Жить взахлёб

      Парень немного засомневался, но поднялся по лестнице из темного дерева на второй этаж вслед за мужчиной. — Вот здесь ты и будешь проживать, — мужчина открыл одну из комнат и прошёл в неё первым. Подавленному парню ничего не оставалось, как двинуться следом.       Комната была…большой, можно сказать, роскошной. В центре стояла двухместная кровать, в углу рабочий стол, шкаф у входа был огромный. Андрей подошел к окну — из него был виден небольшой задний двор дома. Парень заметил боковым взглядом, что что-то рядом двинулось, Трофимов вздрогнул и посмотрел на объект своего микроиспуга. — Это Соня, — усмехнулся молчащий до этого Понтонов и, подойдя к потянувшейся на кровати кошке, погладил её.       Несмотря на свое ужасное, просто никакое настроение, Андрей улыбнулся. Кошка была красивая — не породистая, но трёхцветная. Носик у неё наполовину черный, наполовину коричневый, подбородок мордочки, грудка и лапки — белые. Трофимов, не замечая мужчину, тоже подошел к кошке и, присев у кровати, осторожно протянул к ней руку. Соня, напрягшись, собралась и вжала голову в тело, опасливо смотря на парня исподлобья. — Она у меня не совсем дружелюбная, но, может, ты с ней поладишь, — пояснил Максим, — она очень любит спать в этой гостевой комнате.       Сразу вспомнив про Понтонова, Андрей нахмурился и, встав, сложил руки на груди, приняв «защитную» позу. — И долго мне тут жить? — Пока я не разрешу уйти, — пожал плечами мужчина. — Зашибись, — подытожил Трофимов, все еще пребывая в крайне подавленном состоянии.       Его просто поражал Понтонов — мужчина просто по своей прихоти мог разрушить, склеить, подстроить под себя судьбу практически любого. И сейчас роль этого любого досталась Андрею — человеку, больше всего на свете любящему свободу. — А если сбегу? — задал провокационный вопрос Трофимов, когда Максим уже выходил из комнаты. — Можешь попробовать, — пожал плечами мужчина, остановившись и слегка повернув голову в сторону парня, — я знаю всех твоих друзей и родственников, у меня есть их контакты. Думаю, им явно не понравится, что вместо шестнадцати лет их дорогой Андрюша посидит ну…тридцатник. — Угрожаешь? — почувствовал исходящую от мужчины опасность Трофимов. — Предупреждаю. Не стоит кусать руку, которая тебя кормит. Надеюсь, ты меня понял.       Максим еще немного постоял в проеме, но потом ушел, сообщив парню: — Попозже ужин буду делать, можешь спуститься.       Андрей кивнул, не желая отвечать вслух мужчине.       Когда по звукам Понтонов спустился на первый этаж, Трофимов устало выдохнул и присел на угол кровати. В голове было подозрительно пусто. Он просто не знал, что ему делать, как поступать, чем заняться….       Он ещё раз оглядел комнату. На столе лежала стопка чистой бумаги, рядом — автоматическая импортная ручка, несколько карандашей и стиральные резинки. Парень усмехнулся этому набору юного писателя.       Немного посидев, он решил спуститься вниз к Понтонову и узнать, что ему делать с одеждой — не в этом же ходить…да и помыться не мешает.       Трофимов осторожно спустился по лестнице и, заглянув на кухню, замер. Максим стоял к нему спиной и под мелодии из радио что-то готовил. Мужчина настолько был погружен в это дело, что ничего не замечал.       Андрей глянул на дверь. Сейчас или никогда. Недолго думая, парень прошел мимо кухни и дернул ручку входной двери. На удивление, та поддалась очень легко. Не веря своей удаче, Трофимов рванул на улицу и, не закрывая за собой дверь, побежал куда глаза глядят.       Свобода.       Он наконец на свободе.       Парень выбежал через калитку за территорию участка и двинулся вдоль улочки микрорайона с коттеджами.       Когда он его прошел и вышел к крупной дороге, то решил бежать вдоль неё, прямо рядом с высаженными деревьями.       Он бежал.       Бежал, надеясь убежать от всего плохого, от своего прошлого.       Подальше.       Подальше от тюрьмы, от Понтонова, от фарцовки.                    Поближе к семье. К маме. К Наде. К друзьям.       Он бежал, пока не кончилось дыхание. Бежал, пока не кончились силы.              Бежал, пока не кончилась надежда.       Он остановился и, отдышавшись, медленно оглянулся.       Вокруг были сумерки, нагоняющие тоску и небольшую волну страха от возвышающихся рядом тёмных массивных деревьев. Подул легкий ветерок, обдув разгоряченное бегом тело, парень поежился. Рядом с ним с диким воем промчалась машина. Трофимов с дикими глазами отшатнулся от неё, сам не заметив, как вышел на дорогу. Липкая волна страха пробежалась по телу. Он был в нескольких сантиметрах от смерти.       На смену ужасу пришло отчаяние, непонимание.       Что ему делать?       Куда сейчас бежать?       Нужен ли он кому-нибудь?       Прийти домой с радостными объятьями и криками «мама, я вернулся»? И что дальше? Покорно ждать, пока люди в форме придут за ним и заберут обратно в тюремную камеру? А может сбежать? Взять самое необходимое и нестись куда глаза глядят? Но тогда он не сможет встречаться с мамой, с родными. Тогда он будет мерзким предателем Родины. Настоящим преступником, сбежавшим от органов правопорядка.       Брать маму, Надю и бежать вместе с ними? Но…нужно ли им это? У Нади тут вся жизнь — кино, театр, ребенок скоро будет… А маме тяжело будет справиться с переездом под старость лет, особенно с таким неожиданным и внезапным. Она конечно же согласиться — мать ради сына готова на всё, но стоит ли игра свеч? Как это отразится на её здоровье?       А пацаны? Они точно не поедут с Андреем, а Понт до них доберется, по-любому.       Трофимов обхватил руками голову и посмотрел на темнеющее небо. Хотелось выть. Кажется, он это и делал. Выть от безысходности, от своей слабости. От невозможности изменить что-либо. Ему придется жить в доме с Понтоновым. Придется ради любимых ему людей.       Трофимов с отчаяньем вперемешку с пустотой развернулся.       Ноги не хотели идти назад, ноги хотели уйти навстречу свободе, а не заточению. Сердце бешено билось, не желая возвращаться к врагу. Сердце мчалось к маме, к семье. Но разум — такая сложная, неведомая и невесомая вещь — решил иначе, именно он руководил и сердцем, и телом.       С трудом делая шаги, парень побрёл обратно — к дому Максима. Он брёл, осознавая всю сложность своей ситуации. Осознавая обреченность. Привыкая к смиренности.       Парень плохо помнил дорогу — он выбегал из дома явно не желая когда-либо туда возвращаться. А теперь шёл и вспоминал, куда примерно заруливал Понтонов, когда они ехали в Волге. Лишь по забору он примерно догадался, куда идти. Калитка так и была открыта.       Подавив подступающую к горлу тошноту, парень зашёл на участок и обреченно, чересчур спокойно закрыл за собой проход на улицу. Немного потоптавшись на пороге, он тяжело выдохнул и прошел в дом. Трофимов даже не хотел думать, что с ним сделает Понт за этот «побег». Так хотелось, чтобы Максим просто не заметил пропажу Андрея на два с половиной часа. Примерно столько Андрей бродил и бегал по улице.       Парень стал тихо проходить мимо кухни на лестницу. — О, уже вернулся, — раздался смешок мужчины. Андрей повернулся к Понтонову, сидящему за столом и читающему какой-то журнал для фотографов. — Что-то хотел спросить? — вопросительно приподнял одну бровь мужчина. — Ты так спокойно реагируешь? — не выдержал и удивленно спросил Трофимов. — Я знал, что ты придешь, — пожал плечами Понтонов, словно говорил что-то обыденное, очевидное, — ты же не глупый парень. — Но я почти убежал, — из принципа воспротивился Андрей. — А потом вернулся, — немного с раздражением произнес мужчина, ему явно стал этот разговор надоедать.       Парень посмотрел на себя, слегка замялся. — Ладно. Я могу принять душ тогда? И во что мне переодеться? — Там вещи в шкафу, поразбирай, должно многое подойти, — ответил на второй вопрос Понтонов. — Откуда? — С трупов парней молодых снимаю, что за вопросы? — саркастично произнес Максим. — Там или то, что мне не подошло, или вещи знакомого. Тот гостил у меня, а потом оставил их при переезде. Неудобно транспортировать было. Душевая на втором этаже, рядом с твоей комнатой. — Спасибо, — смущенный откровением Понтонова тихо произнес Андрей.       Мужчина еле заметно кивнул и продолжил читать. — Спускайся потом на ужин, — кинул он, не поднимая взгляд. — Понял.       Устало переставляя ноги, Андрей поднялся наверх. Зашел в «свою» комнату, решил осмотреть вещи в шкафу.       Достав одну из футболок, парень присвистнул. — Импортная, — а затем усмехнулся, — кто бы сомневался.       Он с сомнением посмотрел на несколько пар джинс. Хотелось. Но, нет. Из принципа не возьмёт.       Поразбирав еще немного вещи, он нашел серые брюки. По размеру подошли — красота!       Андрей взял из шкафа большое однотонное бежевое полотенце и направился в душевую.       Он чувствовал, что его должны терзать моральные сомнения — как минимум по поводу чужой одежды, но в голове было пусто. Ну не ходить же в тюремных шмотках?! А мужчина его буквально насильно заставил жить в этом доме, поэтому, почему бы не согласиться на одежду?       Душевая была…шикарной — ниже середины все было в черной плитке, выше — в бежевой. Парень скинул с себя ненавистную футболку и пиджак, стянул видавшие виды брюки.       Включив воду, Андрей забрался в ванну и встал под теплые, расслабляющие струи воды. Напряженные мышцы потихоньку отпускало вместе с утекающей водой.       Водой, уносящей переживания и беды.       Водой, смывающей усталость, переживания. Смывающей этот въедливый тюремный запах — запах сырости, отчаянья и разрушенных мечт.       Трофимов поднял лицо навстречу струям. Он жадно ловил капли воды губами. Пил то, что должно очистить его и внешне и внутренне. Очистить его тело, смыть грязь с души.       Когда немного полегчало, парень протянул руку и достал с полки первый попавшийся шампунь. — Мята и шоколад, — улыбнулся Андрей. Это таким Понтонов моется?       Он выдавил немного жидкости-геля на руки и стал медленными массирующими движениями наносить шампунь на голову. Как же давно он не мог себе позволить вот так стоять и наслаждаться обычным принятием душа.       По ванной, в которой уже стоял влажный туман, разнесся сладко-терпкий запах шампуня. Парень нанёс ментоловый гель и, водя руками по телу, тут же плавно смыл его. Надо будет попросить у Понтонова мочалку, что ли.       Когда вода унесла вместе с собой последние капли шампуня с волос Андрея, тот выключил душ и, выйдя из ванны, насухо обтёр тело полотенцем, убирая стекающие по рельефному прессу капли. Парень оделся в чистую одежду и, накинув на плечи это же полотенце и кинув грязные вещи в корзину для стирки, вышел из ванной комнаты. Капли медленно стекали с кончиков прядей парня. Мокрые, его волосы казались гораздо темнее обычного.       Недолго думая, Трофимов спустился вниз.       Понт оценивающе осмотрел парня, который сел напротив него за стол. Сделав для себя какие-то выводы, Максим встал и подошел к плите, на которой стоял достанный из духовки противень. — Сильно голоден? — приподняв одну бровь и слегка повернувшись к Трофимову, спросил Понт. — Достаточно.       Максим кивнул и положил в тарелку парню побольше мяса с картофелем.       Мужчина поставил две тарелки с едой на стол и, достав из шкафа два бокала, наполнил их красным вином и разместил рядом с тарелками. Парень с сомнением посмотрел на напиток. Ну не может же он быть отравлен? Что за бред? Трофимов отогнал эти мысли.       Понтонов же поднял бокал. — За твоё освобождение! — слегка язвительная улыбка. — За справедливость! — парировал парень с усмешкой.       Они чокнулись, выпили. Андрей слегка жадно напал на ароматное мясо. Он положил кусок в рот, блаженно улыбнулся, прикрыв глаза. Было вкусно. Даже очень вкусно. Но Трофимов не хотел говорить это мужчине. Обойдется.       Максим же всё понял по лицу парня и лишь как кот довольно улыбнулся. — Как тебе дом? — решил завести практически светскую беседу Трофимов. — Лучше тюремной камеры, — буркнул Андрей и запил слова вином. — Кто бы сомневался, — закатил глаза Понт и осторожно, с помощью ножа и вилки отрезал себе кусок мяса, затем медленно положил его в рот и запил красным сухим вином. Андрей мог бы сказать, что залюбовался на какую-то грациозность мужчины, но он из вредности такого не скажет никогда. — Я завтра на работу к одиннадцати, буду фотографировать свадьбу. Когда проснешься, можешь заняться чем хочешь, — сообщил Понтонов довольно будничным тоном. — Спасибо за разрешение, — слегка огрызнулся Трофимов. — Не язви, — поморщился мужчина, — в твоем положении жизнь тут — просто сказка! — Надеюсь, не про колобка? Где я — колобок, а ты — лиса. — Ты скорее стрекоза, которая лето красное пропела… — заметил мужчина. — Ага, и в тюрьму загремела, — искренне рассмеялся парень.       Мужчина тоже засмеялся, чему удивился Трофимов. — Не смотри на меня как на экспонат кунсткамеры, — снисходительно улыбнувшись, произнес Понтонов. — И не думал, — закатил глаза и отвел взгляд парень. — Уборщица приходит по средам, так что можешь не беспокоиться за беспорядок. — Еду она тоже готовит? — усмехнулся парень. — Как видишь, нет. Не очень люблю есть что-то, приготовленное не мной. Не считая ресторанов, конечно, — мужчина отпил вина. Затем улыбнулся, глядя куда-то в бокал, — но раз меня завтра не будет долго, весь холодильник в твоем распоряжении. — Хорошо, — парень решил, что не стоит опять язвить, поэтому сдержался и спокойно ответил. — Ну вот и славно, — подытожил Максим, допил свое вино и, встав, положил грязную посуду в раковину, — потом помою.       Понтонов направился к лестнице, попутно снимая с себя костюм-двойку. Он подозрительно мягко и плавно снял пиджак, стянул галстук и расстегнул верхние пуговицы белоснежной рубашки. — Пойду отдыхать, доброй ночи, — кинул он напоследок Андрею. — Угу, — только и смог ответить парень.              Как только по звукам он понял, что Понтонов уже наверху, сразу расслабился и почувствовал усталость. Будто вместе с мужчиной ушли все жизненные силы. Ушло и напряжение, с которым он, сам того не замечая, сидел. Организм чувствовал опасность рядом с Понтоновым, поэтому парень будто ожидал, что в какой-то момент Максим скажет: «Хах, повёлся? Думаешь, после твоей выходки в моём игральном клубе я тебя прощу, да ещё и в дом свой пущу?». После этого последовал бы привычный приторный наигранный смех, и мужчина бы достал револьвер, направив его на парня. А это мясо с картошкой было бы как последний ужин у приговоренных на смертную казнь.       Андрей тряхнул головой, прогоняя бредовые аллегории, пришедшие в голову. Всё-таки, фантазия писателя не отпускала его. Надо же, а ведь он практически прославился на весь Союз… Ещё бы немного и вышел роман…но эта история с Костылем…вот в какую жопу его завела. Хотя нет, дом-то ничего такой, уютненький.       Трофимов вздохнул и подошел с грязной посудой к раковине. Он немного постоял-похмурился, затем засунул своё самомнение куда поглубже и стал мыть посуду. И свою, и Понтонова. Справившись с этим делом, он направился наверх.       В комнате на стуле лежала Соня. Парень улыбнулся, пару раз против воли животного погладил насторожившуюся кошку. — Мы же с тобой поладим, да? — он усмехнулся и, напоследок, почесал Соньку за ушком. Трофимов стянул с себя футболку через верх. Сняв брюки и оставшись в одних боксерах, тоже ранее ему не принадлежавших, но доставшихся Андрею из новой неоткрытой упаковки, выключил свет и лег в постель, укрывшись одеялом.       Он лежал и смотрел в потолок, пока мысли носились у него в голове, будто рой пчёл, норовивших унести парня на другой край Москвы — поближе к родному дому, к родной коммуналке.       Последнее, о чем он подумал перед тем, как погрузился в мир грёз и сновидений, это была тоска о маме. Как же он хотел с ней увидеться.