шрамы на кофейной гуще

Хонджун проснулся раньше обычного. Намного раньше. В какой-то момент посреди ночи он просто открыл глаза и чувствовал себя очень напряженным. И он знал причину. Конечно, он знал. Он скучал по этому. Хонджун скучал по острым ощущениям перед боем, он скучал по тому, как адреналин течет по его венам, он скучал по чувству, как кровь приливает к пальцам. По тому как мир вокруг растворяется, а важной остается только цель. Он скучал по радостным крикам толпы, выкрикивавшей его имя всякий раз, когда он бил своего противника. Входя на кухню, он глубоко вздохнул, отгоняя эти мысли прочь. Это больше не было его жизнью. Больше никаких драк, никаких синяков, никакой боли. Хонджун подошел прямо к кухонной столешнице, положил на нее руки и оперся на них. Несмотря на то, что он проснулся без будильника, по наитию, привычная усталость не покидала его тела. Он повернулся, открыл шкаф, взял кружку — свою кружку, ту, на которой было написано «Я сука, я босс», — и поставил ее на длинную простирающуюся правее, поверхность столешницы. Затем он заварил кофе. Без добавления сахара и молока, просто обычный черный кофе, как Хонджун и любил. Терпеливо дождавшись, пока он будет готов, Хонджун налил его в кружку и снова стал терпеливо ждать, пока он немного остынет. Громкий вздох неосознанно сорвался с губ Хонджуна. Ранним утром, будучи на кухне одному, для него было естественно подпрыгнуть, когда внезапно он услышал громкий зевок не так далеко от себя. Витая в своих мыслях, Хонджун не заметил, как на кухню, тихо плетясь и шаркая по полу, вошла высокая фигура Минги, все еще закутанного в свою безразмерную пижаму. Младший медленно тер глаза, сон все еще виднелся на его лице, постепенно охватывая его и говоря вернуться обратно в теплую постель. — Минги, я тебя разбудил? — не громко спросил Хонджун, со всей, не присущей яростному бойцу, осторожностью протягивая ему руку и глядя на него с неподдельной нежностью в глазах. Младший покачал головой, наконец оказавшись достаточно близко к другому, чтобы взять его за руку и крепко сжать ее. Некоторое время он ничего не говорил. Они просто смотрели друг на друга, слегка улыбаясь. Затем Минги поднял другую руку и коснулся левой брови Хонджуна кончиками пальцев — настолько невесомо, будто перышками, — прямо над его маленьким белым шрамом. Старший никак не отреагировал. Для него в этой ситуации не было ничего необычного: обычно Минги прикасался к его шрамам, протянувшимся по всему его телу, оставшимся от прошлой жизни, говоря, что они прекрасны. Что они украшают Хонджуна. Он ни разу ему не поверил. Но он позволял младшему так говорить и просто улыбался. Также как и всегда. Через несколько секунд Минги той же рукой дотронулся до своей левой брови, до такого же побелевшего шрама, как у старшего. Это было необычно. Хонджун приподнял бровь со смесью замешательства и удивления, но не высказал своего мнения. — Они мне нравятся, — сказал Минги с улыбкой. — Я знаю…? — ответил Хонджун с коротким нервозным смешком, все еще сбитый с толку. — И я благодарен за них. Глаза старшего внезапно округлились, этого он совсем не ожидал. Как Минги, его драгоценный Минги, мог сказать что-то подобное после всей той боли, которую он причинил ему? Та самая боль, которая казалась ему лаской, но вероятно, была подобна бесконечной каторге для младшего, такого хрупкого и нежного, неспособного ничего с ней сделать. Как он мог сказать что-то подобное, после всех отметин, синяков, шрамов, которые Хонджун оставлял на нем? Он погубил его, заставил так сильно страдать. Как он мог быть благодарен за это? Минги, вероятно, понимал, что все эти вопросы приходили в голову старшему, поэтому он просто обнял его обеими руками — все еще прикрытыми длинными рукавами пижамной рубашки, — за шею и поцеловал медленно, нежно, заботливо, оставляя мягкое послевкусие на губах. — Ты знаешь почему? —спросил младший после. Хонджун слегка покачал головой, его глаза все еще были полны шока и недоверия. Минги с теплотой улыбнулся ему, той же улыбкой, которая согревала сердце его в самые трудные времена, когда все, о чем он мог думать, — это отказаться от попыток вести нормальную жизнь и вернуться на бесконечное поле боя, отдавая себя адреналину и энергии, бьющей из него. — Потому что именно благодаря им мы смогли встретиться. Именно благодаря им я познакомился с тобой. Это благодаря им мы теперь есть друг у друга. Хонджун почувствовал, как его сердце забилось быстрее от этих слов, не зная, что ответить. Он не мог найти, что сказать мальчику, которого так сильно любил. Он просто смотрел на него в ответ, чувствуя, как его зрение затуманивается из-за слез. А Минги просто знал. Он понимал, что тот чувствует — черт возьми, он всегда так делал, — и просто крепко обнял его, медленно поглаживая по волосам, убаюкивая их обоих, шепча что-то ласковое ему на ухо, чтобы успокоить. Хонджун всегда понимал его и был благодарен за то, что тот рядом, несмотря на всю причиненную боль. Кофе, забытый на столешнице, остыл.