***
— Чай готов, — чашечка на тонком блюдце оказались на низком журнальном столике, стоявшем посередине комнаты. — Спасибо, Ириш, — не отводя взгляд от экрана телевизора, мужчина потянулся за напитком, — тсс, горячий, — обжегшись, резко отдернул руку обратно. — Осторожно, — тихо проговорила женщина, бросая недовольный взгляд на разлившиеся брызги чая, — Ген, ну что ты уткнулся в этот ящик? Весь вечер уже смотрим концерт, может переключишь? — Ириш, да ты послушай, какие песни душевные, это же наша молодость, — Геннадий покачал головой в ритм звучащей мелодии. На протяжении последней недели чета Кривицких готовилась к переезду — квартиру Ирины выставили на продажу, покупатель нашелся сразу. Теперь самыми сложным делом было собрать по коробкам нажитое и перевезти в старенькую квартирку отца Геннадия. Если с личными вещами можно было управиться за пару дней, то организовать сборку посуды, книг и прочего барахла, которое «имело ценность» для Ирины, получалось давольно таки трудно. И вот, не выдержав очередную песню, звучащую с экрана, Ирина вновь встаёт перед книжной полкой. Жильцов этой квартиры трудно назвать заядлыми читателями или любителями классики — полка была завалена различными медицинскими журналами, несколько книг с рецептами, которыми явно никогда не пользовались, и отдельный ряд с литературой, оставшейся еще со школьных времен Артема. Всё это сейчас летело в чёрный мусорный пакет. Каким-то книгам удавалось задержаться в руках Ирины, их откладывали в сторону, дабы забрать с собой. Вот журнал 2008 года, где печаталась статья известного израильского пластического хирурга российского происхождения — Геннадия Кривицкого, Ирина пролистывает его, натыкаясь на фотографию мужа. — Ген, смотри, что нашла, — женщина протягивает издание супругу. — Ого, — искреннее удивление заставляет мужчину оторваться от телевизора, — это же 15 лет назад было, ты как его сохранила? — Как-то сохранила, — Ирина пожимает плечами, постепенно углубляясь в свои воспоминания: она помнит, как следила за научной деятельностью Геннадия, читала его статьи. Павлова улыбается, понимая, что её интересовало не столько развитие пластической хирургии, сколько сам автор. «Боже, какая же я была дура», — пролетает в мыслях. Но отпускать прошлое трудно, не смотря на обиду и находясь в браке за другим человеком, Ирина не переставала «наблюдать» за жизнью Кривицкого даже из далека. Сейчас, вновь оглянувшись на супруга, Ирина соглашается с мыслью о том, что смогла сохранить и пронести через всю жизнь свою первую любовь, которая до сих пор греет её сердце. Разобрав полку с медицинскими изданиями, женщина заглядывает выше. Глаза наткнулись на сборник Лермонтова. Далее стоял томик Достоевского — его, Павлова, никогда не могла понять. За ним, две большие книги в синем переплете — «Война и мир» — взгляд Ирины побежал дальше. Один за одним стояли в ряд российские классики, с которыми Ирина не любила иметь дело и совершенно не знала как поступить. Выкидывать было жалко, забирать с собой — не хотелось. Особо резала глаза маленькая книга, стоявшая явно не по размеру за предыдущей. Привстав на носочки, Ирина достаёт виновницу беспорядка, быстро пробегая глазами по обложке — золотая надпись гласит: «Marcel Proust». Раскрыв книгу на одной из страниц, Павлова замирает на месте, всё ещё стоя на носочках и пытаясь разобрать написаное. Цепкий взгляд пробегает по мелким строчкам французского языка и тихо плывёт слезой.***
Яркий свет телеэкрана освещал спальню. Сквозь зашторенное окно слегка пробирался прохладный воздух, наполняя комнату вечерней свежестью. — Ну вот, рекламу через каждый 5 минут включают, — Ирина недовольно вздохнула, отключив звук телевизора. Перевернувшись на живот и подставив ладони под голову, женщина устремила пристальный взгляд на лежащего рядом мужчину. — Толь, вот честное слово, первый раз тебя вижу с книгой в руках. Планшет разрядился что ли? — ИринЛексевна, не мешай, я читаю, — спокойным тоном произнес Анатолий, — я же не отвлекаю тебя от твоего сериала, — мотнул головой в сторону телевизора. — Я вижу, что ты читаешь. Ты уже третий час читаешь, — недовольно вздохнула Павлова, — Что там такого интересного написано? — женщина приподнялась, дабы принять более удобное положение на постели — положила голову на подушку ближе к Анатолию, текст стал более видимым. Мужчина слегка потянул уголком губ, почувствовав приятный аромат женского парфюма, задержавшегося на кончиках её волос. Вдыхая ноты розы вперемешку с ванилью и лимоном, что напоминали ему о душном лете, Анатолий желал, чтобы этот момент длился как можно дольше, хотя бы вечность. И строчки текста совершенно перестали его волновать, и мир, казалось, вокруг замирал, когда он медленно вдыхал аромат её духов, всё еще державшихся на кончиках волос. — На каком это языке, Толь? — оторвавшись от мыслей, мужчина резко повернулся к Ирине, которая была совсем близко к нему, и щурясь, пыталась разобрать шрифт. — На французском. — Ты читаешь на французском? — Ирина не могла скрыть свое удивление. — Да, представь себе. Годы, прожитые в Швейцарии, дали такую возможность, — проведя рукой по книжному развороту, мужчина продолжил чтение. — Я думала, в Швейцарии на немецком говорят, — следя за текстом ответила Ирина, — а кто автор? — Марсель Пруст. Он есть в переводе, почитай, интересно пишет, — вновь спокойным тоном проговорил Анатолий, показывая свою занятость. — Ага, было бы у меня еще время на это, — женщина вновь переместилась на свою подушку, — Толь, прочитай вслух, хочу услышать твой французский. — Ир, у тебя уже сериал начался. И не говори, что ты никогда не слышала мой французский. Шутку Анатолия Ирина не оценила, а лишь замерла в ожидании выполнения просьбы. Алеников, в свою очередь, бросил короткий, но острый взгляд в её сторону, и понимая, что женщина не отстанет, набрал немного воздуха и приготовился к чтению: — Ce que nous appelons les sentiments de quelqu'un qui se tient en face est en fait le reflet de notre propre amour, — прочитал Анатолий, двигая пальцем вдоль строчки. Закончив, мужчина перевёл взгляд на Ирину. Та, погрузившись в свои мысли, смотрела куда-то в пустоту комнаты. Опомнившись, и заметив на себе мужской взгляд, слегка улыбнулась: — Очень красивый язык. Каждая фраза на французском звучит как признание в любви. — Ну можешь считать, что я тебе опять в любви признался, — рассмеявшись, добавил мужчина. В этот же миг он с легким ударом захлопнул книжку, отложив её на прикроватнную тумбочку, щелкнул выключатель света, поправил подушку, и наконец-то удобно устроился на постели, заключив Ирину в своих объятиях. Павлова молча наблюдала за резкими действиями мужчины, а почувствовав на своём теле теплые мужские руки, спросила: — Всё? На сегодня уже начитался? — Да, давай теперь твой сериал смотреть. Надеюсь, он про маньяков? — А то, — женщина улыбнулась, прибавляя звук начинавшейся любовной мелодрамы.***
— Ириш, помочь тебе? — переведя звук телевизора в беззвучный режим, Геннадий обернулся на супругу. Резкий мужской голос заставил Ирину вырваться из своих воспоминаний. — Вот эти книги наверное придется выкинуть или отдать кому-нибудь, — указывая на набравшийся пакет, Павлова всё еще не отпускала из рук маленькую беленькую книжечку, — а эти можем забрать с собой, — махнула рукой в сторону невысокой стопки, что образовалась на столе. — Ир, ты плачешь? — как бы не пыталась Ирина отводить глаза в сторону, мужчина заметил её блестящие слезы. Захлопнув белую книжечку, но не отпуская из рук, Ирина аккуратно смахнула горячие капли с лица. — Да вот перебирала Артёмкины школьные книги, что-то вспомнилось… — не договорив, Ирина обернулась к мужчине спиной, крепко зажмурив глаза. Геннадий поднялся с дивана и подойдя к супруге, аккуратно обнял её за плечи. — Ир, мы уже много говорили об этом. Продажа квартиры — единственное решение этой ситуации. В знак согласия Ирина быстро кивает головой, вновь стирая слезы с лица. — Ген, я пойду спать, — прикрыв дверцу книжной полки, Павлова целует супруга в щеку. Набирает почти полной стакан воды и покидает гостиную. Закрыв за собой дверь, Ирина практически бесшумно присела на край кровати. Белая книжка всё еще была в её руке. Не раскрывая её, женщина подносит переплёт к носу, стараясь почувствовать хотя бы малейший его запах. Она никогда не переставала думать о нём. Ведь у каждого человека есть свой запах. Если бы она могла сохранить его аромат в стеклянной банке и вдыхать, когда снова начнет сильно скучать, ей бы не пришлось искать его повсюду. Тонкие женские пальцы пробегают по страницам, пролистывая одну за другой. В мгновение Ирина натыкается на плотную картонную бумагу, что разделяет книгу на две части. Переворачивая картонку обратной стороной, женщина вновь крепко жмурит глаза. Проводит пальцами по карточке и в изображении узнает себя. Та старая фотография, что была сделана для сайта НИИ им. Склифосовского, когда Ирина только начала здесь работать. Секретом останется то, где Анатолий смог найти это фото, но именно его он хранил в книге. Со дня смерти Анатолия прошло практически 2 года. Два года в квартире Ирины всё ещё хранилась его вещь — эта книга, в которой была спрятана её фотография. Будто маленькая тайна, о которой Ирина смогла узнать только сейчас. Как секрет, который он долго скрывал от неё. «Ты мне нужна, Ира…», — его голос, похожий на мантру вновь звучит в её мыслях. Павлова убирает книжечку в прикроватную тумбу. Делает небольшой глоток воды и кидает взгляд на постель. Другая половины кровати пуста, супруг придёт позже, когда досмотрит концерт. Он аккуратно обнимет уже спящую Ирину, поцелуют в теплую щеку и тоже отойдет ко сну. Но Марсель Пруст был прав, ведь мы живем с теми, кого не любим, кого заставляем жить с нами, только чтобы убить невыносимую любовь.