Джекилл и Хайд: Lathyrus odoratus

Эдвард мрачно поднял взгляд, смотря снизу вверх в угольные глаза, и этим он напоминал провинившуюся собаку, которая укусила за руку своего хозяина. На самом деле, всë так и было. Злые охровые глаза источали ненависть к человеку напротив, презрение к нему. Он готов был наброситься на него, разорвать на куски и выпотрошить, выдавить эти чëрные глаза без души. Светловолосый мужчина подавил вздох, полный разочарования и осуждения. Последние дни выдались ещë тяжелее, Эдвард стал более неуправляемым и всë чаще проявлял свой дурной характер. Генри готов был простить ему мелкие хулиганства, простить мелочные конфликты с соседями, мог простить и то, что инспектор Ньюкомен постоянно просил его забрать пойманного на улице дикаря, который появлялся в участке чаще, чем дома. Но, кажется, терпение доктора Джекилла было не безграничным. Мало того, что Хайд сломал ногу маленькой, ни в чëм не повинной девочке, так ещë с него спросили компенсацию в сто фунтов. И, слава богам, это жестокое преступление не застал Ньюкомен, который точно потребовал бы вернуть смертную казнь специально ради Хайда. Но Генри прекрасно осознавал, что злиться абсолютно глупо, потому что Эдвард вëл себя как маленький ребëнок, однажды оторванный от общества. Он был диким и строптивым, пакостил всем, кто ему не нравился, ругался с теми, кто заговаривал с ним. Доктору становилось всë тяжелее лгать всем, что этот невоспитанный человек — его далëкий родственник. Никто в это просто не мог поверить, потому что доктор Генри Джекилл был известен как воспитанный, доброжелательный и щедрый человек. От него не услышишь и плохого слова. Разве может у такого прекрасного человека быть такой отвратительный родственник? Хотя, те, кто тесно общался с семьëй Джекиллов и хорошо знал отца Генри, с неохотой замечали, что Эдвард был очень похож на покойного Джейсона Джекилла. Внешне, конечно же, пускай и находились люди, которые замечали сходства и в поведении. Генри пытался убедить себя, что всë хорошо, что скоро всë уладится. Он ведь сам создал его, Эдварда Хайда. Он ведь сам желал отделить свою плохую сторону и сделать еë самостоятельной личностью. И вот, он получил прекрасный результат, полностью оправдавший его ожидания: Эдвард был полной противоположностью Генри. С одной стороны между ними имелись определëнные сходства во внешности: родинка над губой, рост, некоторые черты лица. Но всë же Хайд заметно отличался своими чëрными, как смола, волосами, своими наглыми охровыми глазами, своей бледной, почти белой, кожей, острыми зубами и острыми чертами лица. Он действительно был ужасно сильно похож на отца Генри. И, как некоторые отметили, не только внешне. Джекилл никогда не замечал за своим отцом дурных качеств, но не мог не согласиться с тем, что они точно имелись. Джейсон Джекилл тоже считался наглым человеком, любившим непристойные шутки. И от него также веяло странной, пугающей атмосферой. Сам Генри пошëл в мать и своими светлыми волосами, и нежно-розовой кожей, и мягким характером. От отца ему только и досталась эта чëртова родинка над губой. Тем не менее, Генри, кажется, начал осознавать, насколько же ужасное творение у него вышло. Эдвард доставлял одни только неприятности, знатно изматывал своими выходками и бил по репутации доктора, некогда очень-очень уважаемого человека. Теперь даже те, кто беззаветно верил в святость Генри Джекилла, стали глядеть на него с подозрением и опаской. А не тронулся ли доктор умом, держать при себе такого опасного человека? Почему он продолжает терпеть его и с улыбкой утверждать, что мистер Хайд на самом деле не такой уж и проблемный? Кого он пытался обмануть: себя или их? Генри это замечал, но упорно игнорировал. В какой-то момент он ощутил себя отцом-одиночкой, у которого никогда не было времени поиграть со своим сыном. И вот он вырос, стал большим, осознал, что он — личность. Перестал быть зависимым от своего непутëвого родителя, делая всë ему на зло. А Генри терпел, терпел, терпел, ещë терпел, потому что помнил: он сам на это пошëл. Теперь-то трудно было обозвать данный эксперимент удачным. Джекилл терялся в догадках, боялся наступления следующего дня и никак не мог придумать решение для проблемы. А проблему звали очень просто — Эдвард Хайд. И Генри не понимал, как к нему относиться: как к эксперименту или как к родственнику? Может быть, как к сыну? Или брату? Мысли путались в голове. Эдвард ведь был частью Генри, его тëмной стороной, но, что самое забавное, казался гораздо человечнее оригинала. Наверное, потому, что доктор очень сильно устал. Он пресытился этой жизнью и перестал находить в ней положительные стороны. Переругался со всеми своими друзьями и закрылся у себя в резиденции, очень редко выходя в люди. И винить в этом было некого, кроме самого Генри, но мужчина почему-то хотел винить Эдварда, ведь это после его появления всë испортилось. И если бы не было Эдварда!.. Генри одëрнул себя от этой мысли и заметил, что продолжал возвышаться над сидящим Эдвардом. Кажется, он хотел что-то ему сказать. — Эдвард… — Только не начинай снова, — Эдвард фыркнул и закатил глаза. — Эта маленькая дрянь сама подвернулась мне под ногу. И вообще, если бы не эта полторашка, платить никому бы не пришлось. Джекилл устало потëр переносицу и вздохнул. Не сдержался. — Ты вообще о ком? Все жители Глухого переулка обращаются сразу ко мне, а не вступают с тобой в полемику, и уж точно не трясут с тебя никакой компенсации. — А этот ублюдок не местный! — Хайд вскинул руки и развëл их в стороны. — Я его вообще впервые видел! Мало того, что мелкий, так ещë и на белку похож, аж противно! Генри нахмурился, задумался и будто бы что-то начал вспоминать. Описание Эдварда напоминало ему только одного человека, которого он давно не видел. — А этот смелый господин случайно не представился тебе? — для точности решил уточнить доктор, почему-то начиная волноваться. Эдвард оскалился. — Как же, представился конечно! Я теперь его на всю жизнь запомню, а как увижу снова, прибью, — он рассмеялся, чем вызвал неприятную дрожь у своего собеседника, но через некоторое время успокоился, помрачнев. — Ричард. Ричард Энфилд. Господин Энфилд. Не зря Джекилл переживал, его опасения подтвердились. Конечно, он был очень хорошо знаком с Ричардом, с милым и очаровательным Ричардом. Он знал его чуть ли не с самого детства и всегда находил этого юношу поистине прекрасным человеком. Энфилд был кузеном Габриэля Аттерсона, его лучшего друга. Он остался сиротой после смерти родителей и воспитывался дядей и тëтей, рано стал жить самостоятельно, полностью отдавшись отцовскому бизнесу и переделав его под себя. Ричард, несмотря на свой рост и юную внешность, неподходящую его настоящему возрасту, был крепким парнем и всë делал самостоятельно, всегда отказываясь от помощи. Его нежные глаза светились так ярко, что волновали сердца людей. Он работал на благо других, всегда был готов помочь и улыбался так широко и так искренне, что не только пленял сердца окружающих, но и дарил им своë. Генри не мог устоять перед Ричардом по вполне понятным причинам. В редкие их встречи он любил рассматривать его, анализировать каждое движение и каждое слово. Вежливый, но прямолинейный. Щедрый, но ревностно цепляющийся за своë. Трудолюбивый, но… кажется, много на себя взявший. Но Генри никогда не замечал за Ричардом хотя бы каплю усталости. Он безмерно восхищался Энфилдом и хотел бы проводить с ним гораздо больше времени. Уж точно больше, чем сейчас. Джекилл не удивился, что именно Ричард вмешался и вступил с Эдвардом в конфронтацию. И не удивился тому, что ему удалось усмирить крутой нрав непокорного парня. — Я искренне надеюсь, что ты никак не обидел мистера Энфилда, — Генри не смог сдержать и этот вздох, на что Эдвард только фыркнул. — Что ты, конечно же нет. Не в моих интересах обижать белок. — Мистер Энфилд очень хороший человек, пожалуйста, не относись к нему так плохо… — Хорошие люди, — медленно произнëс Хайд, и на его лицо упала тень, — обращаются в полицию, а не решают сами, на месте, требуя такую компенсацию. — Тебе ещë повезло, Эдвард, и ты должен быть благодарен, что отделался так легко. Зная Ричарда, он довëл бы это дело до конца. Скорее всего, его остановило то, что чек был выписан на моë имя. — Да плевать! Увижу эту полторашку снова, придушу его в подворотне и выброшу в реку. Меньше будет совать нос не в свои дела. Генри покачал головой, но промолчал. Бессмысленно что-то доказывать маленькому ребëнку. Бессмысленно наказывать глупую собаку.

***

С громким стуком деревянная пивная кружка опустилась на барную стойку, заставив бармена вздрогнуть. Он недовольно посмотрел на безобразного человека перед собой, сдерживая резкие слова. — Мистер Хайд, сколько ещë я должен повторить, чтобы вы не портили нашу посуду? Не думаю, что доктор Джекилл будет доволен. — Да плевать я на него хотел! — Эдвард ударил кулаком по барной стойке, но на сей раз бармен остался абсолютно спокойным. Привык уже. — Это всецело его проблемы, а не мои. — Как скажете, но будьте добры не портить наше имущество, иначе вас больше сюда не пустят, — мужчина продолжил методично протирать стаканы, отвечая собеседнику размеренным тоном. — Посетители и так недовольны вашим присутствием, а вы вечно поднимаете шумиху. Надеюсь, сегодня обойдëтся без драк. Эдвард растянул губы в довольной улыбке, которая больше напоминала хищный оскал. Спокойствие бармена могло посоперничать только со спокойствием инспектора Ньюкомена, который тоже успел привыкнуть к Хайду и его проделкам. — Всë же выводить инспектора из себя гораздо интереснее. Вот, держи. Оставив оплату, Эдвард оттолкнулся от барной стойки и, лавируя между снующими туда-сюда пьяницами, стал пробираться к выходу из паба. Он ловко обходил выпивох и почти не сталкивался с ними, при этом полностью расслабив тело. Мужчина выглядел, на удивление, спокойно, и никто не мог знать, что спокойствие это было обусловлено размышлениями о вчерашнем дне. Хайд никак не мог выкинуть из головы этого человека по имени Ричард Энфилд. Казалось, в нëм раздражало абсолютно всë: его невеликий рост, персикового цвета волосы, нежная жемчужная кожа, голубые глаза и голос. Этот человек появился из ниоткуда и поставил Эдварда в ужасное положение. И за это его хотелось придушить. Что этот коротышка возомнил о себе? О, Эдвард точно знал, что сделает с ним, если встретит в очередной раз. Убьëт. Или поиздевается над ним вдоволь. Уже почти оказавшись у двери, Эдвард выставил перед собой руки и поймал налетевшего на него мужчину, от которого сильно разило ромом и табачным дымом. Сморщив нос от неприятного сочетания запахов, Эдвард оттолкнул выпивоху подальше от себя. — Смотри, куда прëшь, болван, — глухо прорычал мужчина. — Вы никогда не знаете меры, проклятые алкаши. Пьяница посмотрел в сторону Хайда затуманенным взором и, кажется, собирался дерзко ответить ему на грубость, но резко задрожал и уставился на человека перед собой со смесью страха и тревоги. Охровые глаза Эдварда, казалось, налились кровью и светились, в то время как на лице не отражалось никаких эмоций. Оттого оно показалось абсолютно безжизненным, как у мертвеца. — Лучше придержи язык за зубами и протрезвей, чтобы не жалеть о своих словах на следующее утро. Наконец открыв дверь, Эдвард покинул паб в дурном расположении духа. Как он ненавидел не умеющих пить людей. Оказавшись на тëмной и холодной улице, Хайд гордо расправил плечи, словно имел неоспоримую власть во всëм Глухом переулке, и направился вперëд, спеша домой. Странно было называть резиденцию Джекилла своим домом, учитывая, кем он являлся на самом деле. Эдвард не понимал, на каких правах жил под крышей дома доктора, как тот к нему относился и всë в таком духе. Их отношения оказались сложнее, чем можно было представить, и мужчина не хотел в это вникать. Он считал, что истина его не устроит. Ночь встречала нечеловеческое создание дружелюбно, принимала его, как родного, и Эдвард был ей безмерно благодарен за доброту. Она любила его таким, укрывала от чужих глаз и внушала спокойствие, которого никогда не хватало мужчине. Никто так не относился к мистеру Хайду и вряд ли отнесëтся. Что-то я совсем раскавасился. Эдвард ускорил шаг, сгорбился и прислушался: пустая улица казалась какой-то шумной для ночного времени суток. Он слышал тихие и неспешные шаги позади и, когда понял, что идут конкретно за ним, выругался себе под нос, но продолжил идти, не смея оборачиваться. Всë, что сейчас ему хотелось, — это лечь спать. Оказавшись у нужной двери, Эдвард достал ключ и собирался просунуть его в замочную скважину, но промахнулся из-за внезапно появившейся дрожи в руках. Хайд оскалился, крепче сжал ключ. — Дурацкая дверь… — Мистер Хайд, если не ошибаюсь? Эдвард застыл с крепком зажатым в руке ключом и шумно втянул воздух носом. Он медленно повернул голову, чтобы увидеть лицо стоящего где-то сбоку или сзади человека, которому явно было не меньше сорока. Почему-то его пробрал страх, но тот вскоре отступил, стоило только рассмотреть лицо незнакомого мужчины. — Да, меня зовут так, — Эдвард фыркнул и развернулся к мужчине всем корпусом. Его брови нахмурились, ноздри раздулись. — Что вам нужно? — Я вижу, вы собираетесь войти сюда, — сказал незнакомец лет сорока. — Я старый друг доктора Джекилла, мистер Аттерсон с Гонт-стрит. Вы, вероятно, слышали моё имя, и, раз уж мы так удачно встретились, я подумал, что вы разрешите мне войти с вами. — С чего бы? — Хайд оскалился, пряча ключ в кармане брюк. — И откуда вы меня знаете? Мужчина напрягся, не готовый к агрессии мистера Хайда, на что тот фыркнул. Ну что за день… — По описанию, — наконец-то выдал Аттерсон, стараясь смотреть в глаза напротив. — И кто вам меня описал? — У нас есть общие друзья, — мистер Аттерсон ответил уверенно. Эдвард сдержался, чтобы не закатить глаза, и вместо этого внимательно осмотрел мужчину. Генри рассказывал о своëм горячо любимом друге-адвокате Габриэле Аттерсоне, но Эдвард представлял его совсем иначе. Он думал, что адвокат гораздо старше и похож на сухой пень, но Габриэль пребывал в здоровом и ещë способном теле. Неудобно. — Общие друзья? — сипло переспросил мистер Хайд, не скрывая своего недоверия. — Кто же это? Адвокат дал ответ не сразу, почему-то отдëрнув себя. Эдварду это не понравилось. — Например, Джекилл, — ответил Габриэль. — Что? — Хайд подозрительно прищурил глаза, чувствуя, как вскипает кровь. — Он вам ничего не говорил! — воскликнул он, гневно покраснев. — Я не ждал, что вы мне солжëте. — Пожалуйста, выбирайте выражения, — спокойно сказал мистер Аттерсон. — Был не прав, соврав вам. Я просто хотел уберечь дорогого моему сердцу человека… — Господина Энфилда? — предположил Эдвард, широко распахнув глаза от пришедшего озарения. Габриэль поспешно кивнул, беспокоясь. Он не хотел подставлять под удар своего любимого кузена, но всë вышло из-под контроля. Мистер Хайд оказался куда умнее. Но вместо спокойствия от полученной правды Эдвард ощутил гнев. Сверкнув своими охровыми глазами, он развернулся и с первого раза попал ключом в замочную скважину, лихо провернув его два раза. Дверь послушно издала щелчок и приоткрылась. — Постойте, я… — Лучше уйди, старик! И Эдвард Хайд исчез за дверью, оставив Габриэля Джона Аттерсона одного. Подул холодный ветер, предвещающий что-то дурное.