* * *
Тсунаёши не особо любил откровенные разговоры с матерью. Возможно, причиной нелюбви подобного был почти всегда одинаковый исход: рыдающая мать, причитающая о том, что единственный родной и любимый человек — её сын — совсем её не понимает и даже не хочет пытаться понять. А Тсунаёши предпринимал попытки, правда, но, в конечном итоге, просто сдался, потому что лучше вообще не понимать, чем понимать неправильно. Он не верил в псевдоподдержку и лицемерные улыбки, не знал, что такое эмпатия, не умел банально успокаивать — делал только хуже. Если он не знал, что сказать, он ничего не говорил — простая и понятная схема. Максимум, что он мог сделать — это принести успокоительное и стакан воды. Выпей, мам. Должно стать легче. — У тебя есть друзья, Тсуна-кун? — мать пила травяной чай и отрешённо смотрела в окно. Ветер колыхал занавески. Тсунаёши всегда нравилась атмосфера кухни-столовой: светлые тона, минимум деталей, чисто, приятно пахло средством для мытья посуды. Несочетающаяся посуда со сколами, горшки с цветами и влажной землёй, прикреплённые магнитами на холодильник списки с покупками и пожеланиями на день. Раньше, в детстве, холодильник был занавешен семейными фотографиями. Тсунаёши помнил, что очень любил фотографию из фотобудки, где они семьёй дурачились и смеялись в камеру. Снимки были живыми, несмотря на смазанные руки и лица. Когда отец ушёл из семьи, мать отрезала часть от этих фотографий, а потом и вовсе собрала всё, что висело на холодильнике, сложила в картонную коробку и унесла. Скорее всего, выбросила, либо убрала в кладовку. Тсунаёши не пытался её отыскать, поскольку не хотел пробуждать внутри неприятные и болезненные воспоминания. — Да, у меня есть друг, — Тсунаёши сел за стол напротив матери. Мать чуть улыбнулась, пододвинула к себе пустую фарфоровую чашку и наполнила её чаем из стеклянного заварника, затем поставила чашку на блюдце и осторожно протянула к Тсунаёши. Он кивнул и тоже присоединился к чаепитию. — Расскажи мне о нём, — женщина положила щёку на раскрытую ладонь и постучала коротким ухоженным ногтем по блюдцу. — Он невыносимый, — Тсунаёши почувствовал, как губы непроизвольно растянулись в улыбке. — Но очень любит дисциплину. Много читает, отвратительно играет в приставку, очень чутко спит и у него странные, но смешные шутки. А ещё, даже несмотря на любовь к дисциплине, он сам часто нарушает правила. — Интересно, — мать рассмеялась. — Ты можешь выделить в нём то, что тебе очень нравится? Тсунаёши задумался и закрыл глаза. Перед ним стоял Хибари-сан. Идеальный Хибари-сан, в выглаженной рубашке и брюках, начищенных чёрных туфлях. Гакуран, поддаваясь порывам ветра, развевался и блестел в солнечных лучах. Красная повязка с вышитыми золотыми нитками иероглифами. Бледная кожа, раскосые глаза, тонкие губы. Руки в ссадинах и шрамах, но ногти аккуратно подстрижены и под ними нет грязи. — Он всегда с иголочки, — Тсунаёши открыл глаза. — Но это скорее недостаток. Мне каждый раз хочется растрепать его волосы, помять рубашку, забрызгать туфли. Но он будет выглядеть хорошо даже в мешке из-под риса. — Так тебе нравится его внешность? — мать многозначительно улыбнулась. — Он красивый, — Тсунаёши замолк. Ему вдруг захотелось провалиться сквозь землю. Он довольно часто об этом думал: Хибари-сана невозможно было чем-то испортить. Даже когда он получал ссадины в драках, то скорее выглядел горячо и сексуально, нежели побито и жалко. Побито и жалко — это по части Тсунаёши. — Я рада, что у тебя появился друг. Здорово, что ты не одинок и что всегда можешь поговорить о том, что тебя интересует или волнует, — женщина допила остатки чая и налила себе ещё. — А как ты съездила к подруге? Ты… — Я вчера была трезвая. Всё хорошо, Тсуна-кун, говори об этом спокойно, — мать протянула руку к руке Тсунаёши и несмело погладила тыльную сторону кончиками пальцев. — Я хотела тебе кое-что рассказать. Тсунаёши немного напрягся, но кивнул и взял мать за руку, поглаживая кожу большим пальцем. Она благодарно улыбнулась, её плечи заметно расслабились и распрямились. Она выглядела увереннее. — У меня появился… мужчина, — женщина вдохнула и выдохнула, прежде чем продолжить, — и мы совсем недавно говорили с ним, что наши чувства и намерения по отношению друг к другу куда серьёзнее, чем просто временная интрига. Он знает о тебе, иногда спрашивает, как твои успехи в школе и со сверстниками и просит меня не лезть к тебе в голову и в твою жизнь. Не вмешиваться. А ещё он очень красиво за мной ухаживает и не торопит принимать какие-то глобальные решения. Тсунаёши слушал, не смея перебивать. Он видел, как светятся глаза матери, когда она рассказывает об этом мужчине, чувствовал, как потеют и подрагивают её ладони. Несмотря на очевидные страх и неловкость, она очень хотела поделиться этой новостью с сыном и ждала единственного — одобрения и, возможно, радости. И Тсунаёши не видел никаких преград, чтобы выразить это. Он действительно был… рад и не чувствовал чего-то дикого или неправильного. Его мать в кои-то веки испытывала обычное женское счастье и не горевала по прошлому. Она просто хотела двигаться дальше. — Я рад за тебя, мам, — Тсунаёши одобряюще улыбнулся. — Тебе не стоило так бояться моей реакции. Женщина ничего не сказала, а Тсунаёши не стал наседать на неё с подробностями. Ему было достаточно увидеть влажных блеск в глазах и на секунду опустившиеся от облегчения плечи. Он продолжал гладить её руку и слушать тихие всхлипы, мячиком отскакивающие от стен кухни. Они допили чай в умиротворённой и искренней тишине.* * *
— Так больше тебя не будут опекать? Всё, интерес к твоей персоне сократился к минимуму? — Хибари-сан протяжно зевнул, прикрывая рот ладонью. Они снова были на крыше, что стало своего рода традицией. Тсунаёши с похоронным выражением лица смотрел на бланки с тестами и на выставленные оценки. Без изменений — хреново, но зато он правильно ответил на некоторые сложные вопросы, с которыми, к удивлению, не смогли справиться отличники в его классе. Правда, прошёл слушок, что Тсунаёши просто-напросто списал, потому что неудачникам не дано решать что-то сложное правильно. — Я не знаю, — Тсунаёши сложил листы пополам и убрал в сумку. — Она выглядит счастливой, а её новый ухажёр говорит адекватные вещи, так что я, скорее, выдохнул с облегчением, когда узнал. — В твоём понимании «адекватные вещи» или в понимании общества? — Хибари-сан внаглую придвинулся к Тсунаёши, отобрал сумку и достал обратно тесты, чтобы тоже посмотреть на результаты. — В моём понимании, — Тсунаёши без интереса смотрел на бумажки в руках Хибари-сана и думал о том, что руки у него тоже очень красивые. — Не лезть ко мне в голову. Не лезть в мою жизнь. Я ведь обычный подросток, в моём возрасте нормально закрываться в себе и не хотеть делиться всем, что приходит в голову. — А о чём ты думаешь? — Глава Комитета перевёл любопытный взгляд на Тсунаёши. — О том, что не думал, что вы так паршиво играете в приставку. — Я убью тебя, и твоё тело не найдут даже спустя десять лет. — Съедите меня, что ли? — Ну, может таким образом я получу твои навыки в играх, — Хибари-сан снова был комично серьёзным, а Тсунаёши несдержанно рассмеялся до выступивших в уголках глаз слёз. — Поверьте, всё приходит с опытом, — чуть подумав, он добавил: — Это я так вам намекаю на матч-реванш. — Не терпится снова затащить меня к себе в гости? — С вами здорово проводить время, пусть вы и зануда временами, — Хибари-сан удивлённо приподнял брови, из-за чего на его лбу образовалось линия-морщинка, и Тсунаёши ткнул в неё пальцем, вынудив Главу Комитета удивиться ещё сильнее. Правда, когда до Тсунаёши дошло, что он только что сделал, на место веселью пришёл стыд, и он, воспользовавшись ситуацией, почти вырвал бланки из ослабевших рук Хибари-сана, поднялся на ноги и поспешно удалился с крыши, чтобы избежать возможного наказания. Вечером Тсунаёши на телефон пришла смс-ка от неизвестного номера. Но, прочитав её содержимое, он сразу догадался, кто был отправителем. «так трусливо сбежал» 20:38 И следом ещё одно сообщение. «даже не узнал ответа» 20:38 Выключив в комнате свет, Тсунаёши забрался под одеяло по самый нос и интенсивно застучал пальцами по кнопкам, печатая ответ. «откуда у вас мой номер? вы взломали школьную базу?» 20:39 Телефон пиликнул чуть ли не мгновенно. «савада, я глава дисциплинарного комитета, подумай сам» 20:39 Тсунаёши хотелось думать, что покрасневшие щёки и уши были вызваны исключительно тем, что под одеялом было слишком жарко. Он раскрылся, улёгся на живот, положив под подбородок подушку, устроился поудобнее и вернулся к переписке. «значит, злоупотребляете своим положением, какой кошмар» 20:40 «скажете, каким был ответ?» 20:40 Ответа от Хибари-сана после этих сообщений не было. Тсунаёши мог бы расстроиться или ударить себя по голове, потому что с формулированием и выражением мыслей у него всегда было туго, но он не сделал ни первого, ни второго. Его тело остыло, ноги начали подмерзать, и он снова накрылся одеялом, положив телефон рядом с подушкой. Телефон пиликнул новым сообщением только спустя минут двадцать, может больше, когда Тсунаёши уже постепенно погружался в сон. Он всё равно услышал звук оповещения сквозь лёгкую дрёму, потянулся рукой к телефону и расфокусированным взглядом уставился в маленький экран. «мне тоже нравится проводить с тобой время. спокойной ночи» 21:24 У него не было сил напечатать ответное «спокойной ночи», но Тсунаёши засыпал с глупой и счастливой улыбкой на лице, зная, что завтра он точно достанет Хибари-сана, так как за подобные откровения с его стороны было бы грехом не поддразнить. Даже ценой собственной жизни.* * *
На следующий день Глава Комитета вёл себя так, будто вчерашнее было сном и не более. Казалось, он стал резче и холоднее, но вряд ли это было специально, чтобы отпугнуть Тсунаёши. Просто Хибари-сан из-за чего был на взводе, нервничал, а у Тсунаёши не хватало смелости, чтобы подойти и поинтересоваться, всё ли с ним в порядке, пусть и ужасно хотелось. Тсунаёши впервые за последние пару недель отсидел все занятия от начала и до конца, даже несмотря на то, что всё равно не блистал правильными развёрнутыми ответами. Но посещение — тоже неплохо, тоже важно, правда смысл в посещении, по скромному мнению Тсунаёши, был никакой. После того, как прозвенел звонок, оповещающий о том, что занятия подошли к концу, Тсунаёши вылетел из класса в числе первых и направился в сторону кабинета Дисциплинарного Комитета. Всё же они были друзьями. Всё же он не мог забить на проблемы своего друга и спокойно уйти домой. Ему хотелось помочь хоть как-нибудь. Банально выслушать. Банально попытаться. Но Хибари-сана в кабинете не было. И на крыше тоже. Хибари-сана, в принципе, не было на территории школы. Кусакабе-сан развёл руками в стороны и предположил, что Хибари-сан мог уйти в промежутке между вторым и третьим уроками. Ему кто-то позвонил, и он незамедлительно ушёл, никого не предупредив, во сколько он вернётся и вернётся ли вообще. Тсунаёши лишь поблагодарил заместителя главы за информацию, вышел на улицу и задумался. Хибари-сан, куда же вы могли деться? С вами всё в порядке? Почему у меня плохое предчувствие на ваш счёт? Когда Тсунаёши пришёл домой, то увидел мать, сидящую на диване напротив телевизора. Она была наполовину закутана в клетчатый плед и совсем не обращала внимание на идущую телепередачу. А всё потому, что всё её внимание было целиком и полностью посвящено телефонному разговору. Она громко рассказывала какую-то историю из молодости, активно жестикулируя свободной рукой, звонко смеялась и, судя по голосу, улыбалась. Стоило ей услышать хлопок входной двери, она обернулась, заметила Тсунаёши, тут же помахала ему и послала воздушный поцелуй. Тсунаёши выдавил из себя немного нервную улыбку, криво помахал в ответ и быстрым шагом удалился на второй этаж. Влюблённая женщина — страшная женщина. Как только он оказался у себя в комнате, то всем весом навалился на дверь и сполз по ней вниз, усаживаясь на пол. Сумку он отбросил в сторону, вытащил из кармана брюк телефон, открыл чат с Хибари-саном и напечатал: «вы в порядке?» 18:14 В этот вечер Тсунаёши ни разу не прикоснулся к приставке. Он подошёл к полке, заставленной коллекционной мангой и комиксами, окинул её ленивым взглядом и остановился на неприметном книжном корешке. Это был сборник художественной литературы. Не самый его любимый жанр, если быть точнее, вообще нелюбимый, но хотелось отвлечься и не думать о том, что с Хибари-саном что-то случилось. Хибари-сан позвонил ему ближе к девяти вечера. Тсунаёши сначала не поверил и подумал, что у него галлюцинации, но достаточно быстро пришёл в себя и сразу взял трубку, правда чуть не сбросил вызов — переволновался. — Хибари-сан? Почему вы звоните? — его голос был высоким, нервным и нетерпеливым. Успокойся, твою мать, просто успокойся. — Савада, сильно занят сейчас? — в противовес Тсунаёши, голос Хибари-сана был глубоким, спокойным и тихим. Осторожным. Будто он боялся его разбудить или отвлечь от дел. — Н-нет, я свободен, — он закрыл книгу, даже не запомнив, на какой странице остановился. По ту сторону трубки раздался бархатный смех. — Вы хотите встретиться? — Да, я бы хотел… прогуляться. Думал, что ты составишь мне компанию. — Звучите так, будто не приглашаете, а ставите перед фактом. — Так и есть, Савада, — Хибари-сан точно улыбался. — Я стою напротив твоего дома. — Вы ведь в курсе, что иногда бываете очень жутким, да?…