаляется прочь, безвозвратно меняя мнение о Хеди Рихтер — добропорядочной девушке, труженице и приятной собеседнице. Вновь оставшись наедине, Кайзер смотрит на Рихтер и высокопарно заключает: — Я же говорил — работает безотказно! — Похоже, я безотказно переезжаю. — Давно пора, — он целует стыдливо раскрасневшуюся Хеди, для которой румянец на щеках — в диковинку, и добавляет: — У меня двуспальная кровать.