wasteland

Первое, что заставляет Донхёка открыть глаза — непонятное шуршание где-то сбоку, за которым последовала адская головная боль. Опираясь на локти, он принимает полу-сидячее положение, застав уже давно, судя по всему, бодрствующего Минхёна, который разминировал ловушку. К счастью, за всю ночь она не сработала. Опустив взгляд на свои наручные часы, Донхёк охает, увидев через разбитое стекло устрашающие пять утра. Также он замечает свой топор, который лежал рядом. — Удивлён, что ты не обокрал и не убил меня, — хрипит Донхёк, прожигая чужую спину спящим взглядом. — У тебя был шанс. — Будешь раздражать — убью. — спокойно отвечает Минхён, убирая ловушку обратно в сумку. — Не замёрз ночью? — Сначала ты угрожаешь мне, а потом спрашиваешь, не замёрз ли я? — Хёк встаёт, отряхая себя от пыли. — Тебе-то какое дело? — Ты прав, — отвечает Ли. — Мне всё равно. Донхёк поджимает губу. — Как нога? — А какое тебе дело до моей ноги? Блять! Бесит. — Придурок, — закатывает глаза Донхёк, достав из сумки бутылку воды и щётку с зубной пастой. После того, что случилось сегодня ночью, из Донхёка словно весь страх выветрился. Он открывает дверь, выходя на улицу. Ещё никогда свежий, утренний воздух не казался ему таким прекрасным. Ни одного заражённого рядом, лишь лёгкий ветер, скользящий по волосам и чириканье птиц, спрятавшихся на ветках высохших деревьев. Достаточно прохладно, но придётся привыкать. Донхёк чистит зубы, всполаскивает рот и возвращается обратно в кладовую, оставляя дверь открытой для большего освещения. Садясь на пол напротив Минхёна, Донхёк, обнимая свои колени, опускает голову вниз, закрывая глаза. Он не знает, что делать, и он не может пойти дальше без Минхёна. Отчего-то ему стало не по себе из-за того, что он так быстро доверился какому-то мужику, который грозится убить его при первой же возможности, но в глубине своей наивной души Донхёк чувствует, что Минхён не такой. Да, он достаточно груб, суров и серьёзен ко всему, что движется, но на то точно есть свои причины. И почему только Донхёк пытается оправдать его? Он не должен этого делать, но… — Я знаю, куда идти. Донхёк поднимает голову. — Серьёзно? — спрашивает он в неверии. Минхён кивает, протягивая ему пачку с хлебцами. — Нам нужно в Конджэ. — говорит Ли, улавливая с Донхёком зрительный контакт. — Все, кто хотят спастись, бегут туда, потому что это единственный город, до которого не дошёл вирус. Его очень хорошо охраняют военные, полицейские и штурмовые группы со специальным вооружением. — Но… — Хёк представляет в голове карту Южной Кореи. — Это же очень далеко. На машине часов семь ехать. — Для начала нам нужно выбраться из Сеула, — объясняет Минхён. — Где-нибудь найдём машину, чтобы ехать по прямой. Но до окраины придётся добираться пешком, потому что так безопаснее. Город кишит этими ублюдками, нам нужно быть, как можно аккуратней, — Ли встаёт, выходя на улицу. — Именно поэтому мы выдвигаемся так рано. Чем быстрей, тем лучше. — Хочешь сказать, что эти военные ждут нас с распростёртыми объятиями? — Донхёк идёт следом за Минхёном, не отставая ни на метр. Он довольно быстрый. — Откуда они узнают, заражены мы или нет? Как они будут проверять нас? — Так же, как это сделал я с тобой, — говорит Минхён, выходя на главную дорогу. — Тогда… — Слишком много вопросов, Донхёк-щи. Рука чешется втащить ему. — Если не хочешь, чтобы я сдох, отдай мне один пистолет. — Исключено. — Это ещё почему?! — Ты ж глупенький, не умеешь орудовать такими штуковинами, — Минхён усмехается, толкая младшего в плечо. Ничего оскорбительней Донхёк в своей жизни не слышал. — Мне девятнадцать лет. Я не маленький. — А мне двадцать пять. — тут же прилетает ответ. — Я проходил военную службу в Канаде.. там всё довольно строго. Я знаю, как пользоваться оружием, а ты — нет. Вопрос исчерпан? Конечно, хотелось плюнуть Минхёну в лицо, но Донхёк держится. — Во первых: чёрт возьми, да ты знатный старикан! — смеётся Ли, хватаясь за живот руками. — Во вторых: ты доверил мне установить взрывную ловушку, но не можешь доверить сраный пистолет? Я не прошу револьвер или автомат. Всего лишь пистолетик..! — Ребёнок. — шепчет себе под нос Минхён. — И в последних: ты… канадец? — Донхёк кидает на него короткий взгляд. — Ага. — Ясно. И далее они молчали, не проронив ни слова. Всё это время они были в движении. Донхёк постоянно осматривался, ужасаясь с того, во что превратился город, в котором он вырос и рос до сих пор. Всё разрушено. Люди, убегая, бросали свои машины, своих домашних животных и даже свою семью. Никто не хотел заразиться, никто не хотел умирать. И Донхёк тоже не хочет. Ему ещё рано. Минхён ведёт их странными путями, срезая через здания, которые Донхёк видит впервые, хотя ему казалось, что он знает весь Сеул наизусть. Они проходят квартал за кварталом, дом за домом, поворот за поворотом, а время так медленно идёт. День только начался. Тишина, которой окутан город, сильно давила и напрягала. А ведь всего лишь месяц назад здесь была жизнь: люди, транспорт, электричество, кафе, рестораны, пекарни, парки, праздники. Сейчас же — ничего. Донхёк не может поверить в то, что это, возможно, действительно конец. Даже если они доберутся до Конджэ, то жизнь не будет прежней. Никогда не будет. С этим Донхёку смириться труднее всего. Сколько бы раз он не задумывался над этим, начиная с того 27 мая, он каждый раз приходит к одному и тому же выводу — жизни больше нет. То, что происходит сейчас, нельзя назвать жизнью. Это лишь существование и слабая надежда на то, что однажды мир вновь будет таким, каким все видели его до апокалипсиса. Донхёк хочет надеяться на своё лучшее будущее, но он не может. Реальность возвращает в его голову осознание, что больше он не будет счастлив. — Учёные проводили опыты и экспериментировали над людьми. — внезапно говорит Минхён, слегка замедляясь, чтобы поравняться с Донхёком, — Их главной задачей было выявить, насколько силён организм человека и на что он способен, готов ли он бороться за жизнь. По итогу неудачного эксперимента один из подопытных начал странно себя вести. Учёные подумали, что организм начинает бороться с заражением, но всё оказалось куда хуже: подопытный постоянно дёргался, будто всё его тело покусано, он плохо спал, что учёные могли наблюдать через камеры, установленные в комнатах, где запирали людей, он плохо ел, и это начало всех настораживать, ведь обычно пациенты всегда голодные. Их почти не кормили, чтобы во время проведений опытов в желудке было чисто. Вскоре подопытный мутировал и стал настоящим монстром. Таким же, которых мы видим здесь. —Минхён замечает на лице Донхёка удивление, перемешанное с отвращением, но он продолжает, — Как позже выяснилось, это оказался синдром бешенства, но не такого, которое бывает обычно, а что-то намного хуже. Заражённый выбивает стёкла своей комнаты и сбегает. Он нападает на учёных, откусывая им части тела и сбегая наружу через канализационный люк. Таким образом заражёнными становятся все, кто был в лаборатории. Те же симптомы, такое же поведение, — Ли вздыхает, достав пачку сигарет из кармана своей куртки. Есть ли смысл спрашивать, откуда он знает это всё? Донхёку потребовалось несколько минут, чтобы переварить всё сказанное Минхёном, и в его голове назревает другой вопрос. — Но что такого сделали учёные, что их эксперимент пошёл.. не по плану? Они же не могли просто так взять и создать, чёрт его подери, зомби. — Это не совсем зомби, — спешит поправить его старший. — Они бы назывались так только в том случае, если бы их мозг умер полностью, но у заражённых отмирает только его часть. Это и есть синдром бешенства. Он передаётся через укус заражённого человека. Люди заболевают очень быстро и часть их мозга отмирает, из-за чего болезнь начинает распространяться по всему организму. Сначала у человека поднимается температура, затем нарушение сна, потеря веса, потеря аппетита. После начинаются судороги, галлюцинации, паралич, увеличение зрачков, — объясняет он, закуривая сигарету. Ладно, всё же Донхёк спросит. — Боже, откуда ты это знаешь? — Мой знакомый был полицейским, который работал над этим делом, — отвечает Минхён. — Там же и судмедэксперты, анализирующие кровь, взятую у пойманного заражённого. Всё в прошедшем времени, потому что они… — Я… я понял. — Так они выявили патоген — микроорганизм, в который проникают экзотоксины — вещества белковой структуры, оказывающие системное повреждающее воздействие на микроорганизм. Эти экзотоксины способствуют проникновению в клетки, вызывая негативный эффект. Патоген… Это что-то вроде паразита, который способный начать распространять внутри человека инфекцию. Так и образовался вирус. Теперь всё стало понятно. Вот, что стало причиной того провального эксперимента. — До сих пор не могу поверить, что это происходит, — тихо говорит Донхёк, опустив глаза в землю. — Лучше умереть, чем жить так. Минхён останавливается. Донхёк следом. — Не говори так. Ещё ничего не потеряно. — Для тебя, может быть, и да. А я потерял всё. — Я тоже потерял всё, Донхёк, — шипит старший, но не со злости, а через пелену внезапно накативших слёз. — Моя мать умерла у меня на руках, её укусили. Мне пришлось застрелить своего заражённого младшего брата. Отец покончил с собой, потому что просто не выдержал этого всего. И это всё случилось на моих глазах. Если у тебя хотя бы есть надежда на то, что твои родные и друзья живы, то у меня — нет. Все погибли… Вот чёрт. Если бы Донхёк только знал… Ему стыдно. Он не должен был начинать это. Донхёк никогда не любил ранить людей и причинять им боль. Сердце сжалось, когда он увидел, как по лицу Минхёна начали течь слёзы, наполненные горечью, печалью и отчаянием. Ли тяжело вздыхает, поднимая голову наверх в попытке перестать плакать. Это тяжело. Невыносимо. Донхёк хочет понять его, но не может, потому что они разные, абсолютно разные люди, и ему просто не суждено втереться в доверие этого сильного, храброго, но такого ранимого внутри мужчины. Донхёк топчется на месте, не в силах сказать что-то утешительное, потому что он знает, что это не поможет. Это единственное, в чём он уверен. Но есть и вещи, в которых Хёк не уверен вообще, например, то, что он подходит к Минхёну вплотную, заключая его дрожащее тело в объятия своих худых рук. — Прости, — еле смог вымолвить из себя Донхёк. — Мы выберемся. Обязательно выберемся. Ради твоих родителей и твоего брата. Помогло. Минхён вытирает лицо руками, вздыхая. — Какого хрена я делаю? — спрашивает он будто бы сам у себя. — Ещё плакать при тебе не хватало, — усмехнувшись, он наконец сдвинулся с места. — Не отставай. — Однажды и я заплачу, — убеждает его Донхёк, догоняя. — Будем квиты... Хотя, я уже плакал. Повернув к нему голову, Минхён щурит глаза. — О чём ты думаешь? — Может всё-таки отдашь пист… — Нет. — Ну же! Пожалуйста! — Донхёк прыгает вокруг мужчины, мешая ему пройти. — Минхён-хён! — Нет. — Пожалуйста… — Нет. Умей принимать отказ, молодой. — Если я умру, это будет твоя вина! — кричит Донхёк. — Скотина. Минхён, улыбнувшись, толкает Хёка в плечо.

***

Время близилось к обеду. Донхёк и Минхён уже несколько часов находятся в пути, ни сделав ни одной остановки. Хёк почти не чувствует своих ног, но держится, а ещё он очень сильно хочет есть, раздражаясь от своего воющего живота, и он уверен, что это прекрасно слышно, но Минхён показушно игнорирует его, даже взглядом грустным не поведя. Донхёк должен признаться, что идти с ним очень тяжело, и, возможно, Донхёку было бы намного лучше, если бы он пошёл один: ешь, когда захочешь, отдыхай, сколько влезет, спи в своё удовольствие. А тут он словно под присмотром какого-то надзирателя. Не очень круто, но Донхёк привыкнет. Должен привыкнуть. — Устал? Мысли читает. — Конечно нет, ты что? — вскрикивает Хёк. — Я полон сил! — Супер, — Минхён сворачивает в узкий переулок. — Ты издеваешься?! — В чём проблема? — не понимает мужчина. — Хочешь сказать, что ты не хочешь есть, пить и посадить свой зад на пару минут? — Донхёк еле успевает за ним. — Ах, точно. Ты же служил. Поди ещё марафон пробежать сил хватит, да? — Не бубни, — отнекивается Ли, махая рукой. — Остановимся во-о-он в том здании, — указывая пальцем вперёд, говорит он. Да. Прекрасно. — До него идти как минимум час! — верещит Донхёк, дуя губы. Сбоку послышалось рычание и шорох. Минхён хватает младшего за руку, отходя на несколько метров назад и затыкая ему рот. — Допизделся? — цедит он, сжимая край донхёковой толстовки, — Стой здесь. — Н-но… — Ли в растерянности из-за неожиданной опасности, возникшей на их пути. — Мы можем обойти? — Это единственный безопасный проход, — шепчет Минхён. — Жди. Я подстрелю его. — Вдруг он не один? — Донхёк волнуется. — Не вздумай высовываться, понял? — пропуская его вопрос мимо ушей, говорит старший. — Держи топор при себе. На всякий случай. Всё, жди здесь. Вынимая из бокового ремешка своей сумки автомат, Минхён перезаряжается, медленно, вдоль стены продвигаясь вперёд. Он последний раз бросает на Донхёка короткий взгляд, прежде чем скрыться за углом здания. Хёка бросает в дрожь. Дыхание перехватило, он сидит и не шевелится, стараясь не издавать лишних звуков, чтобы прислушаться и, если что вдруг, придти на помощь. Спрятавшись за деревом, Минхён осматривается, замечая одного заражённого возле мусорных баков. Вонь стоит ужасная, но деваться некуда. Это действительно единственное место, где они могут срезать и добраться до первого ночлега быстрей. Ли подставляет прицел и стреляет ровно в тот момент, когда заражённый оказывается отвёрнутым к нему спиной. Чёткое попадание в голову. Заражённый падает, и Минхён уже готов выйти из места своего укрытия, как откуда ни возьмись появляется ещё четверо этих тварей, которые, издавая страшные крики, бегут прямо на него. Минхён выбегает из-за дерева, побежав вокруг, параллельно пытаясь нацелиться на самого ближнего заражённого, который почти дышит ему в затылок. Ли стреляет: пуля пролетает через двоих, они отлетают назад, сбивая остальных двух, и пока эти пытаются встать, Минхён занимает следующую выгодную для стрельбы позицию. Кто Донхёк такой, чтобы слушаться? Выглядывая из-за холодной кирпичной стены, он наблюдает за тем, как Минхён расстреливает заражённых одного за другим, прекрасно справляясь с этой задачей в одиночку. Донхёк тихо ахает, горящими глазами наблюдая за каждым движением старшего, а в голове проносится мысль, насколько Минхён крут. Донхёк просто восхищён этим мужчиной. Он хочет быть похожим на него. Но ему бы, для начала, смелости набраться. И она, кстати, здесь к самому месту прямо сейчас. Донхёк вздрагивает, когда видит, как Минхён спотыкается о выпуклый корень и падает на землю, роняя автомат. Последний оставшийся заражённый набрасывается на него сверху, и Минхён кричит, пытаясь высвободиться из хватки. Он дёргается, пинает его ногами, давит руками на его плечи, не позволяя укусить себя, и силы его на пределе. Заражённый сильней: его слюни брызжут в разные стороны, бешенный, дикий взгляд направлен прямо на Минхёна, лицо которого было в несчастных нескольких сантиметрах от его. Оглушающий визг пугает Ли, но не заставляет его сдаться. Он вытягивает руки вперёд, пытаясь оттолкнуть заражённого, который успевает цапнуть его за шею, и Минхён взвывает от боли, слабея, совершенно не понимая, что ему делать. Его автомат слишком далеко — рукой не дотянуться, сумка оставлена в самом начале, при себе ничего нет. Ещё чуть-чуть, и его руки ослабнут совсем. Внезапно позади Минхён услышал противный писк, и заражённый, что только что был готов сожрать его, убегает назад, где должен сидеть Донхёк. Должен. Донхёк выманивает заражённого на открытое пространство, и когда тот почти догнал его, Хёк, покрепче схватившись за свой топор, с разъярённым криком замахивается, разрубая его голову на две части. Тело падает на асфальт, и Донхёк в шоковом состоянии смотрит на то, что он только что сделал. Минхён выбегает на дорогу, тут же останавливаясь. — Идиот, — говорит он, глядя на лицо младшего, всё испачканное чужой кровью. — Совсем рассудок потерял? Я сказал тебе ждать и не высовываться, — он подходит ближе, сокращая расстояние между ними. — П-прости, — Донхёк не понимает, что происходит, он не понимает, что говорит и что слышит вокруг, лишь глупым взглядом одарив мужчину напротив. — Сука, — Минхён качает головой, закрывая глаза и вздыхая. — Идиот, чёрт возьми… — Прости, Минхён-хён… — ещё раз говорит Донхёк. — Ты… ты мог умереть. Я спас тебя. — Я бы сам справился. — Ли окутывает неукротимый гнев. — Никогда не делай того, чего тебя не просят. Развернувшись, Минхён отступает назад, возвращаясь к переулку, где были оставлены их вещи. Донхёк же стоит на месте ещё несколько минут, прежде чем отправиться дальше. Перед его глазами всё, как в тумане. Он закидывает сумку на плечо, пока Минхён убирал автомат обратно в боковой отсек. — Вытри лицо, — не поднимая взгляда, говорит старший. — Засохнет, будет трудно отмыть. — Пошёл ты к чёрту, — бросает в ответ Донхёк. — Дальше я пойду один. — Ещё чего, — хмыкает Минхён, поднимаясь. — Дорогу подсказать? — Ты просто конченный ублюдок, Минхён, — Ли смотрит в глаза напротив, полные пустоты. — Смеешь орать на меня и злиться, когда был на волоске от смерти, а я предотвратил это? Почему… — поджав губу, Донхёк анализирует взглядом рану на его шее. — Почему ты делаешь это? — Потому что… — Не нужно строить из себя всемогущего. Любой человек имеет право на ошибку, любой имеет право дать слабину, но когда ты закрываешь глаза на то, что я делаю для тебя, мне становится больно, — кладя дрожащую руку на сердце, Донхёк сглатывает тягучую слюну, — Вот здесь. Я же говорил… достаточно одного "спасибо", я не прошу больше, Минхён. «В таких ситуациях нужно объединяться, хочешь ты этого или нет», — урчащий живот снова даёт о себе знать. — Ты противоречишь своим же словам. Обходя Минхёна сбоку, Донхёк останавливается, сжав руку в кулак. — Удачной дороги.