One Night Stand Kind of Sex With a Married Kind of Heart

      Бак любит думать о себе как о Баке 3.0. Даже не 2.0, а о третьей версии. Версии, которая состоит в преданных, любящих отношениях с парнем. Версии, которая помогает воспитывать ребенка (лучшего ребенка на свете, по его мнению, но он может быть предвзят). Версии, которая ждала и ждала, и ждала того дня, когда Эдди посмотрит на него снизу вверх, во время готовки ужина на кухне Эдди, и скажет:              — О, — и поцелует его поверх частично нарезанной моркови.              Так что да, Бак 3.0 ответственный, заботливый, даже преданный. Он не заводит сумасшедших интрижек или чего-то подобного, уже целую вечность, и на данный момент он чертовски уверен (хотя ни один из них этого не говорил), что не хочет быть ни с кем другим до конца своей жизни. Он влюблен, детка, он больше не занимается сексом возле туалета в баре.              Не считая того, что это как раз то, чем он сейчас занимается.              Они все в баре, Чим соперничает с Хен за бильярдным столом, а Мэдди ушла за очередной выпивкой. И Эдди — черт возьми. Эдди щеголяет в одной из своих кожаных курток, на лице — эффектная щетина и он весь вечер смотрит на Бака таким взглядом, который говорит, что Бак закончит эту ночь мольбой и стонами.              Многовато для одного парня, ясно?              Так что Эдди бросает на него такие взгляды и тратит слишком много времени, возясь с бильярдным кием, когда наступает его очередь. И когда подходит очередь Бака, он чувствует взгляд Эдди на своей заднице все время, пока наклонялся, и он чертовски возбужден — поэтому, когда Чим и Хен начинают играть, он выходит в туалет.              На самом деле ему не нужно в туалет, ему просто нужна минутка, чтобы остыть, но он все равно заходит и моет руки, брызгает холодной водой в лицо. Смотрит себе в глаза и напоминает, что ему двадцать девять, черт возьми, он может держать себя в руках достаточно долго, чтобы провести время со своей семьей, прежде чем его парень отвезет его домой, чтобы выебать.              Но когда он выходит обратно в коридор, Эдди оказывается прямо там.              — У тебя все хорошо? — спрашивает этот засранец, как будто точно не знает, что он делает с Баком.              И вот так оказывается, что Бак, э-э, целуется у стены возле туалета в баре. Опять.              По крайней мере, на этот раз он делает это со своим парнем?              Язык Эдди извивался во рту Бака, его зубы царапают нижнюю губу Бака, и он не смог бы уйти ни за что на свете. Его руки крепко лежат на заднице Эдди, и, спасибо, там они и остаются, пока Эдди прижимается к нему, раздвигая ноги Бака и заставляя искры сверкать у него под кожей.              — Господи Иисусе, — выдыхает Бак, и его голова откидывается назад, ударяясь о стену с глухим стуком. Рот Эдди немедленно приникает к его шее, и ух ты, ладно, будет синяк. — Твою ж… что на тебя нашло?              — Ты на что-то жалуешься? — спрашивает Эдди, скребя зубами прямо в том месте, где у Бака на шее подскакивает пульс.              — Черт, нет... — Бак чуть стонет, когда Эдди расстегивает его джинсы. О, черт, черт возьми, они и правда это делают. Он настолько твердый, что это причиняет боль. — У меня нет с собой смазки.              — Очень мило, конечно, что ты считаешь, меня достаточно сильным, чтобы трахнуть тебя у стены, — сообщает ему Эдди, — но нет.              — Тогда какого, черт возьми, мы… о, черт, — Эдди достал его член и теперь водит большим пальцем по щелке, и Бак забывает человеческую речь.              — Ты ведь понимаешь, что нет ничего плохого в старой доброй дрочке, правда? — голос Эдди звучит горячо и хрипло в его ухе, когда он расстегивает свои собственные штаны, и, о, черт возьми, звучит так сексуально.              — Нет, — выдавливает Бак, чувствуя, как Эдди прижимается к нему, их члены трутся друг о друга, — ничего... в этом нет ничего плохого, Господи Иисусе.              — Ммм, я бы не торопился на твоем месте, — предупреждает его Эдди, размазывая смазку по всей длине, а затем крепко сжимает их члены.              Бак скользит руками сзади по штанам Эдди, сжимает его задницу, прикусывает жилку на шее:              — Ты весь вечер меня дразнишь. Своей кожаной курткой и таким выражением лица...              — Это я тебя дразню? — Эдди надрачивает им обоим, его движения твердые и быстрые. — Кто из нас весь день ронял мыло в душе? И сидел без рубашки? И подмигивал?              Ладно, может быть, Баку нравится дразнить своего парня на работе, когда он знает, что Эдди на самом деле ничего не может с этим поделать, но это просто потому, что… ну, потому что он негодник, а взбешенный Эдди в постели — это Эдди, который трахает Бака как следует до бессознательного состояния. Это не преступление.              — Вот это... — мурлычет Эдди, в его голосе проскальзывает легкий техасский акцент, — то, что получается, когда ты плохо себя ведешь.              — Меня это совсем не останавливает, — замечает Бак, когда Эдди проворачивает руку на подъеме, от чего у него подгибаются колени.              Эдди что-то напевает, целует его до тех пор, пока у Бака не перехватывает дыхание:              — Нет, останавливает. Потому что я знаю, чего ты хочешь. Ты хочешь, чтобы я отвез тебя домой и трахнул. Ты хочешь, чтобы я разобрал тебя на части, засунул в тебя свои пальцы и растянул тебя, чтобы ты завелся для меня. Тебе хочется скакать на моем члене.              Черт. Да, это правда, все это правда, он жадный, и ему нравится, когда Эдди превращает его часть за частью в бессвязное нечто.              — Но сейчас ты этого не получишь. Потому что ты был непослушным. Так что, — Эдди грубо целует его. – Вот что ты получишь вместо этого.              Бак зарывается лицом в изгиб, где плечо Эдди встречается с шеей, заглушая свой стон, пока Эдди продолжает дрочить им обоим. Боже, он делают это грубо, жестко и быстро. Когда-то давным-давно ему этого было бы достаточно, но сейчас – нет, и Эдди прав, это не тот основательный трах, которого он хотел, и он любит и ненавидит это одновременно.              — Эдди, Эдди, ну же, пожалуйста, — он зубами дергает Эдди за мочку уха, — я буду послушным, таким послушным, обещаю…              — Не-а, — голос Эдди просто какой-то чертов грех, — ты кончишь только так. И если будешь хорошо себя вести следующие несколько дней... тогда посмотрим. Как думаешь?              — Я думаю, что ты — мудак.              — Осторожнее, я могу уйти прямо сейчас. Оставлю тебя в таком виде, — Эдди облизывает горло Бака, а Бак впивается ногтями в задницу Эдди. – Ну же, Бак, я знаю, ты хочешь быть хорошим мальчиком для меня.              Ах, он хочет, он правда, правда хочет. Наслаждение, которое он испытывает, когда Эдди хвалит его, подобно инъекции серотонина прямо в мозг:              — Да, хорошо, да, я буду вести себя хорошо.              — Я знал, что ты сможешь. — Эдди ускоряет движение руки, и его, вероятно, немного сводит судорога, но он не жалуется, и Бак тоже. Не сейчас, когда Эдди облизывает его губы в совершенно непристойном поцелуе. Обычно они так целуются, только когда пьяны и неосмотрительны.              Черт, черт, черт, так хорошо, влажно и тесно. Именно так, как ему нравится. Член Эдди, прижимающийся к его члену, ощущается как откровение, одновременно грязное и глубокое, и к концу они уже не столько целуются, сколько тяжело дышат друг другу в рот. Возбужденные друг другом. И Бак кончает так, словно его сбил товарный поезд.              Эдди трется об него, использует его, делает последние несколько движений, прежде чем последовать за Баком. Он прикусывает Бака за горло, и если бы Баку было снова семнадцать, у него уже был бы стояк и он был бы готов ко второму раунду, но. Тридцать на горизонте, так что все, что происходит, это то, что его член выказывает слабый интерес.              — Ты выглядишь охренительно красивым в таком виде, — мечтательно говорит Эдди, проводя языком по месту укуса.              — Посмотри на себя.              Глаза у Эдди почти полностью черные, губы влажные, а щеки раскраснелись. На лице у Бака не редко появляется ожог от щетины из-за энтузиазма Эдди, и он никогда, и ни за что не будет жаловаться на это.              Эдди улыбается ему, и Бак чувствует, что тает, превращаясь в лужицу. Черт, он так любит этого мужчину. Наконец ему удается ослабить свою смертельную хватку на заднице Эдди и обвить руками шею своего парня. Лицо болит от широкой улыбки:              — Думаешь, остальные знают, чем мы тут занимаемся?              — Скорее всего, — Эдди целует его в подбородок, — Иди, приведи себя в порядок.              Бак закатывает глаза, но выдает нахальное: “Да, сэр” и забегает обратно в уборную. Быстрый взгляд в зеркало подтверждает, что он был прав — у него один засос и один впечатляющий след от укуса, оба ярко цветут у него на горле.              Да, ладно, выходит, он занимался сексом возле туалета в баре. Но на этот раз это было с чертовым Эдди Диасом, и в этом вся разница.