Гитара, котята и Луна

Для Джонхёна лето пахнет в первую очередь табачным дымом и стёртыми в кровь пальцами, что перебирают струны гитары привычно из года в год. Он не уверен, есть ли у струн свой запах, потому что тот наверняка уже впитался в кожу и каждую тряпку из забитого самодельного шкафа, разваливающегося по частям. Он просил мастера на все руки и по совместительству басиста Пак Ханбина собрать новый уже тысячу раз, но тот только отнекивался и убегал в студию к Ким Тэрэ, пропадая из зоны доступа на несколько дней. Чёрт знает как, но именно таким образом появились лучшие треки их группы. Джонхён привык считать, что это заслуга полностью его. И его шкафа, конечно же. Он откладывает гитару в угол заваленного хламом балкона и достаёт из пачки сигарету. Последняя. Прикидывает, сколько в следующем месяце придётся выпрашивать из бюджета группы на запас сигарет для одного него, но всё же зажигает, цокнув. Его уже давно просили перейти на что-то более дешёвое, но Ли терпеть не может дешёвые сигаретки из ближайшего ларька и те противные одноразки, что обычно курит малышня под окнами, тихонько смеясь и шушукаясь. Окно открывается со скрипом, но Джонхёну уже лень думать о надобности смазать петли, поэтому он просто кладёт локти на подоконник и высовывает голову на свежий воздух, кажется, впервые за эту неделю. Солнце бьёт в глаза и приходится зажмуриться, но в июне оно не настолько беспощадное, так что привыкнуть легко. На площадке у дома ребятня играет в догонялки и громко визжит, от чего уши должно закладывать, но Джонхён живёт с громкими звуками рука об руку: ни один из их небольших концертов в местных клубах не проходит тихо. Спасибо Харуто, который не знает, как бить по барабанам нежнее, чем со всей дури и до треска палочек. Взглядом Джонхён ловит двух бабуль. Как и ожидалось, они с самого утра расслабляются на лавочке под раскидистой яблоней и заглядывают людям в окна. Ли приветливо им улыбается и мысленно желает парочке яблок упасть как можно ближе к этим милым женщинам, что уже стали перешёптываться, поглядывая на гитариста и синхронно качая головами. Следующая задача – выловить мяуканье. Под домом живут котята, которых Джонхён ежедневно подкармливает. Вся чернота мира собралась вокруг бедных животных, раз из всего дома, всего района и всего города о них вспоминает только Ли Джонхён, играющий в группе на гитаре со средней школы и живущий в сто сорок третьей квартире старенького пятиэтажного дома. Однако во дворе никакого мяуканья не слышно. Джонхён даже сигарету чуть не роняет от волнения, когда замечает незнакомую фигуру в кустах под окнами. Мальчишка на вид чуть младше Джонхёна согнулся в три погибели и кормит котят чем-то в яркой упаковке. За то время, что Ли заботится об этих малышах, он успел выучить каждую обёртку дешёвых лакомств из супермаркетов, поэтому с высоты третьего этажа, насколько ему позволяет испорченное за компьютером зрение, удаётся заметить, что именно парнишка даёт котятам. Кошмар. Просто кошмарище. — Эй, — Джонхён высовывается из окна и окрикивает парня внизу. Тот поднимает голову резко и, кажется, испугано. Будет знать, как котят кормить всякой дрянью. — Ты что творишь? Парень встаёт, а серый комочек рядом прибивается к его ноге. Мяукает. — Кормлю котов, — его голос ниже, чем Джонхён представлял. Теперь остаётся надеяться, что парень не окажется перекачанным амбалом ростом в три метра, который сейчас выломает дверь и изобьёт Ли до полусмерти. Ну, главное, чтобы гитару не тронул. — Я сейчас спущусь, подожди. Джонхён тушит недокуренную (последнюю, блять) сигарету, захлопывает окно так резко, что стекло чуть не вылетают из рамы, впрыгивает в поношенные кроссовки и выбегает из квартиры, взяв с собой нормальный корм. Дверь закрыть забывает, но это не так важно, ведь даже если его решат ограбить, из самого ценного дома только гитара и статуэтка за двести гонконгских долларов. Может ещё полбутылки вина у самой стены в каком-то из кухонных ящиков. Зато кошачьего корма там навалом. Если в дом решат вломиться фурри, то Джонхён реально в опасности. С бабушками у подъезда он решает не здороваться, чтобы потом подслушать новые интересные слухи о себе от них, и летит под свои окна, где его уже ждёт парнишка… в краске… Его щёки изрисованы красным, но он наверняка не в курсе, а белая футболка испачкана разными цветами, яркими настолько, что хочется зажмуриться. Один комбинезон чистый, и на том спасибо. Мальчик представляет из себя самый стереотипный образ художника, влюблённого в свою работу и летающего в облаках большую часть времени, поэтому Джонхён решает списать покупку плохого корма именно на это. Он игнорирует изучающий взгляд на себе, потому что понимает, что в свою очередь выглядит как плохой парень из книг и сериалов, который носит банданы и растянутые футболки, а по ночам гоняет на байке по пустой трассе. На самом деле, из всех этих пунктов он подходит только под второй. И вообще, он не такой страшный, каким может показаться. Художник, видимо, тоже это чувствует, поэтому улыбается. — Это плохой корм, — Джонхён присаживается к котятам, которые радостно мяукают и коротенькими лапками топают к его кроссовкам. Они считают, что Джонхён самый тёплый на свете и предпочитают забиваться в капюшон его толстовки, чтобы согреться. Хозяйка квартиры строго настрого запрещает заводить животных, поэтому всё, что остаётся – тайно плеваться в неё ядом и устраивать котятам ночлег за пределами дома. — Я не знал, простите, — вежливый. Парнишка опускается рядом и тянет руку к самому стеснительному комочку, чтобы тот сам решил, давать ли себя погладить. Малыш осторожно принюхивается и тычется носом в пальцы, а потом трётся уже за ушком. К Джонхёну этот котёнок привыкал добрые две недели, но тут доверился сразу. То ли привык к людям благодаря гитаристу, то ли аура у парня добрая. — Они тебя любят, — Джонхён решает, что перейти на «ты» не будет преступлением. Тем более, теперь их с этим парнем связывают три комочка, живущие под дряхлой пятиэтажкой. — Я тебя тут раньше не видел. Парень отрывается от рассматривания серого котёнка, что уже смелее ластится под руку, и улыбается Джонхёну ещё шире. — Я случайно тут оказался. Увидел котят и решил помочь, но, видимо, Вы неплохо за ними ухаживаете, — мальчишка в ответ решает разговаривать официально, что смешит Джонхёна, потому что обычно его считают подростком, с которым можно общаться на «эй, ты», но это, безусловно, приятная деталь. Парень двигается ближе и принюхивается, точно щеночек. — Фу. — Фу? Джонхён успевает забрать назад все хорошие мысли о вежливости парня, вместе с этим отшатнувшись. Что ещё за «фу»? — Сигареты Вас погубят, — по-доброму, наверное, замечает он, будто бы Джонхён сам об этом не знает. — А тебя – непрошенные замечания, — Ли хмурится, поражаясь тому, как легко его только что унизил парень, с которым они знакомы от силы минуты две. Даже не знакомы, на самом деле. Джонхён задумчиво ковыряет дыру в своих широких джинсах и думает, чем бы ответить на такую бестактность, решая зацепиться за пятна на щеках. — У тебя краска на лице. Вот тут, — он указывает на свою щеку, а парень от удивления глаза округляет и хлопает ресницами часто-часто. И правда не знал. Он возит ладошкой по щеке, но вслепую не попадает по мазкам, поэтому Джонхён решает помочь. Котята заинтересованно следят за парнями, изредка моргая глазами по очереди. Сначала правым подмигнут, а через пару секунд вспомнят о левом. Ли вытирает щёки осторожно, стараясь не сделать мальчишке больно своими грубыми от струн пальцами, и показывает ему перепачканную в красной краске ладонь. Тихое «о» несдержанно слетает у того с языка. Не знает, куда себя деть, пытаясь решить, бежать ли сейчас в магазин за салфетками или просто вежливо поблагодарить, поэтому выбирает вообще третий вариант: — Я Мун Джонхён, — он сглатывает ком в горле, обхватывает руками колени. Яркая упаковка от корма всё ещё в его руках и котята бегут на запах, начиная облизывать край. — Эй! Это плохой корм. Ли смеётся тихонько, отбирая пачку и открывая свою. Мун Джонхён наблюдает молча, отчего-то боится спугнуть. Тишина уютная, но непривычная для гитариста, проводящего всё время с музыкой в наушниках или на шумных репетициях с группой. Хочется прокашляться, чтобы наполнить хоть какими-то звуками пространство, образовавшееся вокруг парней. Котята начинают тихонько чавкать любимым кормом и подлизываться к упаковке, тыкаться крошечными мордочками в ладонь Ли Джонхёна и поглядывать на его нового знакомого, который продолжает улыбаться во все тридцать два. Боковым зрением Ли замечает, что глаза Мун Джонхёна и правда напоминают два растущих месяца. Или сыр. Почему-то. — А Вы?.. — Я тоже. Ли Джонхён, — он держит пакетик, забавно отогнув испачканные пальцы, чтобы голодные котята случайно не съели ничего лишнего. Они всё-таки забегают в киоск за салфетками, к слову. Можно было просто зайти домой, но оставлять мальчишку с краской на щеках совсем не хотелось. Мун Джонхён громко смеётся, а Ли на это только греет уши. Тепло расплывается в животе, когда парнишка помогает вытереть краску с рук и невинно консультируется насчёт кошачьего корма. Выслушивает внимательно каждое слово Ли Джонхёна, на удивление болтливого сегодня, и, кажется, улыбается ещё шире, чем прежде (куда ещё). Мун Джонхён заглядывает к котятам стабильно пару раз в неделю и перекрикивается с Ли, всё так же курящим на балконе. Позже встречи начинают превращаться в распитие чая и тихую игру на гитаре, лёжа на большом матрасе, который хозяин дома с гордостью величает кроватью. Мун продолжает забавно кривиться и размахивать руками от запаха сигарет, впитавшегося даже в стены квартиры, поэтому Ли Джонхён пересиливает себя и покупает первую в своей жизни электронную сигарету. Сам плюётся сначала и называет её тинейджерской бредятиной, но продолжает травиться, чтобы видеть облегчённое выражение лица своего теперь уже парня, который выбрасывает оставшиеся пачки сигарет в мусорку под домом. На душе Ли кошки скребут от этого. Как раз те, что под окнами его живут. Уже выросли совсем. Мун Джонхён начинает разбираться в хорошей музыке и кошачьем корме не хуже своего горе-гитариста, знакомится с группой, которая принимает первого партнёра Ли Джонхёна за долгое время как-то слишком уж приветливо, а потом покупает смешную игрушку в виде котёнка, похожего на стесняшку под их домом. Теперь они проклинают хозяйку квартиры уже вдвоём. А бабули, кстати, полюбили солнечного художника сильнее, чем вечно хмурого гитариста. Болтают с ним у подъезда и по секрету передают, что Мун Джонхён – лучшее, что случалось с этим домом за всё время его существования. Каждому соседу он умудряется поднять настроение, с каждым ребёнком на площадке находит общий язык, а главная радость – он заставляет Ли Джонхёна делать это всё вместе с ним. Возможно, бабули просто злорадствуют, видя его мучения, но теперь это не так важно. Мун Джонхён – вот, на кого Ли теперь обращает внимание. Мун Джонхён, который рисует котов на каждом попавшемся под руку листочке и Ли Джонхён, который собирает эти рисунки и клеит их на холодильник. Самый первый отправился под чехол, к совместному полароиду. Ли гордится тем, что сумел отхватить свой лучик у луны. Лучик, разрисовавший однотонные футболки из нового шкафа версии два точка ноль, который увеличен Пак Ханбином ровно в два раза, чтобы уместились вещи нового жителя. Квартира больше не кажется серой и безжизненной, а дверь всегда закрывается на ключ, потому что теперь драгоценность, которую могут украсть – это каждый сантиметр старых стен, перекрытых картинами; испачканный краской ковёр посреди комнаты; хлипкий мольберт у кровати и валяющаяся возле него палитра; кошачий корм, прячущийся в каждом кухонном ящике; бутылка вина, опустошённая за один вечер разговоров ни о чём; гитара с непонятными, но самыми красивыми на свете узорами масляной краской; яркая салатовая толстовка, которую Ли Джонхён покупал для себя, но возненавидел в первый же день после покупки, а потом проглотил все свои слова вместе с комом в горле, когда Мун позаимствовал её впервые. Свет уже не так лениво пробивается сквозь окна и уверенно падает на сцепленные руки, целует ресницы, а потом разрешает повторить то же самое Мун Джонхёну. Теперь драгоценность, которую Ли Джонхён защищает от бандитов и грабителей-фурри – это Мун Джонхён и дом, который он создал своими волшебными руками в красной краске.