Что, если каждый прожитый день, будто пытка разжигает в груди такое горькое, неправильное чувство неполноценности? Что, если… Что, если всё то, что ты делаешь кажется тебе снедающим и таким чуждым, что впору разорвать грудную клетку, чтобы, наконец, отодрать от себя эту ноющую, изъедающую изнутри боль? Поверь, никто не ответит. И ты всё ещё будешь ощущать этот грёбаный монакопсис. (с) Автор
Последний рейс Япония-Корея в три часа ночи. После бессонной ночи в окружении друзей из Токио, где они напоследок выпили пару бутылок саке в самой популярной сауне столицы, Чанёль выехал в аэропорт. Япония оставила после себя сладкое послевкусие терияки и ночных улиц с запахом плавленого сахара. Он будет скучать. И, возможно, вернётся не раз. Хотя… вряд ли. В следующий раз Чанёль хотел бы отправиться ещё дальше. Туда, где можно было бы найти тихий малолюдный уголок и осесть до конца своей жизни. Корея… Корея теперь напоминала ему слишком о многом. Глупо было полагать, что отъезд решит все проблемы, стоит только отдалиться от них. Из-за этого возвращение домой далось слишком нелегко. - Пассажиров, вылетающих рейсом 7C-9905 Токио-Сеул авиакомпанией Jeju Air, приглашаем на посадку… * * * Сеул всё так же жил в своём привычном темпе. В темноте улицы пестрили многоцветной палитрой: тут и там мелькали рекламные щиты, модные витрины, вывески, мосты… Присущие ей днём спешность и постоянный топот деловых ног сменялись под светом уличных фонарей в размеренные шаги, тихие улочки, и тёплые придорожные кафешки, что согревали посетителей свежеобжаренной свининой и любимым соджу. Такси плавно притормозило у бордюра. В ту пору стояла такая же спокойная ночь. Такая же неспешная, тихая. Никто его не провожал, и уж тем более не ждал. Над головой возвышался всё тот же многоэтажный дом; с теми же бездушными окнами, с этими же дверьми с постоянно заедающим домофоном... Он будто бы и не уезжал. Лишь невыносимо ноющая боль незаметно притупилась, словно на него наложили густую мазь. Пустая квартира встретила его гробовым молчанием. Слабый свет прихожей осветил небольшую часть гостиной, и его взгляд зацепился за тёмно-синий флоковый диван, аккуратно накрытый пледом. «Значит, она приходила…» Ханна была своеобразной перфекционисткой, когда дело касалось домашнего порядка. Чанёль лишь равнодушно хмыкнул. Огонёк раздражения прошёлся по всему телу, навязчиво внушая ему тут же содрать и выбросить всё к чему прикасалась эта женщина. Он просто хотел забыть. А она назойливым привидением продолжала появляться перед ним во всём, что он перед собой видел. - Я встретила другого, - вдруг во время завтрака заявила Ханна, сжимая в руках чашку давно остывшего чая. В тот день она была одета в свой розовый домашний халат, в который она обычно облачалась в особо холодные дни. Она сидела напротив и смотрела на мужа так, словно это было чем-то обыденным - будто бы говорила про погоду или о вчерашнем случае на работе. Чанёль оторвался от телефона. За всё утро он впервые посмотрел на свою жену. Она была красивой. Даже с этим нелепым халатом. - Это что, такая шутка? – хмыкнув, спросил он, хотя рука с телефоном всё же напряжённо сжалась. Она опустила свой взгляд на дно чашки, и смогла лишь тихо произнести: - Мне жаль. Чанёль пристроил дорожный чемодан у стены и прошёл в гостиную. Резким движением сорвал с дивана плед и, скомкав, отбросил в соседнее кресло. Да. Теперь стало лучше. Намного. Было невыносимо чувствовать её незримое присутствие даже несмотря на то, что эта женщина, пожалуй, давно перестала думать об этой квартире как о своём доме. Так чего же он ожидал? Он всё ещё чувствовал себя по странному потерянно…* * *
Первое утро в этой квартире после всех этих месяцев бесцельного скитания казалось невыносимо тихим. Не было ни голосов, будивших его чрезмерной громкостью, ни гула проезжающих машин из покосившейся форточки хостела, ни будильника, которую он всегда ставил на шесть утра… Над головой сейчас висел белый натяжной потолок, и первым, что он увидел после пробуждения было его размытое призрачное отражение. Затем он медленно осмотрел комнату. В воздухе летала мелкая пыль, и это было особо заметно из-за слепящих лучей солнца сквозь складки неплотных штор. Да и, вообще, вся квартира была покрыта толстым слоем пыли, что свидетельствовало о том, что дом пустовал довольно продолжительное время прежде чем вернулся хозяин. Чанёль с трудом перевернулся на бок и уставился на прикроватную тумбочку. Цифры на электронных часах показывали ровно без десяти одиннадцать. Но даже не смотря на позднее утро, он чувствовал, что так и не выспался. Тело всё ещё ломило, а из-за непонятной тяжести в голове тело будто приросло к кровати. Но титаническими усилиями ему всё же удалось поднять себя с постели и заварить себе кофе из пакетика.* * *
Первым делом Пак решил затеять генеральную уборку, однако всё с треском провалилось, когда он обнаружил, что водопровод был пуст, а из ванной комнаты пропали все тряпочки. Он вспомнил, что, когда уезжал, выбросил все, что было можно, а воду отключили из-за неуплаты еще за день до отъезда. Поэтому следующим решением стал звонок в службу коммунальных услуг и поход в универмаг. Вторая задача на удивление оказалась довольно непростым делом. Особенно в выборе между тряпками из микрофибры или из бамбука. Он стоял у полки с хозяйственными принадлежностями около минут пять, пока к нему, наконец, не подошёл консультант и не объяснил ему в чём их разница. Это было довольно странное ощущение – делать вроде бы обыденные вещи, но в то же время чувствовать себя полным дураком, неспособным в одиночку выйти даже в обычный магазин. Домой он вернулся с тремя огромными пакетами и с ощущением, будто прошёл целое испытание. Ходить по той же дороге, смотреть на те же витрины, встречать тех же соседей - всё было непросто. Раньше это было чем-то неважным, привычным, тем, что делалось на автомате. Но ведь так и должно было быть? Однако это глухое чувство Её отсутствия… Это чувство было слишком сильно, и оно не прошло даже спустя столько времени. Прошёл почти год с того самого момента, как щуплый старик на кресле суда вывел окончательный вердикт насчёт брака четы Пак, поставив последнюю точку в их, казалось бы, идеальных отношениях. Каждый раз, когда Чанёль мысленно возвращался в тот день, он начинал снова и снова прокручивать в голове её последние слова, и единственное, что он мог - это копаться в себе и винить только себя. Но сегодня это было похоже на что-то другое. Пока он перебирал старые документы из ящика, он нашёл копию той самой бумаги с двумя мелкими красными печатями на нижнем правом углу, и вместо всего того букета мыслительных процессов он ощутил лишь банальную злость. Эта бумага вызвала в нём неприязнь не только к тому факту, что они с женой развелись, но и к ней самой, хотя раньше он всеми силами пытался оправдать перед всеми (а в частности перед собой) её бездушный поступок. Это напомнило ему о пледе которую он не только отбросил в сторону, но и выкинул к чертям сегодня утром. Как однажды сказал ему коллега, который преподавал психологию, раздражение и гнев – вторая стадия принятия правды, что уже хорошо. Из вновь окутавших его навязчивых мыслей его разбудил телефонный звонок. На дисплее высветилось имя Ким Чонина, его университетского друга. - С возвращением что ли! – вместо приветствия начал Чонин, - Эй! Как ты мог не сказать мне? Ты не выходил на связь целых полгода! Это как понимать, чувак? Я даже думал, что ты коньки отбросил, засранец! Мне знакомый сегодня звонил, сказал, что видел тебя утром в универмаге рядом с твоим домом. Ты где вообще был? - Вот же-ж проныра. У тебя в знакомых целый Сеул что ли? – по-доброму усмехнулся Чанёль. - Ага, представь себе! Ты где? Дома? - Ну да. - Я заканчиваю работать в шесть. Встретимся сегодня где-нибудь...эм, не знаю, в кафе каком-нибудь. Хотя, нет, сходим в бар! Давно мы с тобой по рюмке не пропускали… Короче, жди, я отправлю тебе адрес. И только попробуй снова исчезнуть! А то ох как врежу, мало не покажется! * * * Небольшой бар в закоулке Хондэ пестрил уютными фонариками, тихой джазовой музыкой и улыбчивым барменом. Посетителей было мало, поэтому Чанёль устроился на краю барной стойки и заказал себе кружечку холодного пива. За небольшим окном, украшенным золотой гирляндой, шёл дождь: мелкий, холодный, навевающий на душу необъяснимую тоску. Люди спешно шли по улицам, пытаясь побыстрее укрыться от мороси, но шустрые капли всё равно отхватывали подолы их отглаженных одеяний. Темнело. Чанёль перевёл взгляд на свои наручные часы. Время близилось к восьми. Чонин почему-то опаздывал. Телефон он не брал, так что Пак решил подождать его ещё часок, и если друг уж совсем пропадёт, то он уйдёт. Но спустя полчаса стеклянная дверь бара резко распахнулась, впуская в помещение приятную прохладу и лёгкое дуновение октябрьского ветра. - Опять эти дожди! - чертыхнувшись, недовольно произнёс Чонин, едва вошёл в помещение, но, завидев старого друга, ярко улыбнулся и двинулся к стойке. Чанёль встал и встретил его крепкими объятиями. - Чёрт, да я тебя будто сто лет не видел! Ты где был? – тут же начал с расспросов Ким, - Целых полгода! Полгода! Пак Чанёль, вы просто обязаны мне объясниться. И прямо сейчас! Они уселись, и Чонин тоже заказал себе кружку холодного пенистого. Он не сводил глаз с лица Чанёля, будто бы не верил, что он материален. - Да так, мотался то тут, то там. Но последний месяц провёл в Японии, - ответил Чанёль, задумчиво водя пальцем по горлышку стакана. Для него эти полгода прошли как в тумане. Он помнил лишь то, как собрал вещи и сел в самолёт, а остальное…теперь всё это казалось лишь сном. - В Японии, значит... - призадумался Чонин, затем шутливо добавил, - А с виду будто где-то на Альпах в отшельниках был. Спасибо хоть бороду не отрастил, вот была бы умора! Его мелодичный хохот разнёсся по всему помещению. Чанёль недовольно фыркнул и бросил в друга мятым чеком. Затем устало взъерошил свои отросшие, вьющиеся волосы тёмно-каштанового цвета, отмечая про себя, что он и вправду, в целом, выглядел довольно нереспектабельно по сравнению с тем Пак Чанёлем, который раньше никогда не выходил из дому даже не начистив блестящий носок своих кожаных туфель. Но сегодня он был одет в безразмерный серый балахон, которого он не снимал уже, видимо, месяц, и в свободные спортивные штаны с изношенными кроссовками. - И чем теперь планируешь заняться? Снова вернёшься к своим лекциям? – усевшись поудобнее, поинтересовался Ким. Чанёль задумчиво промолчал. Потом, глубоко вздохнув, всё же ответил: - Ну а что мне ещё остаётся? Хотя, если подумать, я взял слишком долгий перерыв. Сомневаюсь, что меня ещё ждут. Оба почему-то на минуту замолчали. Это было очень неловкое молчание. Возможно всему виной была полугодовалая разлука или то, каким образом эта разлука случилась. У Чонина было кучу вопросов к Чанёлю, которых сейчас было бы весьма нетактично озвучивать даже несмотря на то, что оба являлись довольно близкими приятелями. А Чанёлю, наоборот, сказать было абсолютно нечего. Он хотел, чтобы всё было как раньше – непринуждённо и обыденно. Но он видел, как Ким сгорает от любопытства и ждёт ответы на вопросы, для которых ответы будет очень трудно подобрать. И так, каждый на момент погрузился в свои собственные мысли. На самом деле Чонин прекрасно знал причину внезапного отъезда Пака. И, хоть и не полностью, но понимал, почему его друг в таком состоянии вот уже целый год. Развод дался Паку нелегко. Об этом знали все. Несколько месяцев после случившегося он не на шутку пристрастился к алкоголю, совершенно забил на работу, почти не питался, исхудал. Его трудно было вытащить даже на банальную прогулку. Но в один прекрасный день он внезапно исчез, напоследок сказав, что идёт исцеляться куда-то в горы. И только через месяц по аватарке в «kakao talk» Чонин узнал, что его друг уже где-то в другой стране попивает холодное мохито под лучами жаркого курортного солнца. В тот момент он в какой-то степени почувствовал себя преданным. Пока он тут не находил себе места и боялся за его жизнь, тот в это время наслаждался балдёжным отдыхом на море и счастливо попивал фруктовые коктейли. Однако, если отбросить эту, казалось бы, детскую обиду, то вырисовывалась вполне себе неплохая картина. Чанёлю нужно было встряхнуться и сменить обстановку, забыть прошлое и отвлечься хоть чем-нибудь, ведь иначе это могло бы закончиться куда более трагично. Чонин искренне надеялся, что подобная сепарация от прошлого здорово ему помогла. Но сейчас, видя своего друга всё таким же мрачным и безрадостным, он понял, что это путешествие не принесло ему особой пользы. - Ну а ты вообще как? Как работа? Семья? – решил прервать молчание Чанёль. - Да вот, горбачусь в этом треклятом офисе день и ночь. Утешает только зарплата, - невесело хохотнул Ким. - Что, всё так плохо? – хмыкнул Пак. В это как-то слабо верилось, особенно учитывая те красочные посты в инстаграм, которые Ким неоднократно обновлял каждую неделю. Там он жил безупречной жизнью, с весёлыми коллегами и идеальной семьёй, с которыми он каждые выходные выбирался куда-нибудь отдохнуть на денёк-другой. - Вообще-то нет, - призадумавшись, ответил Чонин, - Хоть жена постоянно и пилит по всем возможным и невозможным причинам, а дети орут, а собаки только и делают, что просят еды… Я более чем счастлив, - расплылся он в улыбке. И Чанёля внезапно что-то горько укололо в области живота. Чонин был высоким, слегка смуглым шатеном, с отличным стройным телосложением и приятным лицом. Впервые они с Чанёлем познакомились, будучи студентами. А теперь и оглянуться не успели, как уже прошло больше десяти лет. В университете Ким был едва ли не самым популярным парнем на потоке, и, казалось, перед ним могли открыться все двери, какие бы он только не захотел. Но даже не смотря на все эти многообещающие пророчества окружающих, Чонин был одним из первых, кто поспешил под венец сразу же после окончания университета. Хотя, зная его нрав, многие бы лишь развели руками, мол, чушь полная, это же Ким Чонин! Он тогда создавал впечатление легкомысленного бэдбоя с замашками избалованного мажора, вечно одетого в свою потёртую кожаную курточку и с волосами, как у Эдварда Каллена. Но кто ж знал, что тихая первокурсница из филологического факультета с такой лёгкостью завоюет сердце этого студенческого идола, в итоге сыграв с ним скромную, но красивую свадьбу в местной церкви в районе Содэмун. А теперь он сидел перед Чанёлем в строгом офисном костюме с портфелем наперевес, с обручальным кольцом на безымянном пальце и с завидным статусом «папы Нини», хотя другие в то время прочили ему карьеру модели или актёра, но точно не офисного клерка и примерного семьянина. Но, как ни странно, Чанёль ощущал при этом что-то наподобие зависти. Ведь когда-то и он тоже хотел, чтобы при возвращении домой после тяжёлого рабочего дня его ждала семья. Первые два года после свадьбы они с Ханной буквально грезили о детях, и даже собирались купить дом побольше, чтобы появилось пространство для небольшой детской. Но после нескольких походов по всевозможным клиникам, в которых врачи лишь разводили руками, эта мечта так и осталась мечтой. Возможно, это и было одной из многих причин их разрыва. - Ну давай, рассказывай. Как там заграницей-то? Хотя бы ты разбавь мою монотонную жизнь своими байками из-за рубежа! – внезапно сменил тему Чонин. - Да что тут рассказывать? – отмахнулся мужчина. - Да не отнекивайся! Где ты ещё был кроме Японии? Россия? Франция? Китай? Наверняка ты туда не только достопримечательности разглядывать поехал. Колись давай! - двусмысленно заулыбался Ким. Под пытливым взглядом друга Чанёль допил свою кружку и попросил у бармена повтора. - Да я в основном по Азии колесил. Я не настолько богат, чтобы по Европе кататься, - хрипло посмеиваясь, произнёс он. - Какая жалость, - на выдохе потянул Чонин, - А я вот дальше этого полуострова никуда не уезжал за последние пять лет. Разве что на Чеджу на юбилей тётушки. - Да уж… Но, вижу, стабильность тебе к лицу. Выглядишь довольно важным с этим своим галстуком, - поддразнил его Пак. - Эй, шутишь что ли? Я каждый день в этом костюме, что мне уже начинает казаться, что она срослась с моей кожей. О какой важности тут речь? – начал парировать Чонин, хохоча на весь бар. И так, через час они были уже заметно подвыпившими. Они благополучно перекочевали от барной стойки к укромному столику в углу, а вместо пива теперь перед ними стояли несколько опустошённых бутылок соджу. Чонин не умолкал ни на секунду, а Чанёль после каждых его недовольных восклицаний лишь посмеивался и поддакивал. Но потом, когда темы для разговоров стали медленно убывать, Чонин на минуту замолчал, затем вдруг решился осторожно спросить: - Ну а ты вообще как? Нормально? Пак призадумался, потом молча кивнул. - Я о Ханне. Увидев тебя сегодня, я подумал, что эта ситуация всё ещё…гложет тебя? После этих слов Чанёль резко замер и заметно напрягся. Этот вопрос был слишком внезапным, и Пак не готов был к этому разговору, хотя где-то внутри себя прекрасно понимал, что рано или поздно кто-то да поднял бы эту ненавистную тему. - Да всё круто, не переживай, - скомканно отозвался он. - Знаешь, я бы… - Я же сказал – всё круто, - резко перебил мужчина. В паковском взгляде появился какой-то упрямый блеск. И по этому давно знакомому выражению лица Ким сразу сообразил, что это не та тема, которую он хотел бы сейчас обсуждать. И на них снова обрушилось молчание. Едва заметно поникший Чонин потянулся к своей рюмке и одним глотком осушил оставшееся содержимое, закусив жгучий привкус сырными чипсами. - Прости, чувак. Я просто…беспокоюсь, вот и всё, - тихо пробурчал он. Чанёль устало спрятал лицо в ладонях и тяжело выдохнул, ощущая сильное желание залезть под стол. Он был пьян. И разговоры о Ханне – последнее, при котором он хотел бы присутствовать. - Я просто не выспался, - охрипшим голосом ответил он. - Знаешь, а я ведь виделся с ней, - как обухом по голове выдал Чонин. Это было на днях, на корпоративной встрече в ресторане в честь повышения одного из сотрудников. Ханна была одна и собиралась вот-вот уходить. Она выглядела, как и всегда, безупречно. Чонин всегда удивлялся как она умудрялась всегда выглядеть на все сто при любых ситуациях. Но в тот день, как бы она ни старалась выглядеть невозмутимо, одна деталь всё же не осталась незамеченной – её обручальное кольцо. Она его всё ещё носила. И это было странно, и Чонин даже замешкался. Девушка первой заметила Кима, и робко поздоровалась. Но потом, заметив его взгляд на своей руке, панически быстро спрятала его в карман жакета. Они обменялись незначительными любезностями, и Чонин засобирался обратно к своему столу, как Ханна вновь окликнула его, в нерешительности замявшись у прохода. И спросила: «Как...как дела у Ёля?». Чонин помедлил с ответом. Он не знал, что ей сказать, но, чтобы неловкое молчание не затянулось, всё же выдавил из себя: «У него всё хорошо». По дороге в бар он долго думал над тем стоит ли вообще поднимать эту тему. Уже столько времени прошло, неужели это имя до сих пор находится под негласным грифом “совершенно секретно и не подлежит обсуждению”? Но как бы там ни было, друга нужно было вытаскивать из этой жирной скорлупы. А для этого в первую очередь нужно было разбить оболочку под названием “я справлюсь сам”. Только что услышанное, на первый взгляд, не возымело никакого эффекта на Чанёля. Однако спустя момент он шумно выпустил воздух из лёгких, будто до этого не дышал уже целый час. Лицо его помрачнело пуще прежнего, и он резко пригубил рюмку, обжигая засохшее горло алкоголем. Затем нервно откинул отросшую чёлку назад и, как ни в чём не бывало, спросил: - И? - Ты ведь её ещё не отпустил, я прав? – Чонин немного подался вперёд и попытался поймать его взгляд, однако Чанёль решил, что шершавая поверхность стены куда интересней, чем сидящий напротив собеседник. - Это было буквально пару дней назад, - тем временем продолжил Ким, - Ты ведь знаешь, я часто по работе посещаю всякие разные общепиты, чтобы задобрить начальство. Я не знаю, что она там забыла, но мы случайно столкнулись и у нас завязался небольшой разговор. В этот момент Чонин заметил, как Чанёль еле заметно вздрогнул. - Она сказала, что счастлива, - и секундное молчание, чтобы друг сумел переварить только что услышанное предложение. Губы Пака тронула лёгкая усмешка. Счастлива… Конечно же счастлива! Как же она может быть несчастна, когда в конце концов нашла то, что хотела – левого мужика, у которого карманы набиты уж поплотнее, чем у него? - И зачем ты мне это рассказываешь? – хриплым голосом прошелестел Чанёль, наконец-то подняв на Чонина глаза, - Думаешь мне интересно? - Я просто хочу, чтобы ты об этом знал, и продолжил жить дальше своей жизнью, не думая о ней и злясь на весь мир, будто тебя предали все. - Вау…и откуда ты всё знаешь? – саркастично прищурился Чанёль. - Мы знакомы с тобой вот уже почти половину жизни. Кому как не мне знать что на самом деле происходит у тебя на душе? Чанёль промолчал. - Ладно! – внезапно оживился Чонин, мигом прогнав гнетущую атмосферу, - Не хочешь об этом говорить – твоё право! Я совершенно не настаиваю. Просто иногда выходи на связь и не исчезай с радаров. Знаешь, просто нам ведь тоже нелегко пришлось, когда ты вот так внезапно пропал. Я всё надеюсь, что это путешествие дало тебе понять себя и отпустить эту ужасную ситуацию. Я как никто другой понимаю, что тебе сейчас тяжело встречаться с нами. Особенно учитывая, что мы, как никак, довольное долгое время дружили семьями, и тебе наверняка кажется, что мы всем хором перешли на её сторону. Но в этой ситуации, пойми, нам не до сторон. Мы просто хотим, чтобы ты не обрывал с нами связь. Было бы круто вернуть всё на круги своя. Как раньше. Чанёль всё ещё молчал. Он тоже, естественно, желал вернуть всё на круги своя; собираться всей компанией за одним столом, ехать на рыбалку, пропускать по рюмочке и водить долгие непринуждённые беседы, лишённые неловкости и сочувствия. Фразы “мне так жаль”, “с тобой всё хорошо?”, “ты как?” - самые худшие из всех, что он когда-либо слышал. Чанёль больше всего в этом мире ненавидел позицию жертвы. Поэтому когда все кто хотя бы краем уха слышал о его разводе начали окружать его непрошенным сочувствием, он решил убежать. Они расстались у входа в метро. Напоследок Чонин похлопал Пака по плечу, пробормотал: «Всё будет хорошо. Увидимся через неделю», отсалютовал, и заплетающейся походкой скрылся под девятой станцией. Послевкусие после этой беседы было неважным. И трудно было понять - так вернулось ли всё на круги своя или всё только усложнилось? От осознания того, что теперь каждый встречный знакомый будет снова его допрашивать и лезть со своими ненужными советами Чанёля будто бросило в ледяную прорубь. Не так он представлял своё возвращение. Ему думалось, что он просто тихо вернётся, поселится в своей укромной квартирке, будет выходить в магазин лишь раз в неделю, и никто не будет его беспокоить. Идея быть отшельником на Альпах уже не казалась такой уж абсурдной.