***
- Пойдем, - указывает Константин, подзывая Алену за собой. – долго там не будешь, спросят то же самое и отвезем тебя к брату. Мужчина проходит от места, где сидит девочка-подросток, в сторону двери, на выход из кабинета, открывая эту деревянную дверь, что скрипом своим невыносимо разрезала слух обоих. Только полицейский виду не подал, а вот девочка сморщилась. Длинный, мрачный коридор. Само по себе это здание (полицейский участок) – хлипкое. Ремонта тут не было со времен СССР, пахло старыми бумагами, пылью, древесиной, железом. Полы тоже деревянные, скрипучие, и идет девочка медленными, мелкими шажками, боясь провалиться, но не Костя – шаги его пусть и в так младшенькой, но более увереннее. Он не боится провалится. Он уже погряз во все дерьмо на свете, что может существовать, когда только узнавал, что же такое учиться в школе милиции, а потом уже и работать в данном направлении. Обычно люди черствеют – и это преимущественно касается в большинстве случаев мужчин - , становятся отстраненными, злобными, себя и никого более любящие. Что можно сказать о Константине Владимировиче? Да, такой же. Был. Сейчас он не уверен, что ему плевать на судьбу этой заблудшей души, идущей с ним вместе бок о бок сейчас. Карие очи полицейского спускаются ниже, смотрят прямо в макушку Алене, а та идет себе, голову опустив, вздыхает, ежится и вздрагивает, нежели кто из кабинета кричит или выходит быстрым шагом. По ее поведению можно сказать, что она довольно тревожна, хотя, как знать – ты бы стал таким же, оказавшись в такой стрессовой ситуации? - Первый раз из дома убегаешь? – мужчина нарушил тишину между ними, разрезал, уничтожил, ибо раздражает его это уже. - Нет, - девочка тут же ответила все также тихо, как и прежде, пока они говорили в кабинете, - только раньше я у одноклассницы ночевала. - Почему ты Владу не позвонила? – очередной вопрос со стороны старшего, чтобы докопаться до правды. Имя ее старшего брата он уже знает, знает с кем он живет, кто его жена, сколько лет их дочке, где каждый работает. Знает он также, что у брата ее старшего и машина имеется. – Он мог бы забрать тебя сам. Алена молчит. Она поджала губы, а брови ее сомкнулись к переносице. Задумалась? Над чем? Вроде и простой вопрос: ежели она ему не звонила, на то есть причина. Или- - Или ты не к нему ехала? - Нет, - подросток сворачивает по коридору, когда полицейский берет ее под локоть и направляет вправо, - не к нему. Я вообще не знаю, зачем я уехала. Что? Не знает? Вот это приплыли. Злость окатила старшего лейтенанта сверхмощной волной, такой плотной, что снесла бы все на своем пути. Она снесла ему рассудок, и теперь тон его высок, переходящий на яростный крик, а рука крепкая сжимает локоть девушки сильнее, несильно дернув вниз, словно он хотел ее уронить: - Тогда какого хуя ты там оказалась? – Тихонов остановился посреди коридора, не отпуская своей рукой чужую руку. – Мы тебя всем селом искали, собак из города просили…а если бы ты сдохла, прямо там, на элеваторе? Что я должен был бы тогда делать?«Как Лефортовские коридоры, Как Беслан, как Норд-Остовский газ…»
- Писать увольнение по собственному желанию, - внезапная тревога Алены сменилась таким же гневом, раздражительностью. Гадай снова, дядя Костя: защита, или она правда осмелилась огрызнуться, - потому что вас тогда бы точно не повесили на доску почета. Константин только молчит, смотрит в очи ее голубые, губу нижнюю прикусывает досадно. Та ведь права: если бы и не нашел он ее, не видать бы ему премии, той самой доски почета и похвалы от начальства; не сказал бы ему никто: «Молодец, Кость, нашел ее! А я уж думал, ты совсем плох…» Да к черту это все. Он хотел лишь помочь. Он хотел ее защитить. А сейчас? А сейчас он хочет ее в щепки растоптать, отвезти, что ли, обратно на тот элеватор и оставить одну, дать ей возможность представить – если бы не нашли тебя, Аленушка? Что тогда? - Я переживал за тебя, - первое, что вырвалось из него хрипло и весьма тихо, почти шепотом, - я всех на уши поднял, и сам с ума сошел, пока искал тебя. - Не стоило, - и снова та язвит, - лучше бы вы меня не находили. - Заткнись.«…федеральная свора бездушных майоров: Севастополь, Донецк и Луганск. Это точно пройдет…»