Только ветер

— Значит, он считает, что тебе нужны таблетки? Бэй Доу всё ещё выглядит сонной: на часах всего десять утра, а сегодня суббота, и она рассчитывала поспать подольше. Но её уже и так разбудили звонком, поэтому… — Да, сказал, что у меня развивается депрессия. …поэтому они сидят на кухне, пьют кофе с тостами и обсуждают слова господина Ли. Кадзуха тоже ещё не до конца проснулся, и ему не нужно заглядывать в зеркало, чтобы понять, какое гнездо у него сейчас на голове. Вдвойне забавно, что его тоже разбудил звонок Бэй Доу, правда, он и так не слишком крепко спит. Зато Нин Гуан, как обычно, ничего не слышала: спасибо берушам и шуткам про храп жены. — И что думаешь? — Бэй Доу делает большой глоток своего импровизированного латте. — Если честно, не знаю. Наверное, он прав, но… — Это пугает? — Да. Женщина вздыхает и отодвигает пустую — если не считать крошки, — тарелку, осторожно накрывает своей ладонью руку Кадзухи, мягко поглаживает кожу, смотрит с любовью, нежностью и беспокойством во взгляде. Каждый раз, когда она так смотрит на него, Кадзуха думает, что именно так и должны смотреть матери на своих детей. И сейчас он поддаётся этому порыву, склоняется к ней и обнимает, совсем как ребёнок. Впрочем, для неё он и так ребёнок. — Ох, мышонок, — хрипло шепчет Бэй Доу и носом зарывается в его высветленные волосы. — Знаю, хреново прозвучит, но всё обязательно будет хорошо. Если врач считает, что нужны таблетки, значит, и через это пройдём. Как там в песне? — она задумывается. — Точно! «Только смелым покоряются моря!» Они тихо смеются, и Кадзуха чувствует, как с души падает камень — один из множества, но такой тяжёлый, что дышать становится легче. — Я всегда с тобой, ты же знаешь? — она легонько целует сына в макушку, а он с улыбкой кивает. — Знаю, — что-то на секунду замирает в груди, но Каэдэхара собирается с силами и продолжает. — Люблю тебя, мам. Эти слова до сих пор звучат как что-то сакральное, что-то, что нужно беречь ото всех и никогда не произносить вслух. Но Кадзуха раз за разом ломает эти стены, как в детстве, когда только учился называть Бэй Доу мамой. — И я тебя, мышонок. Я очень тобой горжусь и знаю, что ты со всем справишься. Но если что, — женщина отрывает его от себя и с улыбкой смотрит в глаза, — мы всегда тебя поддержим. Кадзуха в ответ лишь молча целует её в щёку, и это тоже ощущается по-особенному — будто простое проявление любви исцеляет израненное сердце. — Какая очаровательная сцена. Нин Гуан проходит на кухню — бодрая, свежая, в тщательно выглаженной одежде и похожая на героиню заезженных фильмов про девушек, просыпающихся с макияжем и идеальной причёской. Передние пряди собраны в лёгкий пучок, лицо блестит от тридцатиступенчатого ухода, а под глазами сияют золотистые патчи с каким-нибудь муцином улитки или слезой дракона. — Что-то ты рано, душа моя, — усмехается Бэй Доу, и Кадзуха вновь и вновь испытывает лёгкое чувство неловкости, когда эти двое вот так флиртуют. Правда, справедливости ради, обычно флиртует только Бэй Доу, в которой просыпаются какие-то пиратские манеры, а Нин Гуан просто закатывает глаза, изо всех сил скрывая довольную улыбку. — Вообще, я рассчитывала на то, что вы ещё будете спать, когда ставила будильник… Но раз мы все здесь, — она подходит ближе и обнимает их — сразу обоих. — О чём шушукались? — Да вот, спрашивала у сына, понравится ли тебе антипригарная сковородка в качестве подарка на годовщину… — Если ты любишь, когда тебя бьют тяжёлыми предметами по голове, то конечно, милая. — О архонты, — стонет Кадзуха и выпутывается из оков сразу четырёх рук. — Прекратите, пожалуйста. — Обожаю, когда он так смущается, — хохочет Бэй Доу, и Нин Гуан усмехается, отводя взгляд и изящно присаживаясь на её колено. — Мы говорили про господина Ли. Лица женщин становятся серьёзными, и Кадзуха жалеет, что сказал это так резко. — Так… — Он предложил мне начать принимать антидепрессанты. Нин Гуан молчит. Ей, как всегда, нужно обдумать все варианты развития событий, просчитать возможные риски и последствия, проанализировать ситуацию и, наконец, прийти к конкретным выводам. Парень делает глоток кофе, морщась от остатков кофейной гущи на дне, теребит край футболки и не находит себе места. Ему будто снова пятнадцать, и он снова признаётся мамам, что гей. — Хорошо. Ты согласился? — Нет… Попросил время, чтобы подумать, взвесить всё, ну и смириться, что ли. — Хорошо, — уже для себя повторяет женщина. В такие моменты она становится той самой Нин Гуан — главой правительства, строгим руководителем и справедливым вершителем судеб — как бы пафосно ни звучало. Кадзуха видел неоднократно её за работой и прекрасно понимает, какой она может быть. Её тонкие брови сдвигаются к переносице, глаза темнеют и приобретают задумчиво-решительный блеск, будто она сейчас размышляет над целесообразностью захвата какой-нибудь небольшой страны. И Кадзуха, и Бэй Доу молчат: себе дороже прерывать поток суждений и мыслей, поэтому лучше подождать. За окном посвистывает ветер, немного трясутся деревья, теряя редкие огненные листочки. Осень выдаётся тёплой и светлой, из-за серых облаков выглядывают солнечные лучи, они пляшут по крышам, дорогам, скользят за проезжающими машинами. Кадзухе хочется распахнуть оконную створку, высунуться наружу по пояс и сделать глубокий вдох. Воздух пахнет чем-то настолько неуловимым и приятным, что голова кружится от желания утонуть в этой осени. — Итак, — подаёт голос Нин Гуан. — Какие предложения? — Пойти в парк? — рассеянно отводит взгляд от окна Кадзуха и сразу осекается, — я имел в виду… В общем, не знаю. Если мне станет легче, то… — он делает движения руками, описывая странные круги и пытаясь сформулировать свои чувства так, чтобы не соврать ни себе, ни родителям. «…то я буду считать себя предателем и продолжу винить», — мысленно завершает он. — Возможно, стоит поговорить более основательно с этим Ли? Ну, расскажет, чем могут быть опасны антидепрессанты, как они помогут и так далее? Я не медик, поэтому сложно разобраться, — Бэй Доу пытается скрестить руки на груди, но в итоге приобнимает жену. — Просто если симптомы уже заметны, то лучше что-то сделать, пока не… Кадзуха знает, что она почти сказала. И даже не осуждает её. Он и сам читал статьи про то, как люди, переживая горе, делали с собой что-нибудь необратимое, совершали ошибку и причиняли близким ещё больше боли. Именно поэтому парень твёрдо уверен в том, что не покончит с собой, вот только до остальных донести эту идею довольно трудно. — Согласна. Нужно сдать все необходимые анализы, проконсультироваться с господином Ли, изучить вопрос, узнать потенциальные побочные эффекты… — загибая пальцы, перечисляет Нин Гуан. — А уже после примешь решение. Она говорит именно «примешь», а не «примем» или «приму», и это то, за что Кадзуха ей особенно благодарен: даже несмотря на свою власть и склонность к контролированию всего и всех, она оставляет выбор ему. Так было всегда. Иногда Каэдэхара думал, что это из-за того, что Нин Гуан боялась командовать чужим ребёнком, но вскоре понял, что нет. Дело вовсе не в этом, просто она убеждена, что каждому человеку жизненно необходимо совершать ошибки для дальнейшего роста и развития. — Ага. Не самая приятная для утра выходного дня тема быстро перетекает в бытовую болтовню и семейные шутки, пока Бэй Доу с тихим ворчанием заваривает чай, а Нин Гуан делает свои фирменные лепёшки. Кадзуха даже съедает одну, хотя в последнее время совершенно не может завтракать, и некоторое время сидит с ними на кухне. Рассказывает про Синь Янь, о которой, оказывается, слышала его мать — и нет, не Бэй Доу, любительница рока, а Нин Гуан, видевшая папку с кучей штрафов за игру в неположенном месте. — О, значит, нарушительница, круто! Надо послушать, что они там играют, — ухмыляется Бэй Доу, закидывая на кухонный стол ноги в пушистых голубых носках. — То есть ты только поэтому хочешь послушать? Кстати, — Кадзуха задумывается, почему Нин Гуан даже в простом домашнем костюме и самой обычной кружкой в руках выглядит как на светском рауте, — благодаря этой девчонке мы рассмотрели законопроект о создании новых свободных площадок, где музыканты смогут выступать и привлекать новую аудиторию. Янь Фэй помогала нам с этой идеей, без неё бы не справились. Точно. Янь Фэй до сих пор подрабатывает в правительстве, сверяя документы и частенько предлагая нововведения, которые сама же пытается претворить в жизнь. Его мать — обе, если честно, — без ума от неё и прочат большое будущее, а сама девушка обычно смущается и отнекивается. Но Нин Гуан никогда не ошибается в людях. Они так и познакомились несколько лет назад: Кадзуха приехал за ключами, потому что забыл свои, гулял по саду вокруг Нефритового дворца и… Буквально врезался в Янь Фэй, которой в тот момент одна из Бай проводила экскурсию. Тогда ещё выпускница бакалавриата юридического — самая перспективная и одарённая, — Янь Фэй получила стажировку в правительстве. Изначально предполагалось, что ей поручат мелкую бумажную работу, но она оказалась ходячим справочником по законам Ли Юэ и в итоге стала незаменимым юридическим консультантом Цисин. Правда, в тот день она была больше похожа на испуганного розового зверька, особенно когда Каэдэхара чуть не сбил её с ног. Уже потом, после миллиона извинений в духе «Простите, я задумался и не видел, куда иду» и миллиона оправданий вроде «О, нет, ну не стоит, я сама должна быть собранной и внимательной», они договорились зайти вместе в кафе неподалёку — угостить друг друга кофе — и выяснили, что у них много общего. Позже Кадзуха познакомил Янь Фэй с Хэйдзо, которого знал с самого поступления, и их странная троица наконец-то приняла тот вид, который имеет до сих пор. Будто в подтверждение этим воспоминаниям, телефон на столе вибрирует. Снова. И снова. — Ставлю пятьсот моры, что это Хэйдзо, — цокает Бэй Доу. — Я даже не буду спорить. — Вы всегда и на всё делаете ставки? — не получив ответа, Кадзуха открывает диалог, — ты почти угадала: это Хэйдзо, но в общем чате, — смартфон в его руках снова жужжит, — о, а это уже Янь Фэй. Зовут прогуляться по центру и устроить осенний пикник где-нибудь в парке. — И? — У вас есть какие-то планы? — Что, хочешь позвать с собой? — Бэй Доу смеётся. — Нет, спасибо, но мы уже староваты для этого. — Говори за себя, я ещё молода, — хмыкает Нин Гуан и допивает чай. — Ага, — женщина, хитро ухмыляясь, наклоняется над столом, — душой. — Вообще-то, — быстро прерывая этот очередной да-ладно-мы-не-флиртуем-флирт, Кадзуха вскидывает руки в попытке привлечь внимание и сохранить хоть немного нервных клеток, — я имел в виду, может, вы хотели, чтобы мы провели этот день втроём? Поехали куда-нибудь или что-то такое? Матери синхронно поворачивают головы к нему, и на их лицах отражается одинаковая задумчивость. — М-м-м… — Я думаю, нет, — более конкретно отвечает Нин Гуан. — Иди. Ребятам привет! Кстати, скажи Янь Фэй, что в том законопроекте о переносе… — она не успевает договорить, потому что ладонь жены закрывает ей рот. — Отлично вам повеселиться, детишки! — Люблю вас, — Каэдэхара еле подавляет смешок и поспешно ретируется к себе в спальню под гневный шёпот.

***

Пока он доезжает до места их встречи, хорошее настроение испаряется. Стоит ему хоть немного побыть в одиночестве, как тревожные и тяжёлые мысли вновь накрывают беспощадной волной. Поэтому из метро он выходит в состоянии «Можно я поеду обратно?» и изо всех сил старается с этим хоть что-нибудь сделать. Янь Фэй уже сидит на лавочке с неизменной книжкой — тут даже не нужно делать ставки, что это что-то юридическое, — и только со второго раза оборачивается на голос друга. — Ой, я зачиталась, прости, — с виноватой улыбкой она захлопывает книгу, оставляя между нужных страниц чек из магазина, — Е Л… Госпожа Е Лань дала мне этот справочник, тут много интересных нюансов и запутанных дел из реальной практики. Каэдэхара лишь усмехается и садится рядом, обнимая её за плечо. — Хэйдзо пишет, что опоздает, — девушка хмурится, набирая сообщение в их чат. — Я ответила, что мы встретились, ждём его, — она поднимает взгляд на Кадзуху. — Ну… Ты как? Хороший вопрос. — Сложно сказать, — Янь Фэй понимающе кивает. — Но утро прошло неплохо, а это уже что-то. — Ты же в курсе, что всегда можешь поговорить со мной или с Хэйдзо? Мы тебя выслушаем и постараемся помочь или хотя бы поддержать. Теперь уже Кадзуха кивает и опускает голову на плечо подруге. — Ты не должен проходить через это один, — чуть тише добавляет Янь Фэй. «Но это мой крест и мой путь», — мысленно возражает парень и решает ничего не говорить вслух. Он не хочет, чтобы и без того загруженная и всегда за всё переживающая Янь Фэй начала волноваться за него. Она и так, конечно, волнуется, но всё же. Пока он делает вид, что всё под контролем, его близкие чувствуют себя немного спокойнее. Они сидят так минут пятнадцать — ждут Хэйдзо, который в чат матерится относительно пробок, аварий и идиотов на дорогах, а заодно предлагает Янь Фэй выдвинуть идею законопроекта о проверке уровня интеллекта перед выдачей прав. Когда он наконец выпрыгивает из автобуса, на его лице читается такая сложная смесь эмоций, что хочется отойти подальше на тот случай, если Хэйдзо всё-таки взорвётся. — Нет, ну это издевательство! — И тебе привет, — улыбается Кадзуха, вставая со скамейки. — Какое привет? Тут такое творится! Что за придурки вообще ездят по городу, это беспредел просто… — Ясно, ты пока можешь побомбить, а мы пока, пожалуй, потихоньку двинемся в парк, да? — Янь Фэй подхватывает их обоих под руки и тянет вперёд. Важный факт, который нужно иметь в виду, если вы хотите получше узнать Сиканоин Хэйдзо: он невероятно отходчивый. Так что, если вы, разумеется, не сломали что-нибудь из реквизита, можете не ждать, что он будет злиться долго, — обычно хватает минут десяти. Ну, максимум, двадцати — не больше. Именно поэтому на подходе к парку Хэйдзо уже рассказывает о том, какое будет следующее мероприятие и даже вытаскивает флаер. Правда, не университетского праздника, а какой-то очередной тусовки. На поверку это оказывается пьянка их курса с громким названием «Мы вернулись!», которая пройдёт в каком-то полузаброшенном здании. — Название, конечно… — А что не так? Отличное название! Наш курс организовывал самые крутые вечеринки, и многие переживали, что после выпуска никто не… — Погоди, ты сказал «вечеринка»? — прыскает Янь Фэй. — Архонты, я не думала, что кто-то до сих пор так говорит. Она заливисто смеётся, а Хэйдзо набирает в грудь побольше воздуха, чтобы разразиться тирадой насчёт подозрений в его старомодности. — Там есть ларёк со всякой едой, — машет куда-то в сторону Кадзуха. — Но, если честно, слово «вечеринка» и правда звучит как-то… — По-древнему! — вновь начинает хохотать девушка, и Хэйдзо смотрит на них самым обиженным взглядом во всём Тейвате. — Вообще-то, — говорит он, пока они шагают к небольшой палатке, — я думал вас позвать туда, но раз так… Пойду один. — Мы вернёмся к этому разговору, — угрожающе машет указательным пальцем прямо перед его носом Янь Фэй, — а пока давай купим поесть. Я жутко голодная. От ларька исходят ароматы вкусной и горячей еды, в меню значатся разные закуски, и они зависают на несколько минут, пытаясь выбрать себе что-нибудь. В итоге останавливаются на коробочке с обжаренными креветками, большой упаковке печенья лотоса и редисовых шариках, но Хэйдзо требует что-нибудь интересное и необычное, поэтому он берёт ещё угольную лепёшку, которая выглядит настолько неаппетитно, насколько вообще может выглядеть еда. — Не представляю, как ты это будешь есть, — качает головой Янь Фэй, с подозрением рассматривая чёрную лепёшку в руках друга. — Выглядит не очень. Может, она сгорела, а они выдают это за особое блюдо? Если что, их можно засудить за такое! — Ой да ну хватит, — Сиканоин лишь отмахивается, но сам максимально осторожно откусывает. — Ладно, это странно. Но вроде съедобно. Кадзуха наблюдает за этой картиной, потягивая ягодно-мятный сок. Ещё весной они тут гуляли вчетвером — с Томо, который тогда кормил их домашним печеньем и советовал попробовать морс из закатника… — Эй, — Хэйдзо толкает его в плечо. — Ну так что? — М-м? — Идёшь на тусовку? — На «вечеринку», ты хотел сказать? — передразнивает его Янь Фэй. Но парень лишь закатывает глаза и качает головой, мол, ну что мне с ней делать. Кадзуха слегка улыбается. Подобные сцены вселяют в него надежду, что однажды всё действительно будет хорошо. Возможно, не так, как было прежде, но это точно лучше, чем сейчас. — Я не уверен, что смогу. — О-о-о, какие-то планы? Почему мы не в курсе? Перепалка моментально прекращается, и теперь на Кадзуху направлены две пары сканирующих глаз. — Не в том смысле, просто… Это сложно. Сложнее, чем казалось. — Просто мне назначают антидепрессанты, и я не думаю, что это будет хорошей идеей. Он выпаливает это на одном дыхании, боясь, что если остановится и сделает вдох, решительность исчезнет. Почему ему вообще так сложно сказать двум самым близким друзьям о таблетках, он и сам не понимает, но гораздо важнее то, что он всё-таки смог. — Оу… — Никакого «оу», — вдруг абсолютно серьёзно говорит Хэйдзо. — Ты уже начал их принимать? Что вообще говорит врач? Как… ситуация? Кадзуха неопределённо пожимает плечами. Слишком много вопросов, на которые трудно ответить однозначно. — Так, — отмирает Янь Фэй и хватает их за руки, — идём на наше место, там и поговорим обо всём. Она тащит их с силой и упрямством небольшого крейсера, а это значит, что от обсуждения ни отвертеться, ни отшутиться не получится: Янь Фэй в такие моменты активирует свою профессиональную хватку, которой бы позавидовал любой бульдог. Молча, в гнетущей тишине, они доходят до «своего» места — широкой скамьи на берегу пруда с карпами, — Кадзуха достаёт из рюкзака клетчатый плед, символ их пикников, и они втроём обустраивают себе зону отдыха и серьёзных разговоров. — Итак… — голосом настоящего детектива начинает мини-допрос Хэйдзо. — Что там с антидепрессантами? Когда ты начал их пить? — Ещё не начал. Пока только планируем. — Хорошо. Вернее, не очень, но… — Кадзуха, — тихо зовёт Янь Фэй. — Почему вообще зашла речь об этом? Я читала про ПТСР, но его редко лечат антидепрессантами. — Господин Ли сказал, что у меня наблюдаются симптомы прогрессирующей депрессии. Как-то так… Он отворачивается. Почему-то о таких вещах говорить стыдно и сложно. Признаться даже самому себе в том, что у него проблемы, оказалось непосильной задачей, а тут нужно сказать об этом вслух. Возможно, дело в том, что Кадзуха убеждён: он просто не заслуживает помощи и поддержки. Ведь это не он пострадавшая сторона, а Томо. Ну, а Томо уже не помочь… — Кадзуха, — снова зовёт подруга и берёт его за руку. Ладошки Янь Фэй кажутся совсем маленькими рядом с его собственной ладонью, и это даже мило. — Послушай, пожалуйста. Ты не должен проходить это в одиночку. Мы твои друзья и всегда рядом. Мы… Хотим, чтобы ты это понимал и чувствовал. Ты не один. Хорошо? Борясь с комом в горле, Каэдэхара сдавленно кивает и переводит взгляд на друзей. — Да, — Хэйдзо подсаживается к нему поближе и обнимает за плечи. — Мы можем не всегда осознавать, как ты воспринимаешь ту или иную ситуацию, потому что ну… На нас произошедшее оказало совсем другое воздействие. Но если что-то не так или если тебе нужно о чём-то поговорить, мы рядом. Друзья познаются в беде, верно? — Именно. В общем, я не хочу давить, но, пожалуйста, — пальцы девушки легонько гладят его по костяшкам, — держи нас в курсе. Все вместе мы справимся. Мы с Хэйдзо и твои мамы, ты сам… — Хватит, — почти шёпотом просит Кадзуха и делает глубокий вдох. Горькие, крупные слёзы скатываются по его щекам, а он не может ничего с этим поделать. Он не заслуживает их. Их всех — с любящими, нежными глазами, с тёплыми объятиями, с готовностью поймать его, если он всё-таки рухнет вниз, не справившись с этим отвратительно головокружительным полётом. Кадзуха всхлипывает и одной рукой пытается закрыть лицо, но Хэйдзо ловит её, сжимает и многозначительно кивает Янь Фэй. И они синхронно обнимают его, опрокидывая на жёсткую скамейку и стискивая в объятиях так, что дышать становится тяжело. — Но знаешь, — усмехается Сиканоин после того, как они распластались на лавке по обе стороны от Кадзухи, — на тусовку я бы сходил. Ну, типа напоследок. — А какая связь вообще? — фыркает Янь Фэй, поправляя причёску и возвращая на голову бордовый беретик. — Пить нельзя будет, — с видом знатока поднимает палец Хэйдзо, а затем морщится от тычка между рёбер, — ну что не так? — Если ты не знал, люди ходят на тусовки ради веселья, а не ради выпивки! — Ага, конечно… — Хорошо. — А? — Пойду с вами на эту вашу тусовку-вечеринку-или-как-там-вы-это-называете, — Кадзуха улыбается и снова обнимает их. В такие моменты он искренне верит словам господина Ли. Однажды действительно станет лучше.

***

Выходные проходят на удивление спокойно и приятно, поэтому понедельник напоминает кувалду, которой громят остатки хорошего самочувствия Кадзухи. Только по понедельникам он радуется возможности ехать на учёбу на машине — с одной из триБай или с матерью, — потому что человек, поставивший его группе первую пару в понедельник, явно отличается склонностью к садизму. Иначе подобное расписание у первого курса магистратуры объяснить сложно. А если учитывать ещё два «окна» подряд и, внимание, самый важный профильный предмет после этого, то получается комбо, достойное университетской награды «счастливчики года». К счастью, именно в одно из «окон» удаётся впихнуть дополнительный курс — факультатив по культуре и загадкам Каэнри’ах, который ведёт, разумеется, Чжун Ли. Вообще, этот курс рассчитан на студентов бакалавриата, но все желающие могут посещать его — просто не получат за это кредиты, впрочем, не особенно нужные Кадзухе с его нагрузкой. Парню просто нравится возможность окунуться в любимую тему и послушать историка вместо нескольких часов в столовой или библиотеке без особой цели. Когда он добирается до нужной аудитории, из неё уже выползают последние студенты, и Каэдэхара со спокойной душой заходит внутрь. На правах первого вошедшего занимает самую удобную парту — у окна, — достаёт планшет и задумчиво вглядывается в качающие ветвями гингко на другой стороне улицы. Из мыслей его вырывает резкий звук — кто-то положил что-то тяжёлое на соседний стол. Повернувшись на шум, Кадзуха глазами встречается с… Да, со Скарамуччей. Это становится даже комичным. Возможно, если бы он верил в судьбу, то решил бы, что это какой-то знак. — Привет. Скарамучча смотрит на него безразлично, разбирает свою сумку, вытаскивает оттуда блокнот и пару ручек, а затем, о чудо, всё-таки кивает: — Привет. — Не ожидал тебя здесь увидеть, — что-то внутри отчаянно хочет привлечь внимание парня, разговорить его, вызвать у него хоть какую-то реакцию. Но Скарамучча просто пожимает плечами. И всё. Он утыкается в свой телефон, и Кадзуха вновь ловит себя на мысли, что, видимо, у этого грубияна всё-таки кто-то есть. Правда, когда он встаёт, чтобы приоткрыть форточку, то замечает, что Скарамучча просто играет в какую-то головоломку. Это ставит в тупик. И Каэдэхара не успевает толком об этом подумать, потому что в аудиторию заходит Чжун Ли и стайка робких студентов, следующая за ним с открытым ртом. Заметив Кадзуху, мужчина тепло улыбается. — Рад, что ты всё-таки пришёл. — Вы же знаете, я давно собирался, а сейчас расписание идеально подходит. Чжун Ли вновь кивает. Кадзуха не хочет казаться любимчиком преподавателя, но сложно этого избежать, когда ещё вчера вы с этим самым преподавателем сидели за одним столом и передавали друг другу солонку. В целом Чжун Ли несвойственно покровительствовать конкретным студентам — в отличие от Нахиды, он как ректор обязан быть непредвзятым, — вот только тут дело особенное, поскольку Нин Гуан — его любимая ученица и преемница. К слову, о Нахиде… — А вы, как я понимаю, господин Скарамучча? — историк внимательно сканирует парня, — госпожа Нахида говорила о том, что отправила вас на этот курс. Как я понимаю, вы занимаетесь робототехникой? — Всё верно. Госпожа Нахида, — голос Скарамуччи теплеет на пару градусов, когда он произносит имя наставницы, — посчитала, что мне будет полезно изучить историю Каэнри’ах. — Что ж, надеюсь на это. К сожалению, многие истории о техническом прогрессе Каэнри’ах не более чем простые выдумки и домыслы исследователей, но я думаю, что вы найдёте что-нибудь интересное для себя. Про себя Кадзуха накидывает портрет Скарамуччи, складывая из мелких деталей более целостный образ. Итак, он необщительный, замкнутый и часто грубый. При этом он хорошо знает Тарталью, того странного парня с вечеринки. Значит, друзья у него всё-таки есть. Он выиграл грант и входит в группу Нахиды — группу одарённых студентов, которых отбирает лично декан. А это уже значит, что мозги у него есть и использует он их верно. Саму Нахиду, судя по всему, он как минимум уважает. Ещё и помогал на мероприятии с техникой, что может говорить только о том, что он не выдержал напора Хэйдзо (вряд ли), или о том, что ему нравится возиться с проводами в любое время. Вариант, что Скарамучча просто хотел бы хоть как-то быть причастным к социальной жизни уверситета, Кадзуха отметает сразу. Получается довольно занятно. В процессе занятия Каэдэхара дополняет это резюме ещё несколькими пунктами: Скарамучча любит спорить и явно ненавидит оказываться неправым. Он несколько раз возражает Чжун Ли, а первокурсники перешёптываются и тихо называют его то камикадзе, то самоубийцей. И пока Кадзуха пытается не думать о слове «самоубийца», Скарамучча вполне успешно отбивает аргументы преподавателя. В конечном счёте он, понятное дело, проигрывает, но подобное мастерство и наблюдательность достойны похвалы. Правда, что-то подсказывает, что лучше ему об этом не говорить. — Я предлагаю вам разбиться на небольшие группы для обсуждения, — где-то в середине пары говорит Чжун Ли, с довольной улыбкой наблюдая испуг на лицах студентов. — Будет вдвойне хорошо, если вы выберете партнёров с других направлений, так вы сможете под разными углами посмотреть на головоломки и заполнить пробелы друг друга в разных областях. Не волнуйтесь, мы просто будем обсуждать интересные легенды и находки. Групповая работа — точно не конёк Кадзухи. Он предпочитает работать один: так проще и быстрее, поэтому парень неохотно осматривается и замечает растерянность на лице Скарамуччи. Вот уж кто действительно выглядит как полная противоположность командного игрока. — Можем быть в паре? Это звучит скорее как вопрос, а не предложение. Скарамучча окидывает его взглядом, косится в сторону очень взволнованной девчонки-первокурсницы, направляющейся к нему, и резко кивает, подхватывая свою сумку и пересаживаясь за его парту. Девчонка разочарованно вздыхает и возвращается на своё место, а Кадзуха остаётся наедине с самым странным из своих знакомых. С учётом того, что благодаря Хэйдзо он знает лично почти всю творческую тусовку университета, это можно считать достижением. Все разбиваются на группки по знакомствам, и им разрешают остаться вдвоём, потому что они единственные магистранты. Возможно, из-за этого от них ждут чего-то гениального, но Кадзуха искренне надеется, что нет. — Что ж, тема для сегодняшней дискуссии… — преподаватель делает паузу, — цветок интейват. — Профессор, извините… — Но как мы можем обсуждать цветы? — А вы не могли бы… Едва Каэдэхара задумывается над тем, почему вообще им предложили такую тему, как Скарамучча небрежно говорит себе под нос: — Ну что за банальщина. — Уже есть идеи? — Интейват — главный символ Каэнри’ах, бело-голубой цветок с пятью лепестками и золотистой сердцевиной, — ровным голосом чеканит парень. — Использовался как элемент традиционного орнамента, часто встречается название «тепло родины», но думаю, это ошибка перевода или типа того. — А ещё он изображён в волосах Принцессы Солнца — одного из основных персонажей легенд, — добавляет Кадзуха. Скарамучча смотрит на него удивлённо. — И что? — В легендах Принцесса много путешествует и даже собирается покинуть Каэнри’ах навсегда. Поэтому она вплетает в свои волосы цветы, которые растут только там, — чтобы не забывать про родные края, где бы она ни была. Так что название «тепло родины», скорее всего, восходит к этому мифу. Кадзуха очень надеется, что не звучит сейчас как какой-то выскочка, которому жизненно необходимо заткнуть всех. Просто легенды Каэнри’ах ему действительно нравятся, в них много поэтики и символизма, несвойственных другим регионам. — Забавно. Больше Скарамучча ничего не говорит, и Каэдэхара погружается в размышления о цветке, чтобы вспомнить ещё какие-то детали, но… — Знаешь, что я подумал… — М? — Есть всякие данные о том, что в Каэнри’ах были настоящие автоматоны. Насколько это правда, чёрт их знает, но свидетельства есть. Сейчас, — парень достаёт телефон и что-то вбивает в поисковик. — Короче, вот. Это фрески с изображениями чего-то, что посчитали автоматонами. Их называют часовыми руин. — Так? — Посмотри вот на этого, — он приближает картинку, — пять лопастей и сердцевина светится. — Думаешь, они сделаны по подобию интейвата? — Без понятия. Но выглядит похоже. На памяти Кадзухи это первый раз, когда он видит в глазах Скарамуччи не безразличие, а искренний интерес. «Вот, значит, ты какой?»