Напарник

Дорога до дома Лили заняла всего около часа. Без машины, на автобусах, метро и прочих видах общественного транспорта, Линч бы добирался полдня. Мысли о приобретении своего автомобиля находили смысл, однако их пришлось выкинуть из головы: у Линча не было ни денег, ни времени на такую покупку. Он насильно вернул себя в реальный мир, из которого чуть не сбежал в свои фантазии и воспоминания, и набрал заученные цифры на домофоне. Последовали гудки, продлившиеся с минуту, а после раздался искажённый голос сестры. Как же Линч ждал момента, когда сможет услышать её вживую! Они и вправду слишком давно не общались, даже не созванивались.       — Да?       — Это мы, — оповестил Линч, уверенный, что его голос узнают и представляться не потребуется.       — Проходите!       Домофон издал новые, пиликающие звуки, и металлическая дверь запросто поддалась.       Не успел Линч переступить порог квартиры сестры, как на него с криками налетел маленький Лукас, обняв за коленку.       — Дядя Линч! — радостно пищал он, своими очаровательными большими глазками смотря снизу вверх.       — Привет, приятель, — поздоровался Линч в ответ и поднял Лукаса на руки, внешне не подав виду, но про себя удивившись его весу. Мальчишка заметно подрос с момента их последней встречи. В проходе наконец показалась сама хозяйка квартиры – Лили. С растрёпанным пучком на голове, в мятой растянутой футболке с неловким пятном краски на груди, в стареньких домашних шортах. Уютная, милая и очень уставшая. Она тяжело отстранилась от косяка, на который упиралась плечом, и медленно прошла к гостям.       — Привет, Линч, — выдавила она уставшим голосом, прямо-таки рухнув на братские плечи. Одной рукой придерживая Лукаса, второй Линч аккуратно ответил на объятия, мягко погладив сестру по спине.       — Мам, а кто это? — спросил вдруг Лукас, уставившись на неловко вставшего у стены Джона, дожидающегося, пока Линчи закончат с семейными нежностями.       — А это… — Лили отстранилась от Линча и приблизилась к Джону, гостеприимно ему улыбнулась. — Дядя Джон, полагаю?       — Правильно полагаешь, — ответил тот в своей грубоватой манере, причём на удивление мягким тоном.       — Дядя Джон? — переспросил Лукас отстранённо, видимо обдумывая услышанное. Линч начал чувствовать, как руки постепенно затекают. Он никогда бы не подумал, что просто держать ребёнка на руках может оказаться такой сложной задачей. И как только Лили, бедная, справлялась со всем этим в одиночку?       — Так, приятель, давай-ка становись, — сказал Линч с виду непринуждённо, поставив Лукаса обратно на пол, и тихо, неслышно выдохнул с облегчением.       — А что у дяди Джона с глазом? — спросил Лукас любопытно, внимательно рассматривая лицо Джона с высоты своего роста. Тот тихонько чертыхнулся, что не укрылось от глаз Линча, а потом наигранно заулыбался и присел рядом с мальчишкой на корточки.       — Дядя Джон спасал мир, малёк. И получил небольшую травму.       Линч усмехнулся. «Малёк» – очень оригинальное обращение. Как и идея рассказать некую крохотную сказку, объясняющую полученный в драке фингал. Да уж, Джон не врал, когда говорил, что умеет обращаться с детьми. Лили тихо захихикала, мило и звонко, как маленькая птичка ранним весенним утром. Линч вновь невольно заулыбался. Такая душевная, уютная и, несмотря на, казалось бы, чужого Джона, семейная атмосфера воцарилась в квартире сестры, пропитанной запахом краски и тёплого молока с мёдом.       — Пройдёмте на кухню, — перестав смеяться, со счастливой улыбкой предложила Лили. Все беспрекословно последовали за ней.       Как любая домохозяйка, Лили тут же заметалась по всей кухне, доставая из разных шкафчиков блюдца, чашки, сладости, и расставляя их на стол. Попутно ещё и умудрялась извиняться по пустякам:       — Вы простите, что я так негостеприимно, в таком виде…       — Я не лучше, — усмехнулся Джон, указав на свой синяк. Чувствовал Линч, эта полученная в бою травма ещё не раз станет темой для обсуждения и шуток в течение дня.       — Ой, да ладно, Лили, угомонись, мы сами всё себе сделаем, — попытался осадить сестру Линч. — Тебя разве уже не ждут?       — Ждут, но не оставлять же мне вас вот так. Сядем, выпьем чаю, я всё расскажу, — протараторила она суетливо, мечась от одного шкафчика к другому, видимо забыв, за чем шла.       — Чаю мы себе и сами нальём, а тебе пора уже отдохнуть, — Линч бесцеремонно, подобно Джону, выхватил из рук сестры очередную чашку и поставил обратно. Поняв, что он настаивает, она сдалась и наконец уселась за стол. Парни – напротив неё. Лукас – на полу, возле ног мамы. Вновь воцарилась идиллия и гармония, но лишь на пару секунд, пока Лили не начала говорить вновь, спешно, сбивчиво, попутно пытаясь отдышаться после скачков по всей кухне:       — Так, слушайте. В детском садике каникулы, так что Лукас всегда дома. Гулять с ним нужно утром и вечером. Сегодня утром он уже гулял. Еда в холодильнике есть, на два дня хватит, он у меня всеядный и особо не привередливый. Если есть не хочет – заставлять не нужно, он свою меру знает. Спать укладывать в восемь вечера, гулять через час после подъёма. Так… Ну, вроде всё. Всё запомнили?       Джон издал звук, схожий с тем, что издаёт сломанный компьютер, отчаянно пытающийся функционировать. Линч в общих чертах всё запомнил, да и нового услышал не так много: раньше ему уже доводилось возиться с Лукасом и не раз. Поэтому, заметив обеспокоенный взгляд сестры на Джона и дрогнувшие губы, уже собравшиеся всё повторять, поспешил её успокоить:       — Я всё запомнил, не переживай.       — Я лучше напишу, — решила она сама для себя и подорвалась со стула раньше, чем Линч успел что-либо предпринять. Ему оставалось лишь наблюдать, как она взяла какой-то листочек, ручку, и начала по пунктам выписывать всё, что сказала ранее, своим красивым, аккуратным почерком.       Вскоре перед Линчем лежала бумажка со всеми выписанными правилами касательно Лукаса, которых ему с Джоном предстояло придерживаться в течение двух дней. Лили стояла над столом, не спеша садиться, крутила ручку в руках и обдумывала, видимо, ничего ли она не забыла. Никто, даже Лукас, не смел нарушать тишину и мешать ей. Вдруг из другой комнаты раздалась весёлая знакомая мелодия – звонок телефона Лили. Она вздрогнула от неожиданности и побежала отвечать. Стоило ей отойти достаточно далеко, как Джон, подозрительно ухмыльнувшись, сказал:       — Заводная у тебя сестра. А, можно нескромный вопрос, где её муж?       — В каком смысле? — спросил Линч, грозно понизив голос, и уставился на друга испепеляюще. Тот намёк сразу понял и, подняв руки в примирительном жесте, поспешил объясниться:       — Не-не-не, спокойно! Я просто интересуюсь! Без подвоха!       — Ну, ладно… Давай потом об этом поговорим? — Линч перевёл взгляд на Лукаса. Ни к чему мальчишке было знать трагедию его мамы, во всяком случае в таком возрасте.       — Усёк. Потом, так потом.       На кухню вернулась Лили и, прежде чем кто-либо успел открыть рот, торопливо затараторила:       — Меня уже ждут, так что, простите, не могу задержаться. Извините за такую негостеприимность, обычно я куда культурнее. Если что, я всегда на связи. Забыла сказать, что Лукаса в мой кабинет не впускать, а то ещё надышится краской. И откройте там окно, пусть все два дня проветривается, только задёрните шторы, чтобы, если дождь, картины не намокли. Всё, всех люблю, всех целую! — Лили подошла к Лукасу и по-матерински трепетно чмокнула его в лоб. Он лишь непонятливо спросил:       — Куда?       Проигнорировав его вопрос или попросту не услышав, она бросила на прощание:       — Всё, я побежала! Пока!       И направилась к выходу прямо в растянутой майке и стареньких шортах. Линч, усмехнувшись, напомнил ей:       — Так и пойдёшь?       Лили остановилась в проходе, непонимающе опустила голову. Устало вздохнула, схватившись за край футболки, заулыбалась нервно и принялась оправдываться:       — Я и забыла совсем! Спасибо, Линч! Пойду переоденусь. Парни проводили Лили в коридоре. Она, одетая в повседневные джинсы с ветровкой, со спортивной сумкой наперевес, элегантно помахала им рукой с тонкими изящными пальцами и исчезла за дверью. Вот и всё. На ближайшие два выходных дня Линч и Джон остались наедине с Лукасом, с запиской-памяткой и кучей обязанностей. Решив не медлить, Линч тут же дал Джону задание: посидеть с Лукасом, а сам отправился в рабочий кабинет Лили, чтобы открыть там окно по её просьбе.       Стоило войти в комнату, как в нос резко ударил едкий запах свежей краски. Судя по всему, Лили рисовала точно перед приходом парней. Линч принялся осматриваться – он знал, где находился кабинет, но внутри никогда не бывал. На глаза попадались кучи картин, стоящих у стен и накрытых тканью, видимо ожидающих своего часа, когда они смогут оказаться в руках купившего их коллекционера. Весь пол и даже некоторые стены украшали брызги разноцветной краски, как засохшей, давней, так и довольно свежей. Когда творила, Лили всегда уходила глубоко в себя и особо не следила за окружением, из-за чего часто что-то ненароком роняла, задевала. Эту свою черту она знала, потому пол и нижняя половина стен были надёжно обклеены газетами и прочей ненужной бумагой, которую не страшно пачкать. По-настоящему пострадала только мебель: две табуретки, одна из которых служила подставкой для палитры, тоже перепачканной настолько, что разглядеть её первоначальный белый цвет за слоями краски уже не представлялось возможным, а вторая использовалась по назначению – чтобы сидеть на ней, и, конечно же, мольберты. Всего их было в комнате три штуки, и все занятые картинами. На двух дальних стояли картины, вероятно, законченные, потому накрытые полотном, а на переднем, возле которого стояли табуретки, находилась ещё пишущаяся картина. Линч внимательнее пригляделся к ней. Выведенная простым карандашом женщина с босыми ступнями шла по битому стеклу, оставляя за собой кровавый след. Рядом с ней шёл ребёнок лет трёх по обычной ровной дороге, держащий, видимо, маму за руку. Линч невольно погрустнел. Ребёнок стал для Лили такой огромной ответственностью и тяжестью, что это отразилось на её творчестве, с помощью которого она попыталась изобразить всю свою боль и поделиться ею с миром, не желающим помогать. Он сам, как её брат, делал всё, что было в его силах, но этого слишком мало, недостаточно. В любой семье должно быть двое родителей, и Линч не способен полностью заменить собой настоящего отца хотя бы потому, что на деле он им не является. С каждой минутой всё глубже осознавая тяжесть трагедии Лили, Линч задумывался, а стоит ли Джону это знать? С одной стороны, этот парень хоть и болтливый, но определённо умеет держать секреты, во всяком случае свои собственные, а с другой – он чужак, которому не стоит лезть в чьи-то семейные проблемы. С третьей, он сам отозвался помочь с Лукасом, а это уже означало, что он влез в чужие семейные дела. Линч никак не мог определиться. Он взглянул в окно: времени до вечера ещё предостаточно, успеет обо всём подумать и всё решить. Он, наконец, открыл окно, задвинул шторы и покинул кабинет, для надёжности заперев его на ключ, полученный напрямую от Лили. Выйдя из кабинета, Линч отправился на кухню, где ожидал найти парней, но их там не оказалось. Прокрутившись вокруг себя, словно надеясь отыскать их в каком-то незаметном углу, он замер в недоумении и прислушался. Смех и голоса доносились из глубины квартиры. Понять бы только, откуда. Решив не мучить себя бессмысленными поисками, Линч крикнул:       — Джон, вы где?       — Мы тут! — крикнул тот в ответ громко, так, что вопросов, где они, больше не оставалось: в детской.       Последний раз Линч видел эту комнату несколько месяцев назад, цветную, с яркими обоями и множеством игрушек. С тех пор она претерпела некоторые изменения. Нижняя часть стен, прямо поверх красочных обоев, была уклеена большими листами бумаги, по всему полу разбросаны маркеры, карандаши и ручки, а на этих самых листах – рисунки, узнаваемо Лилины и нелепые детские, из неаккуратных линий и кривых форм, Лукаса. Помимо домов, животных и ярких солнышек он рисовал ещё что-то зелёным карандашом. Издалека Линч не смог признать фигуру, и Джон, словно поняв это, подсказал:       — Ну чё, как тебе твой автопортрет? — он забавно задрал голову, чтобы рассмотреть лицо стоящего Линча, поскольку сам сидел на полу. Линч присоединился к нему – опустился на корточки и внимательнее рассмотрел рисунок. Кривая, слишком вытянутая голова с каким-то чёрным гнездом вместо волос; узнаваемого ярко-зелёного цвета глаза на разной высоте; неровная коричневая куртка с выходящей за контур закраской. Если рассматривать рисунок, как отдельное творение, то он определённо был просто ужасным, но тот факт, что его нарисовал ребёнок, ещё и родной племянник Линча, в корни менял картину. Зная это, Линч находил в кривых линиях нечто большее, чем просто каракули, что-то настолько родное и душевное, что на лице невольно расползалась улыбка.       — Нравится? — спросил Лукас с горящими глазами, безусловно ожидая услышать «да». И даже если бы Линчу не понравилось, он всё равно ответил бы положительно, такая уж учесть хорошего взрослого в общении с ребёнком. Но он абсолютно искренне, без всякой лжи и приукрашивания, ответил:       — Очень. Ты весь в маму, — он приобнял Лукаса за плечи, и тот, очаровательно рассмеявшись, неловко вырвался из объятий. Стеснялся, судя по всему. Линч обернулся на Джона, всё это время молча наблюдающего счастливую семейную картину со стороны третьего лишнего. Стоило как-то приобщить его к их компании, слишком уж отстранённо и тускло он выглядел в стороне.       — Лукас, а не хочешь нарисовать дядю Джона? — спросил Линч, заглядывая в большие детские глаза, разрезом очень схожие с Лилиными и всё же немного отличающиеся по цвету. Лукас поколебался пару секунд, посмотрел на свой рисунок Линча. Затем переспросил тихо, без всякого смысла и цели:       — Дядю Джона?       — Да, — подсказал Линч, мягко улыбнувшись. Джон заметно оживился и чуть приблизился, с интересом ожидая ответа. Вопреки всеобщим ожиданиям, Лукас вдруг затряс головой и громко выкрикнул:       — Нет!       И побежал из комнаты, бросив вслед:       — Я хочу гулять!       — Дети – странные ребятки, конечно… — выдохнул Джон, поднимаясь на ноги и изумлённо таращась на пустующий проход, куда убежал Лукас, с растерянной улыбкой. Вряд ли он обиделся, скорее просто удивился.       — И при всём ты с ними неплохо ладишь, — подметил Линч, тоже вставая.       — Ну, типа. Так чё, идём гулять?       — Лили вроде как говорила, что гуляет с ним утром и вечером…       — Ой, да ладно! Не взорвётся же он от одной лишней прогулки! — Джон по-дружески пнул Линча в плечо. Тот невольно усмехнулся, опустив глаза в пол. Слово «взорвётся» в таком контексте показалось забавным, Линч даже представил: Лукас подскакивает и смешно лопается, как арбуз или пиньята с конфетти, а потом вдруг испугался. Улыбка мигом стёрлась с лица. Перед глазами встала картина летящего на далёкие метры Лукаса со сломанными конечностями и кровью изо рта. Что, если его собьёт машина? Линч мотнул головой и поспешил отогнать жуткие мысли. Видимо переживания сестры передались и ему какой-то уникальной родственной связью. Из страшных раздумий Линча вывел вопрос Джона:       — Ну так чё?       — Да, идём, — Линч судорожно закивал, стараясь оправиться от видения и поскорее его забыть, как и все неприятные мысли. На детской площадке Лукас чувствовал себя как дома. Бегал, визжал, играл, веселился всячески, непомерно много улыбался. Линч с Джоном гонялись вместе с ним, тоже играли, помогали в чём-то и заодно присматривали. Невозможно было не отметить, что Лукас – крайне любопытный и оттого довольно умный ребёнок. Не каждый в его возрасте умел так хорошо разговаривать, а уж тем более задавать вопросы, так ещё какие. В один момент, когда все трое пытались отдышаться после удивительно энергичных догонялок, из-за которых все родители на площадке таращились на парней с недоумением и даже призрением, Лукас вдруг посмотрел на небо и спросил: «А почему облака не падают?». Этот вопрос поставил Линча с Джоном в тупик на долгих несколько минут, но ответа так и не нашлось. Вместо этого Джон умело переключил внимание Лукаса на очередную игру: предложил покататься на горке. Воодушевлённый, он без раздумий согласился. Тогда случилось самое неожиданное, то, чего Линч даже предположить не мог. Он думал, Лукас будет забираться по ступенькам на горку, скатываться, а внизу его будет ловить Джон, и так по кругу. Но игра оказалась куда интересней и необычней. Джон поднимал Лукаса и сажал прямо на горку, где тот сразу же начинал катиться и снова попадал в сильные руки, опять усаживающие его на гладкую поверхность горки. Выходило довольно-таки забавно: Лукас развлекался и смеялся, при этом ничего не делая и только получая удовольствие, а Джон, по сути, качал руки и тоже веселился. Оставить подобное зрелище простым воспоминанием было бы грехом, поэтому Линч, как истинный журналист, тут же схватился за камеру и принялся снимать происходящее как для семейного архива, так и для видеоотчёта Лили, чтобы та поменьше переживала.       Веселье продлилось до того момента, пока на горку не пришёл другой мальчик лет семи. Он попросил уступить и позволить покататься тоже, в чём, конечно же, ему никто не отказал. Скатившись, он не побежал играть дальше, как ожидалось, а внезапно приметил Лукаса. Присел рядом с ним на корточки и стал показывать свою игрушку: странную вещицу, автоматически раскручивающую волчка. Лукаса она мгновенно заинтересовала, и мальчики, за пару секунд став друзьями, принялись вместе играть. Линч с Джоном расценили это, как шанс немного отдохнуть от бесконечного ребячества, и отошли чуть в сторонку, всё же не выпуская Лукаса из виду. Прочие родители на детской площадке продолжали временами косо на них посматривать, что Линч, конечно же, приметил, но не придал этому какого-либо значения. Подобным образом прошло всё его юношество, поэтому он привык. Внезапно, даже немного напугав, сбоку раздался незнакомый женский голос:       — Ваш ведь мальчик в синем комбинезоне? — спросила она, имея в виду Лукаса.       — Да… — неуверенно ответил Линч, не совсем понимая смысла вопроса.       — Это мой с ним играет. Вовочка. В этом году в школу пошли, — зачем-то рассказала она. Эти выходные стали первыми, когда Линч остался с Лукасом без Лили, потому понять происходящее ему давалось с трудом. Так выглядит общение родителей на детской площадке? Так всегда происходит, когда чьи-то дети начинают играть вместе? Хотелось бы ему узнать ответы на все эти вопросы, но интересоваться подобным у этой женщины он точно не собирался, как и у кого-либо другого.       — Ясно, — только и отозвался он сдержанно, не уверенный, как поддерживать диалог.       — А вы тут… вдвоём, да? — вновь спросила она как-то странно, покосившись на обоих парней. В разговор влез Джон, судя по тону заподозрив что-то неладное:       — Вы о чём, дамочка?       — Ну… Вы, выходит, оба его… отцы? — скривилась она.       — Чё? — протянул Джон недовольно, определённо приготовившись грызться. И пока он не взбесился, Линч поспешил умять ситуацию:       — Нет-нет, послушайте! Всё не так. Я его дядя, а он, — Линч показал на Джона большим пальцем, — мой друг. Мы приехали помочь моей сестре с ребёнком. Она просто одна, ей тяжело…       — Понятно, — кивнула женщина и добавила шёпотом, видимо надеясь, что её не услышали: — Слава Богу…       Повисло неловкое молчание, разбавляемое криками детей и разговорами других родителей на площадке. Линч мимолётно глянул на Джона: тот по-прежнему выглядел недовольным. Коротенький разговор с женщиной быстро вывел его из себя, а успокоиться всегда гораздо труднее и дольше. Сведя брови к переносице и поджав губы, он пристально высматривал Лукаса на площадке, и со стороны это выглядело так, будто он искал своего ребёнка, чтобы наказать за какой-то проступок. Линч невольно ухмыльнулся этой мысли, но, вспомнив, что его могут видеть другие люди, быстро стёр ухмылку с лица. Он, конечно, привык к косым взглядам со стороны, и всё же лишний раз выставлять себя дураком не хотелось. Внезапно раздавшийся голос женщины сбоку вновь немного напугал Линча:       — А папаша ваш где?       — Мой?.. — Линча едва не подавился, поразившись такой дерзости. Да и что это за вопрос вообще?       — Его, — кратко пояснила женщина каким-то холодным тоном, кивнув в сторону Лукаса, с интересом играющего с тем семилетним мальчиком. От пояснения вопрос несильно изменился. Женщина совала свой нос совершенно не в своё дело, а как ей грамотно об этом намекнуть и поменять тему разговора – Линч не знал, слишком уж неконфликтным человеком он был и решать вопросы с такими наглыми людьми попросту не умел. Лили в таких моментах значительно смелее него, она бы точно нашла, что ответить. Она бы точно что-нибудь сказала, пока Линч глотал четвёртый ком за минуту и, несмотря на внешнюю невозмутимость, обливался холодным потом. В голове судорожно проносились десятки идей, но ни одна из них не звучала хорошей или хотя бы стоящей: все до единой глупые и бессмысленные, пустые слова, которым никто не поверит и не воспримет всерьёз. Тогда в разговор вновь вмешался Джон, таким же как у женщины наглым тоном спросив:       — А ваш?       — Что, простите? — искренне не поняла женщина.       — Ваш папашка-то где? Вы тут, смотрю, тоже одни.       — Ох, наш? — женщина посмотрела на Джона глазами полными печали и злости одновременно. Выдержав небольшую паузу, она продолжила свой рассказ: — А наш, простите за выражение, козёл оставил нас лет как пять уже. Два годика, молодец такой, продержался, а потом, видно, силёнок не хватило. Лучше у любовницы, у неё-то детей нет, а обслуживает также…       Слушать её трагичную историю жизни никто из парней не собирался. Игнорируя её слова, Линч обернулся к Джону и посмотрел на него глазами, немо восклицающими: «Спасибо». Тот без лишних слов всё понял и тепло улыбнулся в ответ, мол: «Не за что». На вечернюю прогулку выходить не пришлось: Лукас устал и сам не хотел никуда идти. Сидел тихонько на кухне, рядом с болтающими ни о чём Линчем и Джоном, и рисовал что-то простыми карандашами на бумаге. С каждой минутой его движения становились всё медленнее, пока в один момент рука не выпустила карандаш из пальцев, а маленькая головка без сил рухнула на стол. Сначала Линч не поверил, подумал: притворяется. Но потом приподнял голову Лукаса, внимательно взглянул на лицо, прислушался к дыханию, нащупал пульс и убедился, что он на самом деле заснул. Буквально вырубился. Невероятное счастье для любого родителя, очень жаль, что Лили этого не застала. Пометив себе, что нужно будет обязательно рассказать ей о произошедшем, Линч подхватил Лукаса на руки и донёс до его кровати, аккуратно уложил, по-отцовски заботливо чмокнул в лоб и тихо ушёл, чтобы ненароком не прервать детский сон.       Вернувшись на кухню, Линч расслабленно уселся на стул и принялся неспешно потягивать любимый горячий чай. Джон, на какое-то время оставшийся один, также умиротворённо пил кофе, молча смотря в окно, на тёмное вечернее небо, усыпанное яркими звёздами. Такое красивое, бесконечное, спокойное. Линч тоже принялся любоваться видами приближающегося к ночи города. Тишина, заполнившая комнату, не казалась гнетущей или напряжённой – совсем наоборот, она была неким вакуумом, в кои-то веки скрывшем от суетливого шумного мира. Обычно добиться подобного Линчу удавалось только наедине и то крайне редко, Джон же был поистине удивительным и уникальным человеком. Таким, с которым можно и поболтать на самые разные темы, послушать его захватывающие истории, такие же интересные, как хороший фильм или книга, и помолчать без чувства неловкости, спокойно и умиротворённо. Однако растягивать молчание в вечность самому Линчу не хотелось, слишком много вопросов его беспокоило, слишком много слов он ещё не высказал. И тогда, чрезмерно громко на фоне тишины прочистив горло, он сказал первое, что пришло в голову:       — Спасибо.       Джон обернулся, вопросительно уставившись на Линча. Синие глаза под очками сверкнули непониманием и любопытством.       — Спасибо, что помог с той женщиной на детской площадке. Когда она спросила про «отца», я прям растерялся. А ты помог. Ответил, — пояснил Линч с какой-то неловкой, немного смущённой улыбкой. В тот момент он наверняка выглядел глупо, и за это ему было довольно-таки стыдно. Джон выдохнул, тоже заулыбавшись, и махнул рукой:       — Да фигня! Она меня выбесила, я её просто поставил на место. Такая себе помощь.       — Ну, в итоге ты ответил на вопрос, который завёл меня в тупик, вдобавок перевёл тему. Мне это помогло, так что я хотел тебя поблагодарить.       Вдруг собственные слова отчего-то показались глупыми, и Линч поспешил спрятать лицо за кружкой горячего чая, якобы непринуждённо переведя взгляд на сверкающие посреди тёмного неба точечки звёзд. Щёки обдало жаром: неясно, то ли от пара, валящего из кружки, то ли от необъяснимого смущения. Вновь повисло молчание, теперь ставшее неловким. Линч принялся мысленно подбирать темы для разговора, чтобы нарушить эту напрягающую тишину, но в голову, как назло, ничего не лезло. У журналиста, всегда переполненного идеями и вдохновением, всегда готового о стольких вещах поведать миру, внезапно закончились все слова. Очень кстати Джон заговорил первым, вспомнив о давно интересующем его вопросе:       — Кстати о батях. Что насчёт Лилиного? Ну, то есть Лукаса? Ты вроде обещал рассказать.       Линч замер, не прекращая таращиться в окно. За весь день он так и не смог прийти к решению. Так и не выбрал: рассказать или нет. С одной стороны, Джон уже ждал и горел искренним, добрым любопытством. С другой – несмотря на всё он по-прежнему чужак, которому не стоит знать все семейные секреты и проблемы. Оба довода казались логичными, из-за чего Линч просто не мог выбрать между ними. Вновь спрятав лицо за кружкой, он принялся прожигать ночное небо пронзительным внимательным взглядом, надеясь найти среди звёзд правильный ответ.       Смотря долго и упорно, в один момент Линч заметил, что звёзды словно выстроились в кривое «ДА». Изумившись, он ошеломлённо проморгался, отставив кружку на стол, и странное видение тут же исчезло. Линч не верил в знаки судьбы, однако какое-то глубокое чувство наподобие подсознания подсказывало ему, что это «да» означало «расскажи». Он перевёл взгляд на Джона. Тот сидел, расслабленно откинувшись на спинку стула, медленно попивал любимый кофе и терпеливо ждал, не смея торопить, даже не думая об этом: его лицо нисколько не морщилось, на висках не вздувались ни венки, на скулах не проступали желваки. Он в самом деле был спокоен, без какого-либо осуждения дожидаясь ответа на свой вопрос. Это так не подходило Джону, словно этот поступок совершал вовсе не он, из-за чего заставлять его ждать становилось совестно. И Линч принялся рассказывать.       — Да там, в целом, та же история, что и у женщины на площадке, — выдохнул он, понадеявшись, что подобного объяснения будет достаточно. Всё же ворошить прошлое не хотелось. Слишком хорошо он помнил тогдашние слёзы разбитой сестры, себя, ещё школьника, отчаянно пытающегося ей помочь. Слишком много боли тогда пришлось вынести, настолько, что она жутко ранила до сих пор, даже при простом упоминании.       — Чё? Я её не слушал, — беспечно обрушил все ожидания Джон. Линч вновь тяжело вздохнул. Всё же придётся ворошить.       — Молодой человек Лили, от которого она забеременела, оставил её. Ушёл, как только узнал о беременности. Она его очень любила, и, понятное дело, это разбило ей сердце. Она хотела сделать аборт, но на тот момент таких денег у неё не было, а родители… А родители, ещё когда она поступала, ясно дали понять, что не потерпят отношений во время учёбы. Они так и сказали: «Сначала доучись, а потом уже выходи замуж». В общем, они ей не помогли. Ни денег не дали на аборт, у самих не было, ни нянчиться с ребёнком не стали. Так она и осталась матерью-одиночкой. Без отца ребёнка, без помощи родителей, без поддержки…       — Жесть… — только и выдавил Джон искренне шокировано. — То есть её просто бросил какой-то козёл?!       — Да, — Линч печально вздохнул и отпил немного чая. Чуть сморщился. Холодный.       — Сколько ублюдков, блин, живёт! — выругался Джон и раздражённо откинулся на спинку стула. Тоже отпил немного кофе. Едва заметно скривился. Видимо и у него остыл. Свою чашку Линч отставил подальше и устремился пустым взглядом в никуда, а если быть точнее – в сами воспоминания. Смотрел, как фильм, пролетающие мимо картинки, и раз за разом снова проживал те чувства, те эмоции, жгучие и горькие, острые, болезненные. Он снова смотрел на свою сестру, рыдающую от горя и бессилия, давящуюся собственными слезами, хватающуюся своими тонкими женскими пальцами за плечи Линча с такой силой, что даже сквозь слой ткани на коже оставались красные пятна. Невольно он обхватил себя за плечи, вновь ощутив в тех самых местах холод прикосновений дрожащих рук, и попытался их согреть своими, как сделал это тогда – перехватил ладони сестры и крепко сжал в своих, грея, утешая. Очередной внезапный вопрос вырвал из мыслей, и впервые за всю жизнь это оказалось крайне необходимым:       — А чё насчёт тебя?       — Меня? — переспросил Линч растерянно, не сразу поняв, о чём речь.       — Ты думал завести семью? Или девушку? Может, уже есть, хрен тебя… — немного неловко пояснил Джон, будто этот разговор давался ему крайне тяжело, что было совсем немыслимо для такого любителя поговорить.       — Честно сказать, не думал. Родители будут против, если я начну отношения в универе – это раз. Два – я просто не хочу. За всю жизнь я ни разу не влюблялся, так что, думаю, оно мне просто не нужно. А ты? — Линч придвинулся чуть ближе. Джон любил говорить, в том числе о себе, но все его истории не давали никакого понимания о нём, как о человеке, поэтому любая информация была ценной, особенно для любопытного журналиста. На удивление Джон не стал увиливать и ответил сразу:       — Не знаю. Наверное, тоже нет. Отношения – это как-то слишком… сложно. Проще перепихнуться с кем-нибудь разок и разойтись. Это единственные отношения, которые меня полностью устраивают.       У Линча от удивления невольно брови поползли на лоб. Столько новой информации в одной фразе осознать удавалось крайне сложно. И только он собрался с мыслями, поспешил задать ещё пару вопросов, решив воспользоваться расположенным к искренности настроением Джона, как тот внезапно поднялся со стула и произнёс:       — Так, уже поздно, предлагаю баиньки. А то это чудовище нам утром спать не даст.       И, не дождавшись ответа, ушёл, по-видимому, спать. Его аргумент прозвучал крайне весомо, поэтому Линч, придержав все вопросы до следующего подобного вечера, тоже отправился в кровать.