Разобранная

Красное зарево заката заливает светом полупустую кухню, на которой, склонившись за работой, я сижу уже битый час. Вокруг витают струйки сигаретного дыма, пачка, хранящая последние пару сигарет, лежит на краю белого, местами запачканного, стола рядом с голубой дешёвой зажигалкой. Черная кружка со множеством цветных полос, некогда наполненная кипятком, сейчас стоит возле чайника с остывшей водой. Я, слишком увлеченный новым занятием, совсем забыл про чай, даже не кинул в воду пакетик. А, впрочем, время уже не для чая. Я поднимаюсь, разминаю плечи и шею, что успели затечь, слушаю приятное похрустыванье суставов. Смотрю на валяющиеся на столе и полу в хаотичном порядке детали моего идеала. Мне нравятся куклы, что уж таить, нравились всегда. Ещё с самого детства я тянулся к этим игрушкам не на радость родителям. Пускай мне всегда говорили, что совсем не мальчишечье это дело. Меня пытались привлечь всяко разно к предметам интереса детей моего пола и возраста. Мне покупали машинки, пистолеты и больше всего роботов, пытаясь тем самым переманить мое страстное влечение на более суровую, мужественную сторону. Но все эти вещи казались мне грубыми и совершенно не привлекательными, в них отсутствовали хоть какое-то изящество, легкость и красота. И как бы я ни старался натянуто улыбаться подобным подаркам, все это было не тем. Куклы же, с которыми играли девочки, были красивы. Их хотелось осторожно держать в руках, рассматривать огромные, широко распахнутые глаза, гладить по волосам, которые, к сожалению, никогда не обладали достаточной мягкостью, просто без конца любоваться. Девочки, счастливые обладательницы этих сокровищ, сами нередко походили на куколок, порой превосходя свои безжизненные игрушки. Глаза их были более живы, волосы мягче, улыбки милее. Но ни одни, ни другие не были идеальны. Когда вырос, я стал покупать множество различных экземпляров кукол самой разной внешности и комплекции, с различными съемными деталями и аксессуарами, я шил им платья и милые шляпки, повязывая на них ленты. Большинство кукол стоят у меня на полках, некоторые я распродал, перестав видеть в них и тень того, что считал совершенством. Каждая из оставшихся бесспорно красива, но совсем не идеальна. Я всегда искал то, что изначально обладало безупречностью во всех отношениях. Но такого ведь не бывает. А потому почти отчаявшись, я решил создать свой персональный идеал из всех деталей, что могли мне дать прочие куклы. Так я подставляю друг к другу различные части, в надежде, что смогу их скрепить, что они подойдут и встанут как надо. Я тру ладонями лицо, покрывшееся испариной, пытаясь сгрести заодно всю усталость. Руки мои слегка потрясывает, детали склеились неаккуратно, я разбираю все вновь. Присущее мне нетерпение в особо важных моментах начинает нервировать. Я слишком тороплюсь и так боюсь все испортить! Но как ни стараюсь, не могу успокоиться, слишком желаю завершить начатое. Но на сегодня хватит, точно хватит. Я закуриваю очередную сигарету, привожу в порядок комнату. Последние красные лучики уходящего солнца скользят по кухне, по запекшимся алым каплям, протискиваясь сквозь листву деревьев за окном. Я убираю все детали по местам, раскладывая со всей осторожностью и бережливой скрупулезностью. Нужно проветриться, отвлечься. В душной квартире, заполненной спертым воздухом, уже невыносимо находиться. И никакой сигаретный дым не способен вытеснить витающий в ней отвратительный аромат. Я иду по улице, по обыкновению роняя пепел под ноги. Но мысли мои все о том же… Я так усердно собираю мою идеальную принцессу уже несколько недель, и, к сожалению, некоторые материалы успел обезобразить, а все потому что торопился. Я почти забыл тогда об отдыхе, еде и сне, так меня все это завлекло. Но больше так нельзя, я же не хочу все испортить опять. Летний ветерок приятно обдувает лицо, холодит руки. Этот запыленный воздух кажется таким свежим, что хочется вдыхать его полной грудью. Я размеренно иду по тропам почти пустого парка, людей вечером на улице все меньше... Виноваты ли прокатывающиеся по городу тревожные слухи, заставляющие опасаться? Верно, что так. Ну а мне бояться некого. Все пропавшие с улиц люди мне не важны. Огни многоэтажек постепенно зажигаются теплым желтым светом. В каждом окне он разный, но в сущности один и тот же. Однако мне нет дела до всех этих озаренных светом посторонних квартир, всех милее для меня лишь конкретное окно третьего этажа, к которому я пришел, чтобы ещё раз увидеть одну единственную девушку, с которой нас судьба однажды свела. Мы свиделись с ней в первый раз совершенно случайно и мимоходом, но она навсегда запала мне в душу. Я увидел её в запыленное окно подъезда, когда спускался вниз по лестнице. Она шла в легком черном коротеньком платьице, ткань тихонько развевалась на ветру. Её распущенные светлые, блестевшие на солнце красноватым золотом, волосы были откинуты назад. Я так засмотрелся, что не сразу подумал её догнать. Эта мысль возникла лишь когда девушка скрылась из поля моего зрения, а я, постояв в оцепенении некоторое время, испугался, что упущу ее. Но я опоздал. Никого уже не было, когда я спустился, прыгая через ступени, и вылетел из подъезда. Я метнулся в ту же сторону, куда и удалилась девушка, огляделся, свернул в какой-то двор, походил по проулкам. Но столько путей, дворов и закоулков! Где же теперь её сыскать? Но судьба оказалась на моей стороне, и мы не раз ещё свиделись с той девушкой. Она работает в одном очень уютном кафе в паре остановок от моего дома. Я стал туда частенько заглядывать после работы, чтобы повидаться, ну и поесть, потому как дома я слишком занят своим творением. Да и негде мне хранить еду, все занято деталями. Эта девушка так мила и приветлива. Её необыкновенно светлое личико было самым прекрасным, что я когда-либо видел. Сошедшая с картин художников, ожившая скульптура великих творцов – вот чем она была в моих запыленных странного рода восхищением глазах. Её тоненькая шейка, чудесные голубоватые глаза с вкраплениями зеленого, чуть пухлые розовые губы и аккуратный маленький носик - во всех этих чертах мельком проносится какая-то детская чудесная наивность, поразившая меня до глубины души. По городу ходят беспокойные вести, я провожаю её до дома, чтобы быть уверенным в её сохранности. Она идет быстрым шагом, словно куда-то торопится, я еле за ней поспеваю. Тяжелая дверь подъезда закрывается передо мной, и я иду к её окну. Нужно убедится, что она добралась до квартиры и с ней ничего не случилось на темных лестничных пролетах. Я вижу, как зажегся свет в её квартире, как она бродит мимо окон, задергивает шторы, а я стою ещё пару минут, разглядывая тут и там мелькающий силуэт. Теперь все точно в порядке, я спокоен и ухожу, прогуливаясь по пустым дворам, погруженный в размышления. Дома меня ждет работа, за которую я охотно примусь со всем упоением.

***

Я не всегда приходил в кафе, потому как был очень занят, а ещё боялся показаться крайне настойчивым для посторонних глаз. Но, когда выдавалась возможность, я проходил мимо её работы, как бы невзначай, совершенно случайно и мимолетно смотря на нее из-за стекол и окон. Впрочем, у меня есть фотографии, что я сделал, когда провожал ее, когда сидел в кафе за чашечкой горячего чая. Эта девушка особенно красиво получилась на фоне окна, с прижатым к телу подносом. Она так искренне и неподдельно весело улыбалась, когда услышала шутку, сказанную одним из гостей, перед которым поставила напиток. Пару выбившихся прядей спадали ей на лицо, глаза были с чуть хитрым, но все же невинным прищуром, а бледность кожи была как никогда заметна, выделяясь на фоне темной коричневой рубашки. Я совершенно случайно встречал её в магазине, когда она покупала продукты, в полупустом парке, когда сам там гулял. Это был ближайший парк к нашим домам. Она частенько проходила через него, когда направлялась к себе.

***

Сегодня она гуляла с подругами, а я терпеливо ждал, когда она освободится, чтобы проводить её снова. Её походка немного развязна, волосы больше, чем по обыкновению, растрепаны. Она была немного пьяна, и я проводил её до квартиры. Дверь подъезда закрывалась медленнее. Я поднялся в след за ней, а когда дверь квартиры торопливо закрылась предо мной, уселся на лестнице, сам не зная, чего ожидаю. Одна за другой тлели в моих руках сигареты, наполняя дымом площадку. Уже окончательно стемнело, а я все так же сидел, мне нужно было подумать, приглядеться. Я был влюблен, точно влюблен! Я готов был просидеть так всю ночь, чтобы встретить её уже ранним свежим утром. Но мысли мои были прерваны копошением за дверью квартиры. Девушка распахнула ее. Мое присутствие это милое создание очень удивило, озадачило и даже немного напугало. Она опасливо оглядела меня, заметила недокуренную сигарету в руке и нахмурила светлые брови. Я глуповато улыбнулся и затушил сигарету о подошву, чувствуя на себе все такой же неизменный грозный взгляд. Но её хорошенькое личико не смогли бы испортить никакие дурные эмоции, как бы сильно она не злилась. Однако под гнетом этих милых сердцу глаз, я почувствовал себя неловко и крайне виновато. Пошаркав ногой по бетонному полу, я стеснительно извинился и направился вниз по лестнице. Звук моих шагов эхом отражался от стен, окончательно разрушив тишину. Я шел по ночным улицам, минуя темные неприветливые дворы, разглядывая тускло горевшие фонари. Яркая рыжеватая полная луна медленно катилась по небу, и я завороженно наблюдал за ней, присев на лавочку недалеко от дома. Звезд почти не было видно, их заволокло облачное полотно. Лишь кое где блекло сияли светлые крапинки. Свежий, пропитанный ароматом зелени, прохладный воздух заставлял чувствовать себя живым, это было так привычно, но по-прежнему удивительно. Приятный щемящий трепет распространялся в груди. Может это всё оттого, что я влюблен? И всё же ночь была прекрасной, но не прекраснее той девушки. Да, я совершенно точно был влюблен, но влюблен по-особенному. Мне совершенно не важно, как её зовут, кем она работает, с кем общается, с кем спит и проводит вечера, что она любит пить и есть, куда ходить, что у неё за жизнь… Я все это знаю, но мне все это без сомнений безразлично. Я влюблен в верхнюю часть её тела: в ее волосы, глаза, губы, в её светлое личико и чуть вздернутый носик, в еле заметный румянец на щеках и здоровую бледность кожи, в её тонкую хрупкую шею, слегка острые плечи и ключицы. Все это так красиво и до безудержного восхваления прекрасно. Однако важно ли это теперь, когда у меня осталось так мало времени?

***

В её в квартире светло и уютно, но мне привычна серость бетонных стен моего жилища. Её милая кухня мне немного чужда, я привык к своей, заполненной сигаретным дымом, когда я за работой. Милые платьица в шкафу, которые так ей подходят. Чудесные картины, фотографии, открытки, цветы. Но всё же это не то, что нужно. Во всей старательно обустроенной квартире мне была мила только она одна. На ней все то же платье, в котором я ее впервые увидел, и в котором сегодня она возвращалась с работы, ведь я зашёл прямо за ней. Кожа на коленях немного содрана и покраснела, а на предплечье кровью наливаются следы от моих пальцев. Мне так жалко её кожу, я, видимо, перестарался, но ничего страшного, руки могут и не понадобиться. Я хожу по квартире размеренным шагом. Однако времени почти нет… «Прости, прости! Я не хотел, но не переживай, это все пройдет. Все очень скоро пройдет, вот увидишь». Хрустальные капельки ползут по щекам и ленте, что скрывает милый ротик ото всех. Я глажу ее по ещё более розовой щеке, вытирая мокрые дорожки. Ну ничего, ничего. Она скоро перестанет плакать. «Молю тебя, милая, не лей слезы попросту. Пускай они тебе и к лицу, но я не хочу, чтобы ты была печальна. Я хочу, чтобы твое личико было таким же прекрасным, как и всегда в минуты радости и веселья. Я не желаю, чтобы оно было омрачено печалью, злостью или страхом!» Она что-то говорит, мешая предложения с эмоциями, но я совсем не слышу, впрочем, я и так её понимаю. Мне не нужно слов я и так знаю все, чего желает моя принцесса.

***

Я снова на своей квартире, что давно уже прокурена дымом, сижу на полупустой кухне. В окне темное пасмурное небо, по телевизору не менее мрачные новости. Под гомон программы и голос телеведущей я аккуратно складываю детали моей идеальной принцессы. Совсем скоро они предстанут предо мной, явив чудесное творение, и оно будет в тысячи раз прекрасней ещё и оттого, что я сам его создал. Всюду валяются части разных «кукол», нитки, клейстер стоит на плите. Улыбка на моем лице сейчас, наверное, крайне дурацкая, но это не важно. Это теперь совершенно не важно. Кого заботят такие мелочи, когда я нашел все, что нужно?! Я медленно сшиваю часть за частью, с легкой печалью прокалываю тонкую бледную кожу, что так легко рвется. Я пытаюсь все исправить, но каждым швом делаю только хуже. Мои руки предательски бьет мелкой дрожью, я так волнуюсь. Я не могу позволить себе все испортить, только не сейчас. Я навсегда утратил эту возможность, у меня больше не будет шанса, не будет и сил, чтобы создать все с нуля. Я больше не найду её - эту идеальную завершающую часть! Я бережно и тщательно мажу клейстером все детали, скрепляю и терпеливо жду. У меня не так много времени, я чувствую, что оно стремительно утекает сквозь пальцы, но пытаюсь усмирить волнение, ведь время я все равно не удержу. «Ты мне нужна, моя дорогая, милая принцесса. Я живу тобой одной, и потерять тебя – непростительно. Ты лежишь на полу в полусобранном виде, но мне осталось немного, и ты станешь самым прекрасным, что только есть на свете, что только есть в моей жизни. Мое прелестное, до боли милое существо, единственное без изъянов. Ты станешь только моей, только я буду тобой любоваться, иметь возможность прикоснуться к твоей коже, твоему телу, только я буду тебя целовать». Я пытаюсь, пытаюсь снова и снова. Я подскакиваю из-за натруженных переживаниями нервов, но снова принимаюсь за работу. Но что же это? Почему же так? Я не могу её собрать. Я держу в руках её бледное тело, а она разваливается вновь. Её кожа рвется, уродливыми шматками оставаясь висеть на нитках, растерзанные части падают на пол. Я не могу поверить. Я так старался! Но красота и изящество будто тают на глазах. Я чувствую невыносимый смрад, который сопровождал это тело всегда, и сигаретный дым не способен выбить этот запах из носа, он забился слишком глубоко. Мне не удалось собрать её по кускам. Я был близок, так близок! Но теперь я потерян. Я точно задыхаюсь, эти прерывистые вздохи неминуемо должны обратиться горькими всхлипами. Мои руки метаются по моим лицу и шеи, сжимая и царапая влажную кожу. Так не должно было быть, я должен был быть с ней! Мы останемся вместе… Я торопливо ищу зажигалку по карманам, всё валится из трясущихся рук, еле выбиваю искры. Запинаясь о собственные ноги, ношусь по квартире в безумном порыве, но я рад! Я действительно рад и неподдельно счастлив, ведь останусь с ней, и пускай мы, объятые пламенем, сгинем. Огонь быстро ползет по занавескам, пламя поглощает мебель, мои вещи, мои сокровища, смиренно покоящиеся на полках. Это действительно завораживает, я не могу оторвать глаз. Но пламя дико и резво кусается, взметаясь беспорядочно то ввысь, то в стороны, давая понять, что совсем скоро окутает и меня с головой, так что нечего любоваться. Квартира наполняется едким клубящимся серым дымом, заставляющим меня безудержно кашлять. Я слышу за треском мебели далекую песнь сирен, но они нам не помешают, глажу по светлым, чертовски мягким волосам, мою милую принцессу. Нашептываю ей, что никто не сможет все испортить, я сохраню царящую идиллию, пусть не сомневается. Я покручу в руках её милую головку, отвалившуюся от тела, которая так неподвижна, но так прекрасна. Запущу пальцы в её волосы и покружусь с ней словно в последнем танце. Она прекрасна, что не могу подобрать слов: глазки умиротворенно закрыты, светлые ресницы не движимы никаким трепетом, бледная, теперь точно словно фарфоровая, холодная кожа, а на губах изящная синь. Я не могу подобрать слов, но, должно быть, они не нужны, ведь я совершенно не прощаюсь. Пламя сдирает с меня кожу, а я хохочу, слезы катятся из глаз по разгоряченным щекам. Мне очень больно, но я потерплю, ведь все это для моей принцессы. Пускай она разобрана, но все равно прекрасна. Я надрывно закашливаюсь и опускаюсь на колени к ее бездыханному телу. Горло мне сжимает судорожными спазмами, нещадно душит угарный газ. Пламя нас окутывает, ну а я смеюсь. Смеюсь так, что задыхаюсь, что срываю обожжённое горло. Мне так больно! Как же это больно! Я чувствую, как клеточки моего тела тают в огне. Ее фарфоровая кожа обугливается. А я целую каждую часть, каждый кусочек в последний раз.

Ползи, мой огонек, вверх по занавеске, Души меня, мой угарный газ. Каждый кусочек разобранной принцессы Я поцелую в последний раз...