***
— «Сегмент» Омега. Отчёт. Голос Доктора звучит точно приказ: громко, ясно, чётко. — У субъектов под номерами 351 и 353 замечены изменения поведенческого характера в ходе эксперимента… — монотонно, не выражая никакого интереса Срез молвит казалось бы выученный заранее отчёт: слишком отлажено складываются строки, и слишком бесчувственен ровный, диктующий голос. — …Также отмечается улучшение состояния субъекта 274 в результате лечебной терапии. Конец отчёта. — Свободен. Дотторе лишь кратко, безучастно кивает, отдавая «сегменту» приказ вольно. Омега же, однако, с места не тронулся, даже мускулом не шелохнулся: как стоял на своём месте, так и продолжил. — И это всё? В его словах очевидное разочарование плещется. Взращенный на гордости, воспитанный уверенностью; Срез эмоцию, подобную разочарованию выдал. Не к такому отношению он привык. — Чего ты ждёшь от меня, Омега? — вздымается птичий клюв маски, когда Дотторе голову поднимает точно в сторону «сегмента». И тот ему аналогичным жестом отвечает: дерзким, вызывающим, выжидающим. Прайм был раздражен: не любил он, когда последний винтик механизма выкручивался, и не по нраву ему было когда нечто единственное — такое маленькое и незначительное — из общего порядка выбивалось. Глупость, ошибка, неточность — да и только! А Омега лишь и радовался, когда сейчас на своём упертом месте оказался и своим неповиновением отлаженный, настроенный цикл нарушал. Не просто так он самый эгоистичный «сегмент» — он заслужил это звание по праву. — Мой мотив отнюдь не деструктивен, — но грань, разумеется, Омега переходить не станет: он трезво различает, где издевка и где — угроза. — Всего лишь внимания жажду. Это… Неимоверно тоскливо, Прайм: наблюдать, как ты… О самом себе забываешь, — с характерной улыбкой усмехается Омега; под маской уголки его губ отчётливо устремляются вверх. — О… Несуразный «сегмент» вновь свою мнимую важность возвысил? — издевательски в ответ на подначивания отвечает Дотторе. Мгновение, и скрипит кресло; перо едва уловимо трещит, в чернильницу заправленное; шелестят документы, на край стола сдвинутые. Доктор со своего места поднимается, и звонко стучат его каблуки; он стол неспешно обходит. — А столь мнимую ли? — вопросом на вопрос отвечает Омега: он всё ещё недвижим остаётся, когда Дотторе подходит прямо вровень. Они идентичны. Их лица, скрытые масками, точно клювами друг к другу повернуты; их рост — одинаков, вплоть до кратчайшего миллиметра; их мимика, их язык тела… Они — совершенная копия друг друга. — Оставь свои домыслы, Срез. Что заставило тебя посчитать, что я поставлю время с тобой в приоритет текущим исследованиям? — голос Дотторе чувств не выражает, он лишь изрекает язвительный вопрос, ставящий на место «сегмент». Он всего лишь часть одного целого — но почему он считает себя столь важным? По какой причине обычный «сегмент» ставит свою ценность превыше прочих, и даже немыслимо нагло ставит себя на одну ступень с Главным? Он ведь… Деталь и ничего больше; всего лишь один из множества, как шестерня в цельном механизме; как реагент в полном составе; как одна особь в цельной структуре общества. Его желание возвыситься — тошнотворно смешное. — О… Ты уже поставил, Прайм, — торжествующе усмехается Омега, как вдруг чужая рука к его шеи приближается, а затем поверх горла ложится. Но он ни на грамм не смущается, — И факт того, что ты сейчас стоишь здесь, со мной… Мои гипотезы и высказывания подтверждает. Мгновение; пальцы Доктора смыкаются на шее Среза. Кадык под кожей перекатывается затруднительно, с тяжестью ладони сталкиваясь; сама кожа тянется, со внешним давлением встречаясь. Дыхание — обрывается. Дотторе — молчит. Время словно бы замирает, когда секунды тянутся, как вечность, когда сделать вдох не удаётся, но где-то издали часы тикают: Один, два, три… Дотторе иногда чересчур неосмотрителен, когда отказывается смотреть на «сегменты», как на равных себе. Они ведь — его часть, отрезок его гениальной, выдающейся личности — и немудрено, что в некоторых моментах, некоторые его «версии» могут оказаться… Изворотливей его самого. — Не обольщайся своей правотой, Срез. О, столь манящая фраза холодным голосом изрекается… И давление, мешающее дышать, тоже от глотки отлегает. Доктор заводит руку — ту самую, которой мгновение назад Омегу откровенно душил — себе за спину. Дыхание возвращается. — Если ты умён достаточно, чтобы подловить меня на слабости, то ты и смышлен относительно, чтобы понять, когда тебе следует остановиться, — и вновь стук пронзает тишину кабинета. Дотторе на своё место возвращается, обозначая конец диалога. — Разумеется, Прайм, — кивает Омега, и его прежде застывшие мышцы наконец энергией наполняются. Он отворачивается, но из кабинета уходит… С некоторой гордостью. С этого момента каждый своими делами займётся. Исследования — не ждут, работу не отложить. Но… Факт самой встречи был. Встречи… Весьма интересного характера, стоит заметить. Дотторе не признает, что его «сегмент» — один из множества его инструментов — ему дорог стал. Смешит его одна лишь мысль, что их близость — эти их мимолетные взаимодействия — в совокупности могут зваться… Отношениями. Но мысли… Омегу не отвергают. Мысли о нём, словно патоген: проникают в мозг, и меняют, мутируют его клетки, думать об этом заставляя — какая… Глупость. И смотрит второй Предвестник в спину уходящему Срезу. А тот даже не оборачивается. Это даже… Самолюбием не назвать.***
И всё же… Незначительные детали иногда привлекают внимание: такие мелочные на фоне общего, но цепляющие интерес на себе. А интерес… Бывает разным. Нелепый до потехи оборот игра приняла. И результат, который Доктор получил, дав Срезу вольность всего один раз… …Девиантен, никак иначе. Омега осмелел настолько, что приблизиться — так близко, так тесно — посмел. Вновь они стоят вровень; вновь их движения идентичны, а дыхание — словно в унисон звучит; их лица близки, но масок… Нет. Как и под маской «сегмента» нет ничего. Лишь зияющий механизм, в работе которых Дотторе знаток был; и Срез — всего лишь одно из его творений. Но губы… Мягкие. Совсем как настоящие. А дыхание — тёплое. Ровно как живое. Омега — лишь очередное творение Дотторе — его копия, его механизм, его «сегмент». Часть, инструмент, шестерня… — О… И это тоже назовёшь своей слабостью, Прайм? — низко смеётся Срез, — Скажешь… Что я лишь подловил тебя? Правильно ли… Позволять обыкновенному инструменту столь вызывающие вещи вытворять? С точки зрения дисциплины, в сравнении с общественными мерками… Да и в целом, можно ли сказать, что Дотторе… Любит себя самого? — Достаточно, Омега. Дотторе, как и всегда, как и сейчас: отношения эти не признает. Омега будет лишь насмешливо издеваться над ним, меча во всë новые и новые уязвимые точки Прайма. И это — отношения ли? Определённо