***
Проект они защищают успешно. Единственные из всей группы. Возможно, влияет тот факт, что они оба уже магистранты и имеют некоторое преимущество по отношению к остальным, возможно, они просто сработались. Это даже удивительно: Скарамучча оказывается приятным собеседником, когда говорит о том, что ему интересно, и не пытается казаться злее, чем есть на самом деле. Кадзухе он напоминает забавного котёнка, который дыбит шерсть и шипит, чтобы выглядеть больше, страшнее и опаснее. Чжун Ли довольно кивает, пока слушает их, и в конце резюмирует своё мнение: — Вы проделали хорошую работу. Это действительно сложная тема, но я очень рад, что вам удалось найти пересечение своих научных интересов. Такие исследования на стыке разных дисциплин и приносят нечто новое в науку, потому что позволяют посмотреть на проблему под новым углом. Они действительно выбрали очень неоднозначную тему, объединяющую их специальности: Кадзуха сформулировал её как «Детальность и историческая достоверность описаний технологических изобретений Каэнри’ах в сохранившихся поэтических произведениях». Если коротко, то Кадзуха нашёл и изучил предположительную поэзию Каэнри’ах, а Скарамучча на основе вычлененных описаний составил примерные чертежи и проанализировал, насколько детальное описание было дано, насколько это возможно реализовать в то время. Получилось не то чтобы основательно — даже просто доказать, что данная поэзия действительно относится к культуре Каэнри’ах, почти невозможно, — но с точки зрения теории довольно любопытно. Они собирались несколько раз в «Вань Минь», чтобы обсудить свои наработки и продумать дальнейший план действий, в последнюю встречу Кадзуха притащил свой старенький, но вполне неплохой ноутбук и засел за презентацию. Скарамучча, увидев его, хмыкнул: — Я думал, у тебя и ноутбук дорогущий. — М-м? — Каэдэхара поднял голову от экрана. — Ну ты же… Сыночек богатых родителей, — парень отчеканил каждое слово. — Я был уверен, что ты на понтах, как и Чайльд. Странный слайд выходит, — он быстро сменил тему, и Кадзуха выдохнул: подобные разговоры ему совершенно не нравятся. Но главное, что Чжун Ли остался довольным их проектом. Для Скарамуччи это оказалось подозрительно важным, хотя он старался не показывать этого. Возможно, думал Кадзуха, пока отвечала последняя пара, каждое, даже самое крохотное достижение имеет вес для его гранта. Ну, а о том, что парень учится по гранту, ему рассказал ещё в самом начале Хэйдзо. После сдачи проекта наступает тишина. Они периодически сталкиваются в коридорах, здороваются кивком или вообще взглядом, и всё, кажется, идёт своим чередом. Но что-то гложет Кадзуху изнутри, сверлит его грудную клетку, и он очень хочет понять что.***
В кабинете у господина Ли прохладно. Каэдахара ёжится в кресле, наблюдая, как жилистая рука мучительно медленно выводит его имя, фамилию, дату рождения и… название и дозировку препарата. Рубеж пройден. Со следующего дня он начинает принимать антидепрессанты. Эта мысль барабанами звучит в его голове и заставляет сжаться всё нутро. Накануне вечером Кадзуха сообщил об этом родителям, и до поздней ночи сидел с ними в гостиной, обсуждая всё это и объясняя причины своего решения. И к своему собственному удивлению, главная причина обрела форму в виде «Я хочу жить дальше». И вот, психотерапевт пробегается глазами по листку в своих руках и наконец протягивает его Кадзухе. Это просто белая бумажка с росчерками слов и сине-фиолетовой печатью, но для него она ощущается как минимум свинцовым слитком или гранитной плитой, которую так трудно удержать обеими руками, не то что двумя пальцами. После приёма Каэдэхара заходит в аптеку, робко или даже смущённо отдаёт фармацевту рецепт и потом ещё разглядывает какое-то время коробочку, словно никогда в жизни не видел таблеток. Впрочем, таких действительно не видел. Хочется пойти гулять по мокрым осенним улицам Ли Юэ, нацепить наушники и погрузиться куда-то поглубже в самого себя, поковыряться, как хирург, в собственных внутренностях. Вот только буквально через пятнадцать минут у него начинаются пары, а он и так прогулял некоторые из них, поэтому Кадзуха натягивает капюшон и быстрым шагом направляется к университету. Но и учёба не помогает: мысли путаются и перемешиваются, сливаются в единое полотно, и Кадзуха пытается осторожно потянуть за одну конкретную ниточку так, чтобы не распустить всё. Единственный человек, к которому Кадзуха сейчас может пойти за советом, сидит в строгом кабинете на третьем этаже и, скорее всего, пьёт чай с османтусом. В дверь этого самого кабинета парень как раз неуверенно стучится. — Войдите. Кадзуха был здесь от силы пару раз — в университете они с Чжун Ли почти не пересекаются, разве что на парах по истории и каких-то официальных мероприятиях. Гораздо чаще они видятся в гостях друг у друга и на светских раутах, куда его последние несколько лет таскает Нин Гуан. — Кадзуха? — Чжун Ли отрывает взгляд от бумаг и удивлённо осматривает его (Каэдэхара готов поклясться, что он выискивает поводы для беспокойства в его внешнем виде). — Проходи, присаживайся, — мужчина указывает на кресло перед собой и складывает руки в замок. — Чем я могу помочь? — Господин Чжун Ли… — Кадзуха всё-таки садится, неловко ёрзает и собирается с силами. То, что он хочет спросить, выходит за рамки их привычного общения и даже немного — за рамки приличия. Если бы он не был уверен в том, что Чжун Ли не пошлёт его хотя бы из уважения к Нин Гуан, ни за что бы не решился. — Мне нужен ваш совет. — Я слушаю. Как всегда, лаконичен в ответах. — Я… В общем, это очень личный вопрос и я пойму, если вы не захотите отвечать… — Кадзуха делает глубокий вдох, — проявлять к кому-то интерес после смерти любимого человека — это предательство? Слова кажутся мыльными пузырьками, повисшими в воздухе. Сорвавшись с губ, они становятся какими-то нелепыми, детскими, смешными, но его это действительно волнует. И каким бы ни был ответ Чжун Ли, он может гордиться, что вообще произнёс это вслух. Кадзуха пришёл именно к наставнику своей матери не просто так. Все в Ли Юэ знают эту трагичную историю: молодая жена тогда ещё просто перспективного советника Цисин погибла в автокатастрофе, оставив Чжун Ли одного с пятилетним сыном. Всё это произошло лет пятнадцать назад, и Каэдэхара не застал лично эти события, но слышал, что все газеты кричали о случившемся. Гуй Чжун едва стукнуло двадцать три, она только-только доучилась и начала строить карьеру, поддерживала мужа и воспитывала сына. Они были вместе со школы. С тех пор Чжун Ли превратился в самого влиятельного политика Тейвата (по версии некоторых СМИ), в главу правительства Ли Юэ, а потом — в ректора университета. Его единственный сын, Сяо, учится на архитектурном и выглядит как такой смачный плевок на все достижения отца, но при всём этом их семейным отношениям могут позавидовать многие. Основная причина, почему Кадзуха пришёл, даже не в самой трагедии, а в том, что за эти пятнадцать лет Чжун Ли не то что не женился — его ни разу не видели в компании хоть кого-нибудь, смахивающего на любовный интерес, а не бизнес-партнёра. Нин Гуан лишь однажды сказала — даже не ему, а жене, но он услышал, — что после смерти Гуй Чжун сама по себе концепция любви стала неинтересна её наставнику и попросту потеряла весь свой смысл. Поэтому он и переключился на карьеру и сына. И вот, теперь Кадзуха, будучи хоть сколько-то доверенным лицом, бередит эту старую рану. Всё, на что он надеется, — что Чжун Ли снисходительно отнесётся к его любопытству. Но по мере того, как растягивается тишина, надежда тает… — Знаешь, — вдруг негромко говорит мужчина, — я не думал, что ты всё же придёшь ко мне. Но я рад. Чаю? Кадзуха кивает. — Вы предполагали?.. — Рассматривал такой вариант. Однако мне казалось, что ты побоишься или смутишься. — Если честно, я до последнего сомневался. Но решил, что мало что потеряю. Лучше сделать и пожалеть… — …Чем не сделать и жалеть об этом, — заканчивает за него Чжун Ли. — Ты удивительно похож на свою мать, — его губы трогает слабая улыбка, — на них обеих сразу. «Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и жалеть об этом» — девиз Бэй Доу, и они оба, конечно же, знают об этом. — Наверное… — Почему ты считаешь это предательством? — резкая смена темы ощущается как удар под дых. — Мне кажется, я поступаю нечестно по отношению к нему. Я же… Ну… — Любишь его? — то ли подсказывает, то ли спрашивает Чжун Ли. И Каэдэхара не может ответить. Это тоже терзает его уже пару месяцев — осознание, что он, кажется, больше не любит Томо. И вообще не уверен, любил ли на самом деле. Что вообще такое любовь? — Это нормально, что ты больше не чувствуешь этого. Ты не должен любить мёртвого человека до скончания дней. Твоя жизнь и, более того, твоё сердце ему не принадлежат. — Просто… Я… — парень кусает губы, подбирая нужные и подходящие слова, но получается криво. — Я как будто виноват во всём случившемся, это произошло из-за меня, и я… Я теперь живу нормальной жизнью? Чжун Ли смотрит на него в упор, в его глазах плещется беспокойство, тоска и понимание. Тонкие морщинки расходятся лучиками от глаз, и Каэдэхара лишь в этот момент понимает, что профессор, в общем-то, не так молод. Сколько ему? Сорок? Он старше Нин Гуан, которой недавно исполнилось тридцать семь, у него двадцатилетний сын… Он довольно рано стал отцом, из-за чего его супруге пришлось брать академический отпуск, а уже после рождения Сяо продолжать учёбу. Она умерла в двадцать три, это было пятнадцать лет назад, и Гуй Чжун была младше мужа на пару лет. Да, выходит, Чжун Ли сейчас около сорока. За этими расчётами парень не замечает, как янтарные глаза продолжают внимательно разглядывать его. Он возвращается в реальность, лишь когда Чжун Ли вновь начинает говорить. — Знаешь, Кадзуха, — в голосе звучат мягкие отеческие нотки, — я много кого терял и хоронил в этой жизни. Родителей, жену, друзей, даже учеников и соратников… Каждая потеря отдавалась сильной болью в моём сердце и оставляла глубокую, кровоточащую рану. Но на место, занимаемое каждым из этих людей, в конце концов приходил кто-то новый. Он не заменял своего предшественника в полной мере, но играл ту же роль или вызывал те же чувства. Это вовсе не значит, что я забыл всех, кто меня покинул. Я никогда не забывал и уже не смогу забыть. Просто жизнь идёт дальше, — он поворачивается к окну, за которым яркими красками бушует осень, и слабо улыбается, — а значит, и мы идём. Иногда ползём, иногда бежим, иногда даже летим. Это необходимо, если мы не хотим, чтобы эта жуткая махина нас не задавила. Они молчат некоторое время. И, наконец, Кадзуха задаёт свой вопрос: — Вы сказали, что на место каждого пришёл кто-то новый… А ваша жена? Улыбка на лице Чжун Ли становится тоскливой-обречённой. Он коротко качает головой. — Её место занять никому не удалось. Но не потому, что я скорбел и запрещал себе любить, а потому, что никто, кого я встречал, не смог вызвать у меня что-то хотя бы отдалённо такое же сильное. Если тебе попался человек, сумевший так заинтересовать тебя… Ты счастливчик, Кадзуха. С последним заявлением он бы поспорил. Образ Скарамуччи, преследующий его и днём и ночью, слабо вяжется с понятием счастья. Впрочем, Каэдэхара даже не может с уверенностью сказать, что ему нравится Скара, его просто что-то привлекает… Что именно — он и сам пока не понял. — Могу я дать тебе совет? — кивок. — Считай его дружеским. Если кто-то зацепил тебя, не пытайся понять головой, в чём дело. Это так не работает. Прислушивайся, — мужчина прикладывает руку к груди, — к своему сердцу.***
Выйдя из университета, Кадзуха достаёт телефон и задумчиво смотрит на тёмный экран. Он делает две вещи: заходит в мессенджер, а затем звонит матери. Бэй Доу отвечает после нескольких долгих гудков, и голос у неё уставший, но ласковый. — Привет, котёнок. — Мам, не хочешь покататься по вечернему городу? — Скоро буду, ты где? Дома? Это сигнал. Покататься по городу — один из вариантов терапии от Бэй Доу. Они молча кружат по улицам, погрузившимся в сумерки, наблюдают за мелькающими огоньками и слушают какую-нибудь не слишком позитивную музыку. Вернее, раньше у них играло разное — поп, рок, даже хип-хоп бывал, но в последние месяцы настроения для такого разнообразия нет совершенно. — Нет, вышел из универа. Скажи, куда подойти, чтобы ты забрала. — Давай встретимся на большом перекрёстке, малыш. Через десять минут? — Ага. Люблю тебя. — И я тебя, котёнок. Завершив вызов, парень возвращается к мессенджеру и делает глубокий вдох. Это похоже на прыжок с вышки в реку, где тебе ещё не известна глубина: можешь повеселиться и хорошо провести время, а можешь разбиться и всплыть уже спиной вверх. Но, наверное, Чжун Ли кое в чём прав на все сто процентов — слушать нужно сердце. И сердце Кадзухи, замурованное в стенах горя и чувства вины, впервые подало голос. Слабый, тихий, но всё же. «Привет, не хочешь как-нибудь погулять?»