***
Через пару дней ему стало лучше. Сонхун не боялся бродить по улицам в дневное время суток, спускался в метро и заходил в подъезды, отгоняя от себя тревогу. Хисын заверил, что встреча с Минджуном была случайностью: тот точно не следил за Сонхуном и не выискивал его, иначе подошёл бы в совсем другом месте. Людное метро — явно не про это. От этой мысли стало спокойнее… И спокойнее стало от реакции Хисына, который не метался из стороны в сторону, сохранял здравый рассудок, составляя в своей голове цепочку событий. Сонхун боялся, что Хисын может ринуться к Минджуну, поэтому в тот самый вечер попросил его остаться рядом… Благодаря учебной рутине случившееся отходило на второй план. На уроках Сонхун был сконцентрирован, а Рики и Сону забалтывали на переменах и обязательно провожали до калитки, возле которой долго прощались. Им двоим в одну сторону, Сонхуну — в другую, вот они и стояли, обсуждая всё подряд. Но на этот раз были другие планы. У школьных ворот Сонхуна ожидал Чонвон, обмотанный в красный пушистый шарф. Мартовское солнце обманчиво, оно совсем не согревало. Парень осматривался по сторонам, вглядывался в лица школьников, ища среди них нужное. — Чонвон! — окликнул Сонхун, ускорив шаг. После дня рождения Чонвон спросил его номер у Хисына, первым написал, поинтересовавшись, не против ли Сонхун их общения. Почему же он должен быть против? Парень понравился ему внутренним стержнем и… независимостью? Он не шёл на поводу у Чонсона, думал своей головой, рационально подошёл к переезду. Сонхуну многому стоило поучиться. — Куда пойдём? У меня до репетитора два часа… — посмотрев в телефон. — Тут недалеко есть милая кофейня. — Ну веди. Чонвон рассмеялся, а Сонхун пихнул его в плечо, мол, что смешного? — Просто странно осознавать, что ты школьник. Ты выглядишь старше меня. Это всё из-за роста, тёмных волос, классической одежды… Чонвон с его алыми прядями и дутой курткой и впрямь казался младше. А ещё этот рюкзак-мешок за спиной со сменными кроссовками… Не глядя в меню, Сонхун заказал себе две порции мясного салата, пончик и кофе, обосновав тем, что до полноценного ужина ему ещё жить да жить. Чонвон же обошёлся крохотной тарталеткой и стаканчиком американо. — Вкусно? — Сонхун кинул взгляд на чужой десерт. — Неплохо, — а по недовольному лицу совсем не скажешь… — Ты часто здесь бываешь? Бариста тебя узнал. Сонхуна знали во всех закусочных поблизости, просто как факт. — Ну… Я часто здесь обедаю, — он пожал плечами, перемешивая овощи в тарелке. — В столовой мне не очень нравится. — Мне тоже не нравилось. Школьная еда не такая острая, как хотелось бы. Благодаря незамысловатым темам они разговорились. Чонвон точно хотел что-то обговорить, но решил не начинать с серьёзного тона. Чтобы получить как можно больше информации, собеседника необходимо расположить к себе. — Не любишь оливки? — заметив ковыряние в салате. Сонхун неуверенно улыбнулся. Его позвали за тем, чтобы обсудить предпочтения в еде? — Ты хотел мне что-то сказать по поводу переезда? — он поднял глаза. — Не совсем. Ты ведь знаешь, что Хисын-хён заезжал к нам на днях? — и Сонхун кивнул. — Мы с ним немного разговорились. Про тебя. Неудивительно… Чонвон сам рассказал, что Хисын почти не затыкался о Сонхуне, делясь домашними историями. Но, судя по сегодняшней строгости, речь в тот раз шла совсем не об этом. — Я предложил нам снова собраться, на что хён ответил, что больше не оставит тебя со мной один на один. Знаешь почему? — Чонвон зажевал трубочку. Сонхун впервые слышал об этом… Хисын ему не рассказывал. — Я немного не понимаю… — растерялся, быстро захлопав ресницами. — И… почему? — Потому что ты выпил со мной. — Может быть, он так пошутил? — и это не попытка оправдать… Взгляд Чонвона сквозил снисходительностью, уголки губ растянулись в неискренней улыбке. — Он ведёт себя как твой родитель. Или как старший брат. Ты не замечал? Нейтральная обстановка вдруг стала напряжённой. Сонхуну потребовалось несколько минут на размышление. Он не мог не замечать поведение, о котором говорил Чонвон, но на возникавшие в голове вопросы всегда находились ответы. — Мне кажется, у Хисына ко мне смешанные чувства… — говорил тихо, но не робел и не мямлил. В конце концов, чего ему бояться? — На нём ответственность перед моим папой, поэтому… он со мной так носится. Ты ведь… не знаешь всего. — А конкретнее? Если можно, — пережёванной трубочке пришёл конец. Неужто Чонвон тоже нервничал? Сонхун осмотрелся по сторонам, поправил галстук, прокашлялся. Вздохнул. — Когда мы только съехались, точнее, я переехал к Хисыну, папа постоянно ему названивал… Спрашивал, как у меня дела, где я, как я учусь. Если я не отвечал на звонок, он тут же звонил Хисыну и просил его найти меня. И если бы он хоть раз облажался, с него бы сняли три шкуры. Не только господин Пак, но и Мирэ, которая нехило проела ему мозги. — И Хисын-хён выполнял его просьбы? — Вряд ли у него был выбор… — Сонхун подавленно улыбнулся. — Меня ведь просто повесили на его шею… У него была своя размеренная жизнь, а потом появился я. Чудище. — Чудище? — Чонвон хмыкнул. — Хисын называл меня так первое время, потому что я его доставал, — губ коснулась улыбка. На этот раз искренняя и счастливая. — Наверное, поэтому он меня так контролировал… Хисын знал всё его расписание, знал адрес каждого репетитора, знал абсолютно всё. Это, к сожалению или счастью, входило в его обязанности. — Но ведь ты его не контролируешь? Куда ему… Сонхун не вмешивался в чужие планы, более того, он их даже не знал. Неизвестно, сколько Хисын вынашивал идею о переезде. Это дело не одной недели и даже не месяца. И когда бы об этом узнал Сонхун, если бы не Рики? — А тебе самому не хочется больше… самостоятельности? Я ставлю себя на твоё место и мне становится жутко от мысли, что Чонсон окружает меня двадцать четыре на семь. Когда вы вообще отдыхаете друг от друга? Сонхун непроизвольно нахмурился. А разве им нужен отдых? Из-за школы и репетиторов они не виделись целыми днями, встречаясь только за поздним ужином. Но посыл Чонвона был понятен… Последняя их разлука пришлась на зимние каникулы, которая пошла им на пользу. — Мне показалось, что Хисын тогда отдохнул больше морально, чем физически… В том числе и от меня. Он отвечал только за самого себя… как раньше. — Он выпивал и гулял до утра, да? — непонятно к чему были подчёркнуты эти подробности. — В Сеуле он себя так не ведёт. — Нет… Но я никогда и ничего ему не запрещал, потому что не имею права. И я не хочу ничего запрещать. Хисын взрослый человек… Почему я должен? Хисын также не ограничивал Сонхуна. Всё было в рамках разумного. — И я, если честно, не совсем понимаю, к чему был весь этот разговор? Что ты хотел до меня донести?.. Чонвон почему-то улыбнулся, а после вытянул губы трубочкой, будто смакуя свою предстоящую реплику. — Хисын-хён носится с тобой, как курица с яйцом. — Это плохо? — покосился. — Гиперопека — это всегда плохо, — подытожил. — Но в нынешней ситуации ничего не изменится. Вам двоим комфортно в таких отношениях. А вот ваш переезд… Будет трудно. Сонхун ещё сильнее нахмурился. Ему не понравилось, что кто-то анализировал их с Хисыном жизнь и нагло ткнул в нутро отношений. — Я понимаю… — сдержал каприз, не высказав недовольства. А почему? Самое время для дискуссий. — Наверное… Чонвон одарил его острым, но одновременно мягким взглядом. — Вряд ли. И вряд ли у меня получилось, как ты сказал, донести до тебя то, что я хотел. Сонхун отвёл глаза, отодвинул еду. В груди поселились стыд и досада. Пропал аппетит… — Не обижайся на меня. Это нормально, что ты не замечаешь всего и не делаешь выводы. Тебе всего восемнадцать, а мне двадцать два. Разумеется, я смотрю на всё иначе. В разговоре с Чонвоном разница в возрасте не ощущалась как пропасть, в отличие от Хисына, что облегчило восприятие любых его слов. Может быть, дело было и во внешнем виде, мягкости голоса и интонаций, но сама по себе атмосфера их беседы сильно отличалась. Сонхун будто говорил со своим очень мудрым ровесником. — Не знаю, подходящий ли момент, но я всё же скажу, — из-за этого Сонхун снова напрягся. — Чонсон говорил, что с твоим появлением он больше не переживает за жизнь Хисын-хёна. За жизнь? Настолько громко? — Что это значит?.. Чонвон пожал плечами, что означало «понимай как хочешь». Они распрощались на неприятной ноте.***
После разговора с Чонвоном Сонхун ещё долго не мог уснуть… Не утомили даже репетитор, дорога до дома и уроки до часу ночи. Навязчивые мысли не покидали голову… Спавший рядом Хисын видел уже десятый сон, поэтому допроса о бессоннице удалось избежать. Сонхун был озадачен двумя темами: названная вслух гиперопека и слова Чонсона. Забота, именно забота Хисына не была похожа на попытку оградить Сонхуна от любых препятствий и трудностей, не оставляя право на отказ. Сонхун не был в его глазах слабым и беспомощным, по крайней мере, не стремился показать себя в таком свете. Контроль… Да, Хисын мог высказать недовольство по поводу общения с кем-либо, например, очень давно ему не нравился Рики, просил сообщать о своих поздних вылазках и задержках с учёбы. Осенью Сонхуну всё это раздражало, с головой хватало докладывать о своих передвижениях отцу, так ещё и приходилось отчитываться перед каким-то парнем!.. Перед каким-то… Сонхун улыбнулся, теснее вжавшись в горячую спину. Сейчас он понимал все требования Хисына на тот момент, наверное, он бы вёл себя так же, если бы к нему приставили подобное чудище. А что касается фразы Чонсона… Хисын, плавно перевернувшись на спину, сонно промычал себе в ладони: — Сонхун, как же громко ты думаешь…***
— Хисын-хён, вот тут написано, что нужно найти апофему. А апофема это типа… что? Рики дёрнул его за рукав клетчатой рубашки. — Хё-ё-он-н! — Апофема это… — Хисын завис над ноутбуком. У него у самого куча работы, так ещё и внеплановое занятие нарисовалось. — Высота боковой грани правильной пирамиды. Я же тебе объяснял. Всё, решай сам. Хисыну выдали большой проект, подключили в него новых людей, которых нужно было ввести в курс дела. Из университета ему тоже звонили, просили как можно чаще приезжать для обсуждения дипломной работы. Научный руководитель лояльно относился к его занятости, но и просил не забывать про их общую деятельность. Рики… у подростка на носу контрольное тестирование, вот он и напрашивался каждый вечер, чтобы понять всего и побольше. Проще говоря, Хисын был нарасхват, нужен всем и сразу. Но больше всего в нем нуждался Сонхун. После встречи с Минджуном он стал более ранимым и чувствительным. А ещё очень-очень много думал, уходил в себя. Исчезла тактильность. Каждый раз, находя его таким, Хисын старался его отвлечь. — Я решил. Проверишь? — Рики придвинул к нему тетрадь. Придвинул значит швырнул. Хисын смолчал, покосившись строгим взглядом. Быстро ж он его избаловал. В дверь позвонили, подросток ринулся открывать, позабыв о занятии. Он тут уже как свой… Услышав голос Сонхуна, Хисын тоже вышел в коридор, совсем не ожидая увидеть ещё и незнакомого мальчишку. Невысокий, щуплый, среди чёрных волос затерялась одинокая жёлтая прядка. Какой-то детский сад в квартире… — Ты что тут делаешь? — вылупился Рики, ткнув на него указательным пальцем. — А тебе какое дело? — прилетело в ответ. Ясно, они знакомы. И знакомы хорошо. Хисын посмотрел на Сонхуна, тот пожал плечами и улыбнулся, видимо, не зная, как объяснить присутствие подростка. — Это- Не успел сказать, как его перебили: — Здравствуйте… или привет? Меня зовут Сону, я одноклассник вот этого… хама, — указав на возмущенного Рики, манерно поправил прядь за ухо. Хисын не сразу обратил внимание на множественные проколы в мочке. — И знакомый Сонхуни-хёна. А, это тот самый, которому Сонхун проболтался про их отношения. Да, такой, наверное, кого угодно заговорит… Пока Рики нехотя провожал гостя до ванной, к Хисыну прибился его розовощёкий зайчик. — Мы зашли, чтобы я передал Сону книжки, — шмыгнув носом. — А потом мы что-нибудь посмотрим… Сонхун вытащил из сумки два пакета попкорна, посмотрев исподлобья. До чего трогательный… — Сонхун, — схватив прохладные руки, Хисын заглянул ему в глаза. — Только из-за книжек? — Что? — Правда пришли за книжками или… ты побоялся идти домой один? — в ответ только удивлённые глаза. Пришлось добавить подробностей. — …Поэтому ты привёл с собой друга? Казалось, Сонхун вообще не понимал, о чём его спрашивают. Озарение на лице проступило через минуту. — Ты об этом!.. Мы с Сону давно договаривались… Ты же не против? — это он про гостей в их доме. С чего должен быть?.. Хисын был рад, что Сонхун хоть как-то отвлекался и общался с другими людьми. Он знал по себе, что учёба не спасает от тягучих мыслей. — Хён?.. Хисын выдохнул, приобнял Сонхуна за талию, упал лицом на его плечо. Краткий поцелуй в шею не заставил себя ждать… — Хён! — вторил, но с другой интонацией. Сонхун отпрыгнул как ошпаренный. — Они же увидят! — И что? — Хисын ещё раз протянул свои руки для объятий, на что получил прямолинейные отказы в виде отмахиваний. Сонхун продолжал хмуриться, выражая протест, оттого Хисыну ещё сильнее хотелось прижать его к себе. Но у него ровно две причины этого не делать: первая и самая очевидная — гости в доме. Пусть Рики и привык к их телячьим нежностям, Сону — тёмная лошадка, реакция которого неизвестна. А вторая… Сонхун всё ещё был сам не свой. Давить на него с физическим контактом — это худшее, что мог делать Хисын. — Не трогаю, не трогаю. Прости. В глазах напротив не было и намёка на осуждение… — Нет, всё нормально. Не извиняйся… — неожиданно подхватив за кончики пальцев. Понимать бы ход чужих мыслей… Сонхун не дразнил, просто проявлял тактильность по-своему: нежно и осторожно, как бы подсказывая, как с ним нужно обращаться в этот период. Хисын схватывал налету, поэтому, закрывшись в спальной, он мягко прижался со спины и снова уложил голову на хрупкое плечо, задышав чужим телом. За закрытой дверью слышались голоса… Хозяева квартиры никого не интересовали. — О чём они говорят? — шепотом спросил Хисын, тычась носом в ухо. — Спорят про мыло? — Не знаю… Они дураки… Сонхун глухо посмеялся, откинувшись на твёрдую грудь, и уместил крепкие ладони на своём животе, переплетя собственные пальцы с чужими. Сам пошёл на контакт… Ценность момента невообразима. — Твои татуировки бледнеют… — Это нормально, — а сам поглаживал плоский живот, случайно пролезая пальцами в разрезы между пуговицами. — Зайчик… ты мой любимый зайчик. Сонхун выдохнул и остановил ласку, взяв на себя инициативу: провёл подушечками пальцев по костяшкам, повторяя чернильные завитки, соскользнул до запястных косточек, зацепившись за наручные часы и резинку для волос (Хисын всё ещё не подстригся, собирал хвостик), крадясь по выпуклым венам. Это было настолько интимно, долгожданно, трепетно… Хисын бы отдал всё, чтобы это мгновение никогда не заканчивалось. С кухни раздался грохот. — Нам нужно идти… Мы ведь не одни. — Сонхун, я так по тебе соскучился, — вцепился как в спасательный круг. — Постой со мной вот так… немного. Усталость, недосып, недосказанность в одном флаконе. Неразрешимость ситуации. Хисын чувствовал себя ещё более паршиво, не имея возможности дотронуться до самого дорогого человека. — Ты очень устал… — Рики выжал из меня все соки. Сонхун задрожал грудной клеткой — рассмеялся. — Я тоже выжимал из тебя все соки? Вспомнились их совместные занятия… Реши, объясни, сделай. Сонхун мартышкой висел у него на плечах, умоляя помочь с уроками. Хисыну уже тогда хотелось сделать его своим… — Нет, ты… другое. — Какое другое? — Тебя я люблю. Хисын развернул его на себя, взглянув в погрустневшие, в самые любимые и ласковые глаза. — И я сделаю для тебя всё, что от меня зависит. — …Хён, тебе стоит побриться. Хисын сказал такие важные слова, а Сонхун ему… про бритьё? — Что? — Побриться. Иначе мне будет больно тебя целовать, — как ни в чём не бывало. Внезапная смена настроения. — А мы будем целоваться? — Если ты хочешь. Больше всего на свете… Хисын склонил голову и почти впечатался губами в чужие, как его тут же остановили, плотно зажав рот ладонью. — Не сейчас!.. — строгим тоном, вскинув брови. — Ну жайчик… — промямленное в руку «зайчик». Сдавшись, Сонхун всё же опустил ладонь, перед этим погладив щетинистую челюсть. Он тоже соскучился… — Ты только намекни, и я поцелую тебя в ту же секунду. Хисыну была адресована скромная улыбка…***
Вернувшись на кухню, первым, что увидел Хисын, был Сону, выглядывающий из холодильника. Мальчишка скептически посмотрел на него, затем — на Сонхуна, которому задал молчаливый вопрос, понятный только им двоим. — Хисын-хён, не обращай внимания, — подал голос Рики, ощутив напряжение. — Он и у меня дома так рылся. Хорёк! — Сам хорёк! — Сону надул губы. — Просто вас долго не было, я проголодался… Он виновато крутил банан в руке, не зная, как теперь быть. Сонхун вовремя заметил его смущение, которое свел в ноль, тоже прихватив с полки мытые фрукты. Рики же досталось переспевшее яблоко, от которого он заворотил носом. Фруктовый сыр-бор прервал Хисын, попросив их не наедаться перед ужином. — Хён, ты прямо как моя мама, — улыбнулся Сону, утягивая Сонхуна за собой. — Она строго следит за тем, что я ем. Ну, знаете, жиры, клетчатка, белок и всё такое. Папа постоянно ей говорит, что она чересчур обо мне печётся. Как курица с яйцом! Пауза. — …как… курица с яйцом… …почти шёпотом повторил Сонхун, замерев взглядом в пол. Хисын понял чужой ужас только по одним распахнутым стеклянным глазам. Как в замедленной съёмке Сонхуна увели в его комнату, закрылась дверь, заговорил Рики. — Хён, а занятие? Всё как в густом тумане… А чем гуще туман, тем больше неизвестности.***
В суете привычных событий наступило пятнадцатое марта. Хисын сидел в машине и постукивал по рулю, как и капли дождя по крыше, обводя взглядом припаркованные автомобили у ресторана. Один дороже другого. Неудивительно, военные в Корее — ценные и обеспеченные люди, именно они заказали крупный банкет по причине избрания молодой крови в свои войска. И Минджун был в их числе. Время близилось к десяти вечера, никто и никуда не расходился, казалось, что пиршество в самом разгаре. Трафик людей, покидающих и возвращающихся в ресторан, был нескончаем. Мужчины в военной парадной форме (у некоторых из них висели награды на груди) устроили перекур у входа, их спутницы, дамы разных возрастов, курили в другом месте, более уединенном, и затягивались они более изящно, боясь испортить красную помаду. Хисыну, на самом деле, было всё равно на всех присутствующих. Его волновал только один человек, который так и не попался ему на глаза за все два часа пребывания. Минджун точно был здесь. Хисын видел его родителей, приехавших на торжество проводить своего сына, отдать его в руки государства, расцветая от гордости. Было бы чем гордиться… Из-за нервов проявилась старая привычка — ковыряние заусенцев. Стук в стекло его настолько напугал, что широкий шмат кожи был сдернут в длину фаланги. Больно, много крови. Хисын машинально приложил палец к губам, посмотрел в сторону. Тот, кого он ожидал, пришёл к нему сам. Минджун потёр коротко стриженную голову, смахнул хилые капли с плеч, постучал ещё раз. В груди стрельнуло. Удар, снова удар. И вспышка гнева. Один портрет Минджуна заставил вернуться Хисына в прошлое… …от которого он убегал. Стекло опустилось. В салон тут же забежали ветер и сырость, посторонние голоса и еле доносящаяся музыка из ресторана. — Шёл мимо, думал, твоя или не твоя, — речь о машине. — А потом приглянулся к номерам — твоя. Всё ещё катаешь на старой? Он говорил твёрдо и резко, словно обрубал куски плоти, был уверен в себе. Задранная голова и руки в карманах прямых брюк — расслабленная стойка. Минджун не боялся Хисына. — Лучше на старой, чем на метро. На чужом лице возник вопрос. — Объяснишь? — А ты не понимаешь? — Хисын всё ещё сидел в автомобиле, не желая покидать тепло. Минджун постучал костяшками по мокрой глянцевой крыше, как бы размышляя над сказанным. — Так, так, так… Дай подумать, — почти присвистывая от простодушности восприятия. Стоило вспомнить Сонхуна, который рыдал взахлёб, истерил, не мог прийти в себя и до сих пор не оправился от той встречи, как Хисын стиснул зубы и зло выдохнул через нос, пытаясь взять себя в руки. — Нет, я правда не помню. Не подскажешь мне, что было в метро? Мы с тобой виделись или? Он ещё и не помнит. Хлопнула автомобильная дверца. Как и что-то щёлкнуло в голове Хисына. Агрессия… А дождь, казалось, только усиливался. — Ты издеваешься?! — рявкнул, наседая, пользуясь преимуществом в росте и массе. Хотелось толкнуть, ударить, изуродовать это лицо… нет, эту морду. Неподалёку как раз образовывалась подходящая лужа. — Тише, Хисын, — надо же, заволновался за чужие взгляды, направленные на них двоих. Крик Хисына услышали многие. — К чему твой бунт? — Минджун попытался дотронуться до чужого плеча, как его рука тут же была скинута. — Всё ещё не понимаю, для чего ты приехал. Если не поздравить, то что? — Ты реально идиот или прикидываешься? Внезапно выступила улыбка озарения. Усмешка. — О. А, я понял. По-о-онял… Твой школьник тебе рассказал. Точно, мы же виделись несколько дней назад. Он повзрослел. — Что ты ему наговорил? Что ты с ним сделал?! — схватив за ворот кителя. Хисыну наплевать на мишуру парадной формы и на бренчание монет на груди. От Минджуна слабо несло алкоголем. — Не ори, придурок, — он прошипел и оскалился. — Нас все слышат. — А чего ты боишься? Запятнать свою репутацию? — чистая правда. — А может, мне зайти на ваш банкет и рассказать им всем про Юнсо? — Юнсо… — максимально отрешённым тоном. Каждая клетка тела пропитывалась яростью. — Блять! Ты этого даже не помнишь!!! — Помню, Хисын. Я его помню, — Минджун высвободился из его рук, сделал шаг назад. — Прекрати орать, ненормальный. Возьми да покури. Или пожуй свои колеса. Или ты их больше не принимаешь? Он знал больше, чем следовало. Хисын на секунду впал в шоковое состояние. — Твоему школьнику я ничего не сделал. Или он успел что-то напиздеть? Той ночью, когда Сонхун вернулся, Хисын ещё очень долго не мог уснуть. Он и не собирался спать. В голове красным цветом мигала мысль, что ему нужно поехать к Минджуну. Хисын хотел сорваться, он почти сорвался. «Обещай, что будешь со мной» — ещё одна красная вспышка. Состояние Сонхуна волновало сильнее, поэтому Хисын остался дома. Очередной алый сигнал. Это было вынужденно. Он поднял пижамную рубашку Сонхуна до рёбер, спустил штаны вместе с бельём до колен и, задержав дыхание, раздвинул ягодицы. Громкий облегчённый выдох… Всё было чисто. Ни одного следа, синяка, ссадины. — Я его не тронул. И не трону, обещаю. — Минджун… — Хисын облокотился о мокрый автомобиль и сделал паузу. — Грязь с подошвы ценнее, чем твои слова. В ответ только тихий смех гиены, быстро сошедший на нет. Затянулось молчание. — Сонхун похож на него, да? Нет. Он и Сонхун не похожи. Но Хисын промолчал. — А ты вообще не изменился. Даже волосы как в школе. Отросшие… — Как и ты. — А как же это? — указав на погоны и медаль на груди. «Воин особого класса». — Это достаточно почётное звание. Теперь очередь Хисына насмехаться. — Господи, да ты как кусок дерьма в конфетной обёртке. Кто-то из толпы настойчиво позвал Минджуна к себе. Старшие по званию? Хисын не разбирался в военной иерархии. — Честно сказать, Хисын, я был рад тебя увидеть, — вот это честь. — За прошедшие годы я осознал, что сделал много плохого. Так что… прости. У меня восьмая часть, если что. Может, пересечёмся. — А может, ты там сгниёшь? Хохот. — Может. На рукопожатие Хисын не ответил. Не пачкать же руки… — Забудь мой адрес. Всего наихудшего.***
— Во французском госпитале, куда попал князь, решили, что он не выживет и сдали его на попечение местным жителям. В вечер понедельника Сонхун намывал ванную и слушал краткое содержание романа «Война и мир». Очень краткое. У него не хватит времени прочесть его самостоятельно, поэтому был выбран вариант ускоренного изучения. Чтиво — кладезь аргументов для экзамена, пройти мимо него невозможно. К тому же экзаменаторы ставят дополнительные баллы за использование зарубежной литературы. В вопросе поступления даже один балл может сыграть важную роль. — Зайчик, я дома. Захлопнулась входная дверь. Сонхун внутренне улыбнулся, выключил подкаст и прислушивался к чужой рутине: брякнули ключи, вжикнула молния куртки, кроссовки были убраны в полку. Хисын подошёл через минуту, лохматый и во всём спортивном. — А я думал, ты забыл про уборку. Умница, — на это Сонхун поднял голову и хмыкнул. — Я переоденусь и помогу тебе. Теперь они драили вдвоём… Хисын взял на себя бортики ванной, Сонхуну досталась раковина, кран и шланг. Раз в месяц они устраивали капитальную чистку сантехники, прочищая труднодоступные места и убирая налёт с поверхности. — Как… на кафедре? — после того, как завершилось повествование про роман, спросил Сонхун. — Не ругали? — Они и не ругают меня, — Хисын посмеялся. — Я делаю столько же, сколько остальные студенты, просто в немного другом темпе. — Тебя долго не было, вот я и подумал, что возникли проблемы, — обернулся и поправил ободок на голове, морща нос от химозного запаха. — Нужно было кое-куда заехать. Сонхун нахмурился, отложил пенную губку, снял длинные резиновые перчатки, достающие ему до локтей, и скрестил руки на груди, якобы, я весь во внимании. В глазах Хисына — спокойствие… Наверное, впервые за долгое время. — Я был на вокзале… Минджун уехал. Проводил своими глазами. Вот оно что… Сонхун думал, что Хисын ограничится одной встречей, но он ещё и лично проследил, как тот сел в вагон. В ту же ночь, когда происходил банкет военных, Сонхун ночевал у Мирэ. Так совпало, что он приехал проститься с ней перед долгой разлукой (её не будет в стране больше двух месяцев), а Хисын приехал проститься с Минджуном. Ничего не подозревавший Сонхун почти дремал в гостиной, как вдруг раздался телефонный звонок. Это был Хисын. — Можно я приеду? И приехал. Глубокая ночь, дождь, ветер. Они стояли на крыльце, вслушиваясь в громкий стук капель о крышу. Хисын чиркнул зажигалкой, выдохнул в противоположную от Сонхуна сторону. От холодного ветра его спас домашний плед, который позже был брошен в стирку. Хисын вкратце пересказал ему диалог с Минджуном. И в конце тихо добавил: «Ничего особенного, да?». Его потрясывало. — Хён… Пойдем в дом? Я тебя согрею… Сдерживающий свои эмоции с другими Хисын мог показать своё состояние только Сонхуну, не боясь обнажить свои слабости. Дрожь, беззащитность, потерянность… — Он сказал, что уедет через четыре дня. Минджун его не обманул… В это даже сложно поверить… Человек, которого Сонхун боялся на протяжении полугода, наконец исчез из города. Его больше нет… — Зайчонок, ну ты чего? — Ничего… — а у самого заслезились глаза. Это всё едкое средство… — Иди ко мне. Хисын тоже сбросил перчатки, прижал Сонхуна к себе, крепко-крепко зацепив руки на его спине. Это их общее… Они разделяли друг с другом это чувство в груди, для них двоих в скором времени наступит долгожданное умиротворение… — Не плачешь? — Не плачу, — промычал в чужую грудь, из-за чего Хисын усмехнулся и поцеловал его в макушку. — Посмотри на меня, — и Сонхун посмотрел, подняв намокшие глаза. Грустные коровьи — всё как раньше. — По взгляду вижу, что хочешь что-то сказать. И не первый день. Проницательность и способность уловить настроение — не ново в их отношениях. — Это касается моей встречи с Чонвоном, — искажённым грустью голосом. — Он тогда мне сказал, что… у нас с тобой… нездоровые отношения. Как будто бы ты ведёшь себя как мой родитель… И вообще, носишься как курица с яйцом… А потом- — Чего? — Я не договорил, — сбивчиво, отведя глаза в сторону. — Я немного отпустил этот разговор, а потом пришёл Сону и рассказал про своих родителей… Что и мама с ним носится, как курица с яйцом. И я задумался… Хисын выгнул бровь. — Что, если ты и правда… относишься ко мне… видишь во мне… не партнёра. — Господи, Сонхун… — приставив ладонь к лицу. — А кого, по-твоему, я в тебе вижу? Ребёнка? — Ну не ребёнка… Но я не знаю… Неравного себе. Именно это имел в виду Сонхун. — А с каких пор Чонвон оценивает отношения? Здоровые, нездоровые. Человек, который не разобрался в собственных, лезет в чужие. — Хисын… Может, зря Сонхун ему рассказал? Вдруг это повлияет на их с Чонсоном дружбу… — Что Хисын? — не скрывал своего раздражения. — Я не хочу, чтобы к тебе лезли с промывкой мозгов. Он мог высказать это прежде всего мне, но решил давить на твою доверчивость и наивность. — Ну послушай… Он не хотел промывать мне мозги… Наверное. Он делился своим опытом, вот и всё. Не относись к нему плохо после этого, пожалуйста. И… не говори об этом Чонсону. Хисын облокотился о стиральную машину и Сонхун тут же уместился под боком, клюнув носом в шею. — Курица и яйцо… — в пренебрежительном тоне. — Какое из тебя яйцо? Ты как минимум уже цыплёнок. Птенчик… Сонхун рассмеялся. — Значит, ты курица? Или петух… — Сонхун. Настроение поменялось… Хисын навалил его на себя, мягко поцеловал в лоб, попросив не слушать чужих непрошенных советов. А слушать только своё сердце… А о чём говорило ему сердце? — Я не сказал тебе самого главного… — с трепетом и крохотной улыбкой. — Я очень… очень хочу с тобой уехать. — …но? — Хисын напрягся. — Без «но». — То есть..? — То есть это мой ответ… На Сонхуна смотрели большие недоумённые глаза, будто не верили сказанному. Сколько Хисын жил с этой мыслью? Сколько он прокручивал в голове этот момент? Он был готов к отказу? Или его устраивало только согласие? — Ты ничего мне не скажешь?.. — Сонхун растерялся… — Скажу, что очень люблю тебя, — выпрямился, не теряя зрительного контакта. — Просто я в шоке. Ты так долго молчал, мне показалось, что иногда ты увиливал, боялся озвучить отказ. Я был не прав… — Хисын, я… — Знаю. Знает, что Сонхун тоже его любит. — У нас с тобой начнётся новая жизнь… Абсолютно другая. Свободная. Мы больше не будем прятаться. Глаза в глаза. — Заведём собаку. Лабрадора. Я знаю, ты очень хотел… — склонившись лицом к лицу. — Или кошку… Как угодно. Хисына было не остановить… — Мы так красиво обставим нашу квартиру, посадим зелень… и не просто на подоконнике, а на всём балконе. Прямо как ты хотел… И… И уже было неясно, кто кого поцеловал первым. Оно и неважно… — И мы распишемся. Хочешь? Поцелуй замедлился, но не прекратился. — Хисын… — Ты всё ещё хочешь в Чехию? Или… тебе приглянулась… другая страна? — губами в губы. — Мы можем всё пересмотреть. Лишь бы тебе… Неужели он ещё не понял… — Хисын, я с тобой, ради тебя… …я хоть куда.