Как же ты изменился, о старый мой друг!

Как же ты изменился, о старый мой друг! Стал тяжёлым, и хмурым, и грузным. Иногда я гадаю, чего же ты вдруг Временами мне кажешься грустным? Ты тоскуешь по крыльям? По яркой судьбе? По полетам над сизым туманом? По Эдему, по флейте своей... по себе, Каким был тогда: ярким и рьяным? Ты тоскуешь? Жалеешь? Тогда объясни, Почему до сих пор служишь мраку? В клетке, Арей, мой друг, ты как волк на цепи – Хоть и гордая, все же собака. Почему, расскажи, вместо флейты – мечи? Вместо крыльев – пустые обрубки? Почему ты ушел? Почему? Не молчи! Почему замарал в крови руки? Свет тебе не помог? Не поможет и мрак. Лишь оставит надежд пепелище. Ты и сам это знаешь ведь, старый дурак. Почему же скатился на днище? Ты упрям, как баран, но не глуп, как осел. Даже свет в тебе, дурень, остался! А ведь мог бы захлопнуть и мрак на засов, Если сам бы ему не поддался. Что ж, мой друг, я не в праве тебя осуждать. Свет и выбор – что крылья Пегаса. Ты и сам себе волен судьбу выбирать. Как и прочая серая масса. Но при встрече мы, Арей, сразимся всерьез. И плевать мне, что были друзьями. Только прежде хотел бы задать я вопрос, Что давно в голове назревает. «Не жалеешь совсем, что себя погубил, Жизнь доверив коварному змею?» Ты бы вряд ли свой меч из руки опустил. Лишь ответил бы тихо: «Жалею».