бездна непонимания и тихо-зловещий страх.

Стальное напряжение разливается по всему телу — строгий взгляд и сжатая челюсть — ох уж эти вольные мыслишки, снующие между мнением о проклятиях и братской любовью! они всегда заставляют ладони сжиматься в кулак, а глаза бегать по несуществующему пространству. Вольные мыслишки, нежеланные думы — они сейчас только об одном. Страстное желание провалиться в иллюзорное пространство своего собственного «Я» и отыскать там ответы разрывает изнутри. По залу вокруг разливается кровавая обида, сочащаяся, словно тряпка, которой вытирали место после убийства. Он стоит рядом. Вы не разговариваете уже около недели. Мысли невольно возвращают в тот момент, когда ты искал ответы у мертвых: в очередной раз, бродя между оградками на башкирском кладбище под руку с женщиной, которую видишь, в общем-то, впервые, тебе в лицо светят эти ненасытные до хороших кадров световики, под ногами трава скромно опускается к земле. Интересно, мертвые знают, что приключилось в этот раз с твоим братом? Прикрываешь глаза на пару секунд, чтобы после снова открыть их. Ветер на улице бьется о витражи готического зала, впрочем, примерно с той же интенсивностью, с которой бьются о твое сердце эти настырные воспоминания. Ты почти что падаешь в бездну непонимания и даже позволить себе не можешь признать, что внутри поселился совсем-совсем новый и такой тихо-зловещий страх за брата. Ты никогда его еще таким не видел. Ты ходишь между оградок могил, перебирая в руке цепь, думая, конечно, уже совсем не о магии этого места. Молчаливое и дикое безумие выглядывает из-за ясени и шепотом подзывает к себе: пальцем поманивает и глазом подмигивает. Да и кто его знает, может, это деревенская русалка заманивает к себе новую жертву? В глазах мутится, и ты почти что сомнамбула. Ясное дотоле небо разиться громом. Полная чертовщина, которую, бес его попутал, учредил твой родной брат. Стоишь и повторяешь все: зря-зря-зря-зря… Камеры включены и съемка сцены в готическом зале начинается. Между Марьяной и Сашей ты чувствуешь себя явно не одним из тостов в бутерброде: либо предателем, либо сумасшедшим. Ох, сколько подобных раз брат пугал его! Сколько раз он говорил ему эти вещи, сколько раз обманывал и смеялся над ним — но только по-братски, только в шутку. А в этот раз шутки будто бы кончились, просто взяли и иссякли на ровном месте. Даже мутить от этого начинает. Многие бы уверили — тема бесовская и только, тут надо снимать, надо чистить, надо работать с человеком. Но в голове взрывом разлетается один огромный вопрос: как Саша смог это допустить? Нет, бесы никакие тут не причем. Не веришь ты во все это. И вот ты даешь ему по лицу, выбивая всю личность — да как такую личность выбить! Сейчас хочется ударить только себя: сначала единожды, а после продолжать снова и снова, как последний мазохист, чтобы наконец выбить из себя нескончаемый поток одинаковых раздумий и этих конченных душевных терзаний, которые приходят к тебе с того момента каждый день, как будто помимо них твоей жизни не существует. Сидя в самолете по пути на испытание, ты был прозрачно уверен, что все пройдет отлично. Да и пускай. Пускай он будет взбалмошлый, пускай он сумасшедший, пускай даже тронутый и ненормальный, эгоистичный, самовлюбленный, нарциссичный, двуличный, маниакальный, пускай с головой не дружит, пускай не все дома у него, но он все еще его брат. Ты все стоишь и думаешь об этом, а экстрасенсы уже начали свои оценки показывать. Оно все неважно. Неважно даже то, что ТНТ сделает из этого очередную драму и поднесет зрителям на блюдечке с приправой а-ля «мы говорили о том, что это будет жарко, и исполнили свои предзнаменования!», а для тебя это вообще-то что-то типа личного, что-то типа того, что на телек идти не должно. Тебе сейчас все равно и на это. И наверное, в тот момент, когда ты наконец обнял его, все встало обратно на свои места. Так и должно было случиться. Ветер вновь бьется о стеклянные витражи здания, словно хлыстом избивает его — интересно, за что же готический зал так провинился? Все вокруг улыбаются — такой своеобразный хэппи-энд, — а тебе в общем-то это все не так важно, как-то, что ты вновь обнимаешь того, за кого в первом выпуске чуть с Череватым не подрался, а после ехал в одной машине с этим самым, глазами упираясь в желто-блевотный свет улиц ночной Москвы.