но все не так, как представляет больной мозг...
бутылка измученного вина уже давно выдохлась — воздух сожрал остатки газов. с лизой они давно разругались, поэтому девушка перевелась в другую школу и, судя по фотографиям, нашла новых друзей. а даня... даня просто будет измученно смотреть издалека, подсматривать и иногда давать советы — сделает все, что может. даня защитит от надоедливых мажоров, что смеялись над русланом еще в начальной школе. даня хороший и хорошим он был только для руслана. по крайней мере к лизе он такую заботу не показывал. а так хочется веселья, но никакого праздника не будет и головная боль тому подтверждение. качели под ним продолжают скрипеть, пока большой палец смахивает уведомление — чтобы не маячило и не мешало наслаждаться концом детской жизни. последние капли алкоголя попадают в желудок, снова не уберегая разум от последствий: движения становятся смазанными и медленными, а мыслительный процесс превращается в резину. но идти надо: этот двор, где давно нужно поменять все оборудование, изжил свое, но все равно продолжал радовать детей, хотя бы своим существованием. нужно уходить с этого двора, где все уже изучено и исследованно, что даже становится неинтересно в нем жить. под кроссовками шелестит песок вместе с засохшими листьями, а пустая бутылка продолжала болтаться в руках, пока не пропадет в грязной, обоссанной собаками, мусорке. разум находится в прострации, пока пальцы набирают код от ворот, чтобы открыть их и скрыться за бетонными стенами, чтобы его искали все близкие и несуществующие родственники, чтобы плакали, молили бога, чтобы вернулся. а потом его найдет даня сидящим на очередной заброшке за городом, или расчлененного, упакованного в отдельные мусорные пакеты и разбросаны по всем нычкам в качестве закладок. руслан сам себе признается, что хотел бы превратиться в наркоту. на колонках продолжал кружить сырой бит. парень, что скрутил ноги на компьютерном кресле, подбирал что-то новое для хорошего звучания, пока уши не будут радоваться треку. за долгое время безмятежного молчания мыслей, в дверь позвонили и парень, уставше выдохнув, поплелся к двери. на пороге стоял поддатый руслан, который рассматривал белые извилистые полоски на своих кроссовках и пальцами перебирал ткань черной джинсовки. добрая ухмылка рыжего и русая голова медленно поднимается: даня кивает в сторону своей комнаты, пока сам направляется на кухню, ставить чайник. на фоне продолжал кружить один и тот же отрывочек, словно кашин переделал старый трек «what is love?» под новые реалии, и руслан присаживается на край кровати, осматривая обстановку: все точно так же, как и несколько лет назад. даня заходит в комнату с двумя кружками горячего чая, — руслан понял это по тому, как из чашек напиток испускает еле видимый пар, — ставит на стол и садится за компьютерное кресло, полностью обращая свой взор на парня перед собой, что перебирает свои пальцы, ломая их в эмеральдовых глазах. больно смотреть на трезвого парня, когда у того мозг из-за навязчивых мыслей крутится из стороны в сторону — делать задуманное или похуй, — все равно уже ничего не понять. они — выпускники и завтра наступает новый, взрослый этап в их жизни. возможно, они разъедутся в разные города — даня помнит из общих диалогов, что руслан хотел увидеть мир и показать миру свою музыку. но вторая мечта осталась лишь в словах, спущенные на ветер — тушенцов плохо поет. возможно даже поступят в один вуз — но они так и не обсудили это. парни дождались, пока чай остынет и пустит круги. кашин все это время неотрывно смотрел на шатена, что в свою очередь рассматривал пол, а там уже глаза бродили по различным предметам: неоновые подсветки, чтобы «картинка была ахуенная», лава-лампа, скейт, своя картонная копия, которую он звал азиз. затем медленно поднимает глаза на рыжего — тот, подперев голову рукой, смотрел на руслана, скорее выжидающе — пока тушенцов первый начнет диалог, а даня, как обычно, его закончит, захлопывая за спиной дверь — но на такой исход событий рассчитывал только руслан, потому что считал, что он — тяжкий груз на плечах кашина. последний же решил для себя — в огонь и в воду помчится за русланом, даже если его идеи окажутся бредовыми. например, как сейчас: в последний момент захотел поехать на выпускной бал, чтобы весело провести время с кашиным. «весело» — посмеятся над неудачными попытками одноклассника подкатить к девочкам помладше или бухнуть алкоголя, на который не скидывались. — классный бит, — кивает глазами в сторону компьютерной установки и даня поворачивается на стуле, чтобы остановить этот нескончаемый поток, который уже въедался ожогами в разум. — с давидом и ариной трек хотим сделать, — тушенцов кивает и, скорее всего, делает вид, что понимает о чем говорит кашин, пока в глазах играют искорки зависти — один раз даня отказал, сославшись, что совсем нет времени делать новые биты, и теперь руслан боится, что это произойдет вновь, — и какие планы теперь? даня протягивает в руки чашку с теплым чаем. он уже совсем остыл, но какая-то доля теплоты на керамике осталась — теплота бледных рук, покрытые веснушками, в которых сохранялась белая кружка. руслан плечом водит — совсем не знает. вроде, он был инициатором приглашения на выпускной, вроде, он должен что-то знать. но в голову совсем ничего не приходит. — поехали в школу. белая дверь автомобиля захлопывается и рядом оказывается кашин, раскручивая в руках ключи с маркой. а потом закидывает эту же руку на плечо, улыбаясь уголком губ, ведет к главному входу, чтобы позже засесть в актовом зале. в этом жесте подростковому мозгу видится что-то интимное, словно они не закадычные друзья, — более того, — пара, явившаяся на красную дорожку абы как. а в актовом зале уже во всю отражался от стен неон и играло на подобии современной попсы. даня фыркнул, уходя к столам с напитками, отковыривая оттуда розовое вино, открывая его, делая глоток, а остальное всучивает руслану. на одной бутылке дело не заканчивается и около их мягких стульев возле стен была уже выставлена темная «батарея» из пустующих алкашек. не в силах уже бороться с смуглыми руками, что так и тянутся за объятиями, даня в последний раз скидывает со своих плеч ладони и скрывается за деревянной дверью, оставляя руслана сидеть одного и держать в руках новую бутылку вина.Abrau Durso. pink semi - dry.
громкий хлопок пробки, что вылетела из узкого горлышка, практически с треском, привлекает внимание и музыка чуть сбавливает свои обороты громкости — теперь на фоне оглушающий звон в ушах от чего глаз сам по себе начинает дергаться. все подростки обращают внимание, как глоток за глотком наполняет сутки пустовавший желудок. капельки алкоголя стекают по уголкам губ, продолжая свой путь по подбородку и скрываясь на шее, а когда в бутылке остается чуть больше половины, белая футболка забирает их с собой, становять розовее. карие глаза рассматривают непонимающих одноклассников, пока губы дергаются, вырисовывая контуры кривой улыбки.а улыбка-то не сулит ничего хорошего...
улыбка пытается казаться менее криповее, чем есть на самом деле, но разбитое вдребезги и стертое в порошок сердце, вместе с нервными тиками и эпилепсией уже опустили руки: «пусть делает, что хочет...» говорят трое и закрывают глаза. правой рукой задевает столовый прибор, что лежал на протяженном столе и в измученный мозг с треском автомобильного стекла и неисправными вмятинами врезается больная идея. смуглую ладошку сразу же обжигает ледяной металл. на колонках заиграл рэйв-басс, и левая нога чуть пристукивает по полу в такт биту, пока на всех лицах окружающих потихоньку появляется непонимание смешанное с абсурдом — оттуда и издевательские смешки. ноги по непонятным причинам начинают вести к центру зала, пока нарастает дроп: там стоит стол с пустыми коробками из под пицц, различного фастфуда и пластиковые блюда с фруктами, а над ним возвышался сверкающий шар, отстреливая в глаза своими неоновыми отражениями. круглый столик чуть прогибается под толстой подошвой отбеленных вансов, а бесполезный мусор летит на пол, когда начинается припев. правая рука возносится вверх, кидая над собой столовые приборы: вилки острыми шипами врезаются в дерево, ложки падают на головы людей, оставляя небольшие шишки, а от ножей подростки извиваются, словно от огня бегут. в левой руке продолжала нагреваться бутылка вина, темные очки скрывают настоящий цвет глаз, а даня грустно смотрит на танцующего парня, ведь точно знает, что подобные выходки — часть его мании. так и с людьми у него. ведь он все знает, но до последнего вздоха будет скрывать. до своего последнего вздоха. а потом... снова полились слёзы, превращаясь в водопады. снова голос надрывается и теперь кричит слова трека сквозь боль и хрипоту. наступает проигрыш и он смотрит на людей, что снимали на камеры, смеялись, не понимали и не довольствовали. они явно не понимали. и сквозь эту толпу обращает внимание на грустные глаза цвета летних полей. глаза, смешанные с голубыми волнами и песочными пляжами, которые все понимали. понимали, что мания. понимали, что это ненадолго, поэтому постоянно таскал с собой таблетницу с успокоительными. а глаза-то добрые-добрые. понимающие-понимающие. верные-верные. и смотря на них, понимаешь всю абсурдность ситуации. весь бред, сделанный за несколько минут. зеленые данины глаза говорят что поймут, — кивает, сохраняя на своем лице спокойствие и, дабы подтвердить свои слова, сказанные в мыслях, добавляет улыбку краешком губ. парень вновь окидивает взглядом присутствующих, вновь делает пару глотков игристого вина. спрыгивает, не выпуская из рук темную прозрачную бутылку с надорванной этикеткой и подходит к дане, что обнимает его за шею и в омерзительном смехе покидают стены школы, показывая средние пальцы вахтёрам и оставшимся за спиной ученикам. — было весело, — перебивая свой же смех, гогочет руслан, обвивая рукой талию кашина. — сейчас еще веселее будет, — говорит парень и в другой руке уже сверкают ключи зажигания. руслан смеялся, когда на данины просьбы подарить ему на день рождения музыкальные установки для создания битов, родители всегда отвечали отказом. а вот когда кашин в шутку сказал про белый эскалейд — тушенцов залился смехом еще больше. в салоне пахнет новой кожей, свежестью травы и новым одеколоном дани с перечной мятой. шатен снова садится на сиденье рядом с водительским, пока сам даня захлопывает тяжелую дверь внедорожника, а через некоторое время появляется рядом, нервно вставляя ключ в замок. происходит рев мотора и на лице кашина руслан замечает довольную ухмылку — хоть и ждал, что от музыки будет больше удовольствия, — от эскалайда он тащится в разы больше. машина загудела и сильные руки вжимаются в руль, выкручивая его в обратную сторону, чтобы за спинами оставить старую школьную парковку. едут в тишине, почти под неслышную ушам музыку, льющуюся из дверных колонок и совсем не давящая на мозг, — руслан только получал уют и комфорт, который исходил от кашина в эти моменты, когда его рыжие волосы золотыми каплями извивались в солнечных лучах, что выглянули из панельных домов. блики фонарей, которые могли что-то осветить, появлялись на долю минуты и сразу исчезали, сменяя себя друг на друга. руслан вновь поворачивается на даню — глаза за дорогой следят, от солнца щурит, но очки любимые не надевает, — возможно, просто дразнит тушенцова. взгляд сползает на нос — что-то фыркает, вместе с тем губы кривит — они тоже красивые. странно, почему шатен раньше не замечал что-то подобное в лице друга, но такие трепещущие чувства, что заставляют сердце сделать несколько лишних ударов — руслан признается, что это в его жизни впервые. даня хороший — постоянно находится рядом, смотрит, словно на драгоценный камень, никогда не бросает один на один с попытками сбиться с пути — знает ведь, что это такое и не раз с таким сталкивался. пиво в дождь — всегда одобряет, прогулки до поздна — только под ответственность рыжего. даня хороший — руслан сам себе не соврет. и на момент разглядывания чужого профиля, шатен не замечает, как в его карие глаза всматриваются чужие, зеленые, напоминающие изумруды. — рус, все ништяк? — выглядел он в глазах кашина так себе: сполз по белоснежному сидению, словно превратился в лужу, одна рука пристроилась над головой, а другая на подлокотнике. хотелось казаться более увереннее в глазах руслана и даня, как всегда, перестарался — шатен прижался к предплечью рыжего, смотря прямо в глаза, словно умоляя не оставлять его. усмехнувшись положению тушенцова, даня вернул запястья на руль, дожидаясь зеленого света — светофор мигнул несколько раз и все машины впереди них стартовали. даня давит педаль в пол тем самым вжимая руслана в кресло еще больше. за окнами мелькал яркий пейзаж, что светился в карих глазах драгоценными бриллиантами — шатен на миг почувствовал себя ребенком, которого везут в диснейленд, а кашин только ухмылку выпускает, наблюдая завороженный вид друга — пьяный ведь. кашин извивает рулем, словно всегда знал, что нужно делать, уверенно смотрит на дорогу, периодически кидая взгляд в сторону тушенцова — шатен ненадолго прикрыл глаза, чтобы восстановить прежнюю картинку без всякой ряби, но на дорогу выскочил какой-то хер на девятке, заставляя даню разбудить руслана и опрокинуть его на панель управления. — ублюдок, — шипит рыжий, заводя мотор. когда двигатель вновь произвел свой завораживающий рык, кашин посмотрел на шатена — и на этот раз испугался больше, чем за свою жизнь, — русь, ща все будет, — поспешно протараторил даня, выворачивая руль на дорогу, а там уже в ближайшую аптеку. ничего не понимая, темная бровь возвышается над глазом и руслан устраивается в кресле поудобнее, но только лицо отразилось в боковом зеркале — даня, а только потом руслан, больше напрягся. тоненькая струйка алого цвета выкатывалась одной капелькой из ноздри до уголка рта, там же и пропадая. — все нормально, — рукава джинсовки, что до этого пропитались солью, на этот раз терпели кровь. парень поднимает голову на водителя, встречаясь с такими же испуганными глазами, и шатен взглядом повторяет те же слова, заставляя рыжего немного сбавить скорость эскалейда, — просто остановись где-нибудь.. парковка около детской площадки, возле которого шла стройка нового дома — практически на обрыве. перед глазами застыла картина маслом, словно этот пейзаж руслан уже видел на одном из шедевров шишкина — золотое солнце разливало свои богатсва по этому необитаемому пустырю. сверкающие майские листья на деревьях отражались в карих глазах, в которые заглядывал даня в поисках своих ответов. все ли хорошо, а если хорошо, то на сколько? болит ли у руслана голова? сколько так они еще просидят, друзьями, если трезвый мозг кашина не даст сбой. даня смотрел в эти черные глаза, словно утопая в бездне — он бы мог сравнить эти очи с черной дырой. — рус, — дожидается, пока чужие глаза окажутся в его поле зрения, но продолжать не спешит. разглядывает еще немного, прежде чем парень напротив не отведет взгляд, — все ништяк? глаза закрываются, а губы прыгнули в усмешке. «да, все ништяк, даже голова не болит» — сказать хотелось, но вместо этого кивает, продолжая рассматривать чужие веснушки, расфокусированным взглядом переходя чуть дальше, за болотный лонгслив. рыжий, в свою очередь, смотрит практически трезвым взглядом, с более выраженным удивлением — не может поверить, что все хорошо, потому что небольшая капелька вновь падает на белую футболку, оставаясь там до первой стирки — а когда она будет? руслан сам знать не желает. бледная рука тянется к смуглому лицу, контрастируя на его фоне, вытереть эти надоедливые капли, что портят не только внешний вид тушенцова, но и его одежду. с замирением сердца даня, как на зло, уже не может остановиться и действует медленно, чтобы не спугнуть. большой палец немного затрагивает верхнюю губу, вытирая засохший бордовый пепел. сам тушенцов не мог и дернутся, словно синдром быстро ретировался, чтобы не нарушать столь уютную обстановку — черные глаза только и могли бегать по веснушчатому лицу, как чужие руки по-свойски обосновались на щеках. и как чужой взгляд вновь остановился на его кровавых глазах, смешанных с кока-колой. рыжий не успел понять, что происходит, когда почувствовал нежное касание губ, что покрыли его собственные. и назвать это чем-то особенным — фильмах не назвали бы. это странное движение, словно не имело никакого значения в их отношениях. даня на миг открывает глаза — его крепкие руки продолжали держать маленькое лицо руслана. а тушенцов улыбался. искренне и за этот месяц — по-настоящему. вторая попытка поцеловать кашина оказалась более настойчивой — губы сминали чужие, надеясь на ответную реакцию, — а если нет — руслан сумеет все свести в шутку, если его пьяный мозг не забудет или язык не запутается в словах. спустя секунды ожиданий, шатен почувствовал отдачу, а так же напор — даня привык все главенство забирать на себя. от наполнивших чувств, руслан издал некий стон и схватил чужие руки, которые в момент показались отдаляющимися. первым отстранился даня, уверенно и трезво смотря на парня перед собой, у которого опять рябь перед глазами пошла от алкоголя и новых чувств. кашин не выглядел напуганным, в отличие от руслана, наоборот, он понимал, что тушенцов пьяный, на завтра, возможно, такого не будет. а не будет, потому что убежит опять — помнит все попытки сблизиться, ненароком посидеть у дани на студии, посмотреть как работает. все прекрасно помнит. — руслан, ты пьяный, — говорит с хрипотцой, словно неделю гонял на марафонах без воды. тушенцов закрывает глаза и поспешно кивает. — и что с того? — даня повторяет его движения, вжимаясь в лоб шатена, словно это как-то ему поможет протрезветь, — это уже не имеет никакого смысла. — не будешь бегать, как в прошлые разы? — шатен открывает глаза, отстраняясь от чужого лба и всматриваясь в чайные глаза с толикой непонимания, — я давно раскусил тебя, — усмехается сохраняя лицо спокойным, — когда я отказываю тебе — ты всегда потом скрываешься от меня. тот же отказ в помощи написания битов год назад. я помню, русь, — кашин снова притягивет к себе парня, укладывая его голову на своем плече. оставляет невесомый поцелуй на чужой щеке и улыбается, смотря в напуганные глаза, — руслан, все в норме. все ништяк, — теперь слабая улыбка проскальзывает на смуглом лице, но не успевает полностью проявится, как очередная порция коротких поцелуев одолевает тушенцова. — дань, я бит хочу написать, — смотрит из-под лба, вновь растекаясь по салону. кашин осматривает перекресток, загорается зелёный и машина с рёвом срывается с места. даня стрельнул взглядом в руслана, — с тобой, дань. — я тоже люблю тебя, русь, — улыбается, вновь успокаивает рычание движка, — я тоже. happy