Лохмотья принца

Оставшиеся дни миссии, Бельфегор напрочь игнорировал хранительницу Тумана. Это ей, конечно, было не очень-то и в тягость, по крайней мере можно было отдохнуть от его дурацкого смеха и глупой болтовни. Зато Скуало внимания было вдвое больше, принц не уставал кидать в него ножички, стараясь обрезать пару белых прядей, а иногда и вовсе доходило до рукоприкладства. Естественно, получал Бельфегор, поднять руку на капитана у принца не было ни смелости, ни в общем-то и сил, рана на хрупком теле принца заживала не так быстро как предполагал то Луссурия. Присматривать за ним теперь приходилось Скуало, так как королевская особа не желала больше находиться в обществе «этой занудной малявки». Роль Суперби на оставшихся заданиях этой миссии была не столь важна, чтобы требовалось присутствие капитана, поэтому заменять его пришлось Вайпер. Конечно, прохлаждаться (да еще и за деньги) в номере пока все работают, аркобалено было совершенно по вкусу, но всем удовольствиям, как говорится, есть конец. Что сказать о Бельфегоре, то здесь подошло бы одно слово - уныние. Рана была довольно серьезная, все-таки быть проткнутым насквозь катаной это тебе не детский сад вроде сломанной руки или челюсти, что обычно можно получить совершенно в любое время, стоило только хорошенько разозлить кого-нибудь со слабыми нервами, вроде Скуало или Занзаса. Быть прикованным к постели это конечно лучше чем ошиваться где-то в затхлых местечках, поджидая очередного врага, да и Скуало выводить доставляло немыслимое удовольствие королевской персоне, Суперби так забавно краснел и злился! Это приносило двойную радость. - Слушай, если ты сейчас же не заткнешься, я за себя не ручаюсь. Это был второй день в компании Суперби, его несчастные нервы были изрядно вымотаны. На Скуало напала странная сонливость поэтому, сидя в просторном мягком кресле, ему на время удавалось вздремнуть, но дурацкое пение принца не давало нормально погрузиться в сон. - Зануда. Акула, ты знал что ты зануда? – Бельфегор говорил негромко и медленно, словно ему лень было вообще это делать, будто слышать его голос это величайшее одолжение, которое он милостиво делает. Он всегда так говорит, как бы удостаивает великой чести слушающего. Суперби вновь закрывает глаза и отмахивается от вышесказанного как от надоедливой мухи. Бельфегор опять начинает петь. «Неужели этому ублюдку не хватает внимания?» - думает мечник, крепко зажмурившись. - Люси на небесах с алмазами*… На небесах С алмазами. Бельфегор думает, какой же все-таки бред эта песня. Но привязалась, сволочь. Почему с алмазами? Люси умерла и празднует на небесах свою смерть с алмазами? Кругом сияют миллионы-миллионы алмазов, а где-то посередине сидит девочка, что так их любит. Бельфегор представил это так четко,что ему подумалось что это такой сон. Люси с алмазами. Она любила их за то что они сияли, или за то что за них можно получить кучу денег? Неужели Люси настолько алчна, что даже после смерти, там, на небесах, все еще мечтает о деньгах? Вдруг вспомнился Мармон, и Каваллини невесело усмехнулся. Вокруг неожиданно стало так душно, что пришлось откинуть одеяло в сторону. Тут же стало как-то неуютно и принц свернулся калачиком, прижав колени к груди. Пролежав так секунд пять, парень понял что ему все еще жарко. Обычно приоткрытое окно на этот раз оказалось закрыто, видимо из-за того что акула не любит холод. Необычно для такого как он. Капитан уже давно спал, а если уж уснул, то разбудить его невозможно даже атомной войной, Бельфегор это еще с детства знал. И без того небольшая комната показалась принцу совсем маленькой, казалось, что стены сдвигаются, да и жара раздражала. С трудом присев и попытавшись потянуться, принц осознал что рана беспокоит уже не так сильно как раньше, павлин Луссурия ошибся, наказав ему трехнедельный постельный режим. Опустив ноги на холодный кафельный пол, принц вздрогнул. Разыскивая любимые сапоги, он вдруг осознал, что на нем одна футболка и трико. Дурацкие пижонские трико. Поспешно стянув с себя одежду, Бельфегор облачился в любимые джинсы и полосатую кофту. Заново шнуровать сапоги было лень, поэтому, захватив просторную куртку Суперби, принц осторожно вышел за дверь номера. Голова немного кружилась пока он шел к выходу, видимо из-за долгого «постельного режима». На улице стояла поздняя зима, снег вокруг таял, но все же было довольно-таки прохладно. Как окозалось, куртка акулы Бельфегору велика, но в этом был свой плюс – принц мог поплотнее закутаться в нее и спрятать руки в длинных рукавах. Свежий холодный воздух приятно охлаждал пылающие от недавней духоты щеки, принц-Потрошитель почувствовал заметное облегчение. Внутри было какое-то странное чувство, ощущение полной свободы, независимости. В последний раз такое было когда Бельфегор потерялся в торговом центре куда его таскал Луссурия в детстве. Остальное время он проводил в замке, а на заданиях всегда был в паре с кем-то, под тщательным присмотром. Босс видимо считал юного хранителя Урагана чем-то вроде склада с алкоголем, за которым нужен тщательный присмотр. Но босс не любил ничего так же сильно как этот склад, поэтому наверное это было не очень удачное сравнение. Жутко хотелось есть, а в кармане куртки Суперби завалялась пара банкнот, и Бельфегор не стал долго думать, а сразу направился в центр города. Вроде это был какой-то англиканский город, но Каваллини не помнил точно названия, сейчас его это не волновало, хотелось найти какое-нибудь кофе. И оно нашлось. «Старый толстяк» - имя захолустья, куда пришлось зайти юному монарху. Это конечно не то место, где должен есть настоящий принц, но урчащий желудок не оставил выбора, кроме как сесть за старый потрепанный столик у окна и заказать стакан молока. Более пристойного для королевского завтрака принц в меню не нашел. Одно название кофе внушало ему отвращение, не то чтобы принимать еду из грязных рук здешних поваров. Широко улыбнувшись, шлюховатая официантка приняла заказ и покачивая бедрами удалилась. За соседним столиком послышался дружный гогот четырех мужланов, когда Каваллини принесли молоко. Захотелось вдруг перерезать им всем горло, но парень был не в состоянии это сделать, ибо сил от голода совсем не было. Да и рана начала предательски ныть. Стало вдруг как-то гнусно. Тоскливо, неприятно, как хотите называйте. Куртка была виновата. Воротник был довольно высокий, и Бельфегор до самой челки провалился в него, пытаясь таким образом согреться. Куртка пахла акулой. Шампунем для волос, запекшейся кровью и почему-то виски. Все это смешалось, и в голове сразу всплывал образ Суперби, этой чертовой акулы. Молока расхотелось, поэтому принц заказал виски с содовой. Возраст его официантка уточнять не стала, едва завидев сверкающий в его руке стилет. На вкус было неприятно, непривычно, ведь до этого Бельфегор ни разу не употреблял алкоголь. После случая с «Кровавой Мэри», Мармон запрещал принцу пить. Но ведь ничего не случилось! Да кто он вообще такой, черт возьми? Принц делает что хочет. Допив, заказал еще. И еще. Потом захотелось пива, но деньги в кармане Суперби как назло закончились. Голова зверски кружилась, а тело приобрело странную легкость, вот-вот и Бельфегор полетел бы. Гогот мужиков за соседним столиком жутко раздражал, и принц, шатаясь, побрел в их сторону. Они не смеют смеяться над его Величеством! - Слушайте, сукины дети, - язык заплетался, а голос звучал как-то противно. – Вам всем нужно просить прощения, за то что вы смеетесь над… над принцем. Смех стал еще громче. Один мужлан, видимо приняв слова парня за глубокое оскорбление его чести, встал из-за столика и грозно направился в его сторону. - Джерри, ты че?... - Джерри? Что за имя такое – Джерри? Больше подходит для имени грязной свиньи, которой ты по сути и являешься. – Бельфегор сам не понимал что говорит, ему просто вдруг захотелось разозлить этого жирного небритого мужика. Его слова остроумием не блистали, но мужлан аж покраснел от злости. Только он замахнулся, как Бельфегор всадил в его толстый живот стилет. Издав какой-то булькающий звук, Джерри, скрючившись, свалился на пол. Его друзья секунду смотрели на это зрелище, потом на пацана который только что повалил их дружка. Бельфегор помнит только то, что битва была быстрой, было много крови, и официантка орала как сумасшедшая. А потом вдруг что он бежит по заснеженной скользкой дороге в сторону отеля в котором должен был находиться Скуало. На улице уже стемнело и принц толком не разбирал дороги, а то, что бежит не туда понял слишком поздно. Отеля не было видно, только дома, дома, дома, здания и толпа спешащих куда-то людей. Перед глазами все плыло. Рана ныла так, что казалось вот-вот откроется, если Бельфегор сейчас же не перестанет бежать и не остановится. Все кончилось тем, что Бельфегор забрел в какой-то закоулок, там, судя по пустынности, было довольно спокойно. Облокотившись о стену какого-то кирпичного здания, Каваллини пытался отдышаться. Рана вроде бы не открылась, но все равно доставляла кучу неудобств. На улице было уже так темно, ни зги не видно, принц на ощупь облокотился об мусорный бак и задремал, чувствуя себя последним ничтожеством. *** Когда Белфегор открыл глаза, перед ним было что-то белое, много-много белого и это был не снег, на ощупь это было как… волосы? - Придурок! Надо же быть таким придурком! – голос был знакомый, но голова трещала так сильно, что лень было вспоминать. Что-то, а вернее кто-то подхватил Каваллини на руки и куда-то понес. Перед глазами все плыло, а голова не хотела соображать. Принц попытался приказать отпустить себя, но язык не слушался, поэтому получилось какое-то непонятное бормотание. Было холодно, Бельфегор потеснее прижался к незнакомцу. От него пахло шампунем, кровью и виски. - Ты пил? Отвечай, ты пил? Что ему нужно? Это беловолосое создание угрожающе нависло над принцем и уже битый час задавало какие-то дурацкие вопросы. Длиннющие волосы щекотали лицо и шею, и принц тихо смеялся, вызывая еще пущий гнев беловолосой принцессы. Да-а, он похож на принцессу. Сам не понимая что делает, Бельфегор потянул руки к его лицу, вызвав тем самым удивление на лице принцессы, и коснулся губами чужих губ. Принцу так хотелось еще раз прикоснуться к этим прекрасным волосам и он вцепился в них словно кот, никак не отпуская. Даже когда принцесса сердито что-то бормочет и вырывается, он все равно не отпускает. Резко прервав поцелуй, принцесса смотрит в лицо принца своими пронзительно-серыми глазами. И перестает сердиться. На ее лице только удивление. - Ты все-таки пил, придурок.