Безэмоциональность

Проснулся я от того, что меня будил папа. И я снова в своей кровати. Снова. Снова в этом чертовом месте. Папа что-то мне взволновано говорил, но я не слушал, пока на некоторое время он не замолчал, а после, немного успокоившись, начал. — «Антон, ну зачем же так. Ты меня испугал до чертиков тогда. Как ты хоть себя чувствуешь?» На лице папы было волнение. Это всё из-за того, что произошло вчера ночью. Я забрал у папы алкоголь, потому что посчитал, что если перепить слишком много алкоголя, то можно умереть. Это был мой единственный шанс, иначе меня откачают и отправят в школу, где я уже никак не смогу себя убить. Я выпил где-то литра 2, не меньше. Меня начало тошнить и папа пришёл ко мне в комнату. — «Антон! Боже, Антон!» Он взял меня на руки и повел в ванну, там меня и стошнило. Он меня успокаивал. — «Тише, тише… Чшшш… Папа рядом, всё хорошо… Всё будет хорошо…» У меня тогда текли слёзы от боли, но лицо было безэмоциональное. Папа меня обнял и прижал к себе, когда я начал было уже засыпать, после рвоты. Меня папа отнёс в кровать и сел рядом. После я уснул. Сейчас папа смотрел на меня, пока я даже не мог выдавить и слова. Голова жутко гудела, а живот разрывало от голода. — «Голова и живот болит.» Я сказал своим обычным голосом. Безэмоциональным и холодным. Папа грустно вздохнул. — «Ладно, сынок. Пойдем, дам таблетку и накормлю тебя.» Папа будто читал мысли. Я сел на кровать. Я был в одной футболке и шортах. Я встал. Ноги как вата. Папа взял меня под руку и повёл на кухню, перед этим надев на меня очки. Мы шли через комнату Оли. Папа мне закрыл глаза, словно я не должен что-то там видеть. У меня на глазах появились крупицы слёз. Я вспомнил Олю. Мою милую, маленькую сестрёнку, что сейчас лежит в могиле. Моё дыхание участилось. Папа быстро провёл меня мимо комнаты Оли и повёл по лестнице вниз. Лестница скрипела. Папа мне убрал руку с глаз. Мы остановились. Я посмотрел на отца, а он на меня. Он встал на одно колено и держал своими ладонями мои предплечья. — «Антон… Я понимаю твою боль по поводу сестры. Я сам её чувствую, но… Прошу… Хотя бы ради меня… Забудь её. Её, уж прости за прямолинейность, уже не вернуть…» Папа пытался не показывать своей грусти, своей скорби, но это очень плохо получилось. Я вытер слёзы и отвёл взгляд. «Забудь её», пронеслось в голове. Как я смогу забыть Олю…? Папа встал и, взяв меня под руку пошёл дальше по лестнице, а я за ним. Мы зашли на кухню. На столе стояло несколько тарелок. На них была каша, а рядом с моей тарелкой было печенье. Прям такое, какое я любил. Я посмотрел на отца. — «Я вот зарплату получил, вот. Печенье твоё любимое купил. Угощайся, сынок!» Папа улыбнулся мне. Во мне пронеслась небольшая радость, но показать её моё лицо не смогло. — «Спасибо.» Всё, что я мог из себя выдавить. Я подошёл к столу и сел на своё место, отец напротив. Мы начали есть в тишине. На удивление, я съел свою порцию быстрее, чем папа. Я уже хотел встать, но папа указал взглядом на печенье, про которое я благополучно забыл. Я пододвинул тарелку перед собой и взял одну печеньку. Я её укусил. Оно было как всегда вкусное. Я съел его и начал жадно есть остальные. Неимоверная пустота в моей душе и дикий голод заставляли меня съедать всё до крошки. Папа смотрел на меня с умилением и грустью. Я съел всё. Папа уже давно доел свою порцию. — «Ну как, сынок? Вкусно?» Папа улыбался. — «Да. Очень. Спасибо.» Всё тем же холодным голосом сказал я. Я ничего не испытывал, кроме вкуса печенья и боли в голове. Папа продолжал улыбаться. Он встал со стула. — «Ну-с. Сиди тут, сейчас тебе дам таблетку от головы и пойдём одеваться в школу.» Самая печальная новость для меня. Я вспомнил своих двух друзей. Рому и Бяшу. Эти двое уж точно не дадут мне себя убить. Они вечно будут рядом, вечно будет со мной. Мои цели были под угрозой. Из размышлений меня вывел звук стакана об стол. В стакане была вода, а рядом была таблетка. — «Вот, сынок, пей.» Отец стал ждать, когда я выпью. Он не стал отходить от меня, ведь он боялся, что я вместо того, чтобы выпить таблетку, возьму кухонный нож и убью себя, как я пытался в прошлый раз. Тогда папа работал несколько дней и несколько ночей и ему вечно приходилось с кем-то говорит по телефону, поэтому за обедом он встал и начал с кем-то говорить по телефону. Я тогда аккуратно встал со стула и взял нож. Я был готов вонзить в себя нож, прямо в сердце. Я вонзил нож в живот. Потом ещё раз. И ещё раз. Я упал на пол, уже будучи в крови. На моё падение папа обернулся и увидел меня на полу с ножом, который я держал за рукоятку. Папа сразу подбежал ко мне, даже не сбросив трубку. Он начал тогда мне что-то кричать, но я не слышал, а слышал только писк в ушах. Меня тогда спасли. Только чудом я не залетел в дурку, где мои попытки самоубийства были бы напрочь остановлены. Я взял таблетку и закинул в рот, после запил водой, не проживав, как я обычно делал. Папа подошёл ко мне и мы вместе пошли наверх. Папа провёл меня в мою комнату. Когда мы проходили мимо комнаты Оли, там было всё закрыто белой пеленой. Видимо, отец закрыл, чтобы я снова не начал плакать. Зайдя, он закрыл дверь. Я переоделся без всяких выходок. Все острые предметы из моей комнаты папа спрятал ещё при первой моей попытке суицида. Я переоделся в школьную одежду, что досталась мне от отца. Она была мне немного велика, но я в ней выглядел нормально. Белая рубашка закрывала мои ладони, скрывая бинты на руках. Поверх рубашки была джинсовая куртка, своим видом напоминающая мне форму милиции. Брюки на меня сели как влитые. Я посмотрел на себя сверху вниз и, взяв рюкзак, вышел из комнаты. Папа ещё не вышел. Странно, но… Это мой шанс. Я начал аккуратно спускаться вниз. Я взял ручку около телефона и вытянул руку. Я готов был воткнуть ручку эту себе в шею. Много раз, лишь бы оказаться вместе с сестрою. Лишь бы не жить в этой чертовой деревушке. Лишь бы не быть в этом прогнившем мире. Без моего лучика света в этой жизни... Я уже начал считать до трёх, как вдруг мою руку схватили. — «Антон! Не смей!» Папа был зол. Он выхватил ручку из моих рук, после положил обратно в корзинку и развернул меня. Я всё также безэмоционально посмотрел на него. Он был зол. Очень зол. Он вздохнул и прижал меня к себе. Он обнял меня. Я никак на это не реагировал. Папа опустился на колени и, обнимая меня, положил свою голову на плечо. Он начал время от времени дергаться. Я чувствовал, как он плакал. Я обнял отца, дабы успокоить его. Я прикрыл глаза. Мы так простояли пару минут, пока папа не успокоился. Он отпустил меня и встал. Он посмотрел на меня грустным взглядом и подошёл к вешалке. Он надел на меня куртку. — «Я мог и сам.» Папа промолчал и надел на меня шапку. — «Сынок, сядь, пожалуйста.» Сказал отец и я послушался. Я сел на стул около входа. Папа начал надевать на меня один сапог. Я его остановил, положив руку на его руку. — «Пап, я могу и сам. Не нужно мне помогать.» Я сказал это с той же безэмоциональностью. Папа убрал руки. Я сам надел сапоги и встал. Папа в это время надел на себя куртку. Он надел на себя ботинки и мы вышли. Мы подошли к машине. Папа открыл дверь и дал мне сесть на соседнее кресло. Я сел. Папа сел за руль. Машина завелась и мы поехали к школе. Мы молчали. Я начал скучать по маме. Папа прервал тишину. — «Сынок, прошу. Я понимаю, что тебе плохо. Ты скучаешь по Оленьке, по маме, по нормальной жизни, в конце концов. Я сам по ним скучаю. Но… Я не хочу потерять оставшегося члена семьи. Тебя. Прошу, Антон. Прекрати это. Прекрати пытаться убить себя. Я понимаю, мои слова ничего не сделают, но я хочу попытаться. Прошу… Ты — всё для меня…» Папа говорил на полном серьёзе. Я посмотрел на него своим обычным взглядом, после оперелся о стекло машины. Я не ответил. Мы доехали до школы. Папа остановил машину. Он вылез и открыл мне дверь. Я вышел из машины, взяв рюкзак. Папа довёл меня до входа. — «Давай, Антон. Я поехал. Пока.» Папа улыбнулся и чмокнул меня в лоб. Я никак не отреагировал на последнее действие. — «Пока.» Коротко ответил я. Папа пошёл к машине, а я зашёл в школу, у входа в которую я встретил своих друзей, которые, скорее всего, шли покурить. Что-то никогда не меняется. — «О! Антоша! Наконец-то вернулся, на! Как тебя давно не было.» Бяша сразу подбежал ко мне с улыбкой. Я не изменил выражение лица. — «Тоха, привет. Ты чего не ходил в школу несколько месяцев? Проебал половину всего шестого класса.» Рома подошёл ко мне. Я всё также не изменил лица. — «Привет.» Кратко ответил я. Они сразу заметили, что что-то не так. Бяша убрал улыбку, а Рома насторожился. — «Что-то не так, Тох?» Рома был прямолинейный. Бяша промолчал, как и я. Рома сразу почуял что-то неладное и, потянув за капюшон, вывел меня на улицу. Я выдернул капюшон из рук Ромы. — «Я сам могу идти. Меня не нужно тащить.» Ответил я безэмоционально. Бяша последовал за нами. Рома взял меня за предплечье и завёл меня за школу. — «Говори, что не так.» Рома был нетерпелив. Я молчал как вкопанный. Бяша был рядом. Рома долго ответа не ждал. Он подошёл ко мне и схватил меня за руки. — «Я тебе сказал: Говори, что не так. Не молчи.» В голосе Ромы звучала злость. Положение дрянь, придётся говорить. — «Родители и Оленька… Они…» Я сказал всего несколько слов, а Рома уже всё понял. Он притянул меня к себе и обнял, что было впервые от Ромы. Из моих глаз потекли слёзы, хоть моё лицо и осталось прежнее. Бяша тоже подошёл и обнял меня. — «Чшшш, брат. Всё нормально…» На удивление, это сказал Рома. Бяша молчал. Немного постояв так, мы услышали звонок и мигом забежали в школу.