Дочка аббата

      Мэрион громко плакала, но при этом несколько раз попыталась вырваться из железной хватки «бородатого громилы», как она мысленно его назвала, забарабанив крепко сжатыми кулачками по его плечам, рукам, груди — по всему, до чего могла дотянуться, но мужчина в ответ лишь что-то тихо нашептывал, пытаясь ее успокоить, и тем самым злил и раздражал ее только сильнее. Она постаралась ударить его ногой в живот, но громила зажал ее ноги. В конце концов Мэрион собрала всю свою силу, отчаяние и боль в кулак и от души врезала по длинному с горбинкой носу глупого османа. — Ах, да что за проклятие Аллаха! — выругался Бали-бей, быстрым шагом донес свое приобретение до каюты и выпустил из рук. Девочка мгновенно отскочила от него в сторону и громко завопила: — Отпусти меня! Слышишь?! Ты не имеешь права покупать меня! Я не чертова кобыла с рынка! Я девочка! У меня есть отец! Я хочу к своему батюшке! Отпусти меня немедленно! — Мэрион утерла слезы и топнула ногой. — Отпусти! — Успокойся, дитя, — сочувственно улыбнулся Бали-бей.       За свой век он много десятков раз наблюдал похожие истерики и знал, что со временем они проходят. Слезы высыхают, и у каждой оторванной от семьи Гурии* появляется новая цель в жизни — выжить и достичь величия. И чем раньше забрать дитя в чужую для нее страну, тем легче и быстрее она перенесет разлуку и привыкнет к новой жизни. Конечно, если девушка умна и направляет свой ум в верное русло, а не тратит время на козни в попытке свергнуть соперниц или, упаси Аллах, бежать. — Нет! — закричала Мэрион и забегала по каюте. — Выпусти меня! — Она подбежала к маленькому круглому окошку, из которого открывался вид на Париж. Где-то там находится ее батюшка, он ищет ее, теперь она это точно знала… Сердечко вновь отозвалось болью, а на глаза набежали слезы, но вместе с ними появилось и желание досадить глупому осману. — Позволь я получше рассмотрю тебя, мой маленький цветочек, — ласково заговорил Бали-бей, делая шаг к девочке. — Не трогай меня! Не трогай! — Мэрион отбежала в противоположный угол каюты. — И я не твой цветочек, слышишь?! Не твой! Я цветочек моего любимого отца! Только его и ничей больше! — Ты цветочек молодого султана, да продлит Аллах его дни, только он об этом не знает и узнает очень нескоро, — заговорил Бали-бей. — Тебе предстоит долгий путь, дитя, прежде чем ты встретишься с великим падишахом. Не могу сказать, что путь твой будет легок, учитывая, что нрав твой, как я вижу, колкий и своенравный, но и радостей будет очень много. Обещаю. По дороге мы захватим еще двоих девочек чуть старше тебя, вы станете подругами и вместе будете учиться жить новой для вас жизнью и готовиться к большой цели. — Нет! Я не знаю, о чем ты говоришь, но этого не будет! — возразила Мэрион. — Вот увидишь, не будет! — На все воля Аллаха, — заметил осман. — Но раз ты здесь, значит, так и должно быть. Вот, — он взял со столика большой круглый поднос с фруктами и протянул девочке. — Угощайся, дитя. Здесь фрукты из моей страны, ты такие никогда не пробовала. Они очень вкусные.       Мэрион громко хмыкнула и через секунду выбила поднос из рук громилы. Фрукты разлетелись по всей каюте и покатились в разные стороны. — Сам ешь свои глупые фрукты! А я хочу к батюшке! Хочу к добрым монахам! И батюшка найдет меня, вот увидишь! Найдет, а тебя убьет! И ты отправишься к своему глупому Аллаху!       Бали-бей проводил тяжелым взглядом закатившуюся в щель виноградинку и почувствовал, что начинает терять терпение. Он глубоко вздохнул, нахмурился и посмотрел на девочку. — Видит Аллах, я пытаюсь быть терпеливым с тобой, потому что понимаю, что ты чувствуешь, но у всего есть предел. Такое поведение недопустимо, и я не собираюсь его терпеть. Если ты сейчас же не успокоишься, то я закрою тебя в трюме, а там темно и обитают крысы. — Ты глупый, — выдала Мэрион. — И ты этого не сделаешь, ты только пугаешь меня. Пугаешь. Специально. — Почему ты в этом так уверена, дитя? — Бей сложил на груди руки, внимательно смотря на девчонку, подумав, что приобрел очень колючий и острый на язык цветочек. Он не помнил, чтобы кто-то осмеливался называть его глупым и так дерзить, а если вдруг осмелится, то быстро познакомится с фалакой. — Потому что если меня покусают крысы, то я заболею и умру, — ответила Мэрион. — Так говорит мой батюшка, а он очень умный, и если он так говорит, значит, так и есть. А ты не захочешь, чтобы я умерла, потому что ты заплатил за меня деньги. — Мэрион довольно улыбнулась и повторила позу громилы — сложила на груди руки и неотрывно стала смотреть в его черные глаза.       «Умная девочка», — подумал Бали-бей. Он протянул руку в попытке погладить ее по голове, но дитя вдруг резко бросилось вперед и вцепилось зубами в его ладонь между большим и указательным пальцем. — Ах, дитя шакала, отпусти! — закричал Бали-бей, но девчонка только сильнее стиснула свои острые зубки, и ему пришлось свободной рукой зажать ей нос. Через несколько секунд от недостатка воздуха ее хватка ослабла, и он смог выдернуть руку. — Ты ведешь себя как дикий зверек! — Он посмотрел на глубокие следы от зубов. — И как такое возможно? Мне показалось, что у тебя не хватает много зубиков. — Глупый, — почти пропела Мэрион. — У человека тридцать два зуба, а у меня не хватает только четыре зуба спереди, — она широко улыбнулась, показывая зубки. — Остальные двадцать восемь на месте. — Я вижу, с математикой у тебя тоже все в порядке, хоть ты и не знаешь, что в твоем возрасте зубов у дитя меньше. Прекрасно. — Бали-бей вздохнул и устало поглядел на девочку, раздумывая, как с ней поступить: позволить самой успокоиться или проявить какие-то меры.       В этот момент в каюту громко постучали, и вошел еще один осман с саблей на боку и что-то быстро сообщил Бею на непонятном для Мэрион языке. Она отошла к окну и тяжело вздохнула, наблюдая за игрой воды в отблеске народившегося месяца. — Дитя, — раздался за ее спиной голос громилы. — Повернись ко мне, пожалуйста.       Мэрион нахмурилась и повернулась. Бали-бей держал в руках серый мешок и веревку. — Прости, дитя, но так необходимо…