Малинки—поминки.

      Когда речь заходит о хосте, то называют его по-всякому.  Кто-то откликается о нем без преукас, прямо и по делу начиная с "И Краткий", особенно дерзкие же начинают говорить о нем с "черта малинового", "беретика на ножках", "розовой твари", а Кнайф называет его просто - малинки-поминки. А почему?        Обычное и ничем не примечательное прозвище за собой скрывает больше сокровенного смысла, чем может показаться на первый взгляд. Если "малинки" можно объясить, то что насчёт "поминок"?        Во-первых, каждый, кто находится с ним рядом не выдерживает и семи секунд. Проверено.        Во-вторых, с И Кратким дышать одним воздухом невозможно, сразу душно становится, хоть открой форточку и прыгай из неё же - он давит не просто откровенной тупней, он нарочно выводит из себя и даже усом не поведёт, увидя на лице собеседника раздражение. Его наоборот это только раззадорит, потому попадаться на глаза этому малиновому паразиту не следует не под каким-либо предлогом. Вообще на него обращать внимания не надо - к такому выводу все пришли на примере Кнайфа. Только вот слишком много о себе возомнили эти жалкие вещицы в облаках людей, потому что И Краткий как будто заинтересован в других... В этих самых "других" ничего интересного не было, а вот Кнайф просто не может не ответить на детские роскозни симболара. Это забавно.       В-третих, быть рядом с Й уже означает смертельный исход и тут уже не имеет смысла как, что, зачем и почему. Всегда так получается.       В-четвертых, знаете, какого это - влюбиться? Ожидается от любви забота, ласка, тепло, подарки в конце концов. Забота Й - несносные докучания, ласка - удар менее внушительный, чем раньше, тепло - это когда он ревниво поджигает взглядом с другого конца планеты, (а это уже не тепло, это уже горим нахуй!), подарки - жизнь... в принципе. Стоит ли так говорить? Разумеется, да. И Краткому если кто не понравится и если ему чем-то не угодить, не прочь напросто избавится от неугодных. Говорят, жизнь - это дар божий, только вот Кнайф уже давно убеждён - бога нет, он атеист, но завидев способности "лучшей буквы алфавита" кто бы на его месте не засомневался?       И Краткий, черт возьми, настоящий бог во плоти. Или сатана. Кто, как не он искуссно играет чужими жизнями чисто ради потехи и лишь для того, чтобы хоть как-то развеять скуку? Может тогда два в одном?       А ещё говорят, бог даёт испытания, которые каждая тварь может пережить. Ну... не переживают. Не все, точнее, а выборочно - что ещё хуже. Что-то для не верующего Кнайф слишком много знает... Ну а как тут не поверить, когда перед тобой такое исщадье из ада, которое знает, как добить если не физически, то морально также на "ура" справляется и без заморочек. Тут только молитвами и спасешься, лишь бы не придрался этот хост, однако следующий вопрос: непонятно к кому обращаться в молитве, если тут даже Суши Бог не поможет...       Кнайф по крайней мере ощущает, что жизнь по всем фронтам проебана, потому что умирать он так рано не планировал и он в это не ввязывался, просто не повезло оказаться в одно время и в одном месте с Замазычем. Журнал с таким манящим призом и такой ужасной подставой в результате избавил от какого-то либо стремления к призу, главной целью стало банально выжить... А еще потому что Й умудрился в нем что-то увидеть, потому что Кнайф не смог понять, в какой именно момент чужие шутки приобрели менее резкие повороты, выбивающиеся из превычного репертуара такой невыносимой занозы, как Й.       Между ними разворачивались войны больше из взглядов, чем слов, но если И Краткий лишний раз откроет рот - беды уж точно не избежать. Он едкими словечками разбрасывается ошеломительными и сногшибательными пушечными выстрелами, конечно, чаще всего в прямом смысле, чаще всего самим же Кнайфом. Ну а что - взгляды, слова - так, детские козни! У И Краткого ещё и руки есть. Зачем что-то попросту говорить, если можно показать на исключительном примере?        В какой-то непредвиденный момент все же что-то словно свернуло не на ту дорожку и бесповоротно. Совсем неожиданно в одно жаркое летнее утро Кнайф замечает, как взгляд Й по уже устоявшейся традиции задерживается на обджекте и становится менее невыносимым. Когда руки Й приближаются к его лицу не так, как обычно, когда он целует его, спрятав горящие огнем глаза за ресницами и сразу же отстраняется, забавно щекоча усами, Кнайф сомневается...       Кнайф не понимает, нравится ему это или нет, по вспоминает, что говорят, будто раньше всегда было проще - сейчас же Кнайф ничего не понимает...       В те не единократные моменты, когда И Краткий смотрит на него с недовольством, произносит четче обычного "жестяной имбицил" и прочие неприятности в таком духе, когда Й заносит над ним руку или ногу, чтобы как можно удачнее впендюрить личико Кнайфа в пол - у Кнайфа подкашиваюся коленки. Ему не страшно, просто тот это делает ну слишком неожиданно...        Как-то спокойнее жить, когда ты не видишь летящего к себе симболара на огненных крыльях с горящими глазами, в которых и без слов пылает: "я тебя уебу", а когда ты это видишь, но предотвратить не можешь - обидней становится что ли. За себя как будто Кнайф постоять не может...       ...нет, все-таки не может, пускай кулаки так и чешутся. Не может. Перед Й. А того это наоборот забавляет: делает все специально, чтобы ввести у обджекта бóльший конфуз, более яркую реакцию на чаще всего беспристрастном лице.        Только сейчас стоит Й сделать что-то не в своей манере, что подашивает коленки Кнайфа от других чувств. И Краткий делает не с целью унизить или оскорбить, просто делает, что хочет - в прочем как и всегда, но то, что Й делает это по-доброму - пугает и настораживает.       И Краткий не должен к нему так относится, у него не было       поводов...       Насколько ему не сдобровать на этот раз? И Краткий хочет над ним поиздеваться, унизить, задеть? У него был изначально какой-то план - втереться в доверие, чтобы что? Странно все это. Не может быть все так просто. У него явно какие-то мотивы на этот счёт, он точно не отпустит Кнайфа, пока не заполучит желаемого.       Значит ли это, что пора поминки заказывать? — Я этого желал. — спокойно говорит хост, вводя обджекта в краску. Сжатый в объятиях, (чему Кнайф был в свою очередь благодарен, иначе бы упал, ноги от приятной неожиданности отказали), с перепугу хватает хоста за плечи, чтобы иметь двойную поддержку. Ярко-алые губы обладателя малиновых волос оставляют смазанный поцелуй, жадный и до жути странный.       Тогда ясно, чего тот добивался, а что дальше? Кнайф думает, что смерть не за горами. И его поминки, а поминки И Краткого в том числе, зачем так пугать?! Красный черт терпит, когда прилетают несколько ударов по спине от разозленного и совсем уже не понимающего Кнайфа. — Да ты не в себе! — с обманчивой искренностью удивляется Й и смеется, прижимая к себе и не давая путей отхода. Сейчас все происходящее было похоже на детскую игру в прятки, так как Кнайф не любит внимание общественности, он даже ненавидит, когда к нему так настойчиво лезут прилюдно. Сейчас на поляне никого нет, кроме них двоих.       С секунду помолчав, обджект осознает всю несерьезность ситуации. — Со мной все хорошо. Что насчёт тебя - не уверен...       С чего все началось? С чего прозвучало первое искреннее признание?       Наверное, искренность произошла в тот самый момент, стоило Й впервые не показушпичать. Стоя рядом друг с другом они впервые не прирекались, просто вдруг оба осознали: да, какая-то непонятная тяга к друг другу взаимна. Без слов. Без действий. Скорее, И Краткий сам внушил всем своим видом Кнайфу, что, да, Кнайф тоже что-то, да чувствует, у него просто выбора не оставалось. Без слов ему просто пришлось смириться, поскольку И Краткого уже хуй отлепишь, а Кнайф ещё в бестолковой надежде продолжает его избегать. Признания как такового не было, это ведь тяга, но не любовь.       Конечно же не любовь.       В таком случае, в-четвертых, это тяга с летальным исходом, да? Как метеориты сталкиваются и взрываются. Все в этом мире притягивается и взрывается, как может быть иначе?       По всем трём пунктам выше Й точно убьёт и не задумается.       А теперь хоста намерен убить сам Кнайф... — Я тебя убью. если сейчас кто-то придёт и застукает тебя такого... Любвеобильного, — И Краткий мог бы ответить "да кому ты нужен" или "они не посмеют", но улыбается на робкий приступ слов осады, без злости. Так, припугивает в шутку: — Умрём в один день, значит? Ты же без меня жить не сможешь.       Кнайф хмурится ещё сильнее, заставляет хоста задрожать всем телом в приступе смеха. Кнайфу остаётся только смириться. — Ещё как смогу. — А я без тебя - нет.       Все, что и требовалось доказать.       Если Кнайф еще сомневается в своих чувствах, то Й - нет, для себя он давно все решил, потому говорит без толики смятения, отрывисто и четко. Видно, с каким усердием в голове обджекта после этих слов зашевелились в кое-то веки железные шурупики в мозгах. — ...Серьезно? — бурчит Й на затупивший вид Кнайфа и закатывает глаза.       Они стоят. Дыхание обджекта становится размеренным, припадая головой к груди хоста. — А у тебя сердце есть, — говорит так, как будто в этом нет ничего такого. А на самом деле он был очень даже удивлен. — ты знал об этом?       Сходство в росте позволяло им быть на одном уровне хоть каким-то образом, что уженемыслимо и вообразить даже. Однако Й же должен быть во всем всегда первым, не так ли? Не то чтобы Кнайф был против, вовсе нет, ему мягко говоря - похуй, но он впервые обратил внимание на то, что внутри хоста что-то стучит, движет кровь. Прям как человек настоящий, храни прах Суши Бога..!        Они стоят близко, настолько, что Кнайф вплотную прижимается макушкой к его груди. Уже полностью выветрилась из головы предыстория, послужившая тому, почему они сейчас в одиночку стоят в центре поляны и так обжимаются. Объятиями это было трудно назвать...       Рядом с хостом все не имеет значения без исключений. Рядом с ним будто попадаешь в иной мир, не видишь ничего, кроме его лица, малинового пиджака и рук, где все крутится только вокруг И Краткого.        В-пятых, есть у Й ещё одна убийственная способность занимать всю голову одним собой. —  Вообще-то, два. — А? — Ну, твоё же я смог забрать.       От таких слов Кнайф невольно открывает рот в явном возмущении. А в чем он не прав? — А разве не я твое?       В миг обджект отстраняется, смотрит снизу вверх и вздирает бровь, в ответ заприметив появляющийся еле заметный румянец и лукавую улыбку на бледно-розоватом овале лица хоста. Усы у того забавно крутятся вокруг несуществующей оси. Не смотрит на обджекта, смотрит куда-то вдаль и прижимает к себе сильнее, беретик, вон, спал на бок, так усердно поглядывает по сторонам. Будто выглядывает кого-то. — А не много на себя берёшь? — улыбается.  — А  ты? — А я? — Головка от х... — Кнайф не успевает договорить, стоило И Краткому с громким и безудержным "ха!" перебить обджекта, он и сам не в силах себя остановить, улыбается. —Хорошо, а если серьёзно? — Серьёзно...       А ведь правда. Как ему оказаться во всем первее?       Если Кнайфом он был заинтересован с самого начала, если он знащ Кнайфе с самого начала и знал вдоль и поперек, если Кнайф у него часто не выходит из головы, также, как и наоборот - пусть Й весь такой охуенный, невъебенный и вообще самый лучший во всем, можно сказать, что если Й - влюбился, то Кнайф в свою очередь первый и влюбил его.  Допустим и так, получается все равно 1:1. Но тут уже тяжело: а кто первым проявил инициативу?       Все произошло так неожиданно, что сам Й не заметил, как все закрутилось и завертелось. Сложный ребус, слишком для умных. А он слишком умный - это уже другое. — Я первый. — серьезно говорит и не серьёзно хмурится.       Забавно, что они оба всячески избегают слова "любовь" и "влюбился". Что сам сатана и бог в лице симболара всячески препятствует вырваться этому слову их уст. Кнайф...       Кнайф же просто ждет. Интересно же, кто первый из них росколиться, пусть в этом нет и смысла. — А кто тебе это сказал? Не много на себя берёшь? — передразнивает с довольной ухмылкой на лице.       Й на это краснеет, недовольно сводит брови к переносице. Уделать его вздумала консерва железная... — Кто бы говорил! — вдруг дух соперничества сменился задором, ведь хост восклицает с довольной улыбкой, словно уже вышел победителем, наклоняется к лицу напротив, бросает подозрительные взгляды искоса куда-то позади обджекта с секунду, а потом все-таки устремляет рубиновые узкие глаза в те, что напротив.       Они явно сверкают чем-то живым, чем-то настоящим, но вспоминая все минувшее, стала заметна одна единственная деталь: раньше в глазах Кнайфа ничего не было. Пустота и сдерживаемая злоба, может быть.       А тут он будто задышал по-другому.       И Краткому нравится осознавать, что это из-за него. Малинки он ещё та, а поминки устроил самой смерти в глазах, пропитанных железным холодом. Обджект жмурится в ожидании неожиданного "чего-то", что они оба ждали так отчаянно, потому Й долго не тянет, наконец приближается к бледному исцарапанному лицу.       Расцеловывает мелко-мелко, каждый шрамик не оставив без внимания, чтобы потом сам Кнайф не выдерживал, сердито поднялся на носочках и поцеловал прямо в губы и под смех И Краткого.       Столько противоречий в душе, но сейчас не до этого.       Кнайф сам не понял, как успел привязаться к этому идиоту с забавными усами, беретом и бантом, зато оба знают, что не могут прожить друг без друга и дня...