Глава 15
26 октября 2023 г. в 13:00
Люциан всю жизнь полагал себя очень терпеливым человеком. Он стоически сносил любые удары судьбы, от появления в своей жизни Аббаса до необходимости перебраться в старый монастырь на соседнем острове в далёкой Шотландии. Люциан терпел самодурство церковных начальников, со слоновьим спокойствием созерцал каирские волнения и едва ли принял во внимание тот факт, что по миру прокатилась кровопролитная братоубийственная война.
Но эта чёртова женщина и её характер точно сведут Люциана с ума! Мария не отлипала от него всё следующее утро, демонстрируя явный контраст между собой вчерашней и собой же, но нынешней. Нет, аббат предполагал, что некоторая доза поцелуев и хорошего отношения творят с женщинами чудеса, но не настолько, чтобы превращать замкнутых страдалиц в чересчур сильный источник доброты и участия.
— Прикройте лицо, а то сгорите!
— Вам нужно больше пить. Воды, я имею ввиду.
— А как зовут вашу маму? А у вас есть килт?
Такое чувство, что она собиралась уничтожить его своим искрящимся дружелюбием. Люциан чувствовал себя ворчливым барсуком, которого ухватили за хвост и силком тянут из уютной норы, в которой он, плотно отужинав, намеревался сладко отоспаться. Не то чтобы он был несчастным барсуком, которому это доставляло очень уж большой дискомфорт, просто такое внимание несколько обескураживало. И это не говоря о том, что они не существуют в вакууме, и остальные оккультисты явно не собирались стесняться в своих искромётных попытках иронически обыграть сложившуюся ситуацию. Оставалось надеяться, что скоро Мария устанет, и, таким образом, лишит Люциана чести быть объектом её всепоглощающей заботы.
— Вы поговорите со мной, даже если мне придётся укусить вашего верблюда.
В самом деле, кажется, это действительно так. Придётся, как послушному мальчику, отвечать на все поставленные (пусть и порой нелепые!) вопросы.
— Нет, я не стану закрывать лицо. Мою матушку зовут Этель. Да, у меня есть килт, в красную и буро-зелёную полоски. Я вам потом покажу. Нет, не на мне, леди Хэймитч.
Ну, теперь он имеет полное право быть собой довольным, потому что эта неугомонная женщина наконец-то прикусила свой прекрасный язычок. Нет, о таком ему думать точно нельзя. В конце-то концов, вчера она совершенно ясно дала понять, что считает близость с другим мужчиной недопустимой. Какой ещё аббат мог сделать вывод из её попытки к бегству? Он не насильник. Он, если хотите знать, даже презирает насилие, несмотря на то, что имеет к нему прямую предрасположенность.
Так или иначе, Люциан сказал слишком много — пора экстренно взять себя в руки, и, что важнее, перестать улыбаться как кретин. Это можно сделать единственным способом — обеспечить достаточное расстояние между собой и миссис Хэймитч. Мужчина приложился каблуками к бокам верблюда. Тот послушно ускорился, чем заслужил ласковое прикосновение к золотистой мягкой шерсти. Удивительно, как легко человек ко всему привыкает! Первые несколько лет в Каире молодой аббат чувствовал себя так, словно прибыл на другую планету. Он привык к молчанию, прохладе и водной глади вокруг. Привык к тишине старинных монастырей, утопающих в зелени, к сырости лесов и монотонной, размеренной жизни. Яркость и суета Та-Кемета вводили его в ступор, но привыкать особенно времени не было — аббат должен излучать уверенность, а во время революции в целом было не до проявления слабости. Не то чтобы у него была к этому склонность, но в неспокойные для Каира времена пришлось спрятать даже тени собственных эмоций. Единственная проблема — Люциан таковым и остался. Безэмоциональным. Впрочем, сейчас это даже плюс.
Мария попыталась было за ним погнаться, но будем благодарны её неугомонным подружкам — те поспешили занять подругу решением каких-то, без сомнения, важных личных проблем. Восхитительно!
Люциан совершенно точно был доволен собой, и не умаляло этого факта даже то, что Аббас смотрел на него с явным осуждением. Поганец очевидно считал, что его дорогой старший товарищ дурно обращается с женщинами. Откуда бы ему было знать, что дело обстоит как раз наоборот — это как раз таки с Люцианом не то чтобы хорошо обращалась одна конкретная женщина. Кого бы и когда волновали чувства мужчин, верно? Женщинам нравится читать об этом в художественных книгах, сопереживать герою и строить теории о его богатом внутреннем мире. Но волноваться о том, что думает реальный мужчина? Нет, как бы не так.
Беда пришла откуда не ждали — с Люцианом поравнялись Тео и капрал. Последний, впрочем, не выглядел слишком довольным и явно исполнял роль моральной поддержки для светоносца.
— Возможно, я лезу не в своё дело… — начал было он, но Люциан не дал ему закончить.
— Лезете, брат.
Но монах был настроен решительно, поэтому разве что добавил тону назидательности.
— Вам вовсе не обязательно быть грубым, особенно если учитывать, какого прогресса вам удалось достигнуть.
— Брат Тео, вы считаете, что можете мне указывать?
— Считайте это дружеским советом, — мягко улыбнулся англичанин.
— Разве я его просил?
— Я пропускаю ссору влюблённых? Господа, как вы могли начать без меня! — догнавший их Терренс проказливо хихикнул, обнажая мелкие, как у хорька, белые зубы. Иногда и художник бывал абсолютно невыносим, это стоило держать в голове.
Люциан скрипнул зубами, прокручивая в голове все варианты обидных эпитетов, которыми он мог бы их наградить — слюнтяи, неженки, подкаблучники — но выбрать лучшее уже не успел. На помощь ему неожиданно пришёл капрал Беннет.
— На вашем месте, господа, я бы меньше думал о делах сердечных, и больше — о том, как мы будем защищать их в случае опасности. А он, я полагаю, не заставит себя ждать.
Все замолчали. В самом деле, перепалки должны были подождать — совсем скоро они доберутся до храма Анубиса и вряд ли обнаружат там только песок и покалеченные временем статуи шакалов. Хотелось бы конечно, но нужно быть реалистами. Скорее всего, будет больше фанатиков, больше крови и ветры с иной стороны мироздания. Ничего хорошего, как ни крути. И всё это значит смертельную опасность. Люциану не привыкать нести ответственность за других людей, капралу, очевидно, тоже. К Теобальду и Терренсу, по вполне понятным причинам, были вопросы.
— А он прав. Как вы, господа, намерены нас защищать? Потому что я, если вас это интересует, могу разве что обидную карикатуру нарисовать, а это, сами понимаете, требует времени.
Никто и не ожидал от неизлечимо больного гражданского ратных подвигов, но шутка получилась довольно-таки смешная. Люциан поймал себя на том, что криво усмехается. Мужчина тут же поспешил вернуть лицу суровое выражение.
— Полагаю, мы с вами снова на войне, — Теобальд, что удивительно, тоже не мог похвастаться ни бравадой, ни воодушевлением.
— Что-то вроде того, брат Тео. Боюсь, вам, вполне вероятно, придётся повторить свой подвиг.
Светоносец дёрнулся так, словно художник залепил ему крепкую затрещину. Удивительно! Люциан думал, что он из тех, кому по вкусу хвастаться победами и достижениями. Какова вероятность того, что кто-то настолько уверенный в себе и невозмутимый, может носить в себе уродливую военную травму? Оказывается, что довольно большая.
— Я бы предпочёл обойтись без подвигов.
И Люциан в кои-то веки был с ним согласен. Подвиги — это для тех, кто вполне вероятно, умрёт, не дождавшись скучной старости, а все они собирались если не понянчить внуков, то хотя бы не умереть молодыми.
— Согласен с коллегой. Давайте-ка, господа, займёмся планированием. Потому что когда всё начнётся, явно будет не до того.
Нет, это не зарождение товарищеских отношений, отнюдь. Не боевое братство. Люциан считал себя не слишком-то склонным к подобным вещам — он привык отдавать приказы и распоряжения, получая в ответ результат или кроткое «да, отец». Но, к собственному ужасу, мужчина начал осознавать, что привязывается к этим людям. Теобальд не казался таким уж восторженным, капрал напоминал его собственную мрачную копию, а Терренс… Ну, он занимал шаткое положение между женскими палатками и претендентством на приятельские отношения.
Неужели англичане могут быть не такими уж и плохими? Едва ли. Возможно, в Каир приехала коллекция исключений из правил. Нечто вроде передвижного цирка с британскими уродцами без склонности к насаждению колониальных взглядов, любви к плохой кухне и творчеству Киплинга. Чудеса? Чудеса. Жаль, что эта феерия новых впечатлений застигла Люциана посреди пустыни и проблем размером с руины древнего храма.