Смерть не повод умирать

Неделя прошла как в тумане, за окном медленно сменяли друг друга солнце и луна… День, ночь… День, ночь… Это было непередаваемое ощущение пустоты и нахождения не в своем теле. Осаму выполнял различные действия будто заведённая ключиком кукла. .Эта кукла была, несомненно, красива и весела. Но таковой являлась лишь для лиц посторонних, никак его не касающихся. В квартире всю эту неделю стояла почти что гробовая тишина. Мелкий бытовой шум, и тот, уменьшился до минимума. Оставался неизменным факт повисшего в воздухе напряжения. Оно пропитало помещение. Каждый уголок, каждую щель, казалось, каждую молекулу. В эти дни парень почти ничего не ел. Нет, голодовкой это назвать наверное было нельзя, он ведь ел… Но настолько мало и редко (один раз в день, а то и в два), что это очень сильно на неё смахивало. После прошествия столь короткого промежутка времени, показавшегося вечностью. наконец раздался звонок. Лучше бы он не поднимал трубку… Лучше бы не выпускал из дома… Лучше бы он был там вместо него… — Здравствуйте! У нас есть новости о состоянии вашего друга. — Раздался из трубки сухой текст скрипта. — Здравствуйте! Говорите скорее — Шатен жаждал узнать что происходит. — Нам удалось спасти его от смерти, но впоследствии процедур и операций он впал в кому. — Шансы очнуться? — Как-то убийственно спокойно. — Семьдесят процентов. — Хорошо. Это все? — Да. — Могу ли я узнать адрес и номер палаты? — Об этом надо было беспокоиться ранее! Из трубки послышались грудки. Пальцы шатена ослабли, и он выронил телефон. Он медленно осел на пол, слез не было, он выплакал все за эту неделю. Была боль, боль и ещё раз боль. Нескончаемый ее поток. Как это назвать? Его парень попадает в кому после отправления наркотой, и, как ему сказали, смесью психотропных веществ. (именно какой-то хитрой смесью составов) Он же в свою очередь не знает ни адрес больницы, ни-че-го. Казалось, Дазай сам впал в своего рода кому. Он испытывал ощущение того, что он плавает. Даже не плавает, а с трудом удерживается на воде. Один промах — он пойдет ко дну. Тянулись дни, недели, месяцы… Ему никто ничего не говорил. Накахара точно был в другом отделении больницы, если вообще не в другом учреждении. О том, что его перевезут в другое место, сообщили ещё в скорой. Приближалась зима… Зима холодная и суровая. За время, что прошло от звонка, Дазай не убирался, поэтому почти все покрылось слоем пыли. Он не видел смысла в существовании без него, без его лиса. Он сильно исхудал, неизвестно как выжил, сюда бы подошла реплика «Врачи разводят руками, говорят — аномалия» Время близилось к декабрю, время было готовить что-либо. Осаму надеялся, как дурак, на чудо. И, кажется, впервые, вышел из дома не на прогулку с собакой. Ах… Как же раздражал этот запах людных мест, эти возгласы детей, парочки, что мирно ходили, держась за руки… Казалось, его бесили не эти факторы, а то, что кто-то испытывает счастье. Что кто-то любит, и ему есть кого любить. Дазаю с порога захотелось уйти, но он переборол эту неприязнь. Нехотя, медленной походкой он направился внутрь здания. Спустившись по лестнице в подвал, который, к слову, был огромным рынком, он почувствовал резкий запах пряников, спирта, каких-то ягод, и запах различной выпечки и выпивки. Он купил чуе в подарок шарфик, теплый свитер и коллекционную бутылку вина. Себе же не купил ничего.