A goodnight kiss

      Эндрю надавливает раскрытой ладонью на его грудь. Нил ударяется позвонками о косяк двери, которую Миньярд запирает прямо сейчас второй свободной рукой. Целует. Отрывается и наскоро убирает ключи от авто в задний карман джинсов. Затем впивается в эти губы вновь, раскрошенные и раскуроченные. Поцелуи. Дыхание. Запах табака на любимой шее, выветривающегося алкоголя на деснах и языках. Еле различимый шепот. Руки на талии. Руки на торсе. На шее и на лопатках - Нил сейчас не определит под футболкой ли, или он просто гиперболизирует все до абсурда, и Эндрю едва касается его кончиками пальцев. Все и есть абсурд, сладкий, родной, его тягучий вкус знакомо ноет в районе груди.       Миньярд который раз разрывает поцелуй и про себя отмечает, что Джостен повел себя не как обычно - что не так? Каждый их раз - уже отточенный механизм. Эндрю целует первым. Пылко, рьяно, словно защищает ворота от троянского мяча. Нил отвечает. По установленному голкипером темпу. А сейчас, в Колумбии, инсайд не мирится с его решением. Поцелуй разорван, а он льнет к нему, как мотылёк к раскалённым стенкам лампы накаливания. Точно и дышать раньше без его губ не мог. Что-то не так, и это не вопрос, а ебанное утверждение, так что паранойя Эндрю уже готовится смаковать его внутренности, как деликатес. “Спросил? Я же спросил?”        —Да или нет?        Привычка. Нил как-то сказал, что воспринимает этот вопрос скорее как риторический, его ответ никогда не изменится. Для Эндрю же вопрос значил ровно то, что он нес в себе. Разрешение. Нет никакого алгоритма, по которому можно вычислить в какие дни Нил будет хотеть этого, а в какие нет, и пусть Миньярду скажут хоть девятьсот “Да” все вокруг - пока Джостен молчит, это твердое “Нет”, и Эндрю верит только ему и беспрекословно подчиняется.         —Да, Эндрю, —шепчет Нил, в самые губы, кладя руки на его стеклянные щеки. До голкипера доходит, насколько они холодные. Болезненно холодные и мокрые. Ладони Джостена отрезвляют его разум, и он отстраняется еще сильнее, —Да, но...        Мгновенно, словно по свистку тренера на тренировках, он делает шаг назад и, его ранее увлеченные кисти безвольно свисают вдоль туловища.        —”Да” не может быть “Да”, если есть но. Тогда это “Нет”        —Постой, Эндрю... Я... Я не это имел в виду, —Нил быстро мотает головой и распахивает свои глаза - светло голубые, почти ледяные, точно первый подснежник под бархатистым мартовским снегом - у него еле получается поднять веки хоть наполовину. Он касается своими дрожащими пальцами тыльной стороны ладони Эндрю. Фалангой согнутого указательного поглаживает его кожу. —Ты разрешишь мне?        И он кивает, Джостен сразу же обхватывает его запястье и тянет за собой. Сам садится на постель, расставляет ноги и Миньярд встает перед ним, уместившись в образованное пространство. Нил аккуратно спускается с запястья к ладони, прочертив большим пальцем перпендикуляр к линии сердца. Эндрю молчит и продолжает ждать. И плевать насколько возбужден он сам сейчас, плевать как много дискомфорта доставляют натянутые до упора джинсы - он будет ждать столько, сколько потребуется. Столько, пока этого не станет достаточно, чтобы Нил мог сказать твердое “Да”.        —Мысли в кучу собрать не получается, —Джостен, недовольный собой, хмурится, из-за чего его румяная, как и все лицо, переносица раскрашивается складкой между бровей. Он берет выставленную ладонь парня второй рукой и, кажется, хочет что-то сделать, но передумывает в последний момент.         —Не робей.        Этого хватает, чтобы Нил снова нашел в себе уверенность. Он касается своим лбом его запястья, блаженно прикрывая веки. Пару лет назад Эндрю бы наверняка отвесил придурку самый непонимающий и саркастичный взгляд, выдернув руку. Сейчас же, когда выпускной из Пальметто уже не за горами, он стойко выжидает и позволяет инсайду делать то, что тот посчитает нужным. Где-то на самых затворках мозга ему щебечут о том, что на самом деле ему это нравится, просто сознательная его часть пока до этого не доросла. Непривычно горячий лоб Нила обжигает кожу, раскаленное дыхание щекочет ладонь.        —Когда я сказал “но”, то не имел в виду, что не хочу, чтобы ты касался меня сегодня, —Джостен отрывается от его руки и, продолжая держать ее в своих, смотрит в пол. Между его ярко-оранжевыми, дырявыми конверсами - черные, почти что блестящие носки кожаных ботинок Миньярда. —Просто... черт, дело вовсе не в тебе. Ты как всегда...        —Великолепен?        —Ну... да? —устало смеется инсайд. —Ты и правда такой, —порозовевшие губы Нила, что сейчас особенно выделяются в ночном полумраке, расцветают в улыбке. Искренней, по-настоящему живой, улыбке не лживого беглеца, не сына убийцы, а того самого мальчишки, сидящего где-то в районе легких Эндрю, между ними. Знай и принимай Миньярд такое слово - воистину любящей. —Ты можешь не переставать целовать меня? Может, сегодня я слишком... в общем, вряд ли меня хватит надолго, так что ты не против ограничиться этим? —Нил никогда не признает, что вымотался или устал. Кости переломаны, тело истерзано - Джостен все равно находит в себе силы выйти на поле и умудриться даже обойти его, голкипера под третьим номером. Эндрю мысленно прописывает себе оплеуху. Не будь правая рука занята, может, и прописал бы по-настоящему.        —Не ищи оправданий. Если не хочешь - то не хочешь. Этого достаточно для причины.         —Я не хочу оставаться без тебя сегодня.         На языке Нила Джостена - без твоих поцелуев, без твоего внимания, без твоего присутствия, я не хочу чувствовать себя так, словно ты не можешь дать мне то, в чем я нуждаюсь. Ведь я знаю, что можешь. Знаю, что ты безмерно теплый внутри.        “Не останешься”, - растягивает Эндрю у себя в голове.         Руки Нила по-прежнему болезненно ледяные, тяжелое дыхание грызет грудную клетку, парень шмыгает носом и вяло опускает веки. Миньярд наскоро прислоняется губами к его лбу, чтобы измерить температуру, и Джостен тут же расслабленно выдыхает, когда голкипер опаляет его, пылающего, прохладой своего дыхания.         —Мне поцеловать тебя? —Эндрю оставляет смазанный след на лбу и дорожкой еле весомых поцелуев скатывается к уху. Прислоняется кончиком носа к раковине, целует хрящ.         —Да. Я хочу этого.        Миньярд заменяет свои губы на свободную руку, пробегает длинными пальцами вдоль мочки, зарывается ими в рыжие волосы. А потом завлекает их хозяина в поцелуй - тягучий, как растопленная карамель, неторопливый, как шум летнего ветерка, еле способный колыхать стебли молодых травинок. Едва использует язык, мягко проходится по верхней губе Нила в немой просьбе слегка приоткрыть рот. Джостен почти не отвечает, лениво смакует подаренный поцелуй. Периодически блаженно стонет, вмещая разбушевавшиеся за тяжелый день нервы и усталость в одни лишь движения рта. Безмятежность, воцарившаяся вокруг них двоих, была так физически ощутима, что чуть ли не оседала на их тела. Протянешь руку - ощутишь ее призрачные прикосновения подушечками пальцев. И только сейчас, посреди этой безмятежности, Эндрю во всей красе может прочувствовать, насколько на самом деле Нил вымотан.       С глубоким выдохом они отстраняются друг от друга, чтобы отдышаться. Нил размазывает слюну Эндрю по губам языком. Сглатывает застоявшийся ком в горле. Удовлетворенно мычит, точно один поцелуй смог заменить ему месяц отменного секса.         Эндрю снимает с себя толстовку, оставаясь в одних лишь повязках. Надевает ее на Нила, прячет его дрожащие руки глубоко в рукава, накидывает на голову широкий капюшон. Джостен сжимает ладони в кулаки, когда волна мурашек от резко появившегося тепла обволакивает его тело. Но дело не только в ознобе. Глупо отрицать, что Миньярд не знает о пристрастии парня брать его верхнюю одежду. Вначале он толком не понимал, что такого в обычной толстовке находит Нил, и даже предлагал ему попросту купить такую же. Пока не обнаружил юношу в их спальне - естественно, вновь в его худаке - накинувшего капюшон и спрятавшего лицо в поджатых коленях. Тогда он впервые увидел, как выглядит опустошенный от энергии Нил - тот самый Нил, что обычно как умалишенный гоняется вместе с Кевином по полю. Увидел, что дело то вовсе не в ткани, а в том, что его, Миньярда, тогда не было рядом. Эндрю ненавидит мир, себя и, блять, даже хренова Джостена, за то, что ему пришлось довольствоваться какой-то жалкой толстовкой, а не тем, в чем он нуждался.        Нил Джостен чертов жертвенник. Но даже жертвенникам нужен отдых. И Эндрю готов обеспечить Нилу хоть пожизненный уход в отставку, сам тот того захоти. Но Нил никогда не попросит о большем, даже об этом - таком крохотном - поцелуе в конце тяжелого рабочего дня. И этот Нил с каждым днем заполняет его заново, когда сил нет даже на то, чтобы элементарно встать с кровати и найти смысл хоть в чем-нибудь - Джостен смотрит на него и Эндрю избавляется от своей флегматичной монохромазии за считанные секунды.         Миньярд вновь целует его. Мягко укладывает на кровать и опускает раскрытую ладонь прямо на его грудь. Сквозь толщи ткани проникает приятное ощущение тяжести и эфемерного тепла. Нил не знает куда деть руки, поэтому поднимает их над головой и тянется к нависшему над ним Эндрю. Миньярд осаждает его напор укусом за нижнюю губу и еле слышимым “Ненавижу тебя” в поцелуй.         Джостен улыбается уголком рта и, то ли про себя, то ли нет, отвечает: “Обожаю тебя”.