Секвойя

Октябрь в Саутгемптоне выдался необычайно холодным. Пронизывающий ветер с утра до ночи трепал верхушки пожелтевших кленов, и отовсюду был слышен его тоскливый свист. Стоя на берегу пруда, и рассеянно глядя на рябь на воде, Джастин кутался в длинную холщовую куртку, пытаясь укрыться от ледяного ветра. Дождь почти закончился, и теперь ветви деревьев под тяжестью влаги склонялись к земле. Последние редкие капли звонко разбивались о водную гладь пруда и исчезали в его глубинах. Прошло почти три месяца с того дня, как он приехал сюда. Три месяца тишины, покоя и одиночества. Для такого человека, как он, от природы чрезвычайно деятельного и привыкшего быть в центре внимания, такое бесцельное и одинокое времяпрепровождение было особенно тягостно. Но, как и в любой вещи, в этом тоже были свои плюсы. Раньше, увлеченный бесконечным круговоротом дел, он едва ли находил время на неторопливые размышления, именуемые самокопанием. Все началось с двухнедельной изоляции от всех, включая родственников. Это было частью терапии, назначенной его лечащим врачом. Когда были разрешены визиты ближайших родственников, парень вдруг понял, что кроме мамы к нему никто особенно и не рвался. Отец ни разу не позвонил. И Джастин только здесь осознал, насколько он на самом деле одинок. Средства массовой информации, телевидение, радио и интернет здесь были запрещены. Фактически, все, что он знал о том, что происходило за забором, ограничивалось мамиными рассказами, когда она приезжала раз в две недели. Она хотела поселиться где-то в городе на время его лечения, чтобы навещать его чаще, но Джастин не позволил. Он хотя и был эгоистичен, но все же не настолько, чтобы лишить мать только-только начавшейся нормальной семейной жизни, которой у нее никогда не было. У него был телефон, но без подключения к интернету он был почти бесполезен, поскольку звонить Джастину было некому. Стоило ему оказаться в клинике, как вдруг волшебным образом испарились почти все оставшиеся приятели, и никто, кроме Райана, ни разу не позвонил ему. Он был словно в вакууме, и это было слишком непривычно для кого-то вроде него. К огромному разочарованию мамы Джастина, пронырливые репортеры на удивление быстро выяснили, куда заточили поп-принца. Не прошло и пары недель, как орава с камерами на шеях практически разбила лагерь неподалеку от территории клиники. Они толпились там несколько дней, но в отсутствие какой-либо информации их ряды быстро редели, пока все они не исчезли совсем в поисках новой добычи. В отличие от матери, Джастин был рад, что о нем все еще помнят. Он даже занервничал, когда они перестали караулить главный въезд на территорию. Он хорошо помнил, что чувствовал в тот момент. Он чувствовал себя Линдси. Ее звезда сияла так ярко когда-то. И где она теперь? Кто из знаменитых людей остался в седле после реабилитации? Зачем это вообще назвали словом «реабилитация»? Это было никакое не восстановление, а самый настоящий позор. Что ждало его теперь там, за этим забором? Подняв небольшой гладкий камушек с земли, он прицелился и запустил его плашмя по воде, пытаясь сосчитать количество отскоков. Большая библиотека была, пожалуй, единственным развлечением здесь, так что Джастин много читал. Пациентам клиники разрешалось общаться между собой в строго определенное время, поэтому друзей здесь Джастин не завел. Разве что, пожилого мужчину из палаты напротив, с которым парень иногда играл в шахматы. Целыми днями Джастин слонялся по коридорам просторного поместья, и успел выучить каждую трещину. Поместье было старинным только с виду. Да и то парня не покидало ощущение, что и состарили его искусственно. Впрочем, здесь действительно было красиво. Внутренние помещения могли конкурировать по уровню комфорта с номерами дорогих частных отелей. Просторный парк, изрезанный извилистыми дорожками, такими узкими, что на них с трудом умещались одновременно два человека, выходил к берегу небольшого пруда, огороженного высоким забором по линии противоположного берега. Если бы не этот забор, мало что указывало бы на то, что это самая настоящая тюрьма. Правда, очень дорогая: новейшая система видеонаблюдения за территорией клиники только усиливала это ощущение. Эта ссылка казалась ему бесконечной и сначала он считал минуты до того дня, когда сможет вырваться отсюда. Но потом он понимал, что возвращаться ему, в общем-то, некуда, ведь его никто нигде не ждет. И тогда на него всей своей беспросветностью наваливалась черная тоска. В этих терзаниях дни тянулись болезненно долго. Антидепрессанты немного облегчали его страдания. Таблетки были бессменным блюдом на завтрак, обед и ужин. А иногда они заменяли и десерт. Так продолжалось довольно долго. А потом начался курс психотерапии. Джастин очень много времени проводил наедине с психологом. Обычно довольно дружелюбный и словоохотливый, теперь парень стал замкнутым и недоверчивым. Поначалу он неохотно шел на контакт, был осторожен и молчалив, но затем понял, что единственной целью доктора было действительно помочь ему. И вскоре их встречи участились, а беседы постепенно стали более доверительными. Это была женщина в возрасте, с нависшими веками и косматым пучком волос на голове. Эмилия Барнс, кажется, так ее звали. Она всегда говорила тихо и внимательно слушала. Джастин вообще не припоминал, чтобы кому-нибудь было настолько интересно его слушать, если он не пел. Говорила она немного, в основном задавала вопросы. Со временем Джастин начал понимать, что благодаря ей в его голове все встает на свои места. Она задавала именно те вопросы, которые он давным-давно должен был задать сам себе. После каждого сеанса он выходил из ее кабинета в легком шоке. Оказывается, он был далеко не таким хорошим человеком, каким он привык себя считать. А еще он был слабаком, предпочитающим избегать проблем любыми путями, и всегда идущим на поводу у своих желаний, на самом деле вовсе не заботясь о чувствах других людей. Однако доктор считала, что это поправимо. И ее терапия, как показало время, проведенное Джастином в клинике, оказалась успешной. Может быть, сказывалось психологическое лечение, а может и медикаментозное, но за время, проведенное в клинике, его пристрастие к наркотикам заметно ослабло. Однажды утром привычная тоска по косяку неожиданно исчезла. Более того, мысль о дурманящем запахе внезапно вызвала у парня отвращение. Три месяца он не употреблял ничего, крепче черного чая. Признаться, это был самый долгий срок без допингов с самого начала их употребления. И чем дольше Джастин оставался трезв, тем меньше хотел снова погружаться в забытье. Оказалось, что находиться в сознании не так плохо, как ему казалось. И все же, была одна заноза, которая сидела слишком глубоко. Джастин не мог перестать винить себя в смерти сестры. Это не поддавалось его контролю, он бессознательно считал, что если забудет, то словно простит себя. А ведь он не мог позволить себе такую роскошь, как прощение. Джаззи бы его не простила. С этим психологу пришлось работать дольше всего. Но в таких случаях лучше всего помогало именно время. Доктор Барнс любила повторять, что чувство вины не приносит пользы, а, напротив, имеет очень разрушительный характер. И еще, что Джаззи хотела бы, чтобы он жил нормальной жизнью. А то, что девочка винит его в случившемся — просто иллюзия, порожденная его чувством вины. Со временем он и сам начал так думать, и ему стало немного легче. Теперь, каждый раз, когда он снова начинал терзать себя, в его голове звучал голос психолога: «Джастин, иногда с нами случаются вещи, которые мы не в силах предотвратить. И далеко не в каждом происшествии есть виновный». Но как бы хорошо ни решались одни его проблемы, решить другие таким же способом было невозможно. Его команда лишилась финансового управляющего, юриста, и еще половины сотрудников в один момент. Многочисленные вклады, пакеты ценных бумаг, и счета требовали непрерывного контроля, и парень был вынужден в короткие сроки заняться поиском нового менеджера. Но учитывая разочарование в Наоми, которой он верил, как самому себе, теперь он опасался доверять кому бы то ни было. К счастью, за готовым решением не пришлось далеко ходить, и Джастин попросил маминого адвоката оформить все необходимые бумаги. Оставалось лишь получить подпись нужного человека. Несмотря на то, что посещения были строго ограничены ближайшими родственниками, администрация клиники пошла на уступки такому особенному клиенту, когда он попросил допустить к нему его нового финансового управляющего. Клод давно пытался навестить Джастина, но пока безуспешно. Пока в один прекрасный день ему не позвонили из клиники и не пригласили приехать по просьбе их пациента. Ближайшим рейсом из Парижа Клод вылетел в Саутгемптон. Спустя два часа он уже пил чай на открытой террасе на территории клиники. Когда Джастин показал ему документы, и стал настаивать на том, чтобы его компания взяла на себя управление его финансовыми делами, Клод даже присвистнул от неожиданности. Для компании «Олд Прайсез», терпящей в последнее время серьезные затруднения, это было временным спасением. — Я не могу отказаться от такого проекта, ты ведь понимаешь? — иронично поднял он бровь, стараясь выражать свою радость не слишком бурно. — Понимаю, поэтому и предложил, — подмигнул Джастин, поднеся чашку к губам. — Кстати, как у тебя обстоит дело с поиском инвесторов? — спросил парень, сделав глоток. — Пока без изменений, — пожал плечами Клод. — Я тут подумал об этом… — начал Джастин, опустив глаза и обведя пальцем край чашки. — Если ты не против, я бы хотел инвестировать средства в твою компанию, — предложил парень. — Ты что, серьезно? — опешил мужчина. — Вполне, — кивнул Бибер. — Джастин, — покачал головой Клод, — так в омут не бросаются. Откуда тебе знать, во что ты ввязываешься, может, дело гиблое? — Ты вытащил меня из такой задницы, что мне теперь с тобой вовек не расплатиться, — сказал парень, поджав губы. — И я говорю даже не о тюрьме. Клод вопросительно взглянул на него. — Ты не бросил меня, когда у меня не осталось никого, — опустил глаза тот. — Ты помог мне, и сделал все это бескорыстно, и теперь моя очередь помочь тебе. — Ох, Джастин-Джастин, лучше бы ты вложил деньги в какое-нибудь прибыльное дело, чтобы умножить капитал, — спустя минуту покачал головой Клод. — У меня довольно много денег, — пожал плечами тот. — А чтобы ты не мучился чувством вины, будем считать, что я делаю это не бескорыстно. Возможно, это и не самый прибыльный проект из тех, в которые я вкладывался, однако я вижу смысл в том, чтобы заработать на твоей компании в будущем. Когда твои люди займутся моими финансами, мы вполне сможем поднять твою компанию на новый уровень, расширить ее, привлечь новых клиентов, а со временем вывести и на международный рынок юридических услуг. Если для этого нужны только деньги, то это не проблема, — он снова сделал глоток. — Ты же понимаешь, что от этого предложения я тоже не смогу отказаться? — улыбнулся Клод. — Вот и не отказывайся, — довольно кивнул головой Джастин. — Кстати насчет тюрьмы, — начал Клод, немного помолчав. — Мое выступление в суде, как я потом выяснил, сыграло не такую уж и важную роль, — Клод обиженно выпятил нижнюю губу. — А ведь я был так доволен собой! Джастин рассмеялся, когда Клод шутливо рассердился и хлопнул ладонью по столу, заставив чашки задребезжать. — Но, в конце концов, главное ведь, что ты остался на свободе… — Клод вдруг замолчал. — Что ты темнишь? — нетерпеливо уставился на него парень. — Судья не был к тебе слишком строг. И это не моя заслуга — для этого у меня слишком мало связей в США. — Кто? — спросил Джастин, заерзав на стуле. Клод пристально посмотрел на него. Парень определенно нервничал. Кажется, он и не подозревал, кто мог вступиться за него на таком высоком уровне. — Габриэлла проговорилась, что это ее отец поговорил с судьей… — Клод намеренно растягивал слова, словно пытаясь оттянуть момент истины, заставляя Джастина почти подпрыгивать на стуле от нетерпения. — Но она не знает, что я говорил с Себастианом после этого. Это был не он. — А кто? — не выдержал Джастин. — Каролина попросила своего отца, — наконец, выдохнул Клод. Джастин помрачнел. Потом как-то странно улыбнулся. Потом снова помрачнел, помотав головой. — Да ладно! — рассмеялся он. — Быть этого не может, — недоверчиво посмотрел он на мужчину, и в его глазах остался невысказанный вопрос. Клод утвердительно кивнул. — Я не верю, что она могла заступиться за меня… — неопределенно передернул плечами Джастин. — С чего бы вдруг? — С чего бы? — недоуменно воскликнул Клод. — Ты шутишь? Да она сама не своя была, когда узнала, что тебе грозит. Я даже не сомневаюсь, что она сделала все возможное и даже невозможное, чтобы с тобой все было в порядке. Повисло долгое молчание. Парень растерянно застыл на месте, тупо глядя в стол. Множество мыслей перемешалось в его голове, но ни одна не давала ответа на накопившиеся вопросы. Теперь он запутался еще сильнее. — Когда ты говорил с ней в последний раз? — спросил Клод, заметив, что Джастин растерянно потирает бровь. Ну, хорошо, что он хотя бы начал шевелиться. — Я ничего о ней не слышал с того дня… Ну ты знаешь, наверно, — тихо сказал Джастин. — Она улетела в Нью-Йорк почти сразу после этого, — кивнул мужчина. — Одна? — прочистил горло парень. Клод с сожалением посмотрел ему в глаза. Был ли смысл лгать ему? Он поджал губы и Джастин все понял сам. — Ясно, — усмехнулся он. — Ник тоже из Нью-Йорка, — пояснил Клод, как будто это должно было что-то объяснить. — Ник, — почти выплюнул Джастин. — Какое паршивое имя. — Мне жаль, приятель, — Клод хлопнул его по плечу, но парень скинул его руку, не в силах противиться гневу, переполняющему его. Меньше всего он хотел, чтобы его жалели. — Лучше расскажи, когда заканчивается курс лечения? — решил сменить тему мужчина. — Я… я не знаю, — неопределенно пожал плечами Бибер. Клоду показалось, или парень виновато отвел взгляд? — Как это ты не знаешь? Они что, не говорят тебе? — не понял Клод. — Не совсем так… — потер затылок парень. — Слушай, это только между нами… — шепнул он, наклонившись ближе. — Само собой, — кивнул Клод. — В общем, основное лечение закончилось еще неделю назад, сейчас у меня только поддерживающая терапия, — пожал он плечами, - ну, знаешь, типа обычные витамины. — Так почему ты все еще здесь? — Мне сказали, что я смогу вернуться домой, когда почувствую, что готов к этому. И сейчас я еще не готов. Я так привык здесь. Мне здесь хорошо. Столько дерьма случилось в моей жизни в последнее время. А здесь я чувствую только покой и умиротворение. Клод с неприязнью обвел взглядом окрестности клиники и недоуменно уставился на Джастина, словно спрашивая: «Ты серьезно, что ли?» — Ну да, здесь слегка скучно, — немного раздраженно принялся оправдываться Бибер, — зато и ничего плохого не случится, — развел он руками. — И хорошего тоже! — воскликнул Клод. Он со вздохом пригладил волосы, — Послушай, парень, тебе все равно когда-нибудь придется выйти отсюда. Я понимаю, здесь ты защищен, и тебе кажется, что здесь с тобой не может случиться ничего плохого, но Джастин, это не жизнь. Это подмена понятий. Жизнь и должна состоять из чередования плохого и хорошего, в этом ее прелесть. — И что же в этом прелестного? — саркастично ухмыльнулся парень. — Все познается в сравнении, — объяснил Клод. — Как ты поймешь, что радость — это хорошо, если в твоей жизни кроме радости ничего больше не будет? Джастин недоверчиво взглянул на него, осмысливая его слова, а потом тяжело вздохнул и покачал головой. — Не представляю, чем займусь. Я так отвык от той жизни. Хочешь честно? — он снова перешел на шепот. — Мне страшно. Я не помню, как жить, — его глаза в ужасе расширились. — У меня была такая насыщенная жизнь, что эти три месяца тишины тянулись словно несколько лет. Клод с сочувствием кивнул. — Я не знаю, что теперь думают обо мне мои фанаты. И остались ли они у меня, — качнул парень головой. — Уверен, все будет хорошо, — заверил его мужчина. — Джастин, которого я знаю, смелый человек. Он бы не стал отсиживаться здесь, боясь мира снаружи. Тебе просто нужно нырнуть. Ты обязательно выплывешь. Джастин снова неуверенно посмотрел на Клода. Тот буквально источал спокойный и твердый оптимизм, которого сейчас так не хватало Джастину. Как хорошо, что он приехал. — Знаешь, я завидую Итану, — сказал парень, глядя на мужчину, когда провожал его к главным воротам. — Жаль, что у меня нет такого старшего брата. Клод усмехнулся и крепко обнял его одной рукой. — Нам вовсе не обязательно быть родственниками, чтобы быть друзьями, — сказал он. — Не кисни тут. Теперь у нас будет много дел, — подмигнул Клод, прежде чем ворота за ним закрылись. Прошло несколько дней с того момента, а Джастин все еще думал о его словах. «Стоило попросить маму привезти побольше теплых вещей» — подумал он, когда по позвоночнику пробежала рябь, и посильнее натянул капюшон на обветренное лицо. Завывания ветра среди ветвей старых кленов, столь же унылые, как и его жизнь сейчас, ненадолго затихали, и спустя мгновение, возобновлялись с новой силой. Небо и не думало проясняться. Похоже, все шло к тому, что скоро снова начнется дождь. Доктор Барнс считала, что за ним тянется слишком много эмоционального мусора: различные сожаления, чувство вины, недосказанность и прочий негативный багаж. Чтобы полноценно жить дальше, ему необходимо было расставить все точки. Действительно, была еще одна вещь, которая беспокоила его теперь, когда он разобрался в себе. И он должен был с этим покончить. Он достал телефон и дрожащим от холода пальцем набрал давно забытый номер, прислушиваясь к знакомым звукам клавиш. Несколько долгих гудков заставили его задуматься, а так ли уж ему это нужно? Да. Вспомнив все снова, он только крепче сжал трубку в ладони, заставляя себя идти до конца. — Алло, — раздался низкий женский голос на том конце. Джастин набрал в грудь побольше воздуха: — Селена? — замер он. Он так давно не слышал ее голос. Старые воспоминания всколыхнули его сердце. Хотя он, если честно, ожидал, что это тронет его сильнее. — Да, — она явно была удивлена. Наверное, она давно удалила его номер. — Джастин, это ты? — спросила она. Было глупо предположить, что она может не узнать его после всего, что их связывало… — Привет, — улыбнулся он, глядя на воду. — Зачем ты звонишь? — неожиданно холодно спросила она. — Я… Я даже не знаю, — промямлил он, столкнувшись с такой ее реакцией. — Тогда пока. — Нет, постой, — замотал головой парень. — Я хотел попросить у тебя прощения. Я сделал бы это лично, но оттуда, где я сейчас нахожусь, это невозможно. Я просто хотел сказать: прости за всю боль, которую я тебе причинил. Селена молчала. А, впрочем, чего он ждал? — Я больше никогда тебя не побеспокою. Обещаю… — Я слышала это уже примерно сто раз, — сухо бросила она. Джастин мотнул головой. Он, конечно, не ждал, что она будет восторженно брызгать слюной, услышав его голос, но на такое явное равнодушие, и даже неприязнь не рассчитывал, и это его слегка обескуражило. Пока весь мир видел в них счастливую пару, на самом деле он безуспешно пытался обратить на себя ее внимание. Он так долго старался заслужить ее любовь, что привык добиваться ее. Так что, когда она перестала сопротивляться, ему вдруг стало скучно. Это было чем-то, вроде спорта. Каждый раз, когда она бросала его, он вспоминал, как сильно любит ее. Но как только он видел любовь в ее глазах снова, он терял всякий интерес. Они качались на этих качелях несколько лет. Когда Селена поняла, в чем их проблема, было уже поздно. Она уже была влюблена в него по уши, от чего, в конечном итоге, и пострадала. Большую роль в их отношениях сыграло его пристрастие к наркотикам. На протяжении нескольких мучительных лет их отношения представляли собой один сплошной скандал. После множества ссор, вызванных его продолжительным романом с кокаином, марихуаной, оксикодоном и ЛСД, они помирились, когда Джастин пообещал, что больше не проглотит ни одной таблетки, кроме Тайленола. Но после очередной их ссоры, все повторилось. Но самая большая проблема была даже не в наркотиках. Уже два года все шло по одному сценарию. Она заботилась о нем, а он вдруг становился холодным и далеким. Он мог исчезнуть на неделю, и не звонить, словно они и не встречались вовсе. А потом выяснялось, что у него были другие девушки. Когда Селена не выдерживала, и звонила ему сама, он мог быть очень груб с ней, говоря, что ему надоела эта пластинка. Он говорил, что он молод и не женат, и волен делать все, что захочет. Больше всего мечтая о спокойных, стабильных отношениях, она страдала всякий раз, когда он снова исчезал. Селена терпела это, сколько могла, пока ее гордость не говорила ей, что пора с этим завязывать. Она прекращала общение с ним, но ненадолго, поскольку через пару недель он приползал на коленях, вымаливая прощение. И она прощала его, хотя для восстановления доверия нужно было немного времени. И какое-то время все снова было прекрасно — она не успевала менять воду в вазах с огромными букетами ее любимых цветов, он готовил завтрак, когда она оставалась у него на ночь, секс был превосходным, а если он был далеко, то звонил ей каждый час. Он превращал ее жизнь в сплошной праздник. Джастин был самим совершенством в попытках снова завоевать ее, и постепенно она оттаивала и начинала доверять ему снова. И ровно в тот же момент он снова начинал от нее отдаляться. Ей потребовалось много времени, прежде чем она поняла — он никогда ее не любил. Да и о какой любви могла идти речь? Ему было шестнадцать, когда они начали встречаться, и этот возраст мог похвастаться чем угодно: романтичностью, наивностью, высокими идеалами, но только не зрелостью. Все что он мог тогда — так это тянуть одеяло на себя. Конечно, ее доверие угасало с каждым таким разрывом все сильнее и сильнее. Джастин как-то пропустил тот день, когда ей вдруг стало неприятно, что он дотрагивается до нее, хотя он помнил, как она трепетала от его прикосновений раньше. Он стал замечать, что ему все сложнее ее вернуть. Пока однажды не понял, что уже не знает, как это сделать. Привычные методы не работали. Она больше не верила ему. Однако она все еще оказывалась рядом, когда его жизнь была в опасности. Поэтому он, сам того не понимая, глотал все больше и больше разнообразной дряни, в надежде, что она снова прибежит его спасать. Друзья подначивали его, говоря, что завтра утром Селена будет тут. Он никогда не отдавал себе в этом отчета, но он и правда подсознательно пытался привлечь ее внимание, зная, что кто-нибудь сообщит ей, и она прибежит его спасать. Злая, и уставшая от его выходок, но она будет рядом, просто потому что она хороший человек. Селена была раздражена каждый раз, когда приезжала к нему наутро после очередной великой попойки. Вскоре перестал работать и этот маневр. Сначала она стала приезжать через раз, а в конечном итоге, она даже не позвонила ему, когда его увезли в больницу прямо со сцены. Джастин был так зол, что рукой своего приятеля слил в интернет переписку с Селеной, где он в состоянии неконтролируемой агрессии от кокаина крыл ее всеми известными ругательствами, провоцируя на ответную агрессию. Но ему было недостаточно просто унизить ее публично. Он сделал так, что все ее песни, в создании которых он участвовал, были уничтожены. Он все чаще стал появляться на публике с новыми девушками, не задерживаясь ни с одной дольше недели, зная, что бьет по самому больному. Так он мстил ей за то, что она предала его. Боже, кем он стал… Почти сразу после этого Селена публично заявила, что это конец и его дальнейшая жизнь ее не интересует, о чем она даже не удосужилась сообщить ему лично, он узнал об этом благодаря интернету. После того случая он видел ее только на фото в Инстаграм. Конечно, в моменты просветов в сознании он пытался с ней связаться, но она пресекала все его попытки. Только сейчас он понял, он пытался вернуть не ее. На самом деле она, возможно, никогда и не была ему нужна. Ему было нужно то чувство, которое она могла дать ему. Чувство, что он хоть кому-то не безразличен по-настоящему. Это была не любовь к ней. Это была жалость к себе. А потом у нее появился парень. Красавчик, мускулистый и высокий. И даже тогда Джастин не нашел сил обвинить в этом единственного виновного — самого себя. Он искренне считал, что она предала его снова. Тогда он и не мог думать иначе. Она пренебрегла тем великим чувством, которое было между ними. Нарушила обещание любить его несмотря ни на что, несмотря на все его выходки. И ничего, что сам-то он уже давно свое обещание нарушил. Примерно тысячу раз. Он так привык, что она все терпит, что принимал это как должное. Он даже не замечал, что никаких чувств между ними давно нет. Селена сделала все правильно. Правильно, что она вылезла из этого дерьма, отряхнулась, и пошла дальше. Жалость, вот что он почувствовал к ней. Просто удивительно, как мало хорошего она увидела, пока была с ним… Хотя ему всегда казалось, что уж он-то знает, как сделать девушку счастливой. Видимо, сделать девушку несчастной ему удалось еще лучше. То, что она ушла, было вполне закономерно. Какой нормальный человек вообще выдержал бы это? К тому моменту Джастин был так зависим от допингов, что жить без них было уже не интересно. Кого теперь он мог винить в том, что ей стало наплевать на него? Кто вообще мог полюбить его таким? Шантажирующим, эгоистичным, упрекающим, пользующимся добротой других людей. Он был хорошим парнем, но слишком слабым, а может ленивым, чтобы хотя бы попытаться завоевать ее хорошими поступками. Он всегда выбирал легкий путь. Пользуясь ее привязанностью и добротой, он вынуждал ее быть рядом с ним долгие годы. Он манипулировал ею в своих интересах. Думал ли он вообще о том, что она чувствует? Нет. Конечно, нет. Он всегда думал только о себе. — Это последний раз, — сказал он. — Ты ведь знаешь, что я давно тебе не верю, — ответила Селена. — Знаю, — кивнул парень, прикусив щеку изнутри. И правда, каждый раз, натворив что-то, он клялся, что это больше не повторится. И делал это снова и снова. — Можешь мне не верить, — наконец, выдохнул он, — но я просто хочу, чтобы ты не держала на меня зла. Это не значит, что я хочу, чтобы мы снова были вместе. Мне просто стыдно перед тобой. — Он внимательно смотрел на водную рябь, и ждал, что она ответит. — Послушай, Джастин. Я тебя прощаю. Всегда прощала, прощу и теперь, — начала она, смягчившись. — Но если ты действительно хочешь как лучше, то, пожалуйста, просто не звони мне больше. — Спасибо, — прошептал он. — Спасибо, что простила. Неловкое молчание на том конце заставило Джастина вспомнить еще кое-что. — Ты помнишь то Рождество, в доме твоей бабушки? — Конечно, — раздраженно вздохнула она. — Джастин, я знаю все эти твои уловки, если ты снова хочешь… — Нет, постой. Я вовсе не о том. Помнишь, мы залезли под стол, когда все вышли на улицу лепить снежную бабу? — Помню, — прочистила горло девушка. — Ты завязала узелок на бахроме скатерти, на самом уголке, и мы тогда загадали, что будем вместе, пока он не развяжется, помнишь? Она молчала. На том конце было слышно только негромкое шуршание, словно она задумчиво царапала ногтем мобильник. — Я думаю, пора его развязать, — тихо добавил Джастин. — Ты уверен? — как-то хрипло спросила она после недолгого молчания. — Да, — твердо кивнул он, глядя на противоположный берег, где небольшие заросли камыша огибали заводь. — Я уверен. — Я тоже так думаю. Удачи тебе, и… береги себя, — быстро добавила она и отключилась. Улыбаясь, он засунул телефон в карман куртки и глубоко вдохнул холодный влажный воздух. Она все еще беспокоилась о нем. Как без ее прощения он бы смог поставить точку в этой долгой истории? Нет, он вовсе не хотел ни видеть ее, ни говорить с ней снова. Он не скучал по ней, разве что по воспоминаниям. В конце концов, они пережили вместе столько хорошего. И плохого. Но теперь он понимал, что был счастливчиком уже хотя бы потому, что когда-то его любила такая женщина, как она. Он поднял лицо к небу. Давно он не чувствовал себя таким свободным. Словно сбросил что-то тяжелое, уже привычное, но от этого не менее напрягающее. Джастин еще раз улыбнулся, и резко зажмурился от капли, попавшей прямо в глаз. Начинался дождь. Мелкие холодные капли, набирая скорость, словно иглы впивались в кожу, и оставляли на куртке мокрые темные пятна, пока он быстро шагал в здание. История с Каролиной могла пойти по тому же сценарию, что и история с Селеной. И если бы у них было чуть больше времени, то именно так бы и случилось. Так что, плюсов в его пребывании здесь было намного больше, чем он изначально думал. Здесь он нашел свою голову, с которой уже давно не виделся. Вообще-то, Джастин запрещал себе даже думать о Каролине, но ничего не мог поделать — стоило на минуту ослабить самоконтроль, мысли сами уносили его к ней. Их объединяло то же, что и делало их такими разными. Она была так цинична, что не верила в искреннюю любовь без расчета. Он же, напротив, был так наивен, что считал, что расчет в отношениях — это вымысел. Она думала, что по-настоящему ее не может любить никто, тогда как он считал, что его любят все вокруг. Будучи баловнем судьбы, благодаря своему таланту и харизме слишком быстро получив все то, чего многие добиваются годами, он и не мог считать иначе. Его всегда все любили, он и подумать не мог, что кто-то может делать вид, что относится к нему хорошо. Его провоцировали, пользуясь его желанием выглядеть крутым, а он поддавался, в глубине души очень боясь, что если он будет недостаточно хорош, то близкие откажутся от него, как когда-то это сделал его отец. Да, ему очень не хватало отца. Хотя формально Джереми не бросал его, он никогда не был рядом, когда был нужен. Теперь Джастин понимал, почему их с Каролиной потянуло друг к другу. Они были двумя сторонами одной медали. Каролина слишком боялась быть использованной, тогда как Джастин, наоборот, позволял использовать себя всем подряд. Это было даже смешно, если бы не было так грустно. Он мог помочь ей больше доверять людям, а она могла научить его доверять им чуть меньше. Джастин закрыл дверь в палату и снял мокрую куртку, повесив ее на вешалку. Чувствуя в себе необъяснимую уверенность, он сделал то, на что ему не хватало решимости уже несколько дней. Он открыл выдвижной ящик прикроватного столика, и достал конверт. Вся почта, адресованная Биберу, перенаправлялась к его матери. Врачи сочли необходимым оградить его от новостей, да и сам он не был против, поэтому почти ничего, кроме крайне важных документов, к нему не попадало. Почти. Несколько дней назад Джастин среди прочего наткнулся на свежее письмо. Он знал, что если оно здесь, значит мама посчитала, что он должен его получить. Он узнал почерк Гунзо, как только увидел конверт. Несколько дней он не решался даже открыть его. Этот подхалим наверняка просил прощения и унижался в свойственной ему манере. А возможно и отрицал все, это тоже было бы похоже на него. Сегодня он понял, что откладывать дальше бессмысленно. Вдруг там было что-то, чего Джастин не знал? Ведь на слушании Гунзо помог ему. Догадки все множились, и Джастин нетерпеливо вскрыл конверт. Парень нахмурился, когда прочел несколько строк. Где-то на середине письма, Джастин вдруг скомкал его и с силой отшвырнул к окну. Бумажный комок жалобно шоркнул и притаился в самом углу подоконника, будто бы опасаясь, что его снова кинут. Он сел на кровать, старательно избегая взглядов в сторону окна. Но его не хватило надолго. Когда через пару минут он все же взглянул, комок все еще лежал там. Джастин подошел к нему, и аккуратно развернул. Он читал его, нервно пожевывая губу. Гунзо писал, что все это время находился под влиянием шантажа своего брата. Крис, питая лютую ненависть к Джастину, использовал собственного брата, чтобы отомстить бывшему другу. Он угрожал Гунзо, что расскажет Биберу о том, что братья никогда и не переставали общаться. И еще приврёт, если потребуется. Он знал, что в этом случае Гунзо лишится всего. Тот так боялся потерять расположение влиятельного друга, что делал все, что ему говорили. Он писал, что слишком поздно осознал, что завяз в этом дерьме по уши и уже просто не знал, как все это остановить. Прямо посреди текста он шутил, что только отсидев, он сможет стать настоящим рэпером. Это было в его стиле — хорошая мина при плохой игре. Джастина немного удивило, что он не снимал с себя вины. Он не отрицал, что сделал все это собственными руками, пусть и с чужой наводки. Гунзо писал, что никогда не желал зла Джастину, но это уже не могло оправдать его в глазах Бибера. Как бы мило не выглядела эта попытка очистки совести, он все же не мог его простить. Хотя в этот момент Джастин впервые почувствовал, что очень этого хочет. Свернув лист бумаги, он снова засунул его в конверт, и поколебавшись немного, бросил его в мусорную корзину. Перед глазами пронеслось все то время, которое они с друзьями проводили вместе. Джастин словно посмотрел на себя со стороны. На себя прежнего. И ему вовсе не понравилось то, что он увидел. Сейчас бы он осудил большую часть своих прежних поступков. Все было так ясно — каждая подлость, которую он совершил, каждая слабость, в угоду кому-то, или каждый момент трусости. Неужели это он был позером, пытающимся пустить пыль в глаза тем, для кого он, даже имея все деньги мира, остался бы глупым сосунком? И неужели он не замечал этого раньше? Он был почти готов к тому, чтобы начать презирать того, кого он всегда любил больше всего на свете. Того, кого он жалел и защищал. Того, кого он боготворил. Самого себя. Человека, чье поведение всегда казалось ему единственно верным. Неправы могли быть все, кроме него. Возможно, говорить о том, что он стал другим человеком, было бы слишком преждевременно, но он определенно не хотел больше быть тем, кем он был последние годы. Сейчас он буквально проклинал свою неуверенность, трусость и эгоизм. Именно благодаря этим качествам ему и пришлось пройти через все это дерьмо. И вместе с этим он чувствовал себя достаточно сильным, чтобы двигаться дальше. Чтобы сделать то, для чего пришло время. Повзрослеть.