твой последний вздох, я заберу все

Чонсон знал, что у человеческой жестокости не было предела. О тех зверствах, которых он не видел собственными глазами, он узнавал из чужих уст. Искривленные ужасом лица и переходящие на шепот голоса уже давно не вызывали у него прежних эмоций. Он не хотел называть себя черствым, но какой-то стержень внутри него, появившийся за годы работы в реабилитационном центре для гибридов, определенно не позволял ему ломаться так же быстро, как раньше. Изнасилованные тела, россыпи гематом и поломанные кости он видел чаще рекламы соджу в интернете, и это не прошло бесследно. Некоторые люди не были добрыми. Некоторые люди были монстрами. К сожалению, грань между первыми и вторыми заметна была не всегда. Чонсон бы хотел больше всего на свете, чтобы изобрели способ, позволяющий понять, что человек перед тобой вовсе не хочет дать тебе работу или приют, помочь выбраться из трудной ситуации, а лишь желает продать тебя на черном рынке за миллионы из-за редкости твоей породы. Чонсон легко наносит мазь на фиолетовые пятна на чужих коленях и больно прикусывает язык. Привычные слова утешения, десятки раз сказанные до него, кажутся излишними и лишенными смысла, поэтому он лишь выдавливает больше крема из тюбика и продолжает покрывать им кожу. Сону неподвижно сидит перед ним на кровати. Сону нашли в одном из грузовиков, нелегально пересекающих границу с китаем, втиснутым в темный холодный кузов наряду с десятком других гибридов. Никаких документов, подтверждающих личность, только собственные слова как доказательство права на существование. Протокол гласил передать их на попечение родины, и так джей нашел сону доставленным в один из центров сеула, где работал он сам. Обезвоживание, многочисленные гематомы, проступающие от недоедания ребра, потухший взгляд и неизвестные шансы на адаптацию в обществе. ничего из того, с чем еще не сталкивался чонсон. сону не был многословен, но понимал чужую речь. Он беспрекословно выполнял все указания, словно его конечности были подвязаны к пальцам окружающих его людей. Большие белые уши, обрамленные полосками черной шерсти, неустанно двигались туда-сюда, когда его только привезли в центр, взгляд светло-карих глаз, обрамленных длинными пушистыми ресницами отказывался смотреть в лицо. Гибрид мраморной лисы, он был необычайно красив. Такая красота заставляла людей хотеть обладать. Хотеть посадить его на цепь, наручниками приковать к себе и проглотить ключ. Чонсон взял сону за тонкое запястье, осматривая темные следы, браслетами обвивающие руки. Настолько долго, что придется ждать месяцы, прежде чем они сойдут с кожи. Это был не худший случай. Это был не худший случай, как мантру повторял про себя джей, пока гибрид из-под челки украдкой рассматривал его лицо. Белые, как снег, волосы закрывали редкой шторкой его глаза, а пальцы теребили мягкую ткань хлопковой футболки. Она была стандартного размера, но на сону сидела слишком свободно, округлый вырез оголял выступающие ключицы, а подол тянулся вплоть до верхней части бедер. Джей вторым слоем нанес крем на последний, слишком темный синяк на щиколотке и закрыл крышку тюбика, откладывая его на прикроватную тумбочку. Сону сразу спрятал взгляд, когда он поднял голову. Никогда не знаешь, сколько времени потребуется, чтобы стало лучше. Несколько дней, неделя… а может несколько лет. Продолжаешь жить ради момента, когда боль наконец окончательно растворится в легких, и следующий вдох станет таким же легким, каким был прежде. Но, может быть, живешь зря, потому что ране не суждено затянуться, кошмары продолжат преследовать тебя до конца, а узел в груди не ослабнет никогда. Может быть, твои старания в итоге не приведут никуда. Сону чувствует почти невесомое прикосновение пальцев чонсона к коже, так отличающееся от того, к чему он привык. Залечивающее, не ломающее. Бескорыстное, не расчетливое. Его глаза теплые, и сону ощущает, как мурашки собираются над костлявыми коленями. Может быть, он безнадежен. Он едва ли помнит, но чувствует, что что-то сломалось внутри, непоправимо и безвозвратно. Пальцы пытаются поймать песок, и сону впервые хочет зацепиться, а не проскользнуть между ними вниз. Он раскрывает ладонь, позволяя себе ухватиться за надежду. Надежда некрепко сжимает ее в ответ, а в глазах плещется вопрос. Ты будешь бороться? Даже если лучше не станет, по крайней мере, он пытался.