Глава 8
15 августа 2023 г. в 09:51
Люциан Хорн ненавидел собственные способности сколько себя помнил. Тьма преследовала его с рождения, несмотря на то, что родился мальчик на рассвете, что однозначно считалось добрым знаком. Но врач, принимавший роды, вспоминал — как только мальчик издал свой первый жизнеутверждающий крик, солнце померкло. Вернее, скромная больничная палата погрузилась в кромешную непроглядную темень, такую густую, что её невозможно было постичь. Через мгновение всё вернулось в норму. Всё — кроме Люциана Хорна. С тех пор тени его не оставляли, требуя к себе нескончаемого внимания. Они оборачивались кошками и бросались под ноги, ложились на плечи плащом, прятали мальчика от чересчур обижавшихся на его проделки взрослых. Они пугали, потому что маленький Люциан едва ли понимал, откуда берётся его сила. И, разумеется, она подчёркивала все его худшие стороны — ирландскую вспыльчивость, подростковую жестокость и нелюдимость. Люциана воспитывали в любви к Богу, и уже ребёнком он понимал — ему не понравится тот мистер Хорн, которым он станет, если будет дружить с тенями.
Он научился подчинять их себе, прятать и успокаивать, но иногда тёмная ярость настигала его и вынуждала делать очень плохие вещи. Или Люциан вынуждал сам себя?.. Тень привела с собой подругу — боль. Не его, тогда ещё послушника, конечно. Он делал больно другим. Иногда неосознанно, иногда нет. Стоило Люциану подумать о ком-то плохо, и вот, пожалуйста, человек корчился на полу. Это грех, это проклятие, это кара Господня, в крайнем случае — слишком сложный и острый инструмент, который случайно попал в руки не тому человеку. Постепенно и не без помощи учителей Люциан взял под контроль и это. Нет ничего такого, с чем бы он не справился, потому что иначе станет изгнанником, парией, презираемым и порицаемым. Люциан сам себя заковал в цепи и сам себя выдернул из мира нормальных людей из плоти и крови. Он должен держаться от них на расстоянии, должен всегда быть готовым защитить и от себя в том числе. И, видит Бог, Люциан был в этом хорош! Сколько бы его не искушал шёпот с той стороны реальности, монах, аббат всегда был мрачен и собран. Хтонические сущности, тянувшие его во мрак, обречены на неудачу хотя бы потому, что в вере Люциан был крепок и со временем решил для себя — сила дана ему для того, чтобы нести справедливость именем Всевышнего.
В любом случае, в клубе он сорвался, и винил, о нет, не себя, и даже не Руку, бандита в белом костюме. Он винил её — женщину с библейским именем, которая прибыла из Англии не иначе как ему в наказание. Ему нестерпимо было смотреть на эти рыжие волосы и прямую спину, ненавистен до дрожи сам её голос — нежность и наглость, закованные в модуляции. Чертовка влезла ему под сутану, обвилась вокруг позвоночника, словно змея, он не мог выкинуть её из головы, а она явно этим наслаждалась.
Поэтому когда Мария затравленно оглянулась на него в поисках поддержки, Люциан потерял контроль. Не женщина — спусковой крючок.
Свет померк во всём клубе — аббат раскинул руки, позволяя вовсе не святой стороне своего существа расшириться, вырваться из чётко очерченных для неё границ. Мужчина сначала словно втянул в себя весь свет, чтобы переработать его и в считанные мгновения выплеснуть в мир густую непроглядную тьму. Тени не были основным его свойством, они были только прикрытием его истинной мерзости. Люциан взмахнул рукой, и бандит с воем повалился на пол, вцепившись руками в короткие чёрные волосы. Ещё одно движение кистями и нечеловеческий исполненный страдания рёв становится громче, потом — срывается на скулёж. Со спины на аббата кинулся кто-то из подручных Руки, но его тут же постигла та же участь. Клуб наполнился криками, топотом и грохотом. Люди вскакивали со своих мест, метались, словно затравленные животные. Темнота способна наполнить ужасом любого. Ну, кроме Люциана, естественно, который и являлся её источником.
Он считал несправедливым, что кому-то Создатель пожаловал способность светить или умение пробуждать к жизни сухую землю. В этом была печать его мудрости, но что святого и благочестивого в том, чтобы заставлять всяких уродов пускать слюни и молить о пощаде? Человеку с таким талантом стоило бы родиться раньше, хотя бы для того, чтобы стать инквизитором. Сейчас-то что толку?
Люциан ловит на себе испуганный взгляд Марии. Она стоит достаточно близко, чтобы понять, кто является источником хаоса. Ну конечно, теперь-то он её пугает по-настоящему. Он уже видел это затравленное, почти животное выражение — у матери, у монахинь, которые его растили, когда она не смогла. Это в каком-то смысле даже хорошо, теперь будет держаться подальше и наконец заткнётся.
За этими размышлениями Люциан практически пропускает удар — на него вслепую прыгает крепкий мужчина, похожий на бульдога. Кулак метит прямо в скулу. Ещё одно короткое движение руками, ещё больше криков — наверное, что-то такое аббат мог бы слышать на войне, если бы Орден позволил ему сражаться. Нет, конечно, кто знает, что будет с Люцианом, если он снова и снова будет пользоваться своим «даром». Иными словами — как быстро он слетит с катушек?
Всё это неважно, теперь пора бежать. Глупый план англичан провалился, делать здесь больше нечего. Люциану хотелось напоследок пнуть скорчившегося на полу Руку прямо в его перекошенное лицо, но он сдержался. Вместо этого он схватил дрожащую Марию за запястье, дёрнул к себе и решительно потащил к выходу. В отличие от перепуганных любителей сомнительных развлечений и так себе компании, видел он отлично. Куда-то запропастился друг англичанки, но что-то подсказывало Люциану, что он отыщется — очень уж ловкий тип.
Он вывел Марию в душную подворотню за клубом, прислонил к стене и только тогда позволил себе выдохнуть. Как оказалось, зря — удивительно, но в суете и толчее за ними увязался паренёк, вероятно, один из подручных Руки. Люциан хотел было причинить толику страданий и ему, но Терренс, словно чёрт из табакерки выскочив откуда-то сбоку, схватил его за запястье.
— Он же почти ребёнок, успокойся!
Люциан с глухим недовольным рыком сбросил его ладонь, кинулся вперёд и за грудки придавил мальчишку к стене. На вид лет пятнадцать, местный и напуганный. Аббат тяжело выдохнул.
— Ты ещё кто?
— Он меня вывел, — заметил Терренс, высыпая себе на ладонь какие-то таблетки, извлечённые из блестящей коробочки, — я бы хотел его отблагодарить, так что давай поласковее, ладно?
Люциан разжал пальцы и опустил парня на землю. Тот моментально согнулся пополам, как будто его затошнило. Только не на ботинки, чёрт возьми! Аббат отвернулся. Взгляд его упёрся в Марию. Та выглядела на удивление спокойной, расправляя своё фривольное платье. Ну конечно, что ей, современной версии Лилит, сделается?
— Да-да, — отозвался паренёк, очевидно, передумавший украшать своим обедом и без того грязную подворотню, — мне обратно ходу нет, Рука видел, что я сэра уводил. Меня Аббас зовут.
Нелепое мусульманское имя, как будто перерубленный лопатой пополам дождевой червяк. Люциану не было дела до мальчишки, нет. Куда больше его беспокоило то, что леди Хэймитч, вопреки своей обычной болтливости, хранила молчание. Мужчина думал, что она будет кричать, как кричат все, впервые столкнувшиеся с тёмной во всех смыслах стороной его личности. Это нормально, бояться темноты и боли. Кричать — нормально. Но Мария, хрупкая женщина с бледной кожей и языком-бритвой, хранила молчание, словно так и надо. Словно привыкла лицезреть чужих демонов и едва ли была способна им удивляться. Так не бывает. Не от беззаботной жизни посольской жены.
О Боже, почему его вообще волнует, что о нём подумает эта женщина?! Люциан прожил двадцать лет практически не завися от чужого мнения, так почему какая-то англичанка, ворвавшаяся в его жизнь словно тайфун или враждебное племя индейцев, целиком захватила его внимание? Да быть такого не может, должно быть, он просто устал. Да, всё дело в этом.
Мужчина глубоко вздохнул и вдруг в самом деле почувствовал, насколько сегодняшний вечер его вымотал. Причём дело вовсе не в тенях и воплях — прикосновение к собственной магии наоборот действовало на аббата как чашка хорошего кофе или даже крепкая затрещина. Всё дело в количестве событий. Мир как будто разом стал раза в полтора шире, ярче и гуще, каким был, пожалуй, разве что в год революции. Это было давно, и с тех пор бег времени для Люциана замедлился, стал контролируемым и вполне осознаваемым. Никаких потрясений до момента швартовки «Королевы Нила» и отблеска солнца на рыжих кудрях.
— Я провожу вас в гостиницу, — наконец взял себя в руки аббат. «С вами постоянно что-то случается, когда меня нет рядом», хотел добавить он, но передумал. Слишком уж лично и обещающе это звучало даже в его голове, служители церкви не вправе говорить такое женщинам. А он — этой женщине, оккультистке, прибывшей на поиски своего супруга. Люциан этим вечером совершенно забыл о существовании Бастора — инстинкт защитника творит с мужчинами и не такое.
— Было бы славно, — Мария опёрлась о предложенную Терренсом руку, — никак не привыкну к местной географии.
Как будто бы ничего и не случилось. Удивительная женщина! То ли совсем пустоголовая, то ли феноменально собранная. Люциан не был уверен, что хочет знать, что именно было правдой в её случае.
— А я с вами пойду, мессир, — подал голос Аббас. Монах почти забыл о его существовании, — а то Рука…
У Люциана не осталось сил спорить, поэтому он с крайне усталым видом кивнул. Интересно, он сам в этом возрасте был таким же утомительным? Едва ли. Что за поколение выросло?
К удивлению монаха всю дорогу до сияющей громады мрамора, гранита и роскошных уборных Мария была с ним преувеличенно любезна. Девушка щедро рассыпала звонкие благодарности, улыбалась и даже несколько раз осведомилась — не произошло ли с Люцианом чего-то непоправимого. Видимо, рассудил он, какой-то печальный опыт в её жизни всё-таки был. Но мужчина выбрал единственно верную для себя стратегию — он её игнорировал. И так слишком много потрясений для одного дня, ему нужно немного тишины и свободного пространства, чтобы всё расставить по своим местам. И куда-то пристроить Аббаса, потому что тот явно не собирался оставлять монаха в покое.
— Постарайтесь ни во что не вляпаться до завтрашнего утра, — сказал он, глядя как Мария взбегает по белым ступеням отеля, — мне нужно поспать хотя бы пару часов.
Девушка улыбнулась. Люциан был готов поклясться, что в этот момент груз на его плечах стал немного легче.