Однажды и я стану чьим-то счастьем

Голова раскалывается от боли, но лучше уж боль, чем полное отсутствие ощущений. Тело ещё не совсем подчинялось Эмме, но, по крайней мере, она чувствует лопатками, что лежит на чём-то твёрдом и неровном. Глаза резко распахнулись. Её окружала темнота, но свет все же пробивался сквозь маленькое зарешеченное отверстие в нескольких метрах от земли. Почему-то сердце сейчас билось очень быстро, словно в ожидании чего-то волнительного, того, что пока что известно только ему… Где она? В голове лихорадочно всплывали размытые силуэты произошедшего. Рейв, огонь, много огня, стремительно заполняющий комнату портал и тьма, тьма, тьма… Рейв попал в шляпу, и то же самое случилось и с ней… Значит, с Реджиной всё хорошо, пока что это главное. И всё же теперь их разделяет то, что не разделяло никогда — граница миров, преодолеть которую невероятно трудно, если вообще возможно… Может ли статься, что судьба, и так разлучавшая Рыцаря и Королеву не раз, вновь сыграет с ними шутку ещё более злую и извращенную? Может ли статься, что она никогда больше не встретит взгляд этих холодных, но прекрасных карих глаз?.. Эмма вздрогнула, мгновенно придя в себя окончательно. Слабости как не бывало — она вновь совершенно точно видит перед собой ЕЁ глаза! Но как? Откуда? Она оттолкнула Реджину, королева просто не могла здесь оказаться! — Я рада, что вы пришли в себя, — донёсся голос обладательницы этого взгляда. Эмма выдохнула. Теперь она видела, что женщина перед ней точно не Реджина: она намного старше, лицо её имеет более острые черты, и на ней наряд, подобных которому Свон встречала лишь в одном из миров — в мире, в котором рождалась дважды… — Не волнуйтесь, вашему другу ничего не угрожает, — продолжила говорить женщина, кивнув куда-то в угол подземелья, в котором точно так же, как Эмма минуту назад, лежал без сознания Дэвид. — А он здесь как?.. — Эмма растерянно перевела взгляд на Принца. — Неважно. Кто вы? — Моё имя Кора, — представилась женщина, степенно опуская голову в снисходительном полупоклоне. — А что это за место? — В узком или широком смысле? — усмехнулась Кора. — Что ж, отвечу на оба вопроса. Мы с вами в подземной темнице, в которой я томлюсь уже много лет… А занесло вас в Зачарованный Лес. — Зачарованный Лес? — вскинула брови Эмма. — Мы думали, что его больше нет. — Большую часть королевства постигла именно эта участь. Однако по какой-то причине заклятие моей дочери не тронуло этот участок земли. — Значит, нам нужно найти способ… — начала было Эмма, но затем осеклась. До неё лишь теперь дошел смысл сказанного Корой… «Заклятие её дочери»? Так вот почему ей так знаком этот взгляд, вот что заставило её в первое мгновение принять эту женщину за Реджину… — Вашей дочери? — хрипло переспросила Свон. — Вы мать Королевы? — А вы знакомы? — Да… — выдохнула Эмма. — Да, мы… знакомы. И несмотря на весь ужас этой ситуации, несмотря на то, что теперь её и Реджину разделяют миры, она не могла не улыбнуться. Странная штука — судьба, она, наверное, никогда не устанет преподносить Эмме Свон новые сюрпризы… Реджина никогда не говорила о своих родителях, а Рыцарь и не расспрашивал, боясь задеть болезненную тему, но теперь, в таких странных обстоятельствах и совершенно неожиданно она знакомится с её матерью… Удивительно, не правда ли? — И как она? — спросила Кора. — Все ещё раба тьмы и винит в этом меня? Эмма поймала взгляд женщины — такой же магнетически-печальный, как у её дочери. Лишь теперь она вспомнила нечто такое, что встало комом в горле, не позволяя говорить с Корой. Та выжидающе смотрела на неё, не подозревая, ЧТО происходит сейчас в голове у Рыцаря… Эмма вспомнила тот единственный раз, когда Реджина говорила о матери. Тогда, в их последний вечер после крестьянского «бала», эта деталь казалась такой незначительной, но сейчас… Королева рассказала тогда о смерти своего первого возлюбленного, Дэниэла. И умер он от руки никого иного, как женщины, сидящей напротив. От этого страшного осознания Эмму отвлек шум, доносящийся откуда-то сверху. Она вскинула голову, всматриваясь в силуэты, с трудом различимые на фоне пасмурного неба. В какой-то момент двое из них одновременно наклонились и с грохотом подняли решётку, а затем к ногам Эммы упал конец грубой верёвки. — Пришли в себя? Чудно, — донёсся грубый мужской голос. — Наш лидер хочет с вами поговорить. Стоило Эмме оказаться на поверхности, наконец нащупать ладонями сухую траву, её подхватили под локти всё те же двое. Всё, что Свон могла сказать о них — пусть эти люди и мыслят о себе, как о тех, у кого есть преимущество, они определенно таковыми не являются — доспех есть только на груди, и то не самый прочный, а из оружия — лишь мечи не самой искусной работы… Пожалуй, она могла бы легко вырваться из их рук, но пока что не видела в этом смысла. Да ей сейчас и не до того… Этот мир сильно изменился с тех пор, как она была здесь в последний раз. До чего это было давно, считай, жизнь назад! Она оглядывала кроны высоких деревьев, шелестящих, казалось, у самого неба; под ногами хрустела трава и давно высохшие осенние листья. Ветер играл со светлыми волосами так же легко и весело, как всегда — ему неважно, мчится ли она верхом по просторному полю или идёт, грубо сдерживаемая двумя парами рук… — Она здесь, — объявил один из «стражей», обращаясь к воину, стоящему к ним спиной. Что-то внутри Эммы дрогнуло то ли облегчением, то ли волнением… — Белый Рыцарь? — удивлённо воскликнула молодая женщина в отливающих бронзой доспехах. — Отпустить, — небрежно бросила она непонимающе переглянувшимися между собой мужчинам. — Я сказала, отпустить! Если бы я знала, что это ты… — Считай, извинения приняты, — холодно улыбнулась Эмма, чувствуя, как угли, казалось, давно угасшей ярости вновь загораются в её душе. — Мулан.

***

Зачарованный Лес Много лет назад... — Будешь разводить костёр? — поинтересовался Белый Рыцарь, поправляя седло на спине Аластора. — Это же Зачарованный Лес. В этих краях огры — большая редкость, — ответила Мулан, отряхивая руки от высохших кусочков коры. — Пока что, по крайней мере. Если что, меч при мне, в лучшем случае, скрасят мне одиночество. Они засмеялись — и смех расстелился негромким эхо по лесной поляне. — На что тебе туда ехать? Ты же терпеть не можешь свет! — Мулан привычно пропустила пальцы сквозь белоснежную гриву коня. — Могли бы выпить в той деревушке — после твоего недавнего подвига старина Джон тебе эль нальёт задаром. — Он нальёт эля, а там будет лучшее вино, и тоже задаром, — усмехнулся Белый Рыцарь. — Да брось, ни за что не поверю, что ты будешь терпеть душный бал из-за вина. Выпьешь в таверне стакана три-четыре, и разница между вином и элем сотрется сама собой. — Таверна… Кому-то не терпится снова увидеться с Анной-Марией? — съязвила воительница, зная, что удар попадёт в цель. — Что ж, какая-никакая причина, — как могла, невозмутимо ответила Мулан. — Но на что тебе сдался этот бал? Эмма перекинула ногу через лошадиную спину и взглянула на уже готовящееся к закату небо. Ответа на этот вопрос у неё не было. Сколько приглашений от правителей разных королевств, от Аргабы до Эренделла, она получала, стоило ступить в их владения, и ещё ни разу не посетила ни одного роскошного приёма… Так что изменилось сегодня? Она может остаться, может и правда просто взять и выпить с крестьянами в таверне, вознося хвалу чудному воскресному вечеру под волшебные песни флейты… Но она идёт на бал. Непонятно, зачем и почему, но она идёт, это решение принялось само, помимо её воли, и теперь не в её силах было ему воспрепятствовать. — Думаю, мне пора, — коротко произнесла она. — Знать опозданий не любит. Будешь в таверне — принеси мне эля — уверенна, Анна-Мария не будет против. Ты развлекайся, ну а я… Постараюсь не умереть со скуки. Она посмеялась вместе с Мулан над собственными словами, но когда Аластор понёсся стремительно сквозь лесную чащу, лицо её приобрело отстранённое выражение, а глаза — свой обычный холод. Здесь, в лесу, её никто не увидит, даже прояви она вдруг посетившую её слабость. Но Рыцарь уже давно привык прятать за этой маской любые неугодные ему эмоции: например, странное волнение и этот страх, по непонятной причине поселившийся в его сердце перед вечером, что навсегда изменит его жизнь…

***

— Ты вчера поздно вернулась, — Мулан обогнула дерево, у которого сидел Рыцарь, задумчиво глядя прямо перед собой. — И, видимо, не спала всю ночь… Что вчера было? Эмма молчала. Взгляд её был направлен на сухую осину напротив, но видела она явно не её… — Помнишь, Аргайл говорил нам: «У мудрого воина душа и сердце в броне»? — глухо произнесла она. — Помню, — её серьёзность передалась и Мулан. — Но что бы вчера не случилось, ты можешь, как всегда, поделиться этим со мной. — Боюсь, не в этот раз, — ответил Рыцарь, впервые оглядываясь на друга. — И, боюсь, я не смогу отправиться с тобой дальше, прости… Я задержусь здесь на какое-то время. Она знала — Мулан не обидят её слова. В ней всегда было что-то такое, благодаря чему Эмма и смогла однажды назвать её своим единственным другом. Все смотрели на Белого Рыцаря с благоговением и даже страхом, считали за небывалую честь обменяться с ним хоть парой слов… Только не она. Даже встретив Рыцаря впервые, она не трепетала в волнении, не говорила исключительно восторженные слова — даже наоборот, часто подкалывала и была той единственной, кто мог бы в открытую заявить, что Эмма поступает необдуманно и глупо. А главное, самая приятная её черта — она никогда не лезла в душу. И даже сейчас, снедаемая интересом и беспокойством от неожиданной перемены в поведении друга, она не стала его расспрашивать. Да это было и не нужно — сердце подсказывало Мулан, что лишь одно могло стать причиной необычной задумчивости Рыцаря — то, что для самой неё оставалось ещё тайной, чувство, которое однажды она боялась и одновременно желала испытать…

***

Месяц спустя Не успел в лесу смолкнуть стук копыт Аластора, из самой чащи донеслась поступь других… Рыцарь не обернулся на этот звук — сейчас ему неважно, дикий ли это олень или человек, чьего появления он ждал. Рыцарь дышал тяжело, словно на собственных ногах пробежал все эти несколько миль, отделявшие эту поляну от дворца короля, в который он, должно быть, не вернётся уже никогда… — Здравствуй, — донёсся знакомый голос. Послышался шелест плаща, и вот всадник уже стоит рядом с Рыцарем, держа в руках узду. — Давно не виделись. Сколько времени прошло? Месяц? — Наверное, — тихо ответила Эмма. Мулан коснулась её плеча, но затем сразу же отняла руку — она знала, что Рыцарь не любит прикосновения. Ещё никогда он не выглядел так измученно, это не могло не пугать Мулан, которая видела друга после самых тяжёлых битв, после плена и пытки… Но никогда его лицо не напоминало настолько застывшую восковую маску, и никогда в глазах не было этой отчаянной, почти звериной боли. — Ты с ней попрощалась? — тихо спросила она. — С ней? — глухо переспросила Эмма. — Откуда ты… — Я слишком давно тебя знаю. С тобой никогда такого не было, тому может быть лишь одна причина… Но вспомни: битвы с врагами излечили твою душу, когда ты осталась сиротой, ты сполна отомстила убийцам отца. Эта война будет долгой, представь, сколько побед нас ждёт! — глаза Мулан горели, как всегда в предвкушении битв, как раньше горели и глаза Эммы… Но не теперь. — Я люблю её, Мулан… Однажды это будет и с тобой, и тогда ты поймёшь. Они ещё долго стояли вот так, в тишине, и каждый думал о своём. Мулан — о предстоящей кровавой битве, о десятках огров, что слягут от её руки, о кострах у лагеря и неусыпной бдительности дозора. А Белый Рыцарь… О том неправильном, запретном и совершенно некстати родившемся в его душе чувстве, тайну которого он собирался унести с собой в могилу. — И кто же она? — наконец спросила Мулан. — Ты встретила её на балу, так она из знати или служанка? Эмма опустила взгляд. Худшее предположение, которое могло бы посетить Мулан — она полюбила какую-нибудь чопорную герцогиню, но ей и в голову бы не пришло, что чернооким ангелом из её снов являлась сама Королева… — Нам пора, — быстро произнес Рыцарь, бросив беглый взгляд на сереющее приближающимся рассветом небо. — Нужно быть там лишь к следующему вечеру, необязательно отправляться прямо сейчас, — возразила Мулан. — Да нет, обязательно, — Рыцарь решительно оседлал Аластора, зная, что лишняя минута промедления могла стоить ей этой решительности. — Хочешь устроить привал — Бога ради, встретимся завтра, если повезёт. — Кем бы она ни была, — Мулан обратилась к Рыцарю, заставляя того натянуть поводья. — Твоя возлюбленная. Помни, чему учил Аргайл: «Не позволяй чувству сбить тебя с пути». Я вижу, что уже сделала с тобой твоя любовь. Не позволяй ей изменить твою жизнь. Вспомни о том, что война лечит, что уже следующим рассветом ты вновь будешь спасать женщин от вдовства и детей от безотцовщины. Вспомни, ты ведь всегда любила войну… — И никогда не боялась умереть, как сейчас! — неожиданно выкрикнула Эмма, оборачиваясь к Мулан. — Никогда! Да, я любила войну, но теперь я люблю её! Рыцарь вскинул голову, снова вглядываясь в небо. Не выдержала. Сказала, признавая собственное непростительное малодушие… И лёд иногда даёт трещину. — В таком случае, поезжай, — твёрдо произнесла Мулан. — Раз теперь тебе есть, ради чего жить — думай не о войне, а о минуте, когда она закончится. Будешь думать о ней – эта минута может не наступить вовсе, о войне — и однажды ты вернёшься к ней с победой за плечами. Поезжай. Я буду следом.

***

Полгода спустя Впервые за долгие месяцы Белый Рыцарь вновь ступил на порог той самой таверны… Здесь почти всё осталось неизменным. Почти все те же люди сидят за столиками — кто отмечает особенный день, кто запивает горе — но сейчас Эмме не до них… Будь её горем налог, что не по карману, погибший урожай или смерть давно хворавшего отца — она, как и они, запила бы горе элем, выпав на время из страшной реальности… Но здесь и сейчас ей не поможет даже алкоголь. Реджина не помнит её. В её глазах пустота, а в сердце — непроглядная тьма, заменившая любовь, которой, возможно, никогда и не было… И теперь Реджина хочет, чтобы она убила принцессу. Но разве может этого хотеть та, кого Эмма когда-то любила столь безоговорочно и искренне? — Белый Рыцарь! — донёсся знакомый звенящий голос. — Вернулись! Я слышала о вашей победе, да все слышали! — Здравствуй, Анна-Мария, — машинально отозвался Рыцарь. — Вы будете одни? — быстрые зелёные глаза уже бегали по помещению, ища свободный столик. — Нет, вообще-то я кое-кого жду… — Чудесно, тогда идите за мной! — привычно схватив Рыцаря за руку, она бесцеремонно провела его сквозь толпу пьяниц к столику, на котором валялась лишь корка хлеба, моментально сметенная рукой девушки. — А кого вы ждёте? — поинтересовалась она, присаживаясь на стул напротив. – Ту, с кем вы приходили в последний раз? Кэтрин, кажется? Рыцарь опустил взгляд. Лицо его отразило мрачную задумчивость, а затем почти сразу всё тот же непроницаемый холод. — Нет, — наконец ответил он. — Нет, не её. Она болела. Чума. Кэтрин больше нет. Она видела, как резко побледнело лицо девушки. Впервые воздух вышел из груди выдохом, а не звонкими речами… Впервые Анна-Мария не могла сказать ни слова. — Мне вас жаль, — наконец сказала она, искренне и почти по-детски. — Не стоит, — с обычной твёрдостью ответил Рыцарь. — Анна-Мария… Принеси-ка чего покрепче. Девушка удалилась необычайно медленно и тихо. Её движения были рассеянными, как никогда — казалось, сейчас поникли вместе с ней даже огненные кудри… Но Эмме не до неё. Она видит на пороге старую знакомую. — Давно не виделись, — Мулан протягивает руку для рукопожатия. — Ну что, отметим победу? — Я здесь не за тем, — серьёзно ответила Эмма. — Мне нужен твой совет. Воительница присела напротив, туда, где только что сидела Анна-Мария. — Я слушаю, — уже без намёка на улыбку произнесла Мулан. — Да на тебе лица нет, что случилось? Эмма задумчиво взглянула на стакан виски, принесенный Анной-Марией. Нет, рано. Пока что ей нужно трезвое сознание, хотя забыться сейчас хотелось, как никогда раньше. — Всего лишь сбылась моя мечта, — горько усмехнулся Рыцарь. — Я вернулась к любимой. — У неё появился другой? — с ожидаемой ноткой жалости предположила Мулан. — Нет, — по непонятной причине на губах появилась улыбка. — Как раз «другого» больше нет. Слова не сразу дошли до сознания Мулан. Но когда это все же произошло, весь спектр ужаса и хорошо скрываемого презрения отразился на её лице. — Ты что, тайком встречалась с замужней? — воскликнула она, пожалуй, слишком громко, привлекая внимание парочки зевак за соседним столом. — Это безумие! Ты пыталась увести у мужа жену, и ещё смеешь утверждать, что живёшь по законам чести?! — О каком замужестве может идти речь, если жена несчастна? Король годился ей в отцы. Между ними застыло молчание. Мулан замерла на несколько мгновений, жалея о том, что услышала эти слова… Затем протянула руку к стакану с виски, выпивая разом всё до дна. — Лучше попроси ещё, — хрипло сказала она. — Я надеюсь, что назавтра не вспомню этого разговора. — Ты говорила, что я могу доверить тебе всё, — холодно произнесла Эмма. — Я думала, ты мне друг. — Да, я тоже! — выкрикнула Мулан. — Я тоже думала, что ты — человек чести, что ты никогда не взглянешь на чужую жену или мужа. Я думала, ты всё это время страдала по той, кто ждёт тебя с войны, чтобы начать с тобой новую жизнь на двоих. Ты же тосковала по королеве, что вышла за короля ради высокого титула, а теперь ищет любви в чужих объятиях и… На какое-то мгновение сознание, полное ярости, просто отключилось, давая волю звериному порыву. Эмма и не заметила, как собственная рука со всей силы огрела Мулан по левой скуле. Та нападения явно не ожидала, но, хоть силы их были обычно равны, сейчас с силой Белого Рыцаря, подпитаной гневом, было не совладать. Эмма чувствовала металлический привкус на губах, но сейчас собственные увечия не имели значения, она готова была сражаться и дальше, она готова была… Убить. Из кармана выпало что-то белое и легкое — в порыве битвы Рыцарь поначалу этого и не заметил. Но когда одна её рука была на шее бывшего друга, а другая — занесена для очередного удара, она увидела на груди противника платок с золотой буквой «Р». Звериная ярость исчезла, вновь уступив место человеку. Дрожащей рукой она подняла платок, вновь аккуратно складывая его в нагрудный карман. Мулан не достойна даже видеть его, как не достойна она… И смерти. — Что бы ты теперь обо мне ни думала, — тяжело дыша, заговорил Рыцарь. — Во мне ещё достаточно чести, чтобы сохранить тебе жизнь. Надеюсь, однажды ты полюбишь, так же, как я, и надеюсь, что найдется человек, который скажет тебе такие же слова… Запомни этот день. И постарайся оставить того человека в живых. Мулан ушла, не оглядываясь, и несмотря на хромоту, каждое движение и каждый шаг все ещё был пропитан презрением. В тот момент оба воина верили в то, что их пути больше не пересекутся… Но, как известно, судьба горазда на сюрпризы. И спустя много лет, когда мир стал совсем другим, она вновь заставит их встретиться, встретиться и, возможно, сделать то, о чем сейчас ни одна из них не могла и подумать… Простить.